Мне было четырнадцать, когда я впервые стянул с себя одежду и отправился в лес. А лес безграничен, можно идти по нему неделями и не встретить ни одной человеческой души. Пересекать трассы по ночам, обходить стороной жильё. Я скажу, что лес нежен и беззащитен. Разве что сумасшедшая собака будет преследовать тебя несколько суток, напевая себе под нос, чтобы не бояться, светя слепыми красными глазами в темноте: "Пумпурумпурум, пумпубумпубум, дальше поворот, дальше под кустом. Пумпурумпурум, снова поворот, пампарампарам, нюхаем следы..." Она может ходить вокруг дерева всю ночь, пампарампарам, пока дерево вырастает над лесом к самой луне. Только птицы живут здесь. Они никогда не спят. Про умерших говорят, что они заснули. Стая следует за темнотой вокруг Земли. Те, кто устало садятся на ветви рядом со мной - станут людьми, проснутся в квартире, съедят свой завтрак и уйдут на работу, но стая продолжит путешествие, преследуя ночь. Собака под деревом остановилась, чтобы сделать кое-какие пометки в своём собачьем дневнике, что-то вроде: "проходил это место уже раз двадцать. Жизнь - это бессмысленное хождение по кругу", перечитать носом получившийся запах и продолжить своё исследование. После регулярных пометок в конце ночи, собака приходит к неизбежному выводу, что кроме неё здесь никого нет, и отправляется дальше восвояси, к новым разочарованиям. Дерево, выросшее до луны, до того, как рухнуть с первыми лучами солнца. Я кричу, потому что я счастлив и боюсь высоты, это будет нечто невообразимое - полёт, и белые камни под волнами листвы не двигаются и ждут, как черепа зрителей, навсегда вычеркнутых из списка приглашённых. Несколько раз ты подпрыгнешь, несколько раз нырнёшь, но когда ты остановишься (а ты остановишься рано или поздно), камни оживут и похоронят тебя.

Солнце светит сквозь рёбра скелета: повелитель камней Сизиф распростёрся на валуне под названием Земля, крутясь, продолжившем своё путешествие назад в доантичные времена. Эта клетка, пусть и грудная, для меня - самое подходящее место. Время - полдень, и я схожу с ума от жары, пот льёт ручьями, запах пота смешивается с запахом заживо сгорающей на солнце древесины, полуденный сон звенит в яркой влажной точке высоко в небе...


Когда мне исполнилось пятьдесят, я встретил рассвет на берегу моря в шезлонге, холод пробирал струны света, звучащие струны протянутые сквозь тело, струны-ступени, ведущие на небо, располосовавшие прибрежные камни и то, что под ними (там так тесно, кость к кости, сильней чем зубы стиснутые в ненависти, белые скользкие камни дна прижаты один к другому, как любовники, мы все занимаемся любовью на рассвете). Солнце, похожее на крик младенца у меня в голове, розовое, алое, белое, невидимые, нервущиеся струны, рождение песни: девочку девушку звали марина, звали домой, звали с собой, белые простыни порезал портной, порезался кроя, свадебное платье... И конечно танец - зрелище не из приятных, старикашка дёргающийся, прыгающий вверх, в небо, хватающий, зубами пытающийся схватить молодые солнечные лучи... щенок - недоразвитый, глупый, оставленный беззаботными родителями, это вот я и мои пятьдесят - неугомонный хвост, за которым всё это время я гонялся по кругу, так и не сумев ни разу схватить - всегда что-нибудь мешало - марина - мне пришлось жениться на ней - так и проходит жизнь человеческая... и где же тот молодой хвост сейчас? Так вот же он, всё там же, за спиной! и - снова здорово.

Папа "мается дурью" (нет мы не курим анаши, папа - псих сам по себе), на берегу он поёт и пляшет, кружится на месте и падает, замирает на камнях. По дороге между пляжем и домом идёт почтальон, он не видит ни меня, ни папу. Оглядывается по сторонам, синяя беззащитная капелька, дрожащая от ужаса, что ему приходится таскать в своей огромной сумке на плече, все эти оживляющие мертвецов эликсиры и дистанционные пульты управления водородными бомбами, сумка шевелится - это называется "свежая почта". Нет, всё, хватит, ну-ка вы двое, быстро в дом - а то сейчас ещё кто-нибудь появится. Сколько можно, я же собирался о Марине написать! У меня есть один приятель, портной, так вот, он всегда сразу замечает, когда что-нибудь становится слишком длинным, и сразу - хвать! по нему ножницами, хороший парень, правда однажды чуть правую руку мне не оттяпал, она, видите ли, длиннее левой оказалась (в тот день мы с сыном много гуляли, папа пойдём сюда, папа пойдём туда, папа посмотри какая девочка, и так далее, до самого вечера он таскал меня за собой повсюду, откуда ты только взялся такой, а? и мне действительно стало казаться, что рука, за которую он держал меня неотпуская, стала длиннее, ну а портной - парень без выкрутасов, ему никогда и ничего не кажется)...

...Так что почтальоны к нему не ходят - боятся, знают, чем дело кончится, сумка-то казённая... короче набилось нас. И все мы двинулись на кухню. Где накрыт стол. Где распахнуто окно. И это всё, дальше читать необязательно. Сначала умер почтальон... ладно так и быть, дорасскажу. Почтальона звали Франц, Франц Кафка (он ещё как-то Марку Стренду почту приносил), отца семейства звали Хулио Кортасар, а его приятеля-портного Виан Б. - похоже на титры в конце фильма, не так ли? Саша остался один, он всегда был один, его мамой была птица... И всё-таки я немного расскажу о Марине - так, совсем вкратце. Таких как она называют "танцующая по небу"...

Начало долгого, начало бесконечного дня, когда мне исполнилось пятьдесят лет. В кухне прохладно, завтрак - яичница и виноградный сок, хлеб. Саша пьёт воду из-под крана и плачет, умывается, снова пьёт, успокаивается, садится за стол. Шум моря, крики детей и женщин, шёпот автомашин - пляж, незадолго до этого ещё пустовавший, теперь затоплен отдыхающими телами; уродливые купальники, цветастый мусор, анилиновые насекомые - разве они не прекрасны? Тяжёлое счастье спелой плоти - тяжёлое, словно золото... О чём ты думаешь, папа? Я мечтаю, Саша, я хочу превратиться в чернокожую девушку с развращённым сознанием и нестареющим телом, вызывающим у обывателей необузданные желания. Взгляды и лица их увлекая за собой, я иду по пляжу - заклинательница ядовитых змей, заставляющая тех сглатывать собственный яд, я отдыхаю на изъеденном морем дереве в тени мужчин, выскальзываю из рук и кандалов, и из прозревших глаз, которые отныне и вовеки веков не закрыть уже; вместе с волками ночью вою на луну белую как героин на который меня подсадили. Учить и учиться. А потом найти этот дом. Наш дом? Глупости, у нас не может быть дома, мы всего лишь гости здесь, уходим сейчас же, немедленно!

Слишком поздно, с днём рождения, добро пожаловать - и она входит как тень, то есть представьте себе тень от солнечных часов, солнечных наручных часов, которые таскает на передней левой лапе каждая кошка - так вот, девушка входит, когда такая тень касается цифры три. "Которрый сейчас-час?" - еле ворочая ключом, чавкнул замок, блинн, и верно, а как же мой день рождения?! Тише ты! Будем надеяться, что она не умеет читать...

о марине и александре

о марине, лине и петре

о ясне, динаре и чарли