Есть люди-печки. К ним идут, когда надо согреться. Побудут с таким человеком рядом, получат тепло, участие, отогреются, - и можно дальше жить! Оттаяли и согрелись…
Есть люди-аптечки. К ним идут, когда больно, когда ранили или отравили злыми словами и делами. С ними делятся наболевшим и получают лекарство добрых слов и утешений. Исцеляются и живут дальше.
Есть люди-свечки. К ним бредут в кромешной тьме, когда потеряли путь, когда утратили ориентиры, когда не знают, куда ступить и где выход. И умный совет освещает дорогу жизни. И свет надежды вспыхивает в сердце.
Зачатие длится 12 минут и это лучший момент во всей педагогике. Дальше сплошные убытки. 40 недель ты толстеешь от одного взгляда на булочку. Тебя разносит, бесит и тошнит одновременно. Ходить тяжело, сидеть неудобно, лежать вредно, жить тошно. Ощущение, будто выпила аквариум и внутри плавает черепаха. Родятся дети тем же дурацким способом, какой использовали инопланетяне в голливудском кошмаре. Не по-людски как-то. Причём роды — это не конец приключений. Всё лучшее впереди и ты ещё не раз об этом пожалеешь.
Дети не дают спать. Их почему-то бесит, если родители спят. Какают они исключительно, когда вы надели пять штанов и зашли в лифт. А однажды нарисуют на стене такую бабочку, что не сразу ототрёшь.
Каждый день дети едят, пьют и другими способами портят настроение. Чуть что не так, они же на тебя орут.
В три года ребёнок вернётся из сада с грандиозной шишкой на лбу. Ты пойдёшь и убьёшь чужого папашу. Он так и не успеет понять, за что.
К десяти годам смиришься с двойками и перестанешь искать, кто в родне был такой тупой.
В двенадцать лет чадо признается, что любовь разрушила его жизнь и всё зря.
В тринадцать обнаружишь в его кармане сигареты и ужаснёшься.
В четырнадцать найдёшь презервативы, ужаснёшься, но уже не так бурно.
В шестнадцать сама подсунешь ему презервативы и вспомнишь, каким он был милым, когда в тринадцать только начинал курить.
Потом заявится какое-нибудь Маша или Витя, всё в прыщах и очень ранимое. И вот они уже вдвоём грабят твой холодильник, одалживают без возврата, бьют посуду и запираются в ванной. И тебе же надо их мирить. Полы они вымоют лишь однажды, под Новый год, после шикарной драки со скандалом и валидолом.
Но зато. Зато! Однажды ты найдёшь в шкафу свой портрет, написанный шариковой ручкой. Там у тебя будут кривые ноги, квадратная голова, косы размером с солнце, косоглазие и нос на щеке. Ты поцелуешь каракули и решишь, что оно того стоило.
Ноябрь - это тайный портал, ведущий из промозглой и пасмурной реальности в заснеженный и уютный мир.
Месяц свитеров из ангоры, кашемира и шерсти, месяц приятной музыки, месяц кофе или чего-то покрепче, период, когда душа ищет утешения в чём-то тёплом, приветливом и родном.
Не сразу, но постепенно затяжная хандра, долгое время не выпускающая из своих цепких лап, сменяется ожиданием Нового Года. Протяни руку и ты уже там. Попасть из поздней осени в зиму это по ощущениям примерно то же, что играя в прятки, залезть в тесный платяной шкаф и неожиданно оказаться в большой и светлой Нарнии. Хорошо, что наши опасения не всегда оправдываются, иногда жизнь готовит что-то получше, чем мрак после мрака. Ёлку с разноцветными гирляндами, например.
Природа устроена мудро. Свинцовые тучи не могут вечно заслонять небо, солнце всё равно выйдет, пусть не сегодня - так завтра. Темноту можно переждать, а можно ничего не ждать и просто светить самому. Зажигать звёзды на вечернем небе и мечтать. Много мечтать. Это одна из главных причин, почему в России основные праздники приходятся на самые холодные месяцы.
Жизнь хороша тем, что в ней всегда остаются какие-то мелочи, помогающие поддерживать хрупкое душевное равновесие. Находить их настоящее искусство.
Что-то зимнее и таинственное уже открывает свои двери. Декабрь вот-вот приготовит шарлотку и рогалики с маком. Лови его первые приметы, вдыхай вместе с «крепкообнимательным» и «скороновогодним».
Если концу ноября ты еле волочишь ноги, то к середине четко осознаёшь, что некогда уставать и хандрить тоже некогда. Неплохо было бы обновить зимний гардероб. Куртку, тёплые ботинки, шапку, и шарф. Нужно ещё накупить подарков. Продумать, где отмечать и главное с кем. Сделать все необходимые покупки, записываться во всевозможные кружки, и постараться успеть то, что не успелось за лето и осень.
На плохое совершенно не остаётся времени.
Дотянешь до декабря, а тут тебе и Новый Год и мандарины, и оливье. И «А слабо, как в детстве, скатиться с горки?» и «Одевайся теплее», и «Какая бабушка красивая на старых фотографиях» , и «Давай посмотрим сегодня вечером этот фильм?».
И вроде бы можно жить. И не думать о том, сколько пройдено и сколько ещё предстоит пройти. Ведь жизнь для того и даётся, чтобы даже посреди бесконечного хаоса и затяжных туманов, мы успевали побыть счастливыми.
... всюду были влажные опавшие листья:
они лежали во дворах, на тротуарах,
на проезжей части, налипали на машины.
Казалось, весь мир припорошило
смесью коричневого сахара и корицы.
Канун праздника - еще не праздник.
Это день "накануне", день ожидания и предвкушения. Ни в коем случае не праздник! Подготовка к нему.
- Материальная, трудовая: купить на заработанные деньги, приготовить яства, подарки, прибрать дом, навести чистоту. Украсить пространство, в котором будет праздник.
- И духовная подготовка, психологическая: настроиться на праздник. Вспомнить его смыслы. Проявить терпение и сдержанную радость, ожидать, хранить тайны подарков и угощения...
Праздник - особенный день, отличный от других. Наполненный таинственным смыслом. И есть очень простой способ уничтожить праздник. Стереть его. Обесцветить. Лишить всех смыслов. Само таинство праздника истребить. Способ наипростейший: нужно лишить праздник кануна. Ожидания.
Антонина Терентьевна потеряла память в шестьдесят семь лет. Сначала она забыла адрес своего дома, несколько дат, названий, имён. Следом вылетели из головы многочисленные названия лекарств, препаратов… Потом в одночасье Антонина Терентьевна забыла, что больше сорока лет работала врачом-педиатром. После этого она забыла имена близких и перестала понимать зачем живёт. Последним, что она утратила, было имя сына. И хотя, когда она смотрела на него, глаза её по-прежнему лучились любовью, светом и добротой, она никак его не называла, но ведь и говорить-то почти перестала. В сущности, она так смотрела всю жизнь на всех детей, хотя на сына всегда смотрела с особой любовью.