Logosky (VneVizm) все записи автора

Вышел в свет очередной номер вневистианского альманаха.

Вложение: 5168719_sin_apelsina_9_2017.pdf

Logosky (VneVizm) все записи автора

Logosky (VneVizm) все записи автора

Вышла книга А. Филимонова "Дух всюду сущий и единый..." Вступительное слово Светланы Большаковой. При поддержке Комитета по социальной политике Правительства Санкт-Петербурга. Файл книги в формате PDF можно скачать ниже.

Вложение: 4077185_duh_vsyudu_suschiy_i_edinuyy_a.pdf

Logosky (VneVizm) все записи автора

Зреют кубы, в поднебесье отверстые,
Словно кресты бытия.
Кто пробудил в сентябре неизвестные
В синем эфире поля?

Шахматной тенью они раскрываются,
Сон затворяет ладья.
В символы, знаки, стихи преломляется
Осени чаша, сквозя.

Кто разумеет звенящие литеры
Слова-прозренья вневизм,
Тот возродится на острове Питере
Светом неоновых линз.

Там для него собирает в кубический
Древний алмаз, невесом,
Иней всеведенья, снег литургический
Ангел осенним крылом.

Рисунок Светланы Большаковой

Logosky (VneVizm) все записи автора

Что будет с русскими стихами,
с поэзией, что вся извне-
рвничалась между нами?
Что станет с бездной по весне?

Кто тот поэт, ещё незримый?
Чьи безымянные крыла,
уже предчувствием томимы
бездонности, - сожгут дотла?

И вспышка вечная сверхновой
оттуда, где слова легки,
порой приносит луч, и снова
парят во мраке мотыльки.

Logosky (VneVizm) все записи автора

 

Logosky (VneVizm) все записи автора

Сюда идут за оболочкой
и возвращаются порой
утратив образ между строчек,
кто - в дрёме, кто-то - над Невой.

Порой метафора всезряча,
а иногда провидит склеп,
и чем бледней и небогаче,
тем слаще чёрствый её хлеб.

А в чаще снов - уподобленья
преумножают зеркала
и сводят в ад стихотворенья
полёта райские крыла.

Все начинается по новой,
кипит сосновая смола -
то слёзы музыки лиловой,
что бездне на сердце легла.

Logosky (VneVizm) все записи автора

 

В действии оно неисчерпаемо.

           Лао-Цзы. Дао Дэ Цзин (пер. Ян Хин-шуна)

            Часто возникает вопрос: отчего вневизм не существует в определённых формах, не заключён в доктрину, подобную математической и объективно ясную? «Дао туманно и неопределённо. Однако в его туманности и неопределённости содержатся образы. Оно туманно и неопределённо. Однако в его туманности и неопределённости скрыты вещи. Оно глубоко и темно. Однако в его глубине и темноте скрыты тончайшие частицы. Эти тончайшие частицы обладают высшей действительностью и достоверностью», - сказано в трактате Лао-Цзы.

То, что проявлено в полной мере – застывает и обречено ломке и гибели. Дао или путь вневизма подобен маятнику, пульсации, мерцанию, проявленности вне мира и в нём, в самых разнообразных субстанциях и категориях, ибо «Быстрый ветер не продолжается всё утро, сильный дождь не продержится весь день».

Мифологизм дао, субъективного недеяния, состоит в следовании природе вещей, которую невозможно познать, сливаясь с материей телесной оболочки. «Вот вещь, в хаосе возникающая, прежде неба и земли родившаяся! О беззвучная! О лишённая формы! Одиноко стоит она и не изменяется. Повсюду действует и не имеет преград. Её можно считать матерью Поднебесной. Я не знаю её имени. Обозначая иероглифом, назову её дао; произвольно давая ей имя, назову её великое. Великое — оно в бесконечном движении. Находящееся в бесконечном движении не достигает предела. Не достигая предела, оно возвращается [к своему истоку]». Дао – то, там, иное, великое противостояние плену желаний и тяготений. Преодоление тёмного блеска теней беззвучного скольжения по пустырям мира. Обочь, опричь хаоса и мнимой гармонии.

Все на земле умрет - и мать, и младость,

Жена изменит, и покинет друг.

Но ты учись вкушать иную сладость,

Глядясь в холодный и полярный круг.

Бери свой челн, плыви на дальний полюс

В стенах из льда - и тихо забывай,

Как там любили, гибли и боролись...

И забывай страстей бывалый край.

И к вздрагиваньям медленного хлада

Усталую ты душу приучи,

Чтоб было здесь ей ничего не надо,

Когда оттуда ринутся лучи.

Так писал Александр Блок за столетия до возникновения вневизма, сам термин которого – полупроявлен и с трудом произносится, это узлы, завязанные там, но проступившие здесь. Они могут показаться грубыми и очевидными, ибо за ними – подлинное, призрачность. Для критика-позитивиста (Г.Адамович) подобное стихотворение – пример несуразицы, ибо «полярный круг», «челн» и лучи «оттуда» символы объективно не соотнесённые с линейным временем и «страшным миром».

«Человек высшей учёности, узнав о дао, стремится к его осуществлению. Человек средней учёности, узнав о дао, то соблюдает его, то его нарушает. Человек низшей учёности, узнав о дао, подвергает его насмешке. Если оно не подвергалось бы насмешке, не являлось бы дао». Дао вневизма провоцирует профанацию, но это качество переходит к осмеивающему. Глумление над дао позорит глумящегося, так же, как созерцающий дао и не стремящийся иметь от него пользу наполняется тонкими качествами. Ни в коей мере не склоняю кого-либо сделать сторонником вневизма. Как мы уже подчеркнули, это пребывание в гармонии, которая приходит извне, когда человек пересотворённый к ней готов. Утрата осязаемого пространства здесь приближает Космос.

«Если знать и государи не являются примером благородства, они будут свергнуты.

Незнатные являются основой для знатных, а низкое — основанием для высокого. Поэтому знать и государи сами называют себя “одинокими”, “сирыми”, “несчастливыми”. Это происходит оттого, что они не рассматривают незнатных как свою основу. Это ложный путь. Если разобрать колесницу, от неё ничего не останется. Нельзя считать себя “драгоценным”, как яшма, а нужно быть простым, как камень». Дао диалектично: «Превращение в противоположное есть действие дао, слабость есть свойство дао».

В основе Поэзии лежит мировоззрение «дао»: «Дао скрыто [от нас] и не имеет имени. Но только оно способно помочь [всем существам] и привести их к совершенству». Дао, укоренённое там и нигде – «ТА» область «0» пустоты, тёмной материи, которая вдыхает энергию в мир через «лазейки для души, просветы в тончайшей ткани мировой» (В.Набоков). Как примирить аскетизм дао Поэзии и врождённую тягу человека к похоти очес? Многообразие и бурнообразие написанного ведёт к конечности, к падению глиняных кумиров. Простота – мнима. Она средоточие многих путей, где един путь вовне.

Границы, через которые проникает дао – каким мы впускаем его – очевидны и нет. Приотворёность слуха – вот путь, ставящий проникаемое в определённый порядок и не пропускающий лишнего, не допускающий чрезмерного отсюда – к приходящему стиху.

Яотрекаюсь наперед

Отпохвалы, от злой отравы,

Не потому, что смерть взойдет

Предтечею ненужной славы,

А потому, что в мире нет

Моим мечтам достойной цели,

И только ты, нездешний свет,

Чаруешь сердце с колыбели, –

писал Фёдор Сологуб, развивая тему пушкинского «Памятника». «Единственная вещь, которой я боюсь, — это узкие тропинки. Большая дорога совершенно ровна, но народ любит тропинки». Потому что человек тщеславен и пытается унести в личные закрома загробный мир уже при жизни (а по сути смерти), словно можно будет забрать скарб, заработанный тщеславием, с собой в инобытиё.

«Тот, кто знает, не говорит. Тот, кто говорит, не знает. То, что оставляет свои желания, отказывается от страстей, притупляет свою проницательность, освобождает себя от хаотичности, умеряет свой блеск, уподобляет себя пылинке, представляет собой глубочайшее. Его нельзя приблизить для того, чтобы с ним сродниться; его нельзя приблизить для того, чтобы им пренебрегать; его нельзя приблизить для того, чтобы им воспользоваться; его нельзя приблизить для того, чтобы его возвысить; его нельзя приблизить для того, чтобы его унизить. Вот почему оно уважаемо в Поднебесной».

Следует ли вневизм законам дао в полной мере? Да, ибо вневизм не проявлен в полной мере. Нет, поскольку он зависит от своих творцов, тех, кто борется за гармонию тут. Говоря но не называя, указывая но не определяя, заковывая в структуру мнимую, мы вступаем с дао в диалог. С тем, что нельзя оценить, взвесить, постигнуть, назвать. Это и позволяет нам хотя бы отчасти назвать кристалл Поэзии причастным истине истин.

«Поднебесную получают во владение посредством недеяния».

Пока клубится нечто,

где облака разъяты,

вне жизни бесконечной,

вне смерти небогатой.

Logosky (VneVizm) все записи автора

От каждой буквы - эхо среди скал,
и серой глыбы - волны предсказанья...
Ты под созвездия взойди в бездонный зал,
украшенный орнаментом всезнанья.

Спиралями расцвечен двойников -
галактик и скоплений неизвестных,
хрустальный пол не ведает оков
материи - прозрачно-бестелесный.

И арочные окна высоки,
сквозь них плывут и рыбы, и созданья,
ещё не воплощённые в круги,
исполненные воли и страданья.

Заметен трон - его ли ты искал?
Он пуст, страшась земного человека,
и нечто снова плещет среди скал,
и откликается оскалом смеха.

Здесь - тишина пред Логосом простым,
раздробленным в сознании на звуки,
и дым нисходит, рукотворный дым,
на пепелище прелести и муки.

Logosky (VneVizm) все записи автора

 

 СУТЬ КНИЖКИ

 ЕДИНОДВОЙСТВЕННОСТЬ

Что может проще быть и что – сложнее света?
Он сотрясение частиц малейших или
Волны биенье в наши очи и сознанье
Из неосознанных глубин, из тьмы вселенской?

Вначале слово бы найти, как то издревле
нам всем завещано от Бога. Это слово –
“eдинодвойственность”! Се ключ к загадке света!
И вот, под ветром колебание ржаного

пространства света, ожиданье тучных зёрен,
что одновременно на землю ниспадают,
являя двуединства воплощенье всем нам,
так скудно в таинстве великом просвещённым.

Противъестественно вослед растеньям Солнце
плывёт по небу, а подсолнух чернорыжий
являет в чёрном своём зеркале в средине
спиральность, свойственную миру всех Галактик.

То было чудное явленье в Соловьёво,
во глубине России, на Оке, что вольно
волнами плещет, а на них играют блики
частичек света – воплощённое единство.

Но что же здесь нам открывается наукой?
О! Волны Гюйгенса, Ньютоновы частицы
света сквозь призму, а потом и кванты Планка...
От них студенты и студентки тёмной ночью

не знают сна, единодвойственность полов
забыв на время, а профессор спать не может,
воспоминая дальней юности заботы
и сожалея, что вернуть не силах младость.

О, возраст осени, он мне wie herrlich leuchtet*…
На скатерти, на простыне, на белом снеге –
преображенье света в радуги явленье,
спаданье листьев как частичек света

с вершин кленовых ранней осенью под ветром.
Страдательные состоянья многоцветья,
по мысли Вольфганга, который Гёте,
суть производные от темноты и света.

Метель, дом Гёте в Веймаре во снеге.
Темнеет, очи липким снегом застилает.
Глазницы окон неприветливо темнеют –
знать, не желает он гостей сегодня видеть...

Из темноты, из черноты всё возникает –
открыто древними китайцами, и персы
им вторят, не сговариваясь, а в России
на лаке Палеха всё скачут эти кони,

что огнегривы, а копытца у них тонки,
как балерин носочки в тьатре Мариинском.
Причём здесь жидкие кристаллы – что за странность?
Однако холестериков игра на чёрном

так дивно схожа с миньатюрою на лаке!
Но всё ли так темно и однозначно? Или…
не чернота одна, а белизна, быть может,
цвета содержит? Все учились в школе,

и этот круг с цветными секторами – он ведь
вдруг становился белым при вращеньи.
А световые люди самых древних персов,
а светоносные тела В. Соловьёва?..

И вот опять китайцы с их фарфором белым,
и немец Бётгер, заново открывший глину
и технологию, и Виноградов Дмитрий,
прикованный на цепь у своей печки,

для обжига фарфора им изобретённой.
Друг Ломоносова Михайлы, между прочим.
Учились в Марбурге, дружили с зелен-змием –
и вот судьба: где он, где Ломоносов?

Поныне в Марбурге гуляют студиозы,
За пивом поминают Ломоноса Мишу…
Зато сейчас на берегах Невы под снегом
творится чудо белизны фарфора Димы.

Фарфор и Майсен, и Нева искрится цветом
от каждой грани, и Китай далёкий-близкий…
Вначале темнота и чернота, безвидность,
а после – Свет! И «Азъ есмь свѣт!» – Господне слово

пришло ко мне из Поднебесных этих далей,
где храм Покровский пребывает, охраняя
нас, грешных русских, нашу веру позабывших,
во тьме и на свету, в печали и в презреньи…

* Как великолепное свечение - нем.

                         
         ВЕЧНОСТЬ ОТРАЖЕНЬЯ

Вот филосóф, мой добрый друг, весь бородатый,
умнó толкует отраженья света сущность
как имманентное природе в целом свойство –
усы смочивши влагой рюмки с крепким... чаем.

А мне всё видится, как на щеках любимой
Играет отсвет моей розовой рубашки.
И преломление, ломанье, возлиянье...
Затем греховное в конце концов паденье.

Потом же зеркало души её глядится
внимательно в стенное зеркало – и странно
они друг друга отражают многократно.
Подобно зеркалам тем, в доме старом детства,

что, отражаясь, образуют анфилады,
вперёд и в прошлое ведя нас, в бесконечность.
Я – между ними, и моё грешное сердце
уже не слева, как положено, а справа.

И там фантазии из детства, там кошмары:
медведь с серебряным подносом и тритоны,
змееволосые горгоны и герои
с зеркальными щитами и с мечами…

А много позже наяву медузы эти
меня исхлещут в летнем Средиземье
в отместку за Горгону – и по делу…
Потом в гримёрной меж зеркал сидеть я  буду,

а в зеркалах преображенье и сближенье –
согласно физике с эффектом Казимира
и театральному эффекту замещенья
природы и фантазии взаим’образно.

Любовь – фантазия, симметрия земного
всего на свете, несовместность лишь мужского
начала с женским – Инь-Ян знак тому примером,
Ромео с Джулиеттой, в сказке у Шекспира…

Голов кружение от симметрийных этих
фантазий Эшера на стенках Эрмитажа,
от полчищ собственных зеркальных отражений
внутри волшебного устройства Леонардо,

от золота внутри моей зеркальной сферы.
Сапфир очей и девы в белых одеяньях…
И жизнь как бесконечность, вечность отраженья –
одно в другом, как отрицанье власти смерти!                         
                     

           СУТЬ ВРЕМЕНИ

О, ужас времени – как нам назвать такое
феноменальное явление?.. Музейных
сих часомеров показанья, здесь застывших?
Иль впечатленья в самом нежном раннем детстве?

То и другое в давнем прошлом невозвратно,
напоминание о них лишь на фронтонах,
с которых гермы вниз взирают отрешённо
на малых мальчиков, бродивших здесь и обок.

Нагие каменные женщины, их взгляды –
меня насквозь, как радиации частицы,
зато оскал свирепейших тритонов страшен:
пред ликом вечности трепещет всё живое.

Из светотени на стене двора-колодца,
сооружу сейчас часы, как египтянин,
а после Солнца соберу лучи я в точку
посредством линзы – вот огня я повелитель!..

Пока же улицы лучи в далёкой точке
сошлись в неведомом моём грядущем,
куда так мягко увлекают мамы руки,
те, что потом внезапно охладеют – горе!

И жить мне по часам отцовым, да, придётся,
цепью прикованным к петле его жилета.
Но диво-дивное: часы два раза в сутки
показывают точно-точно наше время!

А время на песке, под солнцем, у залива,
где сосен розовое тело обнажено, и
там, где творится чудо созреванья тела
и становления души и чудо счастья.

А искушение соблазном тут же рядом:
любой из нас играет с дьяволом, как Фауст –
остановись, прекрасный миг, хотя б на время…
Но стрелка падает – судьбой дано то смертным.

Пока же юные душа моя и ноги
Несут меня и в даль, и в глубь моей России,
к её соборам и церквам опустошённым,
но храм оставленный – всё храм он, как известно.

Я преклоняю вновь и вновь мои колени
перед Спасителем в иконах потускнелых, 
и мнится мне, что нимб вокруг святого лика –
в штрихах минутных часового циферблата.   

Однажды, грешный, проявляю небреженье
И останавливаю ход часов звонницы.
Овладевает мною ужас неподдельный
осуществлённого мгновенья остановки…

Позорный бег, скорей побег долой от места
того, где совершилось это святотатство.
Так истязай теперь ты тело, свою душу
во искупление греха – и до предела.

Воюй со временем в кроссовках марафона
от града Пушкин и до Мойки, где квартира
его последняя… Твоя ещё где будет?
А может, соль Земли – она, что с горьким пóтом?..

Всё в точку сходится, из точки ж возникает
И вся Вселенная – из точки сингулярной…
Но где ж единодвойственность – неясно…
Ясно одно: и Свет, и Время вечно будут.
                 
                 ПРЕБУДУТ ВЕЧНО ! 

Триптих Александра Фёдоровича Новикова, профессора СПбГУ ИТМО, члена Союза писателей России, посвящён выходу в свет его новой книги о Свете - и тому, что её вдохновляло - культуре, бескрайности, новым гипотезам, поэзии и жизни.

Logosky (VneVizm) все записи автора

Запах снега первого, немого,
безголосых крапинок-кристаллов, -
что ему осталось от былого,
падавшего по весне устало?

Тает на чернилах, на ресницах -
он диктует буквы, торопясь,
мы ему должны с тобой присниться,
чтоб желаний воплотилась вязь.

Белизны слова на клетках белых
отражают дремлющую суть.
И листва, покрыта влажным мелом,
зеленеет, содрогаясь чуть.

Мелос бездыханен пред прозреньем -
нет ли в бездне голоса иного,
воскрешающего мир томленьем
ради нескончаемого слова?

Logosky (VneVizm) все записи автора

 

Жизнь человека как комментарий к эзотерической

                                               Неоконченной поэме. [1]                                                                   

 

Образ дальней – лежащей на краю, за краем – земли Туле, символизирующей обитель истины, явился в поэзию русского символизма из лирике Эдгара По. Возможно, наиболее удачным переводом мистического стихотворения Э.По «Страна снов» об идеальном мире за краем человеческого сознания стала интерпретация Валерия Брюсова: «Я вернулся, утомленный, С граней Фуле отдаленной», 1924. Русскому символист создал также оригинально произведение: “Ultima thule”: [2]

Остров, где нет ничего и где всё только было,
Краем желанным ты кажешься мне потому ли?
Властно к тебе я влеком неизведанной силой,
                   Ultima Thule.

Набоковский рассказ “UltimaThule”, ставший самостоятельной частью последнего недописанного им романа на русском языке “SolusRex”, перекликается с идеями Э.По и русских поэтов Серебряного века, органично дополняя и частично расшифровывая тему набоковской «потусторонности» и преображении на пути к ней. Это приотворенность бездны, и сам лирический герой в стихотворении видится извне. В далекой прародине, лишь внешне сохраняющей приметы земли и местного времени – сама страна лежит за краем сознания и вне хроноса. «“UltimaThule”, остров… отечество моих наименее выразимых мыслей» (“UT”).

Развенчание главного персонажа – Фальтера (бабочка – нем.), познавшего в рассказе истину в земной оболочке и теряющему облик человеческий, происходит на наших глазах. После внезапной молнии прозрения Фальтер остается жить, его сознание и плоть каким-то образом выделили доверившуюся им тайну бытия, ничего общего не имеющую с человеческим существованием. Подобное пересотворение ведал пушкинский пророк, его печать несут на себе многие герои Набокова – зря «…лазейки для души, просветы в тончайшей ткани мировой».

Смысл жизни, как гласит расхожая истина, не может быть постигнут человеком, находящемся в физическом воплощении, иными словами, живущий не в силах познать сущность вещей.  О подобном утверждал В.Ходасевич в стихотворении «Ласточки»:

Пока вся кровь не выступит из пор,
Пока не выплачешь земные очи -
Не станешь духом. Жди, смотря в упор,
Как брызжет свет, не застилая ночи.

Этот тезис мифотворчески опровергается в рассказе Набокова «UltimaThule». На его героя, Фальтера, находит прозрение. Это была вспышка «…сверхжизненной молнии, поразившей его в ту ночь в том отеле», которая пощадила его оболочку и оставила на свете этом. «Опираясь на художественные произведения Набокова, – пишет исследователь В.Е.Александров в книге “Набоков и потусторонность”, – нелегко будет отыскать посреди пророческих узоров, которыми определяются буквально все его характеры, положительные, и отрицательные, пространство свободной воли. И поскольку не видно, кажется, способа разрешить это парадоксальный разброс взглядов на возможность свободного выбора, лучше всего будет заключить, что либо Набоков и сам не решил его однозначно, либо полагал, что свободная воля и детерменизм просто занимают разные ниши в человеческой жизни». Происшедшее с Фальтером могло быть окрашено в героические тона, если бы на абсолютная случайность павшего на него луча судьбы. Он случайно постиг истину, так и Моцарт, мановением свыше – стал сыном гармонии. Так у Набокова проступает мотив божественной игры, или предопределённой свободы. «Наличное бытие человека эк-зистентно, и в то же время ин-зистентно. В ин-зистентной экзистенции также господствует тайна, но только как забытая и, таким образом, ставшая “несущественной” сущностью истины» (М.Хайдеггер. «О сущности истины», гл. «Истина как сокрытость»). Возможно, это набоковская пародия на «человеческое, слишком человеческое» (Ницше) в обществе передела власти: «…я думаю, что смех – это какая-то потерянная в мире случайная обезьянка истины» (“UT”).

В незавершенном продолжении романа «Дар» второстепенный персонаж Фальтер «Вышел вместе с Зиной, расстался с ней на углу, За эти десять минут она успела сойти с автобуса прямо под автомобиль. Ходил, сидел в скверах. Фальтер распался», – подчёркивает Набоков, но кажется, что эта смерть несет для героя романа Фёдора Годунова-Чердынцева не меньший экзистенциальный смысл, чем уход в мир иной Зины. Перед этим в тексте сказано: «Почти дознался». Значит, Фальтер на мгновение снова остановился-таки в крае от  истины, «Рождая орган для шестого чувства» (Н.Гумилев).

С ним произошло то, что было предречено в строках роман «Дар» в главной его части, когда Фёдор приводит философа Делаланда про «…освобождение духа из глазниц плоти и превращение наше в одно свободное сплошное око, зараз видящее все стороны света, или, иначе говоря: сверхчувственное прозрение мира при нашем внутреннем участии». Герой, подобный Фальтеру, проступает в лирическом дневнике Ходасевича, почти лишенный воли к жизни, но вмещающий некое относительное знание:

Пора не быть, а пребывать,

Пора не бодрствовать, а спать,

Как спит зародыш крутолобый,

И мягкой вечностью опять

Обволокнуться, как утробой.

Загадка ухода Фальтера остается нераскрытой, возможно, в том, что прежде погибла Зина – образ русской литературы, намекает на то, что постижение мира связанно с художественными образами, где имаго Вечной женственности основополагающий, а не умозрительный символ. «Я отрицаю целесообразность искания истины в области общепринятой теологии…» (“UT”).

И – ещё более жестко и саморазоблачительное, в попытке отрешения от своего преследующего отражения, у Ходасевича, «всезнающего, как змея»:

Да, меня не пантера прыжками

На парижский чердак загнала.

И Вергилия нет за плечами, -

Только есть одиночество – в раме

Говорящего правду стекла.

Не правда ли, это оцепенение тоже сродни фальтеровскому и намекает на то, что герой Ходасевича, возможно, заплатил за постижение истины – отторжением от чувственной оболочки: «И звёздный ход я примечаю, И слышу, как растёт трава».

Наконец, еще одно совпадение указывает на то, что Ходасевич отчасти являлся прототипом Фальтера и героя «Парижской поэмы», написав прежде: «Люблю людей, люблю природу, Но не люблю ходить гулять». О нем у Набокова сказано: «Не любил он ходить к человеку, А хорошего зверя не знал». Здесь проступает и образ апокалиптического зверя – намекая на некую «инфернальность» личности автора «Европейской ночи», пугавшего себя и читателя:

Всё жду, кого-нибудь раздавит

Взбесившийся автомобиль,

Зевака бедный окровавит

Торцовую сухую пыль, –

«…подсовывая мне краску времени взамен графического узора вечности» (“UT”).

Для поэта Сирина, русского Набокова, страна UltimaThuleпрежде всего ассоциировалась с раем утерянных детских воспоминаний, невозможностью вернуться на родину, которую призвана восполнить зыбкая земля Зембла в романе «Бледное пламя»:

Как весною мой север призывен!
Как весною мой север далек!

На парижском чердаке, который ближе к музам и к химерам, проходили последние дни Ходасевича в неумолимом приближении молнии истины. В некрологе Набокова «О Ходасевиче» мелькает ещё один «грозовой» образ поэта-изгнанника: «Что ж, ещё немного сместилась жизнь, ещё одна привычка нарушена, своя привычка чужого бытия (видимо, отсылая к строке Фета “Чужое вмиг почувствовать своим…” из стихотворения “Одним толчком согнать ладью живую…” – А.Ф.). Утешения нет, если поощрять чувство утраты личным воспоминанием о кратком, хрупком, тающем, как градина на подоконнике, человеческом образе. Обратимся к стихам».

Сам Фальтер был лишен героического пафоса и ореола, подобного тому, коим наделено авторское «я» в стихотворении Гумилёва «Наступление», вынесенное вне: «Я, носитель мысли великой, Не могу, не могу умереть». Наоборот, он превратился в шута, гастролера, напоминающего канатоходца в стихотворении Набокова «Тень», когда «прелестный облик теневой» канатоходца над городской площадью, проходящего по проволоке, сойдя, внезапно обретает черты грубой плоти. Набоков описывает подобный миг экстатического вдохновения, вторя тютчевскому стихотворению «Проблеск»:

Но, ах! не нам его судили;

Мы в небе скоро устаем,-

И не дано ничтожной пыли

Дышать божественным огнем.

………………………………….

И отягченною главою,

Одним лучом ослеплены,

Вновь упадаем не к покою,

Но в утомительные сны.

Пространство сна – набоковская субстанция, где встречаются отголоски истины и удлиненные тени от животворящей лампы искусства. В их взаимном пересечении рождается неповторимый узор, орнамент, доступный «будущему читателю», чье зрение не будет искажено сиюминутным. Близкие люди воскресают в пространстве стихов и сновидении:

И человек навстречу мне сквозь сумерки
идет, зовет. Я узнаю
походку бодрую твою.
Не изменился ты с тех пор, как умер.

«Страшнее всего мысль, что, поскольку ты отныне сияешь во мне, я должен беречь свою жизнь. Мой бренный состав – единственный, быть может, залог твоего идеального бытия: когда я скончаюсь, оно окончится тоже», – говорит Синеусов о душе ушедшей жены. Каким образом ее смерть связана со внезапным откровением Фальтеру? «Но все это не приближает меня к тебе, мой ангел. На всякий случай держу все окна и двери жизни настежь открытыми, хотя чувствую, что ты не снизойдешь до старинных приемов сновидений. (“UT”). Фальтер единый во многих ипостаях персонажах, чей образ наполняет набоковскую поэзию. «Мой дух преобразился На тысячу колец, –  пишет Набоков в стихотворении «Формула, – в коленах алхимического перегонного аппарата, – «А в комнате пустое / Сутулится пальто» под тяжестью своего материального проявления. Некто диктует предопределённый выбор, – изгнание обретает пространство снов и воспоминаний о далекой северной стране. Снова и снова Набоков посылает туда соглядатая ее снов, иногда обреченного на гибель, иногда легко преодолевающего воздушные границы, как в стихотворении «Лыжный прыжок». Это уже не просто двойник, а некто иной. Взгляд извне «одного исполинского ока» видит и лыжника, и «инистый Исакий», и самого автора у нейтральной полосы, ждущего обратного билета. Набоков создает новый тип поэта-изгнанника, словно подтверждающего что «…не найдёт отзыва тот глагол / Что страстное земное перешёл» (Боратынский). Родина его возвращения столь же призрачна, ибо в рай детства можно совершить паломничество лишь во снах воображения. «На всякий случай держу все окна и двери жизни настежь открытыми» (“UT”).
            Листва бормочет о стране на «эф» -

как, например, Фортуна или Фатум.

   «Изгнанник», пер. с англ. – А.Ф.

Герой оказывается вне пространства культурного договора, являя лишь оболочку.

«Страна стихов» сулит вечно обновляющуюся материю грез и гармонии:

Дай руки, в путь! Найдем среди планет

пленительных такую, где не нужен

житейский труд. От хлеба до жемчужин -

все купит звон особенных монет.

«…Всего два-три слова, но в них промелькнул краешек истины, - да вы, по счастью, не обратили внимания» – роняет Фальтер. Возможно, это отсылает к мандельштамовскому: «Меня преследуют две-три случайных фразы».

«Кто обмирал и был на том свете, тому, под большим страхом, запрещено говорить три слова (неизвестно какие)», – записал Владимир Даль. Ибо может совершиться «Самоуничтожение мыслию», как отмечено Набоковым на карточке №137 «Лауры и её оригинала», – неоконченного романа, на пороге «UltimaThule» – страны бессмертия. Фальтер развенчан в разряженном эфире продолжения «Дара», крылатый человечек, пропустивший сквозь себя молнию мудрости веков. Возможно, от этого «истин, теней истин на свете так мало…» («Дар»), и одна из них – набоковский рассказ о запредельной UltimaThule. Узрел ли сам Фальтер свое выпорхнувшее «я», отраженное в зазеркальной поэме? Есть ли на земле слова для выражения истины?..» Как написал в «Даре» Набоков,

…к своим же истина склоняется перстам,

с улыбкой женскою и детскою заботой

как в будто в пригоршне рассматривая что-то,

из-за плеча не видимое нам.

Logosky (VneVizm) все записи автора

Бездна прозу нашептала
голосом звенящим, гулким,
так похожим на вокзала
голос диктора из будки.

Бездна прячется в коробки,
в чемоданы на колесах.
Перевозчик не из робких,
отвечает на вопросы:

- Перевозим хлам за тыщу,
а добавите немного,
даже черти не отыщут
ваши души в сне пологом. -

И гудит тоскливый поезд,
горьковатым паром вея:
- Петербург-Мгновенье-Хронос! -
и кондуктор-кот за дверью.

На перроне многолюдно,
модно в бездне быть всезрячим!
Инкарнация подсудна
в христианском мире спящем.

А на них, как из-под века,
звезды смотрят простодушно:
человек - знаменье века
или книга в дне минувшем.

- Так ли будет в том, неспешном,
мире, где восстанем строго? -
Отвечает голос вешний
эхом прожитого бога:

- Нет ни слов, ни воплощений
в море вечности кромешном. -
Зал прощанья и прощенья,
возвращения к прозревшим...

Logosky (VneVizm) все записи автора

Туман был легок и непрочен,
прозрачной дымкой застилал
тот берег озера воочью,
и недостроенный причал.

И рябь небесная двоилась
на пленке сумрачной воды,
недосыпающая сырость
во влагу кутала следы

изгнанника или пророка,
спешащего к небытию,
где нёбо красного Востока
уже узрело полынью.

И Око озера клубилось,
яйцом времен и чистоты,
и явь мгновенно отразилась
над пристанью для высоты.

Logosky (VneVizm) все записи автора

Скачай о бездне файл в формате "Ave!",
где хаос расслоен по берегам,
и на утесах - стертые заглавья
молитвы, посвященной вне-богам.

Эзотеричен путь во мгле скитанья -
скиты пусты, и путники просты,
прошла эпоха силы и дерзанья,
остались фильмы, и в окне - кресты

заменены на плоть стеклопакетов,
где вакуум фильтрует звук и прах,
в субтитрах бог оставил без ответа
немой вопрос и скрылся в облаках.

Logosky (VneVizm) все записи автора

ДВЕРЬ БЕЗДНЫ

Здесь нет границы - только ночь,
которая зовется бездной,
и пограничнику невмочь
оберегать район беззвездный.

И даже солнце не цветет
над полосою прохожденья
от края душащих забот
к пустынной тени отчужденья.

И бездна явится из тьмы,
волною черного сиянья,
в безбрежье атомной зимы,
средь вечности вне подаянья.

Раскроешь дверь в нее - как в сон -
скрипящую перед рассветом:
ты бездной бездны вознесен
над городом прозрачным летом.

Logosky (VneVizm) все записи автора

 ВнеВизм
_____________________________________________

Мартом исполином
полнится эфир,
пустотелым клином
раздвоился мир,
звёзды запотели,
будто фонари,
страсти закипели...
Возблагодари
выбор на межгранье,
на межсмертье миг –
что сей час и ранее
так и не постиг...



…Божечко мой, Отче!
На меня взгляни,
что, скажи, Ты хочешь,
длань мне протяни.
Я такая разная
и в любви и в вере,
святость и соблазны –
всё Ты мне отмерил.
Много зла на свете:
войн, греха и блуда –
я за всё в ответе
и была и буду?
Божечко мой, Отче!
Ты к чему неволишь?
Я всего лишь женщина!
Женщина всего лишь…



…Где-то бесконечность
устьем и истоком
сводит быстротечность
к одному потоку.
Хаос слился в точку
на восьмёрке странствий
и облёкся в почку
нового пространства.
Нет ни мер, ни сроков,
все разверсты двери,
Женщина в истоках,
 Женщина в преддверье…

 

http://www.proza.ru/2012/03/07/1353

Logosky (VneVizm) все записи автора

ИЗ БАРАТАШВИЛИ


Цвет вселенский иль сапфир
Кромки сказочной небесной, -
Мир нетленный, - в этот мир
Колыбель плывет над бездной.

И в пустыне, и в горах
Находил я без желанья
Не пустой и дикий прах,
Не старинные рыданья;
Цвет вселенский, рог и страх, -

Синь приволья, жизнь моя,
В небесах иль средь пучины,
Ты повсюду, - без причины,
Вот как сказка Бытия.
Цвет вселенский, соль земли,
Ты и рядом, и вдали.

Этот взгляд, разбег, язык,
Даль, что выше утешенья,
Вновь кремнистый путь велик,
И не знает завершенья.
Вот дитя, а вот - старик,
Кто тут был? А без решенья.

И когда загробный хор
Оросит меня слезами,
Как родня, как глад и мор,
Что сильны под небесами,

Я вернусь на твой простор.
 И не то чтоб жил всегда,
А камням надгробным тошно
Цвет вселенский взять туда,
Где не будем никогда, -
Здесь прощанье невозможно.

 

Автор перевода благодарен Ираклию Ростомашвили за идеальный подстрочник и комментарии.

Logosky (VneVizm) все записи автора

Очевидный парадокс в том, что конференция - или симпозиум - будет посвящена миру вне, как проявляемому, так и тому, который изначально быть проявленным не может. Тем не менее, она конкретно состоится здесь, в условленное время.
Предполагается как очные выступления, так и заочное участие. Надеемся, что с нами будет тени тех, кто благославил нас из прошлого на раскрытие нового направления.
Тема языка вне-течения - одна их основных, это сердцевина потока - незамутненного Логоса, языка изначального, речи птиц, новых слов и понятий, доселе не существовавших.
Выступления докладчиков - 10-12 минут. Все присланные материалы предполагается разместить на форуме, а также выпустить отдельный сборник по итогам научно-практической конференции "Вневизм и традиция".

Ольга Соколова, оргсекретарь конференции.
Алексей Филимонов, председатель оргкомитета.

Конференция "Вневизм и традиция" состоится в Доме писателя на Звенигородской 22.

Адрес для корреспонденции и сообщений: vnevnik@ya.ru

Logosky (VneVizm) все записи автора

На сцене перед беседкой в Саду Поэзии усадьбы Г.Р.Державина прошло выступление участников направления вневизм. Они были первыми, чьи стихи звучали в востановленном парком ансамбле под державинским небом.

Logosky (VneVizm) все записи автора

Состоится презентация альманаха "Синь апельсина", посвященного И.Анненскому (альманах - учредитель общероссийской премии имени поэта) и представляющего направление Вневизм, и выступление его авторов - на Первом заседании литературно-философского клуба. Ведущий - Михаил Балашов.
Приглашаем авторов альманаха, его читателей и всех, кому интересны перспективы развития российской словесности от Державина до наших дней!

Logosky (VneVizm) все записи автора Не веденье, не право
звенящих укоризн,
вневизм - иная лава,
сияющая жизнь.

Сквожение над бездной,
и руслом вне-светил,
числа и знака вместо
привидевшийся пыл.

Раскрывшийся в мираже,
и в витражах витрин,
хрустальном сверхэтажье
и чаянье глубин.

Возьми перо и слово,
и буквы у перил
выводят в сон основы
по лестнице светил.

Там расскажи смятенным,
и теням в зеркалах -
мгновение нетленно
у вечности в очах.

7 августа 2011 г.