Одна зеленая луковица и одно красное яблоко (Голубенко)

Не знаю, что так пугает многих артистов и музыкантов, которые говорят,
что всегда с особым волнением едут выступать в Одессу, но вот почему
начиная с далекого тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года ни разу
не приезжал в наш город знаменитый скрипач Гутников со своей
пианисткой Мещерской, я знаю точно. Они боялись меня.



Впрочем, все по порядку. Я учился тогда в Одесской государственной
консерватории.  Красиво? А вы как думали?.. Это уже потом я стал
советским драматургом, а вначале родители все же пытались сделать из
меня культурного человека. Желательно скрипача. Правда, мой педагог -
профессор Лео Давыдович Лембергский - сразу распознал безнадежность
этих попыток, поэтому во время занятий старался научить меня хоть
чему-нибудь полезному для жизни.

- Смотри сюда, мальчик, и запоминай, - говорил, бывало, мой
шестидесятилетний наставник мне, восемнадцатилетнему пацану, доставая
из своего скрипичного футляра луковицу и яблоко. - Мой дед съедал во
время обеда одну зеленую луковицу и одно красное яблоко - и дожил до
ста лет.  Мой отец съедал во время обеда одну зеленую луковицу и одно
красное яблоко - и дожил до ста одного года. Я тоже съедаю во время
обеда одну зеленую луковицу и одно красное яблоко, и вот ты увидишь...
Хотя ты, конечно же, не увидишь...

Я незаметно посмеивался, и, между прочим, совершенно напрасно.  Прошло
тридцать лет, а мой профессор по прежнему съедает где-то в далеком
Израиле во время обеда свою зеленую луковицу и свое красное яблоко и
уже готовится побить семейный рекорд долголетия, установленный его
отцом и дедом, а что касается меня... Боюсь, мне теперь уже
действительно нужно сильно постараться, чтобы это увидеть...



Вообще, я любил учиться в Одесской государственной консерватории.
Потому что государственной она была в последнюю очередь. В первую
очередь она была одесской.  <<Декан Рувимчик - редкий козел!>> - было
написано на стене нашего консерваторского туалета.  <<Сам ты козел!
Декан Рувимчик>> - было написано ниже. В классе контрабасов висел
транспарант, который приводил в ужас всю нашу кафедру
марксизма-ленинизма:  <<Ничего не знаю лучше контрабаса. Готов слушать
его день и ночь.  Удивительный, нечеловеческий инструмент!>> - и
подпись:  <<Лейбин>>. А какие, собственно, основания были его снимать,
если Лейбин была фамилия преподавателя контрабаса?..



Мы, студенты, жили с нашими педагогами одной семьей, постоянно
пытались шутить и все как один мечтали о славе.  Слава имела
конкретные очертания.  И называлась она - сцена Одесской филармонии.
Выступать там было пределом наших мечтаний. Поэтому все, что произошло
в тот день одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года, я помню
очень хорошо.  Или почти все...

- Ну что ж, мальчик, поздравляю тебя! - сказал мой профессор. -
Сегодня ты впервые выходишь на филармоническую сцену! - Как?.. -
задохнулся я.  - А что же я буду там играть?  - Ничего, - ответил
профессор. - Ты будешь там ноты переворачивать.  Играть будет
Гутников. Нужно помочь его пианистке.  Для тех, кто не в курсе,
рассказываю:  скрипач обычно во время концерта играет все наизусть.
Его аккомпаниатор - по нотам. Переворачивать их приглашают кого-нибудь
из местных. Ну не возить же с собой на гастроли такую малозначительную
фигуру...

Конечно, это было не совсем то, о чем я мечтал.  Но я живо представил
себе, как вечером я выхожу на сцену Одесской филармонии, и одна
знакомая девушка, сидящая в зале, увидит... Ну, в общем, за полчаса до
концерта я уже переминался с ноги на ногу за кулисами филармонии, с
тревогой прислушиваясь к шуму, доносящемуся из переполненного
зрительного зала.  Потом появились ослепительные Гутников и Мещерская.
Она - в роскошном концертном платье, он - в строгом фраке, но с
настоящим Страдивари в руках.

- Здра-а-авствуйте, - поздоровался я, заикаясь от волнения. - Я тут
пе-ереворачивать...

- Знаем, знаем, - сказала пианистка. - Зачем же вы так волнуетесь,
молодой человек? Ноты читать умеете? Значит, когда увидите, что я
доигрываю страницу, перевернете.  И еще: у меня длинное платье,
поэтому, когда я буду вставать со стула, чтобы поклониться,
отодвигайте, пожалуйста, стул.  Вот, собственно, и все.  Ваш профессор
сказал, что вы человек способный.  Думаю, справитесь... Да, и еще: я
вас очень прошу, когда мы будем уходить со сцены, уходите, пожалуйста,
первым.  Потом ухожу я, и только потом уже солист.  Понимаете?  Чтобы
все аплодисменты достались солисту. И вообще, ваша главная задача -
нам не мешать.

- О чем ты, Мила? - улыбнулся маэстро. - Ну как он может нам помешать?..

Ох, не нужно ему было это говорить! Уже через несколько минут жизнь
показала, что в этом смысле он явно недооценивал мои возможности. Под
бурные аплодисменты мы вышли на сцену, я, как и положено
переворачивающему ноты, уселся слева от пианистки, взглянул на ноты,
которые мне предстояло переворачивать, и понял, что сейчас произойдет
катастрофа.

- Бетховен, - произнесла ведущая. - <<Крейцерова соната>>.

Пианистка взяла аккорд.

- Ничего не получится... - просипел я ей прямо в ухо. - Я очки дома забыл!..

- Что? - вздрогнула пианистка.

- Очки, говорю, забыл!.. Не вижу я ничего!..

- Спокойно! - прошептала пианистка, не переставая играть. - Следите за
мной. Когда нужно будет перевернуть страницу, я вам кивну...

- Головой?.. - просипел я, уже мало что соображая от волнения.

- Да, - кивнула она.

Она кивнула - я и перевернул.

- Рано! - вскрикнула она и, продолжая играть, свободной рукой
перевернула страницу назад.

- Но вы же кивнули! - напомнил я ей и перевернул страницу вперед.

- Да я не потому кивнула! Не потому! - нервно зашептала пианистка,
играя какой-то сложный пассаж. - Вот теперь переворачивайте!

- Вперед?!

- Да!

Я перевернул.

- Назад!!

- Но почему? Вы же сами сказали перевернуть страницу вперед!

- Но вы же перевернули две!..

- Как это две?! - я приподнялся и, загородив ей нотную тетрадь, стал
разбираться со страницами. - Вот одна... вот... ах да,
действительно!..

- Да что же вы делаете?! - взмолилась она и, изловчившись, шлепнула
меня по рукам. Я автоматически шлепнул ее по рукам, как бы давая
сдачи. Она вскрикнула.  Скрипач вздрогнул и взял фальшивую ноту. Так,
толкаясь и переругиваясь, мы каким-то чудом доиграли
наконец<<Крейцерову сонату>>.  Раздались аплодисменты.

- Стул отодвиньте! - ненавидяще глядя на меня, сказала пианистка. - Я
же вам говорила. У меня длинное платье.  Отодвиньте мой стул!  Мне
нужно встать и поклониться!

Я галантно отодвинул ей стул. Она встала и поклонилась. Потом начала садиться.

- Стул! - напомнила она, не оборачиваясь.

Поскольку слово <<стул>> теперь ассоциировалось в моей уже не
работающей от страха голове исключительно со словом <<отодвиньте>>, я
его опять отодвинул.  Она начала садиться на пол. Я автоматически
подставил руки... Почувствовав их у себя на бедрах, пианистка
взвизгнула и отскочила.  В зале прошел шумок.  Там уже, наверное,
давно обратили внимание, что, пока скрипач предается своему
возвышенному искусству, какой-то молодой нахал у него за спиной
сначала подрался с его аккомпаниаторшей, а теперь прямо на глазах у
публики начал к ней грубо приставать.  Я готов был провалиться сквозь
сцену.

Дальнейшее плохо отпечаталось в моем сознании. Помню только, что,
кажется, и дальше я все делал наоборот: переворачивал страницы, когда
не нужно было переворачивать, и не переворачивал, когда было нужно.
Двигал стул вперед, когда пианистка пыталась встать, таким образом
припечатывая ее к роялю, и двигал его назад, когда она пыталась сесть,
каждый раз ловя ее уже у самого пола. Естественно, что после окончания
каждого произведения музыканты, несмотря на аплодисменты, сразу же
убегали за кулисы, чтобы хоть как-то перевести дух от этого кошмара.
Но я оставался на сцене! Таким образом, получалось, что все
аплодисменты доставались мне, и я каждый раз долго и церемонно
раскланивался...Но все это были, как говорится, цветочки по сравнению
с финалом нашего выступления.

- Паганини! - объявила ведущая. - <<Вечное движение>>.

- Умоляю!.. - наклонилась ко мне пианистка. - Вы только ничего не
делайте! Мы сами все сыграем.  Просто сидите тихо.  А еще лучше вообще
  отодвиньтесь!..

Музыканты начали играть, а я начал отодвигаться, естественно, вместе
со стулом, издавая при этом страшный скрип. Пианистка гневно глянула
на меня. Я отодвинулся еще дальше.  Она опять посмотрела. Я опять
отодвинулся. Потом еще и еще... Таким образом, пока они играли, я
проделал довольно неблизкий путь от центра сцены в ее конец и очутился
на самом краю.

В зале недоуменно перешептывались.  Потом-то я понял причину.  <<Ну
правильно, - размышляли там. - Великий Паганини, наверное, что-то имел
в виду, назвав свою пьесу <<Вечное движение>>, но зачем нужно
иллюстрировать это гениальное произведение бесконечной ездой по сцене,
да еще верхом на скрипучем стуле?!>>

- Да когда же это наконец закончится?! - не выдержал скрипач и,
прервав исполнение, сделал шаг в мою сторону, собираясь,
по-видимому,оторвать мне голову. Я в ужасе отпрянул назад... И вместе
со стулом полетел со сцены в зрительный зал.

Тут началось что-то невообразимое.  И продолжалось довольно долго.А
поскольку ни музыканты, ни ведущая из-за кулис больше не появлялись,
то я, чтобы хоть как-то прекратить весь этот смех, свист и улюлюканье,
опять вскарабкался на сцену и очень торжественно произнес: <<Концерт
окончен!>>

Потом, много лет спустя, я часто пытался смешить народ своими
рассказами, выступая на разных сценах, в том числе и на сцене Одесской
  филармонии, но такого гомерического хохота я уже не слышал никогда.
Вот уж был поистине оглушительный провал!

Наверное, в ту ночь я не умер от позора только потому, что одна
знакомая девушка до самого утра утешала меня, сидя рядом на скамейке
пустынного Приморского бульвара, и к утру наконец утешила...

И тогда же, к утру, с первыми лучами солнца, встающего над обожаемым
мною городом, я начал смутно догадываться, что стремление к славе
вообще глупейшая вещь.  И единственное, чего можно добиться на этом
пути, так это падения с большой высоты, да еще и вместе со стулом.  А
единственное, чего можно желать для себя в этой жизни, так это
собственно жизни. Причем как можно более долгой. И нужно для этого
очень немного: каждое утро - такой вот рассвет, каждую ночь - такая
вот девушка, ну и каждый день, конечно, одна зеленая луковица и одно
красное яблоко.

Серия сообщений "Рассказы":
Часть 1 - Русский характер
Часть 2 - Брак по расчету
...
Часть 38 - "О БРЕННОСТИ". МАСЛЕНИЧНЫЙ РАССКАЗ А.П.ЧЕХОВА
Часть 39 - Шарик
Часть 40 - Одна зеленая луковица и одно красное яблоко (Голубенко)
Часть 41 - Если б не зловредная соседка, я так бы и не узнала, что муж делает на рыбалке
Часть 42 - МЕСТЬ СТАРОГО ВОИНА
...
Часть 48 - Борьба за тишину
Часть 49 - А Вася хотел, как лучше
Часть 50 - Кот из Москвы в подарок