мало-помалу наслаждаюсь ситуацией, при которой у меня нет горящих обязательств, помимо работы. как-то так сложилось, что с 2014 года у меня постоянно есть какой-нибудь вспомогательный движ, и только последний год можно считать относительно спокойным в связи с завершением темы с защитой. сначала той осенью-зимой были спокойные недели, теперь вот с начала октября, когда я сдал свою довольно общирную статью в нормальный сборник, цитируемый в wos. это будет моя первая публикация, учитываемая в международной системе цитирования. такими темпами моя карьера политического ученого будет и дальше обладать «околонулевой динамикой роста», но вообще-то знаете что? в какой-то мере я рад возможности оплачивать свои исследования сам, делать их ровно такими, какими считаю нужным я, и в целом быть более-менее независимым от академии. профессиональная коммуникация в этом домене у меня почему-то складывается плохо: я прихожу с вопросами и рассуждениями к людям, обычно через емейл, они меня либо перенаправляют к другим людям, которым не могут меня представить, либо игнорируют. хотя с другой стороны я понимаю, что вопросы я задаю о вещах, очень мне не близких (и именно это расстояние я, в общем-то, и хочу сократить), применять их собираюсь нестандартно, а людей такой методологический произвол отпугивает. уже как минимум дважды моя вольная эклектизация научного знания сталкивалась с жесткой критикой, переходившей в личное отношение ко мне. впрочем, я и криво смотрю на людей, которые занимаются исследованиями, но при этом противопоставляют себя академии, указывая на ее конъюнктурность / непотизм / whatever, что еще может не нравиться сумрачным гениям (референсы: перельман, михайлов).
вполне естественно, что если академия тебя кормит, то ты должен подкреплять эту структуру своим вкладом. можно было бы пойти заниматься исследованиями азиатско-тихоокеанского региона за гранты и генерировать по 4 добротные, но все же проходные статьи в год, но это все-таки не мой стиль.
во-первых, не то что бы для меня именно азиатско-тихоокеанский регион был главным научным интересом. просто
так вышло, что именно этот эмпирический материал мне наиболее знаком. меня гораздо больше интересует теоретическая, абстрактная политическая наука, которая может соответствовать, а может и не соответствовать фактам из нашего мира. в одном телеграме про политическую науку сделали вопрос о том, как нужно развиваться политологии, чтобы преодолеть свою псевдо-/квазинаучность: от эмпирики к теории или наоборот. но куда деваться таким, как я, с моим ретродуктивным подходом? я мог бы сказать, что являюсь сторонником гегеля в вопросе о том, что если факты противоречат моей теории, то это в первую очередь проблема фактов. но в действительности это было бы выдавание желаемого за действительное, потому что я всегда очень рад фактам, делающим невозможными мои теоретические построения, так как это быстрее всего помогает проложить путь. но и «эдинсонсизм» с его тысячей неправильных путей для меня тоже совершенно не приемлем. мой исследовательский стиль — свободно перемещаться между эмпирикой и теорией; меня в первую очередь интересует платоновский мир идей, результаты обращения к которому мне вовсе не хочется обезображивать практикой. из мира идей можно брать теории, которые лучше эмпирических, так как способны работать не только в нашем мире, но и в бесконечном многообразии других миров. я обращаюсь к фактам только затем, чтобы ограничить теории мирами, которые близки к нашему или похожи на наш.
во-вторых, я просто-напросто не могу уложиться в 15–20 страниц, чтобы провести полноценное исследование. каждый раз, когда я берусь за какой-то вопрос, мне необходимо сделать новые инструменты, а не использовать имеющиеся. за те задачи, которые можно решить уже существующими способами, я не берусь, потому что это ремесло, выхолощенное от какого-либо вдохновения, и потенциально лишенное новизны. в паперах на 15 страниц ученые как-то прячут теоретико-методологические основы, делая только для них краткую подводку на страницу-две, чтобы потом посвятить тело текста непосредственно эмпирике. у меня легко может получиться гораздо больше объяснения этих основ, нежели их применения к тому, ради чего они создавались. разрабатывать теорию я могу месяцами, вообще не притрагиваясь к клавиатуре и бумаге. очевидно, что такой исследовательский стиль дает очень мало отдачи в виде kpi. потециальный контраргумент: ты можешь разбить одно большое исследование, которое занимает год, на четыре части, и податься на грант. но в том-то и дело, что я не могу. когда я занимался кандидатской диссертацией, все самое интересное я так и не смог изложить в рамках такой публикации, которую бы приняли от не-кандидата наук, а публиковать пришлось голую эмпирику, немного сдобренную обобщением. что, в общем, и представляет из себя в целом корпус современных текстов о политической науке. возможно, я слишком много на себя возьму, если скажу, что скованный кипиаями абстрактный ученый-«академист» четырьмя эмпирическими исследованиями за год сделает меньший вклад в науку, чем гипотетический я, который разработает за год какую-то супер-теорию. но я точно уверен, что гранты не выдают за разработку теоретических теорий, теоретически работающих в теоретическом подмножестве теоретических миров.
в-третьих, мне очень трудно соответствовать методологическим критериям, который современный мейнстрим в западной философии науки ставит перед исследователем. если бы я писал научную статью или эссе об этой проблеме, я бы озаглавил ее как-нибудь вроде Crisis of Hyperrealism or I Just Don't Get Regression? социальные науки в сша целиком и в европе в заметной части построены на гипертрофированном эмпиризме: поставить проблему, собрать данные, статистически обработать данные, сделать выводы, похвастаться p, поставить дальнейшую проблему. желательно уложиться в 10–15 страниц. наше, российское и частично европейское, многообразие подходов, например, с построениями из существующих теорий, между которыми ищется общее, чтобы это общее нанизать на два источника эмпирического материала, чтобы провести сравнительный анализ, какой-нибудь перво- или второквартильный журнал не примет, если ты не состоявшийся профессор с мировым именем. но российские кипиаи переориентируются на международные системы цитирования, а международные системы цитирования требуют тот формат, который я назвал. я не проходил статистику, не знаю, что такое метод монте-карло и как взломать p, но даже меня не обошли все эти рекуррентные инсайдерские шуточки о том, как исследователи изображают статметоды (преимущественно линейную регрессию), чтобы пустить пыль в глаза рецензенту. эта проблема, которую я называю кризисом гиперреализма, не только мешает политической науке избавиться от своего квази-/псевдонаучного статуса. она приводит к тому, что до половины ученых даже из таких направлений, как физика, биология и медицина, не могут повторить результатов своих коллег. она приводит к тому, что фармацевтическая компания не может выпустить эффективную вакцину от коронавируса за полгода. она приводит к тому, что наука становится заложницей своих собственных избыточно сложных требований, которые хотя и поднимают планку входа, гарантируя (хотя гарантируя ли?) качество, но с другой стороны мешают появляться действительно прорывным исследованиям. статью про открытие двойной спирали днк в том виде, в каком она была впервые опубликована, сейчас бы двойное рецензирование не пропустило.
https://citoex.diary.ru/p220096112.htm
отношусь к этому, как к гражданскому долгу и кармическому явлению: государству нужны деньги, я недоплачиваю налоги, а эти штрафы не настолько велики, чтобы нанести мне серьезный ущерб. то есть, эти штрафы и не наказание вовсе, а скорее государственная пошлина за право свободно перемещаться и дышать. 
