
К традиционному индуизму, какой представлял Рамакришна, Нарен (Вивекананда) относился критически. Юноша верил — или полагал, что верит, — скорее в разум, нежели в интуицию, скорее в различение, чем в слепую преданность. Экстатические состояния Рамакришны смущали его. И он не мог представить себе, что стал бы проводить всю жизнь в медитации и богопочитании, запершись в четырех храмовых стенах. Неспокойная натура влекла его к бродячей жизни, совесть реформатора подталкивала к социальному служению.
Встреча с Рамакришной просто сбила его с толку. Он твердил себе, что перед ним безумец, одержимый одной-единственной идеей. Но в то же время Нарен чувствовал, что человек этот ему очень дорог и что, вопреки себе, он почти готов следовать за ним. Почти — но нет, это же немыслимо! Нельзя же стать учеником сумасшедшего! А Рамакришна наверняка сумасшедший. Сумасшедшим должен быть именно Рамакришна, иначе — что за дикая мысль! — сумасшедшими придется признать Джона Стюарта Милла и Герберта Спенсера, а также реформаторов из Брахмо самаджа, да и вообще весь мир. Но если Рамакришна в здравом уме, то Нарену предстоит вывернуть наизнанку и полностью перетряхнуть все, во что он верил и чему учил его мир. Себя ему тоже предстояло вывернуть наизнанку.
Яростное сопротивление, оказанное Нареном притягательности Рамакришны, есть мера его величия. Он ничего не мог принять частично. Альтернативой для него, без сомнения, могло стать только полное самоотречение. Недаром же много лет спустя, когда Нарен уже был Вивеканандой, он сказал одной западной последовательнице учения, которую друзья поддразнивали за бесконечные сомнения, колебания и неспособность отдаться вере:
— Пусть никто не сожалеет, что не сразу поддался убеждению. Шесть долгих лет я противился моему Учителю, но в результате изучил каждый дюйм пути.
Кристофер Ишервуд
Рамакришна и его ученики