Уф, наконец – то работе каюк, всё!.. Домой! Есть Бог на свете, есть, не всю же жизнь мантулить!? Пора и честь знать, тем более за эту нана-зарплату. В смысле, на, на… как подачка, что б ни тявкали, тем паче, что измеряется она опять же, в нана-копейках.

В общем, к лешему всё, устал. Попиши – кА день-деньской не разгибаясь? Вон бумаг – то сколько по натащили, а ты потей, считай, своди, уточняй. Так думал, торопливо облачаясь в пальто, Тришкин, клерк низшей ступени районной бухгалтерии. Тришкин службу свою - не любил, но, куда деваться, надо ж как – то на хлеб насущный зарабатывать, а для производственной сферы, он был негоден, щупловат, мелковат. За глаза его на службе называли – доходяга. Он знал об этом, но, не обращал внимания на дебилов, так он их в ответ величал. А внешне все были приветливы и улыбчивы друг другу! Даже с праздниками поздравляли, подарки дешёвые дарили от «чистого» сердца.


Ну, вот и свежий воздух, морозно, хорошо!.. Тришкин, вдохнув, порцию городского смога, закашлявшись, поднял воротничок пальто и засеменил в сторону дома, в смысле на остановку трамвая. Жил он в другом районе, далеко от работы, но, клерк уже обвыкся, и ему даже нравилось, прокатится, развеяться. Дороговато правда, но, что делать, город.


Был час пик, трамваи с колёс сбивались, развозя усталый народ по домам, а тут ещё пробки вносили свою лепту в городской хаос транспортного коллапса…

Долго пришлось ждать, но, вот, наконец, его номер маршрута при стучал и вот он, едет. В тесноте, духоте, но, счастливый и усталый. Ему удалось примоститься на разбитое сидение у замёрзшего окна. Замурованный спинами, попами и другими частями тела пассажиров, Тришкин чувствовал себя уютно и по домашнему, надёжно. Было ощущение, что в их вагон влез весь город со своими запахом, эмоциями, проблемами, заботами, пакетами и пр., пр… Народ гудел, пыхтел, вздыхал, высказывал недовольство, смеялся, в общем жил предвкушением домашнего отдыха на тахте, с пивом у телевизора. А Тришкин хоть и ехал в свою холостяцкую комнатушку, и не к телевизору, а к домашнему халату и к тапочкам, предвкушал родной кров, очаг, оплот своих стен. Потому как без крова, он чувствовал себя как черепаха без панциря, голым и уязвимым.

Вагончик раскачивало, слегка подбрасывало на стыках рельс, и незаметно для себя клерк наш провалился в сон. Да, вот так, уснул человечек. Ему грезился сон, будто он плывёт по воздуху, а птицы, пролетавшие мимо, дивились новому «собрату», какой странный дятел!? А Тришкин кричал, что он вовсе не дятел, а помощник бухгалтера!.. На что птицы дружно гоготали, но, почему – то по – человечески…

И тут зазевавшись, бедолага натыкается на, как ему показалось, на… тучку, мягкую и упругую, но, тяжёлою, поскольку она, туча, наползла на Тришкина. Он вскрикнул и проснулся от тяжести и духоты.

- Да что ж такое, тучи беспредельничают!? – простонал клерк, отталкивая обнаглевшую «тучу».

- Это кто ж там барахтается? – густым баском изумилась… «туча».

- Ой, я сижу на ком – то?.. - кокетничал бас. – И как я вас не заметила, голубчик!? Уж больно вы мелкий… - извинительным тоном сказала туча, превращаясь в огромный женский, нижний бюст, припечатавший Тришкина к сиденью на мертво. Только тут помглавбуха начал приходить в себя, выравнивая изрядно помятое тело. Но, странно, хоть и была ещё приличная толпа в вагончике, люди как – то неожиданно отпрянули от клерка, образовав пятачок свободного пространства. Народ, вытаращив глаза, уставился на Тришкина и будто воды в рот набрал – молчал испуганно – выжидательно.

- Вы чего так смотрите… все сразу – то, а? – спросил спрессованный в полуфабрикатный блин, клерк, почему – то с китайским акцентом.

Тучка, оказавшаяся очень дородной женщиной, губами «розочкой», изрекла: - Что с лицом, на вас… нет лица?.. – прикрывалась пакетом от Тришкина, боязливо молвила она.

Клерк машинально схватился за нос и… не ощутил его привычную курносость!.. Как так? Куда… это, кто?.. – задёргался в припадке испуга Тришкин. Кто – то в толпе схохмил: - Гоголь-моголь, какой – то получается, ха – ха!.. Хохмача тут же пристыдил чей – то подвыпивший тенорок: - Ладно, те, у маль… чи… ик… кА горе, носик потэрял, а ты!? Ему же от ба… ну, то есть мамки знаш… как попидёт, ой не могу!.. Откуда ни возьмись, из толпы вынырнула милицейская взлохмаченная фигура.

- Спокойно, граждане, мы тута! Шо здесь происходит? Кто, где, чего – то потерял? – атаковал вопросами, служитель – силовик. - А вы шо это с такой, я извиняюсь, физиономией, по транваям шастаете, людёв пугаете? – напирал сотрудник.

- И никого я не пугаю… со службы я… домой, а тут… вот что… лицо куда – то потерялось!? – обиженно оправдывался Тришкин.

- Это ж кто гражданина обезличил, в общественном месте? – подозрительно оглядел сотрудник, покачивающихся в такт стука колёс пассажиров.
- Будем оформлять… кражу! – вдруг заключил милиционер и достал сотовый телефон. Вас, граждане, попрошу задержаться как свидетелей.
Народ зароптал, зашумел – Как так, на каком таком основании!?
- У кого – то морды крадут, а мы отдувайся!..
- Смотреть надо лучше, ушами не хлопать по щекам!..
- Ага, так могут и всё тело стырить, тоже мне… каменный гость…
- Но, как такое возможно – лицо… украсть, – растерянно удивлялся Тришкин, - не понимаю?
- Э, милай, у нас ещё ни то «возможно»! – прошамкала старушка с внучкой, сидевшие неподалёку.
Трамвай неожиданно резко притормозил, и все стоявшие вокруг «потерпевшего» повалились на него, включая милиционера. Когда вагончик остановился, и народ расступился, место, где только что сидел «обезличенный» человечек оказалось… пустым!.. Набухла цирковая пауза, разродившаяся удивлением – А – а – ах… - выдохнули единым образом пассажиры.
- Теперь и самого спёрли!.. – сделал открытие, протрезвевший мужчина.
- Я ж говорил, «каменный гость»! – магически прошипел, долговязый в шапке – ушанке.


- Да сойдите с меня, граждане свидетели!.. Я хоть и деревенский, а такую – то прорву даже мне, не одолеть… - хрипел вмятый в стенку трамвая, покрасневший как спелый помидор, милиционер. Тронувшийся вагончик, «устаканил» положение, отлепив от сотрудника свидетелей – пассажиров. И тут маленькая девочка, что ехала с бабулей, тыча пальчиком вверх, ангельски произнесла: - А дяденька вон где прячется, на потолочке… в фонарики играет. – болтала ножками веснушка. Все как один уставились в указанном направлении. И действительно, на поручнях (и как его туда вознесло?), поперёк, словно шпала, у самого потолка примостился наш Тришкин. К удивлению всех ехавших, обезличенный пассажир… спал!.. Да, да, спал без задних ног, натянув на голову цигейковый воротничок своего старенького, поношенного пальто. Бог весть как он там держался, но спал, словно на полке в купе поезда дальнего следования.

- Как так? Никуда не годится, нарушение! – поправляя измятую кокарду, профилактически выкашлял предупреждение сержант. – Слышите, нет, обезличенный? – пытался «достучаться» до отдыхающего Тришкина он. Но, в ответ слышался лёгкий храп и причмокивание.

- Не, я где тока не лежал, но, что бы вот так, тут даже мне – слабо! – восхищался фокусом клерка, протрезвевший гражданин.

Новое резкое торможение кинуло народ, силой инерции вперёд, чуть не выдавив вагоновожатого через лобовое стекло прочь, но, слава Богу, обошлось. И когда милиционер, сидевший на полу в объятиях обладательницы баса, хотел было посмотреть наверх, к нему прямо в руки упал с потолка Тришкин, не просыпаясь и прижимаясь к милицейской груди как материнской…

- Ишь ты, как младенец, спит, и Вася не чешись!.. – донеслось где – то в задних рядах.

- Ну – кА, граждане хорошие, прислоните этого к стенке, пусть стоя отдыхает. – распорядился милиционер, протягивая спящего людям.

Тришкин в мгновения ока был перекантован в вертикальное положение и закреплён в углу.

- Кто – то, что – то про лицо говорил, спёрли то да сё, а оно – то вот, на месте!? – ехидно улыбался в шапке.

- Это дядя потерял. – протягивала веснушка резиновую маску, - я видела.

- Так. Да тут криминал! – нахмурился сержант, воображая себя Шерлоком Холмсом.


- Придётся, хм, будить – рассматривая маску, отдавал распоряжения блюститель порядка.

Дурное дело, не хитрое, тут же многочисленные руки из народа, защипали, защекотали, затыкали в разные места Тришкина.

«Доходяга» наш подёргавшись, малость, хохотнув, раскрыл слипающиеся веки, и… заорал:- Мама мия, Санта Лучия, КАК ТАК - я сам на себя смотрю??? – полез было на стенку, перепуганный на смерть, клерк. Да его, слава Богу, мощной ручкой притормозила басовитая особа.

- Куда вы, убогонький!? Это дядя милиционер шутит, - пихнула под дых сержанта дама, отчего того скрючило пополам.

- Ни фига себе, нокдаун!? – азартно вскрикнул протрезвевший, и добавил:- Брек, мамаша!.. Посадят. У нас милицию не бьют – любят!.. – вдруг заржал с похмелья который был в шапке.

Оказывается, пока Тришкина приводили в норму, сотрудник милиции решил примерить (?) маску, и клерк, проснувшись, увидел безносую физиономию, отчего и полез на стенку.

- Это кому ты «мамашу» влепил, огурец малосольный!? Да я ещё и замужем – то не была ни разу!.. – рыкнула гневно дородная пассажирка. – Я тебе шапку на уши надену, клюшка ты хоккейная!.. Ты меня не трогай, я спортсменка… травмированная снарядом!.. – хмурилась недобро метательница молота. Это про неё газеты местные писали, личность известная в городе, популярная.

- Ну, у вас и ручка, дай Боже!.. Ха… - вырос перед лицом женщины милиционер. – Так это вы? Не узнал, извините. А по мне, вы женщина, каких поискать. – расплылся в сладкой улыбке сержант, и представился: - Гоша, Георгий значится…

- Победоносец? – сменила гнев на кокетство спортсменка.

Но, трамвай есть трамвай, транспорт, как, ни как общественный, остановки – то ещё никто не отменял, народ стал таять, исчезать в зимнюю темень своих направлений. Оставалось несколько человек: милиционер, басовитая женщина – спортсменка, насупившийся протрезвевший, Тришкин в том числе, ну, и ещё несколько человек, рассеянные по всему вагончику.

- Откуда ж эта вещица взялась? – спрашивал невесть кого, сержант, глядя, однако кроличьим взором, на метательницу молота.

- Она у тётеньки взялась, из карманчика. – выпалила, тараща глазки всё та же девчушка – веснушка, - Вот. – гордо закончила она и посмотрела на свою бабулю.

- Ага, так оно и есть, стало быть. Када тудись – сюдысь нас усех барахтало, её, женщинку –то енту самую, в двери – то и выдавило. Ага!.. А ето самое, которое… дрязинованоя – то, дверями и склацало. Ага, милок, так и было, стало быть. – утирая уголки сморщенных губ кончиком платка, подтвердила старушенция.

А милиционер, отвечая бабушке, невпопад, прямо – таки таял, как кусок масла на сковородке, в улыбке, широкой и красивой, обладательницы баритонального тембра.

- Ой, мне пора сходить!.. – сверкнула глазами – сливами, пышная пава.

- Да? – забеспокоился сотрудник. – Ох, вспомнил! – Это у нас чего? – зыркнул в заиндевевшее окно он, - О, и мне здесь тоже… надо! Служба, значится. А за одним и вас провожу, а то скользко знаете ли… Вы как не против?

- Да уж, ладно уж… Улица для всех, ходите, где хотите… - неожиданно смутилась барышня.

- А с криминалом, граждане всё ясненько, его нет. Да и свидетелей тоже… – И не договорив, милиционер шагнул следом за вышедшей женщиной в мороз вечера.


Как говорится, Тришкин не успел и рта раскрыть, а ситуация точно в калейдоскопе, вновь поменялась. Казалось бы, что там такого, проехать в трамвае несколько остановок до дома? Но, нет, случилось то, что случилось.

Народу стало гораздо меньше, милиционер, исчез так же неожиданно, как и возник, сунув на прощание в протянутые руки клерка, зачем – то эту таинственную маску!? Он благоговейно ощупал своё лицо, на месте ли? Слава Богу, тут, поглаживая щёки, вглядывался чиновник как в зеркало в стекло, за спиной вагоновожатого. Точнее сказать – вагоновожатой, поскольку трамваем управляла, как вы понимаете, именно женщина, бойко справляясь со своей работой. Тришкин даже залюбовался отлаженными, выверенными до автоматизма действиями симпатичной, смешливой водительницы.

- Ну, я на вас не могу! – вдруг рассмеялась она.- Я уж подумала, пьяный, какой, что ли? Как вас поболтало – то, а? Ха – ха… - звонко рассыпались её смешинки по салону вагона. Услышав смех вагоновожатой, пассажиры заулыбались, скинув разом напряжение, державшее их точно под замком, потеплели, вспомнили, что они ещё и… люди, ЧЕЛОВЕКИ, а не только пассажиры!..

- Да, знаете ли, случаются, иногда со мною… казусы, но так – то вот, впервые. – смущался, краснея, Тришкин.

- Да вы подойдите ближе, не бойтесь, не укушу!.. – пригласила вагоновожатая.

- А можно? – робко шагнул к дверям водителя клерк.

Пассажиры понимающе посматривали на образовавшуюся ещё одну парочку и шушукались между собой, улыбаясь одобрительно.

Уважаемые читатели могут задать вполне резонный вопрос, КАК ТАК?

Да видите ли… В прочим это уже другая история.



К О Н Е Ц.

24.03.12г.

ШАДРИНСК.


© Copyright: Аркадий Чужой, 2012
Свидетельство о публикации №212041100944