В моём понимании Женя Герлах всю жизнь жил в "доме артистов". Вплоть до выхода на телеэкраны детектива "Последнее дело комиссара Герлаха", где-то в начале семидесятых, где его однофамильца сыграл Николай Симонов.

Где-то в начале семидесятых.

Середина которых пролетела, подарив пау фонарей, подростковый алкоголизм, пару романов, платонических, но с нюансами, и огромную массу западной поп-культуры, которую я осваивал, как солитер внутренности оперной дивы Марии Каллас. Тезки нашей Биешу.

Возможно по-этому звонок Жекони из дома напротив, куда уже переехала семья Белоскаленко, не стал для меня сенсацией. Но, посреди бела дня, мне мог звонить только кто-то бухой, требуя: Вырезки! Картинки! Плакаты - всех неси. Башляю.

Я - денег еще никто у нас тогда не отменял, хотя именно с деньгами был у всех пиздец, собрал всё, что было не продано, вздохнув, отклеил от стенки в эркере Гэри Глиттера, и понес материал через дорогу, комиссару Герлаху.

Женя по-прежнему был вылитый Збышек Цибульский. Чувиха в постели была полуодета. Я вспомнил, что его отца звали Зиновий, как название астероида, названного в честь его отца.

Кстати, в том фильме по Дюрренмату, пережившего Холокост сверхчеловека по кличке Гулливер, играет наш сосед - дядя Коля Гринько из "дома артистов".

Чувихе был нужен постер Baccara. Но именно он остался на стене моей комнаты, он мне был нужен самому, потому что у меня тоже была чувиха, которой нравилась Baccara - осенью семьдесят седьмого она нравилась всем, кто еще ждал от жизни чего-то, кроме высшей меры академику Сахарову.

В общем я зажал "Баккару", а Джексон даже не предложил мне выпить. По-этому я со злости спросил: "А чем вас не устраивает Гэри Глиттер?" - убей Бог мою душу, сознавая, что сорок лет спустя этот вопрос не будет читаться как искусственно придуманная кода.

Сюжет.

Трое парней. Два диплома, одно незаконченное высшее.

“А” - полжизни симулирует хроническую болезнь, камуфлируя ею тяжелую зависимость. Потому и не пьет, потому и нервный, и мнительный. Живет скрытно, адреса не дает.

Предок по слухам богат, но “А”, чтоб не травмировать отставника, добывает дозы, шантажируя предельно экстравертного промоутера “Б”, за которым несколько смертей и перепрятанных трупов именно по линии веществ и субстанций.

В свою очередь промоутер “Б”, старинный, еще андроповский протеже органов (которыми и было инсценировано его шумное исключение из провинциального ВУЗа с фельетоном в местной газете), эмоционально шантажирует оглаской как сибарита-отшельника “А”, так и светского льва и лаундж-ящера “Ц”, которому помог веществами в деле ликвидации звезды роспанка “Г”, когда тот подошел к неприятному рубежу, отделяющему гениального безумца от инвалида-посмешища.

За эту операцию “Ц” получил солидный калым от также пользующегося покровительством спецслужб автора-исполнителя “Х”, который таким образом остался единственным бриллиантом в русском ирокезе-кокошнике, без досадного соперника, тем более, тот действительно обанкротился и разложился, едва успев умереть, насколько это возможно, “красиво”, не без помощи своего преданнейшего псалмопевца, которого при жизни в глубине души презирал.

Любопытно, что за этою троицей маячат силуэты трех стариков-семидесятников, на каждом из которых так же висит по трупу, известному там, где следует.

Правда, в их случае речь идет о жертвах богемных оргий, две из которых классические неразборчивые девицы по типу Ирины Азер в фильме “Кража”, а один - просто работяга, в которого попали бутылкой из окна.

Детектив-любитель, заинтересованный психологической стороною куда больше, нежели торжеством справедливости, постепенно вторгается в опасную зону финансового вампиризма в режиме сиксти найн, спровоцировав неуправляемую ненависть шестерых моральных уродов из одной картотеки, уверенных, что он собрался их разорить с помощью кого-нибудь из них же шестерых...

*