Некролог Парфри (Не было времени сразу репостнуть) |
Второй Парфри возник из прочтения оригинальной англоязычной "Apocalypse Culture". Книга Ультра.Культуры, которую мы все воспринимали как точный перевод, на деле оказалась блестящим монтажом из двух частей оригинальной книги. Именно монтажом: выбор статей для перевода и публикации буквально создал новое целое. Совершенно другое произведение, отражающее личность своего реального автора и компилятора Ильи Кормильцева. Разница в эмоциональной составляющей: Илья выбирал для публикации самые страстные тексты, преимущественно от первого лица, в то время как в оригинальном сборнике яростные проповеди поэтов и безумцев уравновешивались холодными аналитическими статьями, препарировавшими весь этот Апокалипсис как культурное явление. Добавлявшими в общее впечатление от сборника неожиданный элемент отстранённости.
Проповедником оказался Кормильцев, Парфри был скорее наблюдателем. Доброжелательным, не осуждающим, но и не ставящим своих героев на пьедестал. Понимание вместо восхищения. Изданная Feral House прекрасная биография Эдварда Вуда младшего, "Nightmare of Ecstasy: The Life and Art of Edward D. Wood, Jr", только добавила веса этому новому для меня восприятию.
Третий Парфри одобрил запрос на добавление в друзья в фейсбуке. Лучший способ разочароваться в публичной фигуре – подписаться на неё в соцсетях. Если бы я подписался на Парфри лет пятнадцать назад, он бы меня тоже разочаровал. Своей вежливостью, спокойствием и откровенным здравомыслием. Он вёл совершенно светлый блог, писал про переписку с Франсуазой Арди, мемуары которой готовил к изданию. Выкладывал кадры из старых фильмов со своим отцом. Эмоции — конкретно нескрываемое отвращение — проявлялись, только когда речь заходила про типичного героя его сборников, занесённого бурей культурных изменений в кресло президента его страны. Мне безумно жаль, что Адам не дожил до конца срока Трампа. Буревестник не призывает бурю. Он первый ощущает её приближение.
Метки: некролог апокалипсис Парфри |
Бельтайн (05.05) |
Метки: солнцестояние |
Ритуалы Му-зыки |
Эту историю можно рассказывать в любой последовательности. Можно взять за точку входа сон Юнга в 1927 году, когда он обнаружил себя в Ливерпуле, в центре которого находился "Пруд Жизни", источник обновления. Юнг никогда не был в реальном Ливерпуле, и очевидно, что его подсознание просто обыграло название города. Но для ливерпульской контркультуры этот сон стал частью городского мифа, включая определение точного места в центре города, где некогда действительно бил источник.
Другое возможное начало для текста – 28 апреля 2013 года. В этот день, за сутки до своего шестидесятилетия, известный музыкант, писатель и арт-провокатор Билл Драммонд приехал в Ливерпуль и семнадцать часов стоял на одном месте; с перерывами для походов в туалет, не засчитывавшимися в общее время.
Формально это была художественная акция с исполнением так называемого "Score 1: IMAGINE" в рамках его проекта The17, импровизационного хора без музыки. The17 был интереснейший проект, в котором мог принять участие любой человек с улицы. В тот день Драммонд стоял и представлял себе, что будет, если в один день исчезнет вся музыка, и люди даже не будут помнить, как она звучала. Думаю, не нужно объяснять, что место, где он стоял – слив для воды на Mathew Street – и был той точкой, где до появления города бил источник. Недалеко от него даже установлен бюст Юнга как символ значения этого места в психогеографии Ливерпуля.
Можно продолжить список этих событий, но я хочу начать текст с эпизода, который привлёк к этой истории меня самого.
Начало восьмидесятых. Относительно популярная пост-панк группа Teardrop Explodes улетает из Лондона на гастроли в южном полушарии. Лидер коллектива, Джулиан Коуп, находится в привычно плохом настроении: никуда лететь не хочет и в целом полон дурных предчувствий. С наступающей паранойей он справляется уже привычным образом: на подъезде к аэропорту принимает лошадиную дозу ЛСД. С собой у него карманный плеер и выбранная в дорогу кассета – “Beyond Jazz Funk” от Throbbing Gristle. Нереализовавшаяся поп-звезда никак не могла понять, гениальная это музыка или ужасная. Разумно предположив, что восприятию музыки могут мешать употреблённые наркотики, Джулиан решает спросить совета у остальных пассажиров. Учитывая, что он выглядел и одевался, как популярный исполнитель начала восьмидесятых, картина получилась символичной: удолбанный фрик вежливо интересуется у напуганной старушки, слышит ли она гармонию в зверском шуме из протянутых наушников?
Путешествие будет длинным, Teardrop Explodes его едва переживёт и распадётся уже в Англии. Вскоре Коуп останется один, с огромными долгами перед звукозаписывающей компанией и с имиджем классического acid casualty, станет объектом для насмешек жёлтой прессы. Пытаясь выбраться из этой ситуации, он будет внимательно изучать судьбу своих кумиров Сида Баррета и Эдди Эриксона в поиске точек невозврата, ошибок, которые их окончательно сломали. Будет пытаться снова стать поп-звездой, оставаясь по-прежнему не способным на компромиссы. Готовым на компромиссы, даже желающим их, но не способным понять, что такое настоящий компромисс. (Невероятно, но тёмный и параноидальный шедевр “Reynard the Fox”, где переживания загнанной охотниками лисы, у которой уже убили всю семью, перетекают в описание его собственной попытки самоубийства на сцене, был написан им, исходя из предпосылки, что песня про лисичку будет популярной, ведь всем нравятся милые лисы). Ну и всё это время он будет пытаться понять, что пошло не так? Почему успешная карьера с моментальным исполнением всех желаний превратилась в неконтролируемый кошмар?
Понятно, что самый логичный ответ – наркотики и раздутое до предела эго. Ливерпульская пост-панк сцена повторила в миниатюре “Лето любви”, благодаря юной американской тусовщице Кортни Лав, которая привезла с собой большую партию ЛСД. Сам Коуп долгое время категорически отказывался от любых наркотиков, возможно, подсознательно понимая, что он сам по себе не очень стабилен. Попробовав – моментально увлёкся до крайности, дебютный альбом TE он писал, не приходя в сознание. В итоге получился “Kilimanjaro” – настоящий шедевр психоделик-поп, замаскированный под новую волну. Тут, конечно, не только вещества помогли: Коуп всю жизнь был меломаном, с подросткового возраста коллекционировавшим винилы с краут-роком. Уже в нулевые он на основе своей фонотеки написал книгу “Krautrocksampler”.
К панку он пришёл через увлечение гаражной психоделикой, представленной на сборнике “Nuggets: Original Artyfacts from the First Psychedelic Era”, особенно ему The Seeds нравились. Эта любовь к достаточно корявой музыке формата "простые ребята приняли кислоту и теперь пытаются этот опыт каким-то образом передать" обеспечила его самого символическим языком, позволившим передать собственный опыт.
Точнее, коллективный: на первом альбоме The Teardrop Explodes всё ещё настоящая группа. Коллектив, писавший вместе музыку и вместе же употреблявший психоделики. Второй альбом уже писался почти в одиночку, человеком, полностью потерявшим контакт с окружающими и ушедшим в тотальную иллюзию величия. Важный аспект: “Wilder” гениален. Это удивительно красивая, цельная и жуткая работа. Проблема в том, что автор искренне пытался записать сборник коммерческих хитов. Он презирал визжащих школьниц на своих концертах, однако ожидал от них фанатичной верности себе. То есть готовности точно так же собираться и визжать под минималистические и неуютные, крайне персональные песни. По-хорошему, ему нужно было взять перерыв и прийти в себя. Отказаться на какое-то время от наркотиков, уехать в провинцию, начать слушать других.
Далеко не факт, что перечисленное помогло бы, однако последнее, что нужно делать в ситуации с поэтом на грани нервного срыва после относительного, но болезненного коммерческого провала альбома – это отправлять его на бесконечные гастроли в Австралию и Новую Зеландию играть там в пустых залах. Когда стало ясно, что в южных морях нет публики для ливерпульского пост-панка, их переправили в США, где тур продолжился через всю страну, по маленьким городам. После тех гастролей Коуп настолько перегорел, что не мог петь. На последних концертах он извинялся со сцены перед собравшимися поклонниками за то, что они вынуждены смотреть на такое унижение.
Только в конце восьмидесятых, когда к нему в уединение приехал знакомый из прошлой жизни, Коуп узнал о Ритуале. Знакомым был Дэйв Балфи, клавишник The Teardrop Explodes, совладелец лейбла Zoo и одновременно близкий друг Драммонда. Человек, который знал достаточно и мог рассказать историю, похожую на самые безумные конспирологические фантазии, только случившуюся в реальности с самим Коупом. Внезапно все странности в истории лейбла Zoo получили иррациональное объяснение. Иррациональное, но удовлетворившее Коупа.
* * *
Оккультная культура основана на понятии "Ритуал". Это язык оккультуры, её медиум в том техническом значении, которое использовал Маклюэн для культуры в целом. Именно реализуемые человеком ритуальные практики позволяют ему считаться оккультистом.
Если признать ритуалы формой искусства, то нельзя не обратить внимание на прямую зависимость между модернистской революцией в искусстве и появлением феномена, который сейчас называют "магией хаоса". Даже философские обоснования для бунта против классической церемониальной магии создал художник-сюрреалист. Строгие ограничения и символический язык Церемонии вполне соответствует строгим ограничениям и символическому языку классического искусства. Аналогия с авангардом столь же очевидна.
Таким образом, можно сделать достаточно рискованный вывод: появлению поп-арта в искусстве соответствует поп-арт религия. То есть дискордианство – первый в истории оккультурный мем. Именно знакомство ливерпульского режиссёра Кена Кэмпбелла с дискордианством в виде случайно купленного в американском аэропорту тома “Illuminatus!” помогло найти символическое обоснование поискам в реальности места из чужого сна. Юнг упоминается в романе, описание сна в мемуарах Юнга было приведено на 123-ей странице. Всюду знаки. Когда ливерпульская богема получила старый склад прямо возле вышеописанного Пруда Жизни и приступила к репетициям для первой грандиозной акции, многочасовому спектаклю по "Иллюминатам", в команду влился молодой художник Билл Драммонд.
На этом моменте две известные версии события разделяются. По версии, пересказанной Коупом, готовившийся к спектаклю Драммонд начал переписку с Робертом Антоном Уилсоном, который и научил его эзотерическим знаниям. Классическая схема "учитель/ученик". Нужно учесть, что Коуп – человек увлекающийся и легковерный, с явными проблемами с проверкой фактов. К примеру, он считает реальным поэтом Метранила Вавина, русского эмигранта-авангардиста. Даже написал о нём песню. В реальности это была литературная шутка, пародия на верлибры, замаскированная под "перевод".
Поэтому версия самого Драммонда выглядит убедительнее. Он не увлёкся тогда творчеством РАУ, ему не нравилась фантастика. Даже книгу он тогда не дочитал. Реальное увлечение книгой и связанной с ней мифологией началось у него только в конце восьмидесятых. Тогда он дочитал трилогию, создал The Justified Ancients of MuMu и начал великий штурм твердыни поп-культуры. В семидесятые он даже не успел познакомиться с РАУ, к моменту лондонских гастролей с участием авторов он давно ушёл из проекта. Причём в своём стиле, без предупреждения. Буквально ушёл за клеем и пропал.
Его не нужно было обучать маниям, у него их и так хватало. До ареста маньяка Питера Сатклиффа Драммонд всерьёз подозревал, что это он сам по ночам встаёт во сне и едет в Йоркшир на охоту. Реализуя таким образом свою подавленную мизогинию. Для человека с таким уровнем невроза создание собственных ритуалов является естественным и даже рациональным действием.
Окружающие не понимали, что с ним творилось на самом деле: в отличие от Коупа, он успешно маскировался под вменяемого. Подопечные этого успешного продюсера (совершенно не понимавшего, в чём заключается работа продюсера, считавшего своей задачей "убедить группу стать лучшей в мире") очень удивились бы, узнав, какое значение он придаёт в реальности их творчеству.
По-настоящему хороший пример – его работа с Echo & the Bunnymen. Уже на этапе выхода первого сингла он начал подозревать, что случайно выбранное название группы не случайно и что изображённый на обложке сингла чудовищный кролик и есть этот "Эхо". Когда пришла обложка для “Crocodiles”, Драммонд увидел на ней, что стволы деревьев на заднем фоне образуют профиль гигантского кролика. Выбежал на улицу спрашивать прохожих, что они на ней видят (сцена, удивительно похожая на поведение Коупа в самолёте).
Убедившись, что кролик есть, он поступил как настоящий оккультист – пошёл в библиотеку читать книги по антропологии. Вернулся с выпиской о трикстере: у части индейских племён эту роль выполнял кролик. С того момента Драммонд воспринимал подопечную группу как племя, находящееся в мистическом поиске мудрости, воплощённой в фигуре Эхо, кролика-трикстера. Поиск происходил через манифестацию на обложках, случайную, что принципиально важно. Через пять лет поиска группа должна прекратить своё существование, записав перед распадом Великий Поп-Альбом как итог всей работы. Коммерческий успех при этом принципиального значения не имел. Самим музыкантам, адекватным и рациональным северянам, он ни словом не обмолвился о происходящем, что ясно показывает реального субъекта этого поиска.
Забавный аспект: если бы Драммонд действительно общался с Уилсоном, то мог бы получить объяснение для происходившего, никак не связанное с мифологией североамериканских индейцев. Уилсон с 1973 года, конкретно с 23 июня, получал телепатическим путём информацию с Сириуса, пытаясь при этом понять, сошёл ли он уже с ума. (И если нет, то что вообще происходит?) В один прекрасный день он размышлял о происходившем, смотря телевизор, по которому в тот момент показывали классическую комедию "Харви", очень хорошую.
Здесь лучше просто процитировать книгу "Космический триггер":
"Что еще более удивительно – через несколько недель я случайно увидел по телевизору старый фильм “Харви” и заметил, что у Элвуда П. Дауда, героя картины, были точно такие же отношения с “Харви” – невидимым белым кроликом – как у любого шамана с его “союзником”. Мне стало интересно, не был ли автор “Харви” участником “шабаша ведьм”, кроулиевской ложи или подобной им оккультной группы. В этот момент персонаж картины по имени Уилсон, узнавший, что Харви – пооках, ищет слово “пука” в словаре. Статья начинается словами: “Кельтский эльф, или дух растения с озорным характером…”, – и заканчивается удивительной фразой: “Как вы себя сегодня чувствуете, мистер Уилсон?”"
Конец цитаты.
С того момента Уилсон решил, что версия с весёлым ирландским духом ничуть не хуже варианта с божественным откровением, и начал отвечать на все вопросы про эту историю, что с ним в реальности вышел на контакт огромный белый кролик. Строго говоря, пуки не унифицированы. По легендам, они легко меняют облик, но предпочитают зооморфный. Кролики и зайцы действительно частый вариант, но в легендах зафиксированы и другие животные: от коней до лис. Общий признак – тёмная шкура, так что авторы фильма немного напутали. В любом случае, если бы Драммонд рассказал всю эту историю Уилсону, то она точно оказалась бы частью книги "Космический триггер", поскольку полностью укладывалась в цепь совпадений. Более того, кельтское происхождение самого Драммонда и вокалиста Echo & the Bunnymen Иэна Маккалоха плохо сочетается с индейской мифологией. Парадокс тут в том, что пуки – тоже классические трикстеры, то есть замена одной мифологии на другую никак не меняет общего вывода, к которому интуитивно пришёл Драммонд.
Если история Echo & the Bunnymen была историей магической трансформации продюсера в трикстера, воспринимаемой им самим как "раскрытие мудрости", то в последовавшей карьере Драммонда многое становится понятным. Только кроме "пятилетки проявления кролика", хорошо проясняющей логику его мышления, был другой ритуал. Драммонд пытался обрести гениальность, используя для этого обе продюсируемые им группы в качестве символических инструментов.
* * *
Многим людям идеи приходят во сне. Драммонд сформулировал концепцию своего ритуала, импровизируя издевательский бред, восхитивший бы даже Курёхина. Он ненавидел давать интервью, поэтому в ответ на очередной вопрос о том, почему из Ливерпуля приходит столько талантов, шокировал журналиста историей о линиях космической энергии. В мире есть две точки входа для космической энергии, рассказывал он. Одна находится на севере, в Исландии. Вторая – на юге, в Папуа-Новой Гвинее. Эти два потока смешиваются между собой в Ливерпуле. Правильно, в точке, где водосток на улице Мэтью. Искры от этого столкновения энергии и рождают в городе такое количество талантов.
Пока журналист переваривал услышанное, пытаясь понять, что можно сделать с этим бредом, Драммонд переваривал полученное откровение. Было ясно, откуда взялся водосток. Исландия была местом, куда молодой Драммонд уехал с сестрой в начале семидесятых и путешествовал автостопом, пока не кончились все деньги. Новая Гвинея вошла в его мифологию после просмотра фильма "La Vallée". Он сам считает фильм плохим арт-хаусом, что только показывает уровень его понимания кино. Фильм великий, печальная эпитафия по шестидесятым, прямо вдохновлённая "Горой Аналог" Рене Домаля. Поиск просветления, заканчивающийся исчезновением искателей в последнем месте на Земле, которое не нанесено на карты.
Популярный в Ливерпуле миф, опыт путешествия в подростковом возрасте и тема полузабытого фильма – чисто субъективные причины для импровизации. Только чем больше Драммонд про это думал, тем яснее для него были видны необходимые действия. Два острова на разных концах планеты стали для него символами двух сторон человеческой культуры, буквально как Инь и Ян. Более того, подконтрольные ему как продюсеру группы тоже начали у него ассоциироваться с вышеупомянутыми островами. Бешеный и маловменяемый харизматик Коуп воплотил в себе дух джунглей и южного шаманизма, в то время как рациональные, спокойные и трудолюбивые Echo & the Bunnymen начали символизировать север.
В итоге у Драммонда возникла идея с большой буквы "И": использовать обе группы примерно так, как в церемониальной магии используют символические инструменты. То есть отправить Echo & the Bunnymen на гастроли в Исландию и одновременно заманить Коупа в южные моря, убедив его каким-то образом дать концерт для аборигенов. Оба события должны произойти одновременно, вернув творческую энергию к её истокам. Буквально замкнув и усилив оба потока энергии. Сам Драммонд при этом будет стоять на точке слияния, становясь этим самым Прудом Жизни. Впитывая в себя самого творческую энергию, предназначенную для всего города. Трансформируясь в гения.
У него ничего не получилось. Коуп, напомню, был на пике саморазрушительного драйва, успешно уничтожая свою группу. Более того, он уже ушёл в чистую паранойю, рисуя перед концертами косой крест на своей груди для защиты от тёмных сил, ждущих его в толпе поклонников. Трудно представить, как он воспринял бы прямое предложение поучаствовать в таком ритуале. Только Драммонду в принципе не приходила в голову мысль, что можно убедить принять участие в ритуале сознательно. Что могут быть партнёры, а не инструменты. Легендарный эгоцентризм Коупа даже близко не приближался к тому, что творилось внутри Драммонда. Он вёл себя, словно пытался высосать весь талант из своих старых друзей. Может быть, бессознательно он это и пытался совершить. Важно то, что он никак не пытался помочь своему другу, впадавшему в очень опасный кризис. Вместо этого он усиленно искал способ манипуляции с очень странными целями. Ясно, что южные гастроли The Teardrop Explodes не были частью ритуала. Они не совпадали с северными гастролями Echo & the Bunnymen, к тому же не было конкретно концерта в Папуа-Новой Гвинее. С другой стороны, сама идея отправить распадающуюся группу на юг явно была связана со сложившимся в голове Драммонда символизмом.
* * *
Отряхнув с подошв пепел догоревшего Коупа, Драммонд сконцентрировался на оставшемся инструменте. Сперва он послал Echo & the Bunnymen в Исландию для фотосессии на обложку альбома “Porcupine”. Получился классический кадр с людьми, идущими сквозь ледник.
Затем были гастроли. Во время концерта в Рейкьявике Драммонд встал на нужное место и ничего не почувствовал. Вернулся домой, лёг спать и увидел во сне, как идёт по кратеру мёртвого вулкана. Там, в грязи, лежит белый конверт. Дойдя но него, Драммонд понял, что он стоит у водохранилища под Ливерпулем. Открыл конверт. Там лист бумаги с тремя словами. ‘You already know’ – Ты уже знаешь.
С приближением пятилетия группы он предложил отойти от депрессивного пост-панка и записать поп-альбом. Естественно, не объясняя, что в его фантазии они должны были существовать пять лет, записать лучший поп-альбом в истории и немедленно распасться, завершив квест.
Лучший поп-альбом в истории совсем не обязательно был стать самым успешным в экономическом плане: Драммонд влюблён в поп-музыку от неудачников. Группа с удовольствием начала эксперимент, выпустив “Ocean Rain”. Действительно великий, невероятно красивый альбом. Маккалох очень любил ранние альбомы Скотта Уолкера, и решение смягчить звук привело к записи настоящего барокко-поп, в лучших традициях шестидесятых.
То есть у него получилось "убедить группу", его инструменты реализовали его волю. Мания, доведённая до конца, реально породила великий поп-альбом, что уже является аргументом в пользу магической концепции, каким бы бредом она ни казалась.
На пятилетие группы Драммонд долго ездил по окраинам в поисках резервуара, который увидел во сне. Ничего не нашёл. После его ухода от продюсирования Echo & the Bunnymen продолжили существование, но странным образом это было именно существование. Один из ритуалов был завершён. Второй сорвался. Драммонд не стал гением, несмотря на проявившиеся впоследствии исключительные таланты.
* * *
Только тут остаётся вопрос: что есть гениальность? Где объективный критерий? Коуп завершает свою версию истории о ритуале издевательским "Драммонд не стал гением, он стал менеджером для Warner Brothers", что могло быть правдой на момент, когда Коуп услышал историю, но явной недооценкой на момент сочинения мемуаров. Ведь Драммонд блестяще показал на практике, как можно взять штурмом вершины хит-парадов, оставаясь самим собой. Коуп этого не смог, несмотря на кучу попыток, и альбом “The White Room” со всем его издевательским хип-хопом на порядок лучше коуповского “My Nation Underground”.
Плюс литература. Мемуары Коупа хороши, но мемуары Драммонда читаются как настоящая литература. Единственная художественная книга Коупа, “One Three One”, однозначно написана как ответ на “Bad Wisdom”, общие элементы очевидны. И столь же очевидно, что фрагменты “Bad Wisdom”, написанные Драммондом, на несколько порядков талантливее прозы Коупа. (Со страницами Марка Маннинга всё сложнее.) Коуп справедливо критикует "Дурную мудрость" за крайнюю мизогинию, но сам пишет хуже. Политкорректнее, но хуже.
С другой стороны, злобное заявление Драммонда о том, что Коуп совершил величайшее преступление – убийство своего таланта, не создав после их разрыва ничего стоящего, выглядит абсурдом для любого, кто хоть раз внимательно прослушал “Fried” или “Jehovahkill”. Эти двое не могут простить друг другу старые конфликты, поэтому откровенно принижают таланты друг друга. В реальности Коуп выпутался из нитей своего кукловода. Потратил почти десятилетие на приход в себя, записав в процессе пару замечательных альбомов. Самостоятельно открыл для себя Юнга и Гурджиева. Затем всерьёз заинтересовался шаманизмом, но северным, найдя архетип божественного шамана в Одине.
К началу девяностых с ним разрывает контракт Island, недовольная трансформацией и так не очень популярного певца в бешеную смесь политического агитатора левого толка с неоязыческим проповедником. С этого момента Коуп уходит в культурное подполье, где чувствует себя как рыба в воде. Выпускает альбомы и пишет книги о любимой музыке и неолитических мегалитах. Дружит с Coil, узнавших в нём родственную душу. Читает стихи про Одина на альбоме Sun O))) и лекцию про него же в Британском музее. Что характерно, для роли лектора он надел обувь на высоких каблуках и покрасил половину лица в синий цвет.
Теперь его островом явно стала Исландия.
Одновременно Драммонд создаёт The KLF и врывается в поп-культуру, успешно устраивая там тотальный хаос. Судя по его книгам, это не было легковесными шутками, наоборот, тяжёлым и травматическим опытом. Несмотря на первые места хит-парадов и стадионы. Всё оборвалось резко: совместным выступлением The KLF с грайндкор-группой Extreme Noise Terror на BRIT Awards и стрельбой холостыми в зрительный зал. Изначальные планы были радикальнее и сильно смахивали на жертвоприношение, от которого осталось только тело мёртвой овцы на красной дорожке.
Заработанные в роли поп-звёзд деньги, один миллион долларов, были торжественно сожжены в ночь на 23-е августа на острове Юра в горной Шотландии. Настоящий потлач, в изначальном смысле слова. Здесь уже нет вопросов о ритуальной основе перформанса, особенно учитывая их акцию с сожжением тиража, запрещённого за нарушение копирайта, и перформанс с "плетёным человеком" на летнее солнцестояние в 91-ом, ставший основой для фильма "The Rites of Mu". Другой их неизданный фильм, "The White Room", представляет собой ирреальное путешествие. За весь фильм не звучит ни единого слова. Только длинная поездка на машине в поисках Белой Комнаты с попыткой избавиться от контракта с Вечностью.
Явным ритуалом было и путешествие по Скандинавии, описанное в романе Bad Wisdom, но там задуманное "доставить на северный полюс икону Элвиса Пресли и спасти таким образом мир" трансформировалось в процессе в "отправить икону на самый отдалённый северный маяк". Возможно поэтому мир и не спасён до сих пор. В одном из эпизодов автобиографии “45” он описывает, как его друг и соратник Алан Гудрик (он же Gimpo), персонаж “Дурной мудрости” и режиссёр фильма "Watch the K Foundation Burn a Million Quid", впервые провёл акцию "M25 spin", во время которой они двадцать пять часов ехали по М25, лондонской окружной трассе, рассчитывая в конце понять, куда она ведёт. Перформанс провели 23 марта 1997 года и приурочили к весеннему равноденствию. Сейчас этот автопробег стал ежегодной традицией.
Фактически всё творчество Драммонда, как и работы близко связанных с ним людей вроде Гимпо, можно описать как серию авангардных поп-арт ритуалов. Только первый из них, самый важный, не был закончен.
* * *
Этот текст можно завершить попыткой анализа итогов ритуала. Несколькими вариантами анализа. Только мы ещё не можем говорить о финале. Все участники этой истории живы, а двое из них – творчески активные культовые фигуры, ещё не раз способные удивить наблюдателя. Учитывая, что целью ритуала была активизация творческой функции, само упоминание этого факта может заменить собой любой анализ.
Метки: bill drummond the klf katab.asia robert anton wilson julian cope |
Джонатан (17.04) |
|
Преодолённое солнце. Некрополис, Неофолк и Правые Идеи. |
Down the centuries, I was at their side
With a song to glorify their genocide’s
Очень похоже, что Sol Invictus больше не существует. Оно уже не чахнет! Оно скончалось! Это более не Sol Invictus! Оно прекратило существование! Оно угасло и отправилось к Создателю. Это жмур. Лишённое жизни, оно покоится с миром. Его обменные процессы стали историей! Оно – сломанная ветвь! Оно сыграло в ящик, прервало нить жизни, опустило занавес и присоединилось к чёртову невидимому хору! Это – экс-Sol Invictus.
Крайний альбом проекта с огромной долей вероятности может оказаться последним. Основной состав ушёл прямо перед выходом "Necropolis" и Тони Уэйкфорд явно не горит желанием собирать новый. Его заявление о прекращении проекта просто искрится радостью, словно с его плеч упал огромный груз. На самом деле, в последние годы было заметно, что Тони явно тяготится недавним прошлым. Сложившийся за десятилетия существования группы образ вступал в сильнейшее противоречие с реальным, современным Тони Уэйкфордом.
Постаревший левый либерал, сторонник ЕС и зоозащитник, регулярно выходил на сцену под названием, взятым в бурную молодость в период искреннего увлечения фашизмом. Понятно, что он давно не пел со сцены "спорные" песни вроде "Long Live Death" или "Death of the West", но само название группы и стиль песен неизбежно напоминали автору его буйное прошлое.
Бензина в огонь добавляли британские антифашисты, устроившие многолетнюю кампанию за идеологическое очищение неофолка, протестуя против самого факта существования группы. Кампания проходила активно, путём рассылки возмущённых писем владельцам концертных площадок. В одном случае даже устроили пикет, на котором мне довелось побывать. Не в роли участника, наоборот, в качестве социального зла, с которым героически боролись.
В 2011 году, моя жена и я приехали в Лондон на неофолк концерт. Назвать его фестивалем было бы слишком громко. Он был проходил в клубе The Slimelight и в нём участвовало несколько очень важных для меня лично коллективов. В первую очередь вышеупомянутые Sol Invictus, моя любимая группа в течении многих лет. Это был хороший концерт. Но причины, по которым я вспоминаю эту историю, не связаны с музыкой.
Прямо на выходе из метро мы оказались рядом с небольшой но активной группой протестующих. Наверняка это были хорошие люди. Они слушали хорошую, политкорректную музыку, читали хорошие, политкорректные книги и думали хорошие, политкорректные мысли. Ничего против них я не имел, мне не хотелось протестовать против их существования. Однако им, судя по всему, очень хотелось протестовать против моего.
Группа раздавала листовки с требованием остановить концерт. В самом факте раздачи листовок не было ничего особенного, если бы это не было финалом долгой и агрессивной кампании – с подключением депутатов от партии лейбористов и попыткой давления на руководство клуба. Эта кампания добилась определённых успехов: именно благодаря ей из группы Sol Invictus был уволен талантливый музыкант и собиратель фольклора Эндрю Кинг, ставший главной мишенью для возмущённых масс. Причиной оказалось то, что он посмел в интервью журналу Tyr признаться в своих консервативных взглядах, а также участие Кинга в трибьют-альбоме с песнями Дэйвида Уильямса, на котором он спел откровенно пародийную, издевающуюся над нацистами песню "Wotan Rains on Plutocrats Parade".
Именно листовку со словами из этой песни раздавали протестующие. Когда мы вступили с ними в диалог, выяснилось, что никто из готовых вступить в диалог никогда не слышал ни одной песни ни одной из групп, против существования которых они так яростно протестовали. Более того, полного текста столь возмутившей их песни они тоже не читали, а известия о том, что в тексте песни есть фразы вроде "Я построю себе крепость из моих биографий Гитлера" (I will build myself a fortress of my Hitler biographies) и что реальные нацисты воспринимают эту песню как прямое издевательство, оказались для них полным сюрпризом.
Я спросил их, почему они не протестуют возле библиотек с требованием сжечь сборники стихов Эзры Паунда. Но это не остановило плавного течения акции протеста, на горизонте появились ещё одни готы, в которых можно было тыкать пальцами и кричать, что они нацисты.
Главное во всей этой истории даже не то, что люди со стороны, абсолютно не понимающие того, с чем воюют, пришли очистить неофолк от неправильного неофолка. Главное – в том, кто их туда позвал. На прямой вопрос, как они могут бороться за запрет того, чего не слышали, последовал ответ, что есть правильные любители неофолка, которые ведут борьбу за очищение субкультуры. Просто никто из них не пришёл. А так – есть статьи на блоге Who Make the Nazis?, откуда можно собрать всю необходимую информацию.
Этот блог, довольно активный в 2011/2012 годах, посвящён борьбе с инфильтрацией правых в музыку. В первую очередь блог изучает индустриальную культуру и неофолк, хотя были статьи, посвящённые самым различным явлениям – от национал-социалистического блэк-метала до фашистского заговора с целью убить Пазолини. Автор блога – анонимный журналист, называющий себя Strelnikov. Среди важных ссылок, объясняющих необходимость культурной борьбы – статья Антона Шеховцева Apoliteic Music and "Metapolitical Fascism". Это выглядит немного непоследовательно: текст в котором, в итоге, отрицается возможность подвергнуть неофолк идеологической цензуре, оказался среди основополагающих документов ресурса, прямо занимавшегося этой самой идеологической цензурой. Но люди, в целом, не очень последовательные существа.
Здесь можно было бы написать много язвительных и пафосных фраз, разоблачающих оппонентов. Привести историю идеологических метаний известных сторонников и сочувствующих описанного дискурса. Найти те ошибки в текстах блога, которые граничат с клеветой – благо это сделать нетрудно. Да хотя бы напомнить, что обсуждаемый блог назван в честь песни Марка Смита из группы The Fall. И разоблачить протофашистскую суть этой группы, основываясь на воспоминаниях их бывшего гитариста Мартина Брамаха, рассказывавшего о том, как молодой Смит ходил по родному городу в чёрной куртке с нацистской повязкой и планировал сперва назвать свою группу Master Race and the Death’s Heads. Однако всё перечисленное является лишь малозначительными аспектами.
Всю эту историю можно вывести в чисто идеологическое противостояние между воинами социальной справедливости и не менее комичными воинами социальной несправедливости. Выбрать себе сторону и весело сражаться в интернете. Но если сделать шаг в сторону от примитивной дуалистической концепции, то история неофолка как жанра в целом (и Sol Invictus как ключевой группы – в частности) поднимает перед внимательным наблюдателем интереснейший вопрос о диалектике изменения идеологических и эстетических пристрастий. Описанная культурная борьба невозможна без сведения сложного, живого явления к упрощённой, мёртвой схеме и игнорирования такой составляющей человеческой натуры, как переменчивости. В том числе – и изменения якобы незыблемых взглядов.
Явление, называвшееся изначально "апокалиптическим фолком" и "дарк-фолком", известное сейчас как неофолк, было крайне противоречивым с момента своего возникновения. Схема "фанаты индустриальной музыки увлеклись народными песнями под гитару и философией правого толка" совершенно не отражает реальности. Как ни парадоксально, но частные мелочи, вроде политических взглядов любовников Дугласа Пирса, наркотических галлюцинаций Тибета или общей атмосферы происходившего на сквоте Фрейи Аусвин имеют в вопросе о корнях неофолка куда большее значение.
История "апокалиптического фолка" – это история узкого круга друзей и их влияния друг на друга. Само название этого "субжанра" – шутка для своих, непереводимая с английского. Это название означает не только "апокалиптическая фолк-музыка", но и "апокалиптический народ" – группу людей с схожими (на тот момент) интересами. Эту компанию практически целиком можно увидеть на обложке альбома "Earth Cover Earth" группы Current 93. Отличная обложка, пародирующая великий альбом "The Hangman’s Beautiful Daughter" психофолк группы The Incredible String Band. На ней сфотографировано человек одиннадцать. При этом – правые политические/эстетические взгляды были максимум у троих.
Началом для этой небольшой группы стал, по видимому, вышеупомянутый сквот Фрейи Аусвин, где тогда вместе жили Тибет, Пирс, Уэйкфорд и Рид. Финалом – банкротство World Serpent Distribution. Между этими двумя событиями лежат несколько очень продуктивных лет, за которые обсуждаемая компания записала множество отличных альбомов и песен, сотрудничая друг с другом. Корни всего современного неофолка, как правого так и аполитичного или, в редких случаях, левого лежат именно в этом коротком периоде. И если держать в памяти этот простой факт, то многое станет ясно.
Например можно теоретизировать о том, что корни неофолка лежат в так называемом "первом фолк возрождении начала двадцатого века" и на бумаге это выглядит красиво и убедительно. Но на практике это можно отнести разве что к Эндрю Кингу, действительно разбирающемуся в этой теме и коллекционирующему редкие сборники народных песен, изданные в тот период.
Реальные же отцы основатели будущего стиля находились в тот момент под прямым влиянием психофолка и фолк-рока конца шестидесятых начала семидесятых годов. Конкретно речь идёт про The Incredible String Band, Comus и Ширли Коллинз. Более поздний пример с группой Changes наглядно показал, что для создания эталонного неофолка достаточно взять забытую психофолк группу реальных шестидесятых и дать её вокалисту прямо рассказать про своё участие в праворадикальной организации, разгромленной ФБР, про контакты с Церковью Процесса и про свои языческие взгляды. То есть про тёмную сторону шестидесятых, мало заметную на общем фоне культуры хиппи.
Именно "тёмная сторона шестидесятых" явно вдохновляла Тибета и связанных с ним людей на начальном этапе "апокалиптического фолка". Ключевой альбом в истории жанра, "Swastikas for Noddy", полон таких песен как "Beausoleil", посвящённой музыканту Бобби Боссолею из Семьи Мэнсона или "The Summer of Love" – кавера на классическую песню "This Ain’t the Summer of Love" группы Blue Öyster Cult и как раз посвящённую реальным шестидесятым. На переработанной версии этого альбома, "Crooked Crosses For The Nodding God" эти песни были переименованы в "The Ballad of Bobby Sunshine" и "The Summer Past".
Трансформация Death In June происходит примерно в этот же период: если первые альбомы были милитаристским пост-панком развивающим до логического завершения некоторые тенденции в эстетике Joy Division, то после начала сотрудничества с Тибетом он уже сочиняет тихие и красивые песни вдохновлённые группой Love. Влияние Артура Ли, конечно, совершенно не сочетается с обвинениями в расизме, но на самом деле в этой истории мало что сочетается с обвинениями.
Пример с влиянием на ранний "апокалиптический фолк" группы Love указывает на очень интересный аспект проблемы: источники вдохновения в плане культуры и эстетики далеко не всегда совпадают с политическими взглядами. Даже когда мы говорим о чистой политике, взгляды отдельных участников борьбы друг с другом обычно представляют собой скорее динамичный процесс, чем статичную данность. Разумеется удобнее распределять людей по ясным политическим категориям, но реальность сложнее – даже в случае с политическими активистами. Все, кто хоть раз сталкивался с уличной политикой, знают, как много бывших нацистов среди антифашистов – и наоборот. В итоге никогда нельзя точно сказать, сколько пламенных на словах единомышленников на деле уже переживают идеологическую трансформацию и приглядываются к "другой стороне".
Всё становится ещё сложнее, если мы переходим от актуальной политики к околополитическому творчеству. Здесь перед нами встаёт серая зона, состоящая из сплошных противоречий. На мой взгляд, единственный метод, позволяющий хоть как то ориентироваться в идеологических зигзагах, выписываемых великими и не очень художниками – разделять их жизнь на периоды. Грубо говоря, в таком-то конкретно году Александр Блок, судя по дневникам и текстам, был скорее правым. А в таком-то – скорее левым.
Люди за свою жизнь переживают периоды романтического восторга, разочарования, депрессии и так далее. Даже самые однозначные с политической точки зрения художники всё равно остаются людьми. К примеру Эзра Паунд, безусловный фашист и антисемит, но этого просто нет в его раннем творчестве. Один и тот же человек был душой парижской богемы в двадцатых годах и фанатичным проповедником войны в тридцатые. Он же, в старости, извинялся перед Гинзбергом за свой былой антисемитизм. Понятно, что невозможно оценивать Паунда игнорируя его работу на режим Муссолини, но здравый смысл подсказывает, что нельзя сводить столь многогранную личность только к этому одному аспекту.
Ещё яснее это видно на примере Эрнста Юнгера. Очень легко свести 102 года его жизни к формуле "прославлял войну/симпатизировал нацизму". И порицать всех, кто находится под его влиянием. Вот только даже беглого взгляда на его биографию достаточно для понимания того, насколько вышеприведённая цитата тенденциозна. Конечно, Юнгер был милитаристом-романтиком, когда писал "В Стальных Грозах" и национальным революционером во время сочинения "Тотальной Мобилизации" и сотрудничества с Никишем в "Сопротивлении".
Однако он же ушёл в внутреннюю эмиграцию с приходом Гитлера к власти. Вежливо отклонил все предлагаемые новым режимом официальные должности. Написал горькую и мудрую книгу "На Мраморных Утёсах", полную разочарования в политике. Потом пацифистское эссе "Мир. Слово к молодежи Европы и молодежи мира" (Der Friede. Ein Wort an die Jugend Europas und an die Jugend der Welt), распространявшееся сопротивлением. Его дневники того времени полны метких наблюдений за происходящим и сочувствия к репрессируемым группам населения, в первую очередь к евреям. Он стыдится своей формы, когда видит девочек с жёлтыми звёздами на одежде. С другой стороны, он же после войны отказывается пройти денацификацию. Он не перестанет общаться с очень спорными с точки зрения послевоенного общества людьми, в "Семьдесят минуло. Дневники 1965-70" [ИЗЛУЧЕНИЯ III] он даже описывает свой приезд в Париж в гости к Освальду Мосли.
В романе "Эвмесвиль" он разрабатывает концепцию "анарха", человека стоящего вне общества. При этом он не скрывает в этом романе своего презрения к либерализму и либеральной интеллигенции. Все перечисленные периоды в его жизни и творчестве едины эстетически, но очень различаются политически. Поэтому мне кажется, что при любой ссылке на Юнгера нужно учитывать эволюцию его взглядов и общий контекст, в котором был написан тот текст, на который ссылаются.
В принципе, композицию "The Marble Cliffs" группы Death in June можно, при желании, смело назвать антифашистской по своей сути. Аргументов хватит. Не меньше аргументов можно найти по поводу многочисленных ссылок на эссе "Уход в Лес". Это уже поздний Юнгер, начинающий разрабатывать свою концепцию "анарха". Текст написан после войны, после появления текста "Мир", после смерти его сына, Эрнста Юнгера младшего, отправленного в штрафной батальон за антигитлеровские разговоры. Катастрофой, после которой, по мнению Юнгера, его единомышленникам нужно забыть о политике и уйти во внутреннюю эмиграцию, было вовсе не поражение Третьего Рейха и стран Оси в мировой войне. Катастрофой было само появление Третьего Рейха.
Концепция "Ухода в лес" – это описание образа жизни самого Юнгера при гитлеровском режиме, перенесённое на послевоенный мир. Которому Юнгер тоже абсолютно не доверял, ожидая от него худшего. Разумеется, это было очень спорное решение – отказаться от прямого действия во время господства национал-социалистов. Когда он пишет в дневнике о причинах своего отрицательного отношения к идее покушения на Гитлера, то это выглядит не очень убедительно. (Конкретно он писал что:"Сам я при этом убежден, что покушения мало что меняют и уж, во всяком случае, ничего не улучшают", поскольку "тело не лечат во время кризиса, а если и лечат, то всё сразу, а не один какой-нибудь его орган. Даже если бы операция удалась, у нас вместо одного нарыва появилась бы их целая дюжина, с кровавыми судами в каждой деревне, на каждой улице, в каждом доме. Нам уготовано испытание – обоснованное и необходимое, и эти маховики остановить уже невозможно.")
Однако это вполне убедительно показывает, что между концепциями "ухода в лес" Юнгера и "аполитеей" Эволы есть существенное различие. Разумеется, сходство между этими концепциями не случайно, Эвола знал и любил тексты Юнгера, им написано очень неплохое эссе "Рабочий" в творчестве Эрнста Юнгера". Но из факта влияния отдельных идей Юнгера на Эволу вовсе не следует, что они были единомышленниками, слишком различны предпосылки. Достаточно процитировать фразу из заключения этого эссе, посвящённую позднему Юнгеру:
"Кроме того, если бы мы анализировали самые последние произведения Юнгера, то мы напрасно искали бы там максимы, подобные тем, которыми изобилует "Рабочий", например, о важности умения выхватывать обнаженный клинок, без опасения поранить себя или о необходимости занятия таких позиций, которые позволили бы от обороны перейти в наступление. Более того, в "Лесном пути" (Der Waldweg, Франкфурт, 1945), где забавным образом вновь появляются те ценности, которые ранний Юнгер безусловно заклеймил бы как "бюргерские", он прямо доходит до изучения способов, открывающих индивиду путь к бегству и тайному сопротивлению миру, контролируемому тоталитарными силами, то есть миру, близкому по своему устройству рабочему государству, где, впрочем, стихийное проявляет себя исключительно в своих негативных аспектах".
На этом месте можно вернуться к вопросу о идеологии Sol Invictus и неофолке как культурном продолжении дискурса "ухода в лес/аполитеей". На мой взгляд не стоит преувеличивать степень влияния даже на правое крыло изначального "апокалиптического фолка". Тони Уэйкфорд признавался в одном из поздних интервью, что книги традиционалистов казались ему откровенно скучными, и что он их просто использовал как источник для названий песен. Разумеется, это может быть переписыванием собственного прошлого, но конкретно этот момент выглядит убедительно. Особенно если учесть то, что Уэйкфорд был единственным представителем "апокалиптического фолка", кто реально увлёкся право-националистическими идеями и даже вступил ненадолго в Национальный Фронт. В итоге это привело к его увольнению из Death In June, что опять таки не очень сочетается с основными обвинениями в адрес этой группы в целом и Дугласа Пирса в частности.
В любом случае, пример "Above The Ruin" и первых альбомов Sol Invictus является хорошим примером того, как происходит эволюция взглядов. Это, безусловно, правая музыка, отражающая идеи автора. После же начинается долгая эволюция взглядов, в итоге которой Тони Уэйкфорд превратился в достаточно циничного усталого человека, критически относящегося к любым формам политики, зато увлечённого идеями зоозащиты.
На песнях и альбомах эта эволюция отражалась опосредованно. Как можно понять, что происходило в сознании человека в период между написанием "Death of the West" и гениальной "In the Rain"? Можно ли сказать, что первый альбом является скорее правым и должен быть ограничен в распространении или вообще запрещён, в то время как второй скорее является аполитичным? Одно точно – за год до выпуска "Death of the West" Уэйкфорд записывает сольный альбом La Croix, на котором, внезапно, звучит полная горькой саморефлексии песня "The Fool". Возможно, это единственный за всю историю неофолка пример самоанализа жанра, который идеально описывается буквально парой строк про архетипического Дурака из Старших Арканов, который стоит рядом с принцами и воспевает проводимые ими геноциды. Удивительно, но песня вышла за два года до "Rose Clouds of Holocaust", иначе её можно было бы счесть прямой сатирой на бывшего друга.
Ещё интереснее альбом "Eleven", вышедший в 1998-ом году в рамках проекта L’Orchestre Noir. На первый взгляд это эталонный образец правых увлечений Уэйкфорда. Помпезная неоклассика. Стихи Паунда, первый альбом проекта даже назывался "Cantos". Композиция "Odin’s Day". Само название проекта взято из документального фильма про правый терроризм семидесятых/восьмидесятых.
Но если слушать альбом параллельно читая буклет, внезапно состоящий из цитат Камю и Розы Люксембург, то ситуация запутывается. Всё разъяснило прямое (что редкость) политическое высказывание самого Уэйкфорда в буклете. Оказалось, что альбом является реакцией на начатую этническими националистами серию войн на Балканах и призывает к единению Европы. Именно эти взгляды сейчас сделали Уэйкфорда крайним еврооптимистом и противником Брексита, UKIP и Тори. Он их не скрывал уже тогда, но было неясно, что говоря о Европе он имел в виду вовсе не идеализированный правый символ. Интересно, что Пирс в тот период выбрал себе сторону на Балканах и поддерживал концертами боевой дух хорватов. В любом случае мне не понятно, как вообще можно преследовать человека за слова и действия тридцатилетней давности?
Но есть и более актуальные слова и действия. За прошедшие годы образовалось определённое количество групп и музыкантов, вдохновлённых музыкой групп "апокалиптического фолка". Этих групп не очень много, но достаточно для появления вполне определённого музыкального стиля, известного как неофолк. Как всегда в случае с субкультурами, большую часть исполнителей трудно назвать талантливыми или интересными. Неофолк очень легко сводится к набору музыкальных и эстетических штампов. И большинство этих эстетических штампов выглядят очень однозначными с политической точки зрения. Трудно сказать, что следует за чем: влияют ли музыканты на политические и эстетические взгляды своих слушателей или наоборот, но окружающая неофолк бижутерия привлекает людей с определёнными интересами.
В моём лично случае было именно второе. Сперва я прочитал у Толмацкого про существование жанра который "представляет из себя сочетание индустриальных технических средств и эстетики с европейским фолком. Основой является не музыкальная структура, а эстетика и идеология (традиционные ценности, консервативная революция, правый анархизм, в Европе — антиамериканизм и т.д.)" и только потом достал саму музыку. Естественно, заранее зная, что я должен услышать. Уверен, что у многих поклонников неофолка история знакомства с этой музыкой была схожей.
Репутация неофолка как ультратрадиционалистической правой музыки привлекает к нему юношей бледных со взором горящим и соответствующими интересами. Затем этот тип поклонников уже влияет на часть музыкантов. Есть определённый сегмент в неофолке, получивший в русском интернете меткое прозвище "зигафолк". Он полностью штампован и реально состоит из "аполитичных правых" заменяющих прямое действие на заунывные романтические баллады под гитару. Или на бессмысленный шум с семплами из старых фильмов. Теоретически и из таких может получится нечто любопытное, достаточно вспомнить Majdanek Waltz.
Ещё более интересную эволюцию показал любимый персонаж антифашистских разоблачений Альбин Юлиус. Начав музыкальную деятельность в отличной неофолк группе Moon Lay Hidden Beneath A Cloud, он после распада ударился во все тяжкие. По словам второй половины группы, Эльзбет, сам распад во многом был спровоцирован тем, что Юлиус увлёкся нацистской эстетикой. В любом случае, его "мартиал" проект Der Blutharsch представлял собой чистую карикатуру, мне лично было невозможно относится всерьёз к его однообразным альбомам, внешнему виду на концертах и фотографиях, а также к его грозным заявлениям в прессе.
Итог оказался слегка неожиданным, в 2011-ому году он уже изображал из себя не менее карикатурного гуру хиппи, подписывался Albin Sunlight Julius и играл весьма неплохой вариант психоделического рока под названием Der Blutharsch And The Infinite Church Of The Leading Hand. Про былую бижутерию Альбин сейчас говорит, что никогда в эту чушь не верил и просто зарабатывал деньги на тупых нацистах, покупающих всё, у чего на обложке имперский орёл. Совершенно неизвестно, сколько таких вот будущих "лучей солнечного света" сейчас сочиняют песни про руны и закат Европы. В этом году Юлиус выпускает мемуары под прекрасным названием "The Day I Buried Neofolk". Ждём с нетерпением.
Специфика неофолка состоит как раз в том, что его эстетика прекрасно отделяется от политики. В отличии от какого нибудь правого Oi!, обычно не имеющего никакой художественной ценности, лучшие песни и композиции неофолка не теряют качества от изменения взглядов слушателя или самого музыканта. Да, этот маленький жанр привлекает к себе людей правых взглядов. Да, он настолько инфильтрирован ими, что фактически невозможно найти группу никогда не стоявшую с правыми на одной сцене или не находившимися под их культурным влиянием. Невозможно очистить жанр от того, что изначально заложено в его дискурс, в сам язык эстетического высказывания. И главное – нет необходимости его очищать. Обезжиренный неофолк, лишённый контроверсии, противоречивости, превратится в нечто вроде фрик-фолка: поздние альбомы Current 93 – блестящий пример.
Мне кажется, лучшее что могут сделать антифашистские рыцари в сверкающих доспехах – это просто оставить жанр в покое. Если им не нравится подтекст некой песни – пусть слушают другую музыку, с правильным подтекстом. Идея останавливать неофолк концерты столь же абсурдна, как идея останавливать левые хардкор концерты, обвиняя музыкантов и участников в скрытом сталинизме.
Проблема неофолка заключается не в процентном соотношении правых и левых, его проблема – в практической исчерпанности дискурса. Осталось очень мало людей, способных сказать в его рамках нечто новое. Каждый из таких людей – на вес золота, и его политические взгляды при этом третьестепенны. Тони Уэйкфорд именно из таких людей. Хотя в какой-то момент его можно было занести в список политически правильных, но исчерпанных авторов.
На самом деле Sol Invictus могли спокойно распасться уже после концерта, описанного в начале статьи. Увольнение Эндрю Кинга реально убило старую группу. Вышедший тогда "The Cruellest Month" мог бы стать прекрасным "последним альбомом". Он хороший, но в нём есть ощущение некой усталости. Лучшая часть альбома – версии народных песен, исполненные Кингом. Среди авторских песен Уэйкфорда есть реально отличные, но песню Toys можно смело размещать в энциклопедиях в качестве иллюстрации понятия "старческое брюзжание". Следующий альбом группы, "Once Upon a Time" уже трудно назвать альбомом Sol Invictus. Это был довольно интересный эксперимент с стилизацией под прог-фолк семидесятых, инструментальные композиции "Austin", "Osman" и "Spare" были приятным сюрпризом для понимающих. Но название уже стоило сменить.
Ещё очевиднее усталость Тони проявилась в истории с празднованием двадцатилетия ключевых альбомов. Сперва было переиздание "In The Rain" и концерт, на котором этот гениальный альбом был исполнен полностью. В связи с удачными доносами возмущённой общественности место концерта в последний момент сменилось и держалось в тайне от всех, кроме немногих счастливчиков, заранее купивших билеты.
Мне тоже повезло купить билет, и этот секретный концерт в битком набитой небольшой комнате над лондонским пабом был одним из лучших музыкальных переживаний в моей жизни. Но было понятно, что сама ситуация была стрессом для музыкантов.
Следующим концертом такого типа должна была быть годовщина выхода "The Blade". Был анонс, даже постер, но концерт не состоялся. Именно по причине отсутствия энтузиазма со стороны самого Уэйкфорда. Зато энтузиазма оказалось полно в случае с реанимацией панк-группы Crisis. Нескрываемая радость, с которой он вернулся к исполнению Holocaust многое объясняла. История сделала полный круг и пожилой человек снова заиграл быстрые леворадикальные песни-кричалки образца начала восьмидесятых.
Исходя из вышеперечисленного, у меня не было особых ожиданий от нового альбома. Necropolis вышел уже после заявления о прекращении работы группы. Были все основания предполагать, что выйдет нечто вымученное, усталое и раздражённое. В альбоме реально хватает усталости и раздражения на грани злости. Но вымученности нет.
Наоборот, в конце жизненного цикла группы музыка и слова Тони Уэкфорда снова загорелись былой силой. Альбом звучит как прежде, точнее – как некое возрождение раннего апокалиптического фолка, только на новом уровне. Ясно, что тут помог сам концепт. Уже обложка, где современные небоскрёбы перетекают в лавкрафтианские искажённые трущобы. Уэйкфорд любит Лондон и посвятил ему множество хороших песен. Запись полноценного альбома о тёмной психогеографии столицы позволила ему во весь голос признаться в любви к прошлому города и ненависти его настоящему. Это уже не прежняя абстрактно-идеалистическая борьба против современного мира.
Альбом очень личный и точный в деталях, от фразы "Those bushes by the station / Where only foxes seems to go" у меня пошёл по коже мороз узнавания. Нечто похожее, формата "смесь фолк-хоррора с оккультной психогеографией" сейчас делает группа English Heretic. Я люблю их альбомы, но должен признать, что Уэйкфорд с "Necropolis" буквально закрыл тему. Такое будет трудно превзойти. Да и не нужно, некоторые вещи должны оставаться уникальными.
Последний альбом Sol Invictus и должен быть таким уникальным монументом, в котором спрессованы элементы всей тридцатилетней истории группы. "Necropolis" достоин быть последним альбомом Sol Invictus, даже если Уэйкфорд со временем передумает и сделает его крайним.
Раймонд Крумгольд
Метки: апокалипсис neofolk Паунд tony wakeford sol invictus katab.asia Юнгер |
Последний День (31.03) |
Закончился последний день.
Люцифер и его сын молча стояли на холодной ночной остановке на далёкой окраине мегаполиса. Глядя в медленно гаснущие глаза своего создателя.
— За ним никто не придёт? — спросил сын.
— Он сам это знал, — ответил отец. — Злость его книги была злостью человека, чувствовавшего, что его тело будет лежать невостребованным. Помнишь тот сон, который он дважды использовал? В книге и в сценарии к "Реке"?
— Тот, где жена приходит в морг и начинает поедать тела? — поморщился сын, успевший устать от кровавых фантазий.
— Верно. Но настоящий страх был в том, что никто из семьи не придёт. Даже в образе каннибала.
— А душа? — возмутился сын. — Он написал нас, значит, мы тоже его семья. Так почему мы не можем?
Сын замолчал, увидев толпу, окружившую остановку. Она была небольшой, но всё равно заметной. В основном старики и старухи, одетые по моде выживания начала девяностых. Но были и молодые лица в современной одежде.
— Сколько их? — спросил сын.
— Он сам не знал, — покачал головой Люцифер. — Не хотел знать. Как можно посчитать все запои, депрессии, — Люцифер нашёл в толпе грузного мужчину с корейскими чертами лица и кивнул ему, — инфаркты от стресса?
Толпа сомкнулась над телом. Сын ожидал очередной мясорубки, но руки просто подняли тело над головой и медленно понесли по шоссе в сторону центра Москвы. Над которой, из темноты, начала медленно материализовываться гигантская пирамида.
Глаза человека на остановке продолжили медленно гаснуть.
Метки: апокалипсис katab.asia МММ |
Тающий Лёд (20.03) |
Метки: солнцестояние стихи |
Two for Joy (27.02) |
Метки: стихи |
Dead Cat (1989) |
Метки: katablog Дерек Джармен psychic tv Дженезис Пи-Орридж |
Отражение Нарцисса (Немного злая статья про Джена) |
Метки: throbbing gristle cosey fanni tutti Джереми Рид katab.asia psychic tv Дженезис Пи-Орридж |
Снег (07/10.02) |
Метки: сны |
Два поста за полтора месяца (Sigelwara Land/Baby Dee — Safe Inside The Day) |
Метки: Толкин katablog baby dee книги музыка |
Sol-monath/Имболк (03.02) |
Метки: солнцестояние стихи |
On the Beach (20.01) |
Метки: сны стихи |
Солнце Мёртвых (05.01/13.01) |
Метки: англия фото |
Шёл я мимо великана... |
Метки: день рождения фото |
Холм (04.01) |
Метки: день рождения стихи |
36 |
Метки: coil день рождения |
Город (02.01) |
Метки: сны стихи |