«Возраст — это то, что существует в наших мыслях. Если вы о нем не думаете — его нет». /Марк Твен/
************************************

Однажды будет вам за сорок,
Но по секрету вам скажу,
Что каждый возраст очень дорог,
Своим я тоже дорожу.

Все так же радуюсь рассвету
И верю в детские мечты...
И в то, что чудную планету
Вращают на себе киты.

И я вас точно заверяю:
Чем старше - радужнее сны.
Я с каждым годом ожидаю
Приход красавицы - весны.

Я в маникюры ещё верю,
Люблю изысканный парфюм.
Я о потерях не жалею,
Ценю находчивость и ум.

А мне уж далеко за сорок,
Но я давно не дую в ус,
Без макияжа и оборок
Какая женщина на вкус?

Без сногсшибательной улыбки,
Чтоб обязательно каблук...
И к черту прежние ошибки,
Гипертонию, сердца стук.

Кардиограмма пусть не катит,
Анализы с ума сведут,
А вы себе купите платье, -
Болезни сами все уйдут.

Примите от меня советы
Обидчиков своих прощать.
И научитесь в чём-то, где-то,
Врагов улыбкой угощать.

Встречайтесь иногда с друзьями
И проводите вечера,
Ведь жизнь как миг, и наше «завтра»
Уже меняем на «вчера»

Любуйтесь солнечным закатом,
Где весь в веснушках небосвод.
Цените тех, кто с вами рядом
По жизни будничной идёт.

И пусть мне далеко за сорок,
Но я всё так же хороша!
Мне возраст мой настолько дорог,
Насколько светится душа!


© Татьяна Олексийчук

Я пришла из ниоткуда, и уйду я в никуда...
Проживу по чести, то, что мне отмерено.
Сожалеть я буду после, в столь преклонные года,
Лишь о том, что так внезапно мной
потеряно.

И однажды я осмыслю - годы вянут как букет.
Посмотрюсь я в зеркала - .они не радуют.
А в душе - всё тех же двадцать озорных, счастливых лет,
Лишь на волосы мои снежинки падают.

Что-то где-то не успела и любовь не обрела -
Так бывает... жизнь проходит и всё тоньше нить.
Оглянулась... Посмотрела - «я уже... была»,
Только мне ещё хотелось... «быть.»


«Многое, что можно было бы сделать, мы не делаем, сами и не зная, почему.»
/Эрих Мария Ремарк/


© Татьяна Олексийчук

Нам всем раздали по судьбе,
Всем - ближним, дальним, мне, тебе.
И по дорожке нам раздали,
Вот только счастья нам не дали.
Мол, не положено давать,
Его положено ковать.
И вот куём с утра до ночи,
А сил всё меньше, дни короче.


И, вдруг, мы поняли: оно
Нам тоже сызмальства дано.
С ним ночевали мы, дневали,
Но этого не понимали.
Не знали, с чем его едят,
И в днях, которые летят,
Земное счастье есть в избытке.
И зря мы делаем попытки
Его найти, когда оно
То в дверь стучится, то в окно


© Лариса Миллер

Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров,
мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы.
Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета.
За ними поют пустыни,
вспыхивают зарницы,
звезды горят над ними,
и хрипло кричат им птицы:
что мир останется прежним,
да, останется прежним,
ослепительно снежным,
и сомнительно нежным,
мир останется лживым,
мир останется вечным,
может быть, постижимым,
но все-таки бесконечным.
И, значит, не будет толка
от веры в себя да в Бога.
…И, значит, остались только
иллюзия и дорога.
И быть над землей закатам,
и быть над землей рассветам.
Удобрить ее солдатам.
Одобрить ее поэтам.





(с) Иосиф Бродский

Прости меня, что я не Тони Старк —
Обычный парень из пятиэтажки,
В динамиках играет Линкин Парк,
Мы делаем нерезкие затяжки
Весны, что в город ворвалась.
И вот мы вместе, нет это не страсть,
История двоих усталых путников,
Что в одиночестве устали красть
Кусочки счастья в космосе у спутников.
Весна сожжёт пленённый город
В любви, в объятиях и в спорах,
И пусть развеет ветер порох
По подворотням и дворам,
Он с привкусом Японии, дорам.
Всё скрытое в твоей душе
Цветами прорастёт на шрамах,
И что сказать тебе? Уже
Всё поле застлано в тюльпанах.


© Станислав Ильин Уан

июнь. в разгаре ягодный сезон. у Времени нет времени на сон. у городских рачительных завхозов — дороги, скверы, улицы, мосты. иной стакан не терпит пустоты. любой из нас — отъявленный философ, что занят наполнением посуд. потом ещё подарки принесут на день очередного оборота Земли вокруг светила и оси. пусть сбудется, о чëм ни попроси. создатель пашет до седьмого пота, содействуя служителям пера. всегда на высоте, всегда пора проверить на случившемся досуге не патефон — проигрыватель, но зато большой. всегда заведено. в почете нынче творческие муки затворников — из комнаты ни-ни.
а зря — настали солнечные дни, те самые, которых не хватало. в лесу глазами хлопают грибы, предпочитая улизнуть с тропы при виде перочинного металла. иные страхи почвенны, увы. для полного — абзаца ли, главы? — довольно незначительной детали. надеюсь, век оставив за бортóм, про нас напишет кто-нибудь потом: они любили жить.
они летали.

(с) Резная Свирель

«Tombe la neige», — хрипловато поёт баритон.
«Tombe la neige». Слава Богу, что это не стон,
Не мольба, не надсада, а песня с грустинкой.
На земле, что вращается старой пластинкой,
Те же речи, и встречи, и песни всё те ж.
Тихо падает снег, и звучит «Tombe lа neige,
Tombe la neige, tombe la neige». На заигранном диске
Всё о том же, о том же — про счастье и близкий,
Близкий счастья конец. Та, что так дорога,
Не придёт, а на землю ложатся снега.
И снега и любовь превратятся в былое,
Чтобы снова воскреснуть под чуткой иглою.


© Лариса Емельяновна Миллер

.

люди любят растворяться как таблетка аспирина,
и однажды понимаешь, что опять стоишь один.
вот он - город под кроссовкой, ветер снова дует в спину,
под ногами - цепи улиц и царапины машин.

вроде небо в капюшоне, и последняя монета
с одиночеством в кармане уж не пьет на брудершафт.
в мыслях - фантики надежды, в рюкзаке - остатки лета,
и в бутылку из-под кваса не вмещается душа.

вроде счастье и свобода, в проводах танцует вечер,
солнце водами заката заливает свой камин.
вот сюда бы человека! чтоб обнять его за плечи
и немного раствориться в нем, как тот же аспирин.

где-то ж ходит этот некто, может, встретится однажды
и напишет свое имя на стене твоей души.
но пока на этой крыше есть один из сотни граждан, это ты, что тоже важно, так что прыгать не спеши.

этот мир, большой и пестрый, можно видеть в одиночку,
надевать его на мысли, самому ловить рассвет.
кто-то плачет рядом с кем-то, кто-то снова ставит точку,
чьи-то чувства за полгода навсегда сошли на нет.

большинство чинило сердце, кто-то вырезал с концами,
кто-то гонится за кем-то, кто не влюбится вовек.
есть и те, кто даже с кем-то остаются мертвецами, ведь пустого человека не наполнит человек.





(с) Дикон Шерола (Deacon)

хочешь про монстров? тогда послушай.
в мире немало легенд про зло.
монстры, что в них, не воруют души.
нет у них морд и копыт козлов.
нет алых крыльев, смердящих серой,
нет ни котлов, ни горящих вил.
истинный монстр не спит в пещере
и не тревожит в озерах ил.

много легенд, только монстров больше.
если захочешь, найдешь сейчас.
где бы ты ни был – в Канаде, в Польше,
бродят они, облачившись в нас.
как же сражаться? молитвой в келье?
главное, помнить, бросаясь в храм:
монстр не ждет под твоей постелью,
монстр лежит на постели сам.



(с) Дикон Шерола / Deacon

А жизнь — это сумка, ну, может, рюкзак, смотря с чем удобней шагать по дороге.
Кому-то охота катить чемодан, кому-то кармана хватает в итоге.
Вначале, как нищий, идешь налегке, успев затолкать в свою сумку лишь веру,
Но с каждой минутой нести тяжелей - добавится всё, и успех, и потери.

Встречаешь в дороге таких же бродяг, хватаешь их мысли, советы, упрёки.
И каждый стремится хвалить свой багаж: смотри, как хорош, и завидуй, убогий.
Один приукрасит, что носит алмаз, другой причитает, как тяжко с рубином,
И ты понимаешь, что хуже других, а в сумке твоей — лишь озёрная глина.

Но если научишься слушать себя, следить за своей, пусть потрепанной, сумкой,
Ее заполнять не вещами — добром, улыбкой, надеждой, хорошим поступком,
Хранить в этой сумке картины, стихи, мелодии, танцы, рассказы, идеи,
То будет не стыдно оставить ее, когда твои руки ослабнут, старея.

(с) Дикон Шерола / Deacon

Когда она начинает черты его забывать,
то за кисть хватается в неумолимом страхе.
Начинает его отчаянно рисовать,
и молить небеса о плахе.

Она очень устала - небо порой звонит.
Шепчет на ухо, как в жизни много новых приобретений.
Но она не слышит - от боли в ушах звенит,
Потому что ни с чем не сравнится эта ее потеря.

Бог, пошли ей в жизнь тысячу лучших хороших людей!
Оберегай ее так, чтоб другим было даже завидно.
Но когда она плачет, помня его каждый божий день,
Сделай так, чтоб это не было больше видно.

Когда она начинает черты его забывать,
То рисует порой гуашью, порой акварелью,
А потом, закрыв лицо руками, падает на кровать.
Шепчут имя его и шелестят деревья.

Порой ломает кисти, порой точит карандаши,
Но никак не может закончить с его портретом.
Не достучаться ей до холодной его души.
Потому что с ним холодно. И самым жарким летом.

Она все с надеждой рисует его черты.
Пытаясь вспомнить, как он любил ее - слишком страстно.
Но небесам не видно любящей красоты.
И неясно, как может злодей быть таким прекрасным.


© Катерина Нильская

запоминая все, о чем не говорят, мы, призраки таких отчаянных ребят, что видят в смертной тьме подобие удачи, прокладываем путь для жизни вопреки, сквозь слёзы хохоча, сжимая кулаки, не знающие, как выигрывать иначе.

мы лезем на рожон и бьемся об заклад — что делать, если тот, кто в этом виноват, сидит, давно седой, на облаке из ваты, прилежно дважды в год звонит в колокола, а на земле давно не сыщешь ни кола, ни ладного двора, ни самой крайней хаты.

мы действуем на глаз, ведомые чутьем, идём туда, где свет, и сквозь него идём — из рухнувших систем выстраивать порядок. мы выросли на корм, и век наш — волкодав, но если время есть, и друг-кинолог прав, то даже этот век покорно ляжет рядом.




(с) Кот Басё

Не стесняйся своего сердца. Все мы со шрамами...

кочевники сидят на берегу. смеркается. на том и этом свете горит костёр. качает лодку ветер. ночь, примеряя лунную серьгу, исследует размеры пустоты, сверяет факты, изучает формы. пытается предстать в пределах нормы. а ты смеешься, потому что ты — плывущий лотос, ловчие комет, калмыки, статуэтка бодхисаттвы, окрашенная в цвет осенней жатвы. великие создатели примет придумывают новые — к добру. по-барски щедро делится дарами окраина, богатая дворами. пожалуй, только смерть не ко двору.

кочевники поют своё нигде усталой птице, облаку, дороге. ненужные отечествам пророки есть братья не по крови — по воде.
в границах улиц, города среди сквозь каменную пыльную рогожу, сквозь серую асфальтовую кожу просвечивают древние пути. там каждый первый назван, но незван. здесь только лес, поляны, ежевика. попробуй для начала поживи-ка в какой-нибудь из нашенских нирван.

туман крадет у взгляда берега. вселенная — большая кладовая. издалека течёт, не уставая, спокойная буддистская река стеной горизонтального дождя.
минуя тень фонарного скелета, кочевники шагают дальше, в лето. и коллективно машут, уходя.

(с) Резная Свирель