Шаламов и Солженицын |
Мы родине служим по-своему каждый,
И долг этот наш так похож иногда
На странное чувство арктической жажды,
На сухость во рту среди снега и льда... В. Шаламов
"Надо ли напоминать о том, как беспощадны и несправедливы бывали друг к другу классики русской литературы — самой человеколюбивой в мире. А все потому, что поводы для выяснения отношений были вовсе не пустяковые. Вся история отечественной словесности, перефразируя Достоевского, есть «поле битвы за сердца людей». Битва, происходившая в XIX веке, имела значение, как выяснилось, всемирно-историческое. По большому счету такое же значение имеет и противостояние двух крупнейших русских писателей второй половины XX века, двух бывших лагерников — Шаламова и Солженицына."
( В. Есипов - историк и культуролог , один из ведущих исследователей биографии и творчества В. Шаламова. )
Познакомились Александр Исаевич Солженицын с Шаламовым, по его словам, в 1962 году. Переписывались, при наездах в Москву встречались позже. Если почитать опубликованные письма Шаламова к Солженицыну, сразу замечаешь, что они очень дружелюбны. Многие начинаются: "Дорогой Александр Исаевич!", заканчиваются : "Сердечно, ваш В. Шаламов". Все очень позитивно, доброжелательно.
Судя по письмам, Шаламов высоко ценил заслуги Александра Исаевича. В свою очередь Солженицын высоко ценил Шаламова и считал Колыму сталинским Освенцимом. В этом же году Шаламов впервые прочитал "Один день Ивана Денисовича" в Самиздате, и первые письма были полны впечатлений от прочитанного.
Приведу выдержки из некоторых писем:
"В тридцать восьмом году убивали людей в забоях, в бараках. Нормированный рабочий день был четырнадцать часов, сутками держали на работе. . На градусники в 1938 году глядели, когда он достигал 56 градусов, в 1939—1947 — 52°, а после 1947 года — 46°...
"Ваш лагерь без вшей! Служба охраны не отвечает за план, не выбивает его прикладами? Махорку меряют стаканом! Не таскают к следователю. Не посылают после работы за пять километров в лес за дровами. Не бьют. Хлеб оставляют в матрасе. В матрасе! Да еще набитом! Да еще и подушка есть! Работают в тепле! Ложками едят! Где этот чудный лагерь? Хоть бы с годок там посидеть в свое время. Сразу видно, что руки у Шухова не отморожены, когда он сует пальцы в холодную воду. Двадцать пять лет прошло, а я совать руки в ледяную воду не могу."
"Все эти мои замечания, ясное дело, не умаляют ни художественной правды Вашей повести, ни той действительности, которая стоит за ними. Просто у меня другие оценки."
"Желаю Вам всякого счастья, успеха, творческих сил. Просто физических сил, наконец. Я рад, что Вы знаете мои стихи. Скажите как-нибудь Твардовскому, что в его журнале лежат мои стихи более года, и я не могу добиться, чтобы их показали Твардовскому... Вот поэтому-то Ваша книга и имеет важность, не сравнимую ни с чем — ни с докладами, ни с письмами. Еще раз благодарю за повесть. Пишите, приезжайте. У меня всегда можно остановиться. Ваш В. Шаламов. "
Повесть под названием "Один день Ивана Денисовича" впервые была напечатана в журнале «Новый мир» (№ 11, 1962). Она резко выделялась на фоне произведений того времени своими художественными достоинствами и гражданской смелостью. Это подчёркивали многие, в том числе писатели и поэты. Так, Шаламов в письме Солженицыну в ноябре 1962 года пишет:
"Повесть — как стихи,— в ней всё совершенно, всё целесообразно. Каждая строка, каждая сцена, каждая характеристика настолько лаконична, умна, тонка и глубока, что я думаю, что «Новый мир» с самого начала своего существования ничего столь цельного, столь сильного не печатал".
"Дорогой Александр Исаевич. Вы, наверное, уже вернулись в Рязань. Пусть Вас не смущают никакие газетные статьи. Комитет по Ленинским премиям не может, просто не может, не назвать Вашу повесть — «Иван Денисович» — лучшее что есть в советской литературе, в русской литературе за десятки лет. Жму Вашу руку, верю в победу правды."
Вот еще отрывок из очень важного , фактически программного письма:
"Помните, самое главное: лагерь — отрицательная школа с первого до последнего дня для кого угодно. Человеку — ни начальнику, ни арестанту не надо его видеть. Но уж если ты его видел — надо сказать правду, как бы она ни была страшна. Со своей стороны я давно решил, что всю оставшуюся жизнь я посвящу именно этой правде".
Обязательно запомним эти строки Шаламова!
"Понимание природы взаимосвязи художественного творчества и жизненного опыта писателя позволит расставить все точка над «i» во взаимоотношениях Варламова и Солженицына. (Н.Ганущак "Шаламов и Солженицын: взаимосвязь и противостояние")
Летом 1964 года Солженицын встретился с Шаламовым, ранее благожелательно отозвавшимся об «Иване Денисовиче», и предложил ему совместно работать над «Архипелагом». Но Шаламов от этого отказался. Говорил, что настоящий «Архипелаг Гулаг» описан им. Он считал, что является очевидцем, который не попытался приукрасить лагерную действительность и что он говорит истинную «голую правду». Шаламов утверждал, что его «Колымские рассказы» по сравнению с «Иваном Денисовичем» намного трагичнее.
«Архипела́г ГУЛА́Г» — художественно-историческое произведение Александра Солженицына о репрессиях в СССР в период с 1918 по 1956 годы[1][2]. Основано на письмах, воспоминаниях и устных рассказах 257 заключённых и личном опыте автора. ГУЛАГ — аббревиатура от «Главное управление лагерей». (Материал из Википедии- Свободной энциклопедии)
Что же побудило Шаламова отказаться от предложения, от которого, казалось бы, отказаться ему было невозможно? Чем оно могло так удивить его? Главный исследователь творчества Шаламова Валерий Есипов считает следующее:
«Пожалуй, Шаламов был единственным человеком (в том же двадцатом столетии, а также и в нынешнем), кто выразил подобное удивление и тем самым поставил под сомнение вопрос об этической правомерности самой идеи “Архипелага” и ее рабочего метода — использования чужих, в сущности, материалов (во всяком случае, не принадлежавших писателю по праву) для создания собственного авторского произведения и решения явно внехудожественных задач, на которые ориентируется Солженицын». Валерий Есипов, Шаламов и Солженицын: арьергардные бои за читателя (2018)
Ирина Павловна Сиротинская, близкий друг писателя Варлама Шаламова, правопреемник, хранитель и публикатор его наследия в своей работе "А. Солженицын и В. Шаламов" (М.1997) пишет: "Относительно отказа Шаламова от сотрудничества с Солженицыным — это так понятно при разности их характеров, творческих принципов, жизненного опыта. Шаламов сразу почувствовал в замысле Солженицына сугубо прагматический расчет и записал в своем дневнике:
«Почему я не считаю возможным личное мое сотрудничество с Солженицыным? Прежде всего потому, что я надеюсь сказать свое личное слово в русской прозе, а не появиться в тени такого, в общем-то, дельца, как Солженицын»; «я никогда не мог представить, что может в двадцатом столетии появиться художник, который может собрать воспоминания в личных целях» (Шаламов 2004, 373; Шаламов 2013, 5, 363)
Александр Исаевич находится в полном недоумении! В своих заметках он пишет по этому поводу:
"Я изложил с энтузиазмом весь проект и моё предложение соавторства. Если нужно — поправить мой план, а затем разделить, кто какие главы будет писать. И получил неожиданный для меня — быстрый и категорический отказ. Даже: знал я за В.Т. умение тонко намекнуть вместо того, чтобы сказать прямо (у меня уже слагалось такое ощущение, что я с ним открыт, а он полузакрыт), — а тут он ответил прямо: «Я хочу иметь гарантию, для кого пишу».
"Я был тяжело поражён... Ответ его был так категоричен, что и уговаривать бесполезно. Весь огромный замысел теперь ложился на мои плечи на одни. Записал я в тот день: «Нет, между нами всё-таки нет открытой ясности отношений, какая-то стена отчуждения или неполного родства — и вряд ли мы через неё когда-нибудь перейдём...»
"Только много позже, уже работая над «Архипелагом», я подумал: а взгляды? Да разве можно было совместить наши МИРОЧУВСТВИЯ ? Мне — соединиться с его ожесточённым пессимизмом и атеизмом? А — политические взгляды? За пределами лагерной темы, на русскую и советскую историю в целом — у нас были взгляды, конечно, слишком разные... И хорошо, что Шаламов отказался, — только загубили бы мы книгу. (С Варламом Шаламовым. Заметки Солженицына)
Между тем текущие события стали развиваться явно не в пользу писателя: к марту 1963 года Солженицын фактически утратил расположение Хрущева. Свидетельством тому неприсуждение Ленинской премии, отказ печатать роман "В круге первом". После прихода к власти Л. Брежнева Солженицын почти не имел возможности легально печататься и выступать. В сентябре 1965 год КГБ конфисковал архив Солженицына с его наиболее антисоветскими произведениями, что усугубило положение писателя.
В феврале 1967 года он тайно закончил "Архипелаг ГУЛАГ". После исключения из Союза Писателей Солженицын стал открыто заявлять о своих православно-патриотических убеждениях и резко критиковать власть. В 1970 году Солженицын был выдвинут на Нобелевскую премию по литературе, и в итоге премия была ему присуждена...12 февраля Солженицын был арестован, обвинён в измене Родине и лишён советского гражданства. 13 февраля он был выслан из СССР.
«Секрет истины: просто кто дольше живет, тот
того и перемемуарит». В Шаламов. Из записных книжек.
«Фактически Шаламова, а не Солженицына следует считать первооткрывателем лагерной темы в советской литературе, т.к. ко времени публикации “Одного дня Ивана Денисовича” в 11-м номере “Нового мира” за 1962 г. им было написано около 60 произведений о лагере, включая первый сборник “Колымских рассказов” и “Очерки преступного мира”. Но судьба прозы Шаламова оказалась иной ввиду его бескомпромиссной позиции художника» Валерий Есипов, Шаламов и Солженицын: арьергардные бои за читателя (2018)
Да, к тому времени был полностью завершен первый сборник «Колымские рассказы», начатый ещё в 1954-м, «Очерки преступного мира», написано по десятку новелл из сборников «Левый берег» и «Артист лопаты». Вместе это составило бы весьма солидный том! Имеет ли значение, что эти произведения не были тогда опубликованы? То же самое можно отности к творчеству А. Платонова, М. Булгакова, Вас. Гроссмана и многих других советских писателей.
Вместо этого в своих воспоминаниях Солженицын откровенно
стремится унизить Шаламова, как литературного соперника, принизить значение сделанного им — и все исключительно во имя собственного самоутверждения, как главного исполнителя исторической миссии... Предупреждения Шаламова на сей счет остались, увы, не услышанными.
"Писатель, последовательно и мужественно выступавший против политических спекуляций на своих произведениях знал, почему он это делает — он был чутким сейсмографом мировых потрясений и не желал вызывать их.
«Вопрос “печататься — не печататься” для меня вопрос важный, но отнюдь не первостепенный. Есть ряд моральных барьеров, которые перешагнуть я не могу», — писал он Б. Пастернаку ( В. Есипов " Шаламов и Солженицын: арьергардные бои за читателя" (2018)
В четвертом номере журнала «Новый мир» за 1999 год были опубликованы воспоминания Солженицына о Шаламове. давайте вкратце познакомимся с ними...
" Мы с ним оба были верные «сыны Гулага», я хоть по сроку и испытаниям меньше его, но по духу, по отданности, никак не слабей. Это — очень стягивало нас, как магнитом. И с подобным же чувством прочёл он в самиздате 1962 года «Ивана Денисовича» — по своему пессимистическому взгляду никак не допуская, что это будет опубликовано."
"Правда, рассказы Шаламова художественно не удовлетворили меня: в них во всех мне не хватало характеров, лиц, прошлого этих лиц и какого-то отдельного взгляда на жизнь у каждого... "
По поводу этого высказывания Солженицына существует очень яркий комментарий уже упоминавшейся мной Ирины Сиротинской:
"Что ж, и в толпе голых людей, гонимых к печам Освенцима, Солженицын стал бы искать и описывать «характеры»? А Колыма была не лучше Освенцима: «Цвета глаз, — писал В.Шаламов, — ни у кого не было. 1938 год, пятидесятиградусный мороз, голод, побои, расстрелы, работа по 14 часов, закостеневшие по ручке кайла руки, цинга, кровь и гной, текущие из незаживающих ран..." Шаламов нашел адекватный литературный стиль для изображения этого ада. Кто не знал этого кожей, нервами, остатками мускулов, тот не может писать об этом."
В целом ряде высказываний Солженицына в своих заметках о Шаламове демонстрируют уже нескрываемое раздражение и даже некоторую растерянность...
"Я поражён. Изо всего нашего знакомства, ни из одной встречи, никаким предчувствием я не мог предположить такое: что Шаламов меня возненавидел. Теперь стал мне понятен и его отказ от соавторства по «Архипелагу»: «Почему я не считаю возможным личное моё сотрудничество с Солженицыным? Прежде всего потому, что я надеюсь сказать своё личное слово в русской прозе, а не появиться в тени такого в общем-то дельца, как Солженицын. Свои собственные работы в прозе я считаю неизмеримо более важными для страны, чем все стихи и романы Солженицына». Больно, Варлам Тихоныч, своих не познаша... А я считал Вас — уж каким братом по перу!
В семидесятых отношения писателей достигли точки кипения. Шаламов редко и раздражённо говорил о Солженицыне, особенно после того как до него дошли осуждающие слова бывшего "дpyгa", "брата" (как говорил Солженицын), с такой легкостью и жестокостью оброненные из благополучного Вермонта ("Варлам Шаламов умер") о нём, ещё живом, бесправном, но недобитом калеке.
Воспоминания Солженицына о Шаламове напоминают подведение итогов старых литературных споров 60-х годов. Это своего рода "пир победителя" на могиле поверженных идей (В. Есипов). Но подводить итоги, было явно преждевременно. А унижать Шаламова ссылками на «безумноватость» и «зависть», якобы двигавшую им в его отношении к автору, — просто неблагородно.
"Кажется, всё должно сближать Шаламова и Солженицына — и лагерная судьба, и непримиримость к тотальному насилию. Действительно, их отношения поначалу складывались хорошо. Но вскоре между ними возникли сложности, закончившиеся открытым конфликтом, что может быть предметом специального исследования литературоведов." (Сергей Гродзенский "Шахматы в жизни Шаламова")
30 октября 2017 года на радио "Серебряный дождь" прозвучала программа о Варламе Шаламове. Возможно она служивала бы более подробного разбора, однако, эти претензии можно оставить на будущее ради одного чрезвычайно важного и красноречивого факта, который достоин самого широкого общественного внимания. Речь идет о результатах опроса радиослушателей на тему: "Кто точнее передал суть ГУЛАГа — Солженицын или Шаламов?" Так был поставлен вопрос Н.Сванидзе примерно за десять минут до окончания программы, а в конце ее, как обычно, прозвучали результаты обработки данных о звонках, поступивших в студию. Они феноменальны: все 100 процентов голосовавших отдали предпочтение Шаламову! Автор "Архипелага ГУЛАГ" получил уничижительный для его репутации ноль в вопросе о лагерях.
"Говоря же о результатах блиц-опроса, нельзя не признать, что он вполне определенно обозначает, как минимум, тенденцию значительного возвышения авторитета создателя «Колымских рассказов». И среди главных факторов этого, на наш взгляд, — особо ценимое всеми чуткими читателями ощущение абсолютной подлинности описанного им мира, т.е. высшей искренности в литературе. " (В. Есипов "Шаламов и Солженицын" арьергардные бои за читателя. 2018)
С середины 1960-х годов Шаламов порвал всякие отношения с Солженицыным, а в дальнейшем, зная, что работа над «Архипелагом» идет, и имея поводы сомневаться в добросовестности автора, передал ему, что запрещает использовать любые факты из своих работ. Но это не подействовало: особенно много фактов из рассказов Шаламова вошло во второй том «Архипелага», изданный в 1974 г. в Париже.
"Одна из глав этого тома «Социально-близкие» (об уголовниках) представляет закамуфлированный плагиат «Очерков преступного мира» (Есипов 2017,314–330).
Хранительница архива Шаламова И.Сиротинская обнаружила и впервые напечатала в 2001 г. наброски его неотправленного письма Солженицыну, написанного в 1974 г. в ответ на упомянутую фразу.
«Г<осподин > Солженицын, я охотно принимаю Вашу похоронную шутку насчет моей смерти. С важным чувством и гордостью считаю себя первой жертвой холодной войны, павшей от Вашей руки. Если уж для выстрела по мне потребовался такой артиллерист, как Вы, — жалею боевых артиллеристов. Но ссылка на “Литературную газету” не может быть удовлетворительной и дать смерть. Дают ее стихи или проза.<…> Я знаю точно, что Пастернак был жертвой холодной войны, Вы — ее орудием. “Вы — моя совесть”. Разумеется, я все это считаю бредом, я не могу быть ничьей совестью, кроме своей, и то — не всегда, а быть совестью Солженицына…» (Шаламов 2001, 377–380; Шаламов 2004, 375–377; Шаламов 2013, 365–367).
5. Попробуем сделать основные выводы об отношении друг к другу писателей, заставивших в разное время всю советскую и мировую общественность говорить о себе, яростно полемизировать, делать порой взаимоисключающие выводы.
1. Дружеские творческие и человеческие отношения, возникшие между писателями, во второй половине 60-х годов превратились в открытый конфликт. Фактическим поводом для этого стал решительный отказ Шаламова быть соавтором "Архипелага..." По мнению Шаламова "Архипелаг ГУЛАГ" не имеет отношения к литературе, это публицистика; с идеологической точки зрения произведение небезукоризненно; в нем тенденциозно, однобоко трактуется драматическая и героическая советская эпоха» .
2. Конфликт и принципиальные творческие разногласия между писателями в дальнейшем переросли в открытое противостояние, продолжавшееся вплоть до ухода Шаламова из жизни в 1982 году.
Л.Н. Толстой, рассуждая в своих дневниках о творческой, духовной или идейной близости людей, применил очень интересное определение их общности- "одноцентренные люди". Точнее не скажешь! Если применить сказанное Толстым к нашим героям, понимаешь, что они явно не подходят под это! Вспомним теперь слова Солженицына: " Да разве можно было совместить наши МИРОЧУВСТВИЯ?" Он оказался прав: несовместимое- несовместимо!
Вот, друзья, и всё на эту тему- тему сложную и многозначную. Пишите, обсудим, поспорим. Всегда с вами, #demologia, что означает "Народное слово"
| Комментировать | « Пред. запись — К дневнику — След. запись » | Страницы: [1] [Новые] |
