Сейчас Оксана Акиньшина является одной из самых популярных и востребованных актрис отечественного кинематографа, на счету которой уже более полусотни ролей. Любопытно, что жизнь 36-летней актрисы сама по себе уже достойна целого фильма, а может даже и сериала. Свою первую роль Оксана получила в 13 лет, а спустя пару лет она уже увела из семьи известного музыканта Сергея Шнурова, который был практически в 2 раза старше ее. Слава вскружила голову молодой актрисе, а многочисленные романы мешали учебе, поэтому из школы Оксана выпустилась со справкой вместо аттестата. Как же сейчас живет актриса, которая бросила двоих мужей и троих детей?
«Вы разбазарили остатки Советского Союза. Ещё и награды предателям выдаёте»: Козловский подверг жесткой критике политический курс Медведева
Евгений Козловский, занимавший пост Министра геологии СССР 14 лет и создавший множество трудов по геологоразведке, в 2011 году, в свои 82 года, не побоялся высказать критические замечания в адрес тогдашнего президента страны Дмитрия Медведева.
Козловский был удостоен грамоты «За заслуги в области образования». Узнав об этом, профессор написал президенту письмо, в котором выразил свой отказ в получении награды и подверг жесткой критике политический и экономический курс, проводимый Медведевым.
«Вы разбазарили остатки Советского Союза. Еще и награды предателям выдаете», - написал Козловский.
Сильное возмущение вызвал у Евгения Александровича факт награждения орденом Андрея Первозванного последнего секретаря ЦК КПСС и президента СССР Михаила Горбачёва.
Профессор не мог понять, как можно награждать высшей наградой РФ человека, который допустил в стране полный регресс в экономике и промышленном комплексе. Как можно было допустить развал Советского Союза? Козловский был абсолютно уверен – действия Горбачёва можно трактовать только как измену Родине и предательство.
«Я не могу получать грамоту за свои заслуги после того, как высшая награда страны вручена предателю Отечества. Я воспринимаю это как личное оскорбление», - гневно написал Козловский.
Он воспринял поступок президента как издевательство над прошлым страны и над людьми, жившими в СССР. Укорил его в том, что вместо объединения людей, он сеет раздор и смуту. И что все наследие Союза растоптано благодаря непрофессиональному и бессильному управлению экономикой страны.
В письме Козловского – вся его боль за страну и за людей, в ней живущих. Он всю жизнь отдал на честное служение Родине и не мог спокойно смотреть на предательство и отступничество.
«Вокализ» — его авторский голос, ностальгический, лирико-трагический. «Эта спокойная, суровая мелодия — как судьба, будто целая жизнь прошла через тревоги, испытания, беды», — писал биограф композитора С. Федякин.
Философская возвышенность и глубина мысли этого завораживающего своей красотой произведения Рахманинова, сделала его поистине гениальным. Задушевная свободно льющаяся мелодия композиции, поражает своей лиричностью, плавностью и широтой.
Мелодия, будто на крыльях прекрасных птиц поднимающаяся вверх, воспринимается как голос души, которая взлетела до небес и оттуда нежно разговаривает с нами.
Основанная на небольшой попевке, которая вариантно развивается в свободном стиле, характерном для церковного знаменного распева, она воспринимается на одном дыхании, так как создаётся впечатление непрерываемой текучести кружевной музыкальной ткани.
Все романсы ор. 34, в который входит и «Вокализ», были написаны в июне 1912 года. Известно, что 1 сентября того же года они были проданы издательству А. Гутхейля и уже в следующем году вышли в свет.
Но для завершения работы над «Вокализом» композитору понадобилось три года, если считать со времени первого наброска романса, сделанного весной 1912 года. Чистовая рукопись (второй редакции произведения) датируется даже позже того времени, которое указал сам композитор - сентябрем 1915 года.
«Весной 1915 года Рахманинов показал 1-ю редакцию «Вокализа» А. В. Неждановой.
«Вокализ» опубликован под старым издательским грифом А. Гутхейля (1915) с посвящением А. В. Неждановой, которая 25 января 1916 г. в присутствии автора исполнила его с оркестром С. А. Кусевицкого. Благодарный композитор подарил певице первый вариант рукописи.
ноне сомнений в выборе фигуры дня. Ив. Козловского единодушно избираем такою фигурою, чей ДР ноне.
Избираем в немалой степени от чуйства некоторой вины зане вослед за Вен. Ерофеевым бездумно повторяли бывало поносные слова в адрес сего ИК, толком-то и не слыша никогда. Вот - слушаем. и смотрим.
А в наполнение «Невыносимой русскости бытия» настоящего:
"Мы все прекрасно понимаем, что в результате боевых действий разрушаются
не только старые города вроде Донецка или Харькова. Разрушаются дружеские
связи. И мне бы хотелось, чтобы, когда эта свистопляска закончится, наряду
с памятниками погибшим солдатам поставили бы памятник погибшим отношениям.
- Людям, которые вроде бы живы, но друг для друга погибли. Зачастую даже
не брав в руки реального оружия, потому что война бывает разная.
Я бы к этому памятнику цветов не принёс. Но он нужен." @ Игорь Никольский
Коварного вида дама в шляпке — это, конечно же, Клавдия Шульженко. Она не всегда была той бабушкой, которую в детстве я часто видел по телевизору. Помню в её исполнении песню «Синий платочек» и особенно то, с какой экспрессией Шульженко буквально выкрикивала в зал заключительные строки этой песни:
… Строчит пулемётчик
За синий платочек,
Что был на плечах дорогих!
Впрочем, у текста знаменитой песни «Синий платочек» — своя непростая история. И не было там сперва никакого пулемётчика, да и войны никакой там ещё не было:
«… И вновь, как цветочек, синеет платочек — милый, желанный, родной!..»
И только потом уже, в ходе войны, появился у песни тот самый, всем нам знакомый, текст. Непростая история, да… Слова менялись много раз — но мелодия всегда была одной и той же.
Если бы композитор Ежи Петерсбурский подарил нам одну лишь эту мелодию, то и тогда он навсегда вошёл бы в историю нашей песенной классики. Но одним лишь «Синим платочком» дело тут не ограничилось: ведь редко кто не знает у нас ещё одной мелодии Петербурского, ставшей теперь настоящим символом предвоенных лет. Вот спросите у кого хотите, наугад: с какими популярными нашими песнями связано у него в сознании то время — конец 30-х годов? Спросите, и вы непременно услышите в ответ: танго «Утомлённое солнце». Мелодию этого отечественного шлягера также написал Ежи Петерсбурский. Мелодию — но не саму эту песню!..
Обо всём, однако, по порядку.
Ежи Петерсбурский был одним из тех талантливых еврейских музыкантов, становление которых происходило на стыке российской и европейской культур. Он родился и учился в Варшаве, которая тогда входила в состав Российской империи. Там он совсем ещё малым ребёнком научился играть на рояле, там же он подростком дебютировал в качестве пианиста. Музыкальное образование он получил в Варшавской консерватории, а стажировался он в Вене, где на его способности обратил внимание сам Имре Кальман, который и посоветовал ему заняться эстрадной музыкой. Между прочим, в Вене Ежи Петерсбурскому довелось поработать и вместе с Александром Вертинским.
В 20-е и в 30е годы, уже в независимой Польше, его имя было, как говорится, на слуху — по многочисленным эстрадным песням, по музыке к польским кинофильмам и спектаклям, по его опереттам и, наконец, по его выступлениям в качестве пианиста в эстрадном оркестре Гольда, одним из организаторов которого сам же он и являлся.
Так вот. В 1936 году польскую эстраду буквально взбудоражила его мелодия, которая — с польским текстом Зенона Фридвальда — в один миг и на долгое время стала в Польше самым настоящим эстрадным хитом: танго «To ostatnia niedziela» («Это воскресенье — последнее», или просто: «Последнее воскресенье»). Звукозаписывающие фирмы не успевали выпускать всё новые и новые тиражи грампластинок, с разными оркестрами, в разных манерах исполнения и с разными исполнителями — всё сметалось с прилавков подчистую.
Первым — и лучшим — исполнителем танго «To ostatnia niedziela» был, однако, Мечислав Фогг — звезда польской эстрады тех лет. Давайте послушаем одно из его исполнений:
Танго — это и вообще грустно, но уж тут, согласитесь, что-то совсем запредельное. Прямо-таки душераздирающая — хотя ведь и прекрасная! — мелодия Ежи Петерсбурского и соответствующее ей — впрочем, великолепное — исполнение Мечислава Фогга… Ну что, посмотрим теперь текст Зенона Фридвальда?..
