https://youtu.be/3S5bwecuiycПрофессор Раульт, как обстоят сейчас дела с эпидемией коронавируса и с лечением больных в Институте тропических и инфекционных болезней?
- Эпидемия заканчивается, как я уже неоднократно заявлял.
У нас все меньше и меньше пациентов, и мы подводим итоги работы в нашем первом большом исследовании, в которое включены истории болезней свыше 3 500 пациентов. Это позволяет нам сделать вполне четкие выводы.
Большая часть заразившихся получала комбинированную лекарственную терапию гидкроксихлорокина и азитромицина, и в этой группе спертность составила 0,5%. То есть самая низкая в мире.
Поэтому трудно сказать, «убивает ли» гидроксихлорокин, поскольку мы имеем вот такие результаты.
Мы использовали сложную методологию, которая касалась изучения терапевтических эффектов предложенного нами лечения, поскольку части пациентов в силу ряда причин не могли быть назначены эти лекарства.
Решения принимались в зависимости от состояния находившихся на лечении пациентов, поскольку некоторые были приняты в больницу уже на тяжелой стадии болезни.
Мы заметили разницу в эффективности этой терапии, главным образом она была связана с возрастом и наличием побочных недугов. Но даже учитывая эти факторы, мы не можем не видеть, что в итоге именно это сочетание препаратов дает наилучшие результаты, если речь идет об излечении.
Кстати, есть еще одна публикация, и тоже там тоже имелись искажения. Хотя там тоже анализировалось применение комбинации двух препаратов, но авторы в Бритиш Джорэнл ов Медисин не стали подходить к рассмотрению данных тщательно и осторожно. Там, правда, изучались лишь 16 пациентов, но ни один из них не попал в реанимацию, и нет ни одного летального исхода.
Но там факты не изучались внимательно, к описанию методологии подошли тоже неаккуратно.
Мы сделали то, что нам подсказывал сделать наш долг врачей и исследователей: мы лечили людей.
Стоит заметить, что никаких препон власти и правительство нам не ставили.
Таким образом мы сумели провести 130 тысяч ПЦР-тестов, это около 50 тысяч пациентов. Мы обнаружили вирусоносительство у 5 тысяч человек. Большинство из них получили лечения у нас (в Институте инфекционных и тропических болезней Марселя).
Мы первыми в стране выяснили, почему среди детей такой маленький процент заразившихся, мы это установили, и мы сделаем заявление на этот счет на следующей неделе.
Мы это знаем достоверно, наше знание подтверждено исследованиями.
У нас были все ресурсы и возможности, чтобы собрать все нужные для уцстановления научной истины данные, и мы ими воспользовались.
Мы также теперь знаем, мы установили причины того, что дефицит наличия цинка в организме – значимый фактор в развитии недуга по негативному сценарию. И мы установили, почему недостаток этого микроэлемента играет столь важную роль.
Коморбидность (наличие сопутствующих недугов) – приводит порой к дефициту цинка, и это обстоятельство накладывает отпечаток на течение болезни.
Мы также знаем теперь, почему очень больные люди, у которых КТ показывает колоссальное поражение легких, могут нормально дышать.
Мы подошли к лечению изучению этой новой патологии по-новому, мы не использовали старые методики, поскольку у каждой новой болезни – свой сценарий развития симтомов и клинического развития.
Мы считаем, что мы с нашей работой справились, как раз к моменту, когда эпидемия заканчивается.
Из произошедшего нужно извлечь уроки, для этого следует запастись терпением, пресса живет, разумеется по своим законам и в своем ритме.
Мы абсолютно уверены в том, что и как мы сделали, мы совершенно спокойно относимся к полемике, политической, научной, пиарной, всякой – это не наше дело, нас это практически не занимает.
ВОПРОС:
- А публикация в Ланцете недавняя как-то повлияет на вашу точку зрения в отношении гидроксихлорокина?
ОТВЕТ:
- Я прекрасно понимаю все сложности, которые сейчас испытывают политики (и журналисты), они все время ищут противоречия и говорят – «ах, а вот тут говорят про вас такоэ!».
Я сразу отвечаю – это вообще не моя проблема.
Через мои руки за эти недели прошло почти 4 тысяч пациентов. Я каждого осматривал и следил за его состоянием. И кто-то думает, что прочитав написанное в «Ланцете», я изменю свою точку зрения?
Эти люди, которые занимаются изучением big data, находятся в плену собственной фантазии, это вообще, на мой взгляд, полный бред.
Смотрите – они берут некие данные, само качество которых и методика сбора нам абсолютно неизвестны. Дальше – они смешивают все.
Мы не знаем, какие кому были прописаны дозы лекарств, как именно осуществлялся их прием.
Если начать принимать гидроксихлорокин, можно в принципе себя ухандохать. Можно с его помощью совершить самоубийство.
Да и с помощью долипрана (парацетамола) можно тоже себя свести с могилу.
Как медикамент дилипран (парацетамол) еще опаснее, чем гидроксихлорокин, на самом деле.
Отравление долипраном – статистически находится на первом месте среди отравлений лекарствами в развитой стране. Долипран – это опасно, потому что прием долипрана – причина большого количества смертей.
Как вы думаете, этот хаотическое исследование, основанное на изучении big data, способен изменить мое отношение к тем фактам, которые были нами установлены?
Мы провели 10 тысяч ЭГК пациентам, которые у нас тут лечились.
Результаты всех этих ЭКГ изучались командами под началом двух профессоров-кардиологов, специалистов, которые всю свою жизнь занимаются изучением ритмов сердечной деятельности.
Почему я должен менять свою точку зрения, прочитав не слишком ясную публикацию, в журнале, пусть он трижды важный и влиятельный?
Не стоит забывать, что даже в этих важных и влиятельных журналах бывают проколы в работе, касающиеся публикации результатов тех или иных исследований.
Проколы, сопоставимые с тем, что порой публикуют мейнстримные медиа. Там иногда реальность так препарируется и так преподносится, что приводимые ими какбэ факты вообще не имеют отношения к тому, что происходит на самом деле, то, что можно наблюдать.
Мы говорим вот о чем.
Мы наблюдали пациентов, это делали коллективы врачей. Они видели этих больных ежедевно.
Это реальность. Достаточно просто взять камеру и пройтись по палатам, чтобы увидеть, как тут лечат.
Это у меня из памяти может стереть только Альцгеймер, если и когда я сам заболею этим недугом.
И разумеется, самый важный вопрос – существует ли сейчас разница между реальной, настоящей работой врачебного коллектива (ежедневная конференция медиков, на которой обсуждается лечение каждого пациента, и так – два с лишним месяца подряд), и тем, что кто-то где-то публикует глупость, пусть в очень уважаемом журнале?
Если бы я эту разницу не ощущал, я был бы полным идиотом.
Ведь что получается – люди (авторы), которые не видели ни единого пациента, сейчас нам рассказывают, что ПРОИЗОШЛО НА САМОМ ДЕЛЕ, когда они не лечили ни одного человека, а мы лечили 4 000 человек.
Меня огорчает в этой ситуации единвтенное – те, кто получали информацию в лучшем случае из вторых рук, и мы, кто вел все больничные карточки, все там фиксируя, это же все доступно, пиходите и смотрите, и у нас всего 36 летальных исходов. И мы все там изучили, обсмотрели, выяснили, что именно привело к смерти этих пациентов.
Ни один из этих пациентов не умер от осложнений сердечно-сосудистой деятельности. Ни один.
То есть получается следующее – у нас из 4 000 человек ни один не умер от осложнений на сердце, а в публикации указывается цифра в 10%?
Тут кто-то ошибается.
Так кто?
Тот, кто не видел ни одного пациента или тот, кто вел каждого больного, аккуратно записывая все, что происходит с ним. В карточку?
Вы же понимаете, что это все просто несерьезно.
Тут, конечно, нужно думать.
Тут поле для рефлексии открывается.
Но не для меня.
Поскольку я вижу реальность, она такая, точку зрения на происходившее и происходящее я не меняю.
Я не могу изменить и свое врачебное отношение к гидроксихлорохину, поскольку я его прописывал многим тысячам пациентов, у которых были другие заболевания.
Его прописывают ревматологи – и тоже многим тысячам людей.
И я очень сейчас не завидую политикам, поскольку им же придется принимать решения.
И как они его будут принимать, исходя из того, что ревматологи этот препаратпрописывали, прописывали и прописывать будут.
Получается, что тут он опасен, а там- не опасен, так, что ли?
Но, как я думаю, произойдет вот что.
Вся история с «токсичностью» гидроксихлорокина, поскольку есть ремдесивир, может повториться с тоцилизумабом, моноклональным антителом, стоимость недельного курса которого – 200 евро, а гидроксихлорокин не стоит вообще ничего, и вы увидите, поскольку примерно одна и та же сфера действия, то скоро начнут говорить, что и в ревматологии тоже лучше не принимать гидроксихлорокин, потому что уже же есть тоцилизумаб, новенький совсем. И, конечно, лучше им пользоваться, поскольку к тому же он стоит примерно в 20 раз дороже.
Это еще один вопрос, который следует нам всем себе задать.
Нужно ли отказываться от старых медикаментов, показывающих свою эффективность и сейчас, в пользу новых препаратов, которые ничуть не лучше с точки зрения воздействия на болезни, но зато стоят сумасшедших денег.
Уверяю вас, это коснется не только КОВИД.
И это коснется всех нас в ближайшем будущем.
Что касается нашего исследования, мы его опубликуем на нашем сайте.
Там не будет никакой big data, там мы расскажем, как именно и чем мы лечили пациентов. Проанализирована будет работа врачей. Которые видели пациентов и подбирали для них лекарственную терапию.
Тут важно заметить, что врачи, лечащие больных, полагают, что гидроксихлорокин способствует выздоровлению, и как только никто никогда не видет никаких пациентов, он всегда утверждает, что гидроксихлорокин неээфективен и опасен.
В итоге мы приходим к проблеме анализа информации и доверия.
К тому, что вы видите и делаете своими руками или к тому, что публикуется в прессе.
https://www.facebook.com/100015393522005/posts/857811508075292/ https://valkiriarf.livejournal.com/1961806.html
