Неожиданно обнаружилась на винте эта книжка. Зачастую интересные книжки выкачанные из сети, но написанные по старым дореформенным правилам орфографии остаются надолго лежать в забытьи. И вот решил переписать кое-что современным языком. Не всю книгу, а главную ее часть - письмо Госпожи Штеге Петру Кеппену, которое собственно и содержит описание. Приводя орфографию и пунктуацию к современному удобочитаемому стилю все таки старался сохранить авторский стиль, поэтому местами приходилось идти на компромисы. Заглавные буквы, курсив и разбитие на абзацы тоже сохранил авторские. Оригинал книги в PDF прикрепляю к посту.

Исполняя требования ваши, я сообщаю вам известие о поездке моей к Тувакской пещере. Я никогда не была сочинительницею, и потому прошу вас быть не слишком взыскательным. Вот повесть о необыкновенном моем похождении!

Вам не безызвестно, что я за несколько месяцев узнала о древнем и ужасном предании относительно пещеры, которая находится от Кучук-Узеня на три часа езды (на 15 верст). Самое существование и свойства сей пещеры известны были по одним только неясным преданиям, потому что никто не осмеливался к оной приближаться. Все вообще утверждали, что подойти к этой пещере нельзя было, не подвергая жизни своей опасности. Говорят, что она за несколько веков перед сим, по местному положению своему служила не только убежищем в военное время, но сделалась и гробницею здешних жителей, которые при неприятельском нападении думали в ней скрыться со всем своим имуществом. Это были жители одной деревни, лежавшей при реке Канаке, расстоянием от пещеры на два часа езды. Путь к сокровенному сему месту был открыт неприятелю верною собакою, которая, отыскивая своего господина, на сей раз сделалась предательницею сих невинных. Неприятель, не внемля гласу человечества, предал их мучительной смерти, разведя при входе в пещеру огонь, от чего здесь и поныне находят много человеческих (?) костей. Желание мое посетить достойное примечания место не могло быть исполнено, как по неизвестности дороги, так и по вымыслам, порожденным страхом и суеверием, которые препятствовали отыскать к оной проводника. Наконец я узнала, что в деревне Тауак находится старый Татарин по имени Вис, знающий не только дорогу к пещере, но одаренный даже силою и отважностью укрощать бродящих духов. Сей чародей, и употребляемые им в сем случае средства, вам известны, равно помните вы невозможность убедить его быть нашим проводником, когда мы вместе предпринимали путешествие к Тувакской пещере. К сожалению, вы тогда не могли дождаться назначенной им пятницы. Наступил день сей и я, взяв с собою Муллу Джилана и Грека Азупа, которых из обитателей моей деревни избрала себе в сопутники – и, присоединив к ним известного вам старого моего Ивана, отправилась в Тувак в сопровождении трех разноплеменных приверженных мне жителей, из коих, однако, как вы увидите в геройстве ни один не уступал другому. Проводник ожидал меня в Туаке при стечении почти всех жителей сей деревни, и при отправлении в путь только не доставало Магометанских восклицаний: не возвращайся! Не возвращайся! Дабы почтить меня названием Пилигрима, странствующего ко гробу Магомета (Идущим в Мекку воздаются отличные почести. Во всех проходимых ими деревнях готовится им пиршество, после коего все провожающие жители страннику кричат вслед: не возвращайся! Ибо почитают величайшим счастьем умереть близ гроба Магомета. Возвратившимся оттуда дается почетное название Хаджи, от коего некоторые ученые производят наше слово ханжа – примечание автора). Когда я проехала две версты по дороге в Юскут, то пеший проводник мой шедший впереди с секирою, поворотил влево узкою тропинкою, вдоль по речке Охун, ведущей к обитаемым Татарами в летнее время нескольким хижинам, известным под именем Алачуха. Оттуда поворотили мы направо к Яйле, где тропинка беспрерывно делалась теснее, а ручеек быстрее, протекая по большим обломкам скал. Возвышавшиеся предо мною до облаков ужасные громады скал, казалось, знаменовали предел мира сего, находясь в чудесной противоположности с расширяющимися как вправо, так и позади меня горными долинами, которые открывали вид к необозримому морю. Достигнув каменистым путем мрака древних рощ, в которых неприметно терялись последние следы человеческие, я, по причине сросшихся ветвей, принуждена была последовать примеру прочих моих сопутников, давно уже соскочивших с лошадей и с трудом за мною следовавших. Проводник объявил, что дальше вести с собою лошадей уже невозможно, ибо должно спуститься на дно пропасти к самому ручью, протекавшему от нас теперь влево, дабы потом всползти противоположною крутою скалою к утесу Агун, в коем находится пещера. Оба спутника мои непременно желали оставаться при лошадях и наконец, когда мне удалось возбудить честолюбие Муллы Джилана, который воскликнул: «я следую за тобой», я убедилась в том, что Грек мой не вправе называться потомком древних героев, павших при Марафоне, ибо никакая сила не могла принудить его оставить лошадей. Опускаться вниз по канату казалось мне слишком неудобным, почему я, вверив себя Провидению, с помощью обоих Татар благополучно достигла ручья, причем с пользою служили мне ниспавшие с дерев густые слои листьев. Когда взглянула я вверх к утесу, тщетно отыскивая по нем какие-либо следы человеческие, то овладел мною некоторый ужас. Не представлялось мне никакого спасения, если б вдруг оставили меня силы мои, или лучше сказать проводники, которые, взирая на меня, кажется, ожидали только приказания предпринять обратный путь. С видом сколько можно бодрым подала я Мулле руку, уповая на его силы и ловкость, с каковою большая часть горских Татар умеют взбегать на высоты и опускаться с утесов. Вперед пошел проводник, который, то вырубливая топором ступени, то зацепясь за врубленный топор, прокладывал и мне дорогу. Таким образом поднимались мы выше и выше над неизмеримою пропастью, пока я наконец достигла дерева, за которое держась, присела и увидела около себя не только двух провожавших меня добрых и заботливых Магометан, но и старого моего Ивана, коего взор для меня никогда не был столько приятен, как в сем случае. Тут в первый раз отважилась я взглянуть в отверзшую предо мной могилу, и кружение головы едва не предало оной изнемогавшее мое тело в земле чужой, где я считаюсь странницей – в пустыне, может быть уже несколько веков никем до меня не посещенной! С трудом достигла я грота, находящегося при бездонной пропасти, а потом и дерева, стоящего перед мрачным в пещеру входом, из коего несло на меня влажный и отвратительный воздух подобный хладному дыханию гробниц. С трудом только по причине сырости проводники мои засветили в фонарях свечи. Мы вошли под довольно широкий, но едва на несколько шагов вглубь распространяющийся свод, который казался мне иссеченным в скале. Влево вел он к большой круглой пещере, с коея верха, подобного куполу, каплями стекала жидкость; довольно гладкие стены покрыты были влагою, а дно совершенно мокро. Однако я не смогла заметить никакого отверстия. Кругом разбросаны кости; не ручаюсь, однако, за то, что бы они не были звериные; также находилось и несколько опаленных дров, сложенных как бы для разведения огня. На изъявленное мною о сем удивление проводник наш сказал, что сии дрова сложены здесь одним весьма престарелым и уже за семь лет перед сим скончавшимся Дервишем Мархаджи (Омар-хаджи). Никто кроме него не посещал сих мест, и известием об оных ему токмо обязаны. Дно пещеры от входа к правой руке было несколько покатисто. Мы дошли здесь до весьма мокрого углубления, которое некогда было наполнено костями, как слышал проводник наш от того же Дервиша. Теперь лежали тут камни, груды земли и дугообразная часть утеса, близ коего являлся узкий ход за камнями, для перенесения которых потребны силы Циклопа Полифема. Коль скоро мы переправились через оные, то я велела прикрепить здесь 28 аршинный канат, и все мы поодиночке, придерживаясь влажных стен, и сделав несколько шагов, вошли в другую еще большую пещеру, также почти совершенно круглую, коей потолок, равномерно подобный своду, еще был выше первого. Дно сей пещеры, хотя по положению своему и находилось гораздо ниже первого, однако оно было не столько сыро и мне казалось, что посреди пещеры земля была рытая. Из густого, окружавшего нас мрака, взирали на меня три мертвых головы, в двух углах по левую руку стоящие; одну из них я хотела взять с собой, по той причине, что все они показались мне необыкновенной величины, но не могла склонить к тому моих проводников. Канат доставал до противоположного тесного, но несколько кверху ведущего хода, также забросанного каменьями. При вступлении в оный я остановилась в изумлении; ибо глухие и невнятные голоса раздавались тут из-за мрачного, явившегося пред мною, неутвержденного и подвижного столба, которого образование, думаю, приписать должно сгущенному воздуху. Мне казалось, что я внезапно перенесена в пещеру Египетскую, или в находящуюся в Персидских горах, доколе не уверилась, что звуки сии происходили от раздающихся ужасных отголосков речей моих провожатых, которые несколько от меня отстали, и доколе я не дошла сим ходом вверх до новой пещеры, во всем подобной двум первым. Здесь заметила я, что против сих ходов был такой же, еще теснейший, круто вверх ведущий, до коего, однако я дойти не могла, как по собственному расслаблению сил, так и по жалобам моих сопутников. Это побудило меня поспешнее возвратиться. Я прошла от 70 до 80 аршин самою зараженною атмосферою. На свежем воздухе я, хотя почувствовала вновь подкрепление сил моих, однако впечатление, сделанное на меня сим таинственным и ужасами исполненном местом, было столь сильно, что я совершенно находилась в том положении, в которое приходили посетившие Трофанийскую пещеру в Виотии. При всем том я весьма желаю еще раз побывать в сих местах, сделав к тому предварительно все надлежащие приготовления и пр. и пр.

Вложение: 3875215_keppen_opisanie_tuakskoi_peshery.pdf