-Поиск по дневнику

Поиск сообщений в lj_clear_text

 -Подписка по e-mail

 

 -Статистика

Статистика LiveInternet.ru: показано количество хитов и посетителей
Создан: 10.01.2008
Записей:
Комментариев:
Написано: 2

clear-text





clear-text - LiveJournal.com


Добавить любой RSS - источник (включая журнал LiveJournal) в свою ленту друзей вы можете на странице синдикации.

Исходная информация - http://clear-text.livejournal.com/.
Данный дневник сформирован из открытого RSS-источника по адресу /data/rss/??aa112ce0, и дополняется в соответствии с дополнением данного источника. Он может не соответствовать содержимому оригинальной страницы. Трансляция создана автоматически по запросу читателей этой RSS ленты.
По всем вопросам о работе данного сервиса обращаться со страницы контактной информации.

[Обновить трансляцию]

только раз бывают в жизни встречи

Вторник, 19 Июня 2018 г. 20:15 + в цитатник
ОСТАНОВКА "ПИВЗАВОД"

Его дедушка был академик, физик-ядерщик, без доклада входивший к Брежневу, когда тот был секретарём ЦК КПСС по оборонной промышленности. Отец был тоже физик и тоже академик, и тоже по этим самым делам. Отец хотел, чтоб сын продолжал династию. Собственно, в семье это не обсуждалось, это было заранее установленным фактом - поэтому он окончил Физфак МГУ, а потом отец послал его набираться опыта в знаменитую Лабораторию Пятнадцать при Шестом ОКБ Второго Управления.
Ему нравилась теоретическая физика и её конкретные приложения, которые разрабатывались в Л-15, но саму работу он не любил. Работу не в смысле - размышления и эксперименты, а в смысле - всю сопутствующую обстановку. У него тошнота подкатывала к горлу всякий раз, когда он выходил на конечной станции метро (тащиться по московским пробкам на машине не имело смысла), садился на маршрутку и ехал буквально пять минут до остановки с обидным названием "Пивзавод". Ну, или шёл пешком, если была приятная погода. Вот он, этот чертов пивзавод, а напротив, через узкое шоссе - длинный высокий забор. Еще сто метров по проулку, проходная, а там - унылый блок в стиле шестидесятых, стекло-бетон. Бетон посерел и обшарпался, стекло не мыли месяцами, а внутри - низкие потолки, дешёвый линолеум, и в каждой комнате - сосредоточенные, умные, неважно одетые, плохо подстриженные люди сидят, уткнувшись в мониторы. Коллеги ему не нравились за помятость и неэлегантность, а главное - за узколобость, которая странным образом сочеталась с их профессиональной почти что гениальностью. Говорить с ними о деле ему было трудновато - он пасовал, он был самый младший, он только запланировал кандидатскую, а это были уже зубры, хотя старше него всего лет на десять. А когда он заводил разговор о премьерах, новых книгах и выставках - тут пасовали они, смущенно разводили руками, но это смущение казалось ему деланным. Казалось, что они его презирают - за красивый костюм, дорогой портфель, нежный одеколон. За интересы вне и помимо работы.
От этого ему все время хотелось домой, в уют их огромной квартиры в доме с гранитными колоннами и статуями на карнизах. Хотелось сидеть в большой гостиной, читать, курить дедушкину трубку - старый тяжёлый "Данхилл" классического фасона. Все было прекрасно в таких вечерах у книжной полки, кроме одного - завтра снова на работу.
Иногда он предательски думал, что после смерти отца - а отец был сильно немолод, он был поздним ребёнком – он немедленно уйдёт из Л-15. Вступит в права наследства, продаст дачу в Барвихе и заживет на эти деньги в своё удовольствие, а если денег будет не хватать - можно будет помаленьку продавать картины Пименова и Фалька из дедушкиной коллекции. Иногда ему становилось стыдно таких планов, и он клялся сам себе, что защитит две диссертации и откроет что-нибудь этакое, имеющее большое оборонное значение, не посрамит фамилию. Но назавтра снова была работа, снова неуютное здание, низкие потолки, снова поразительно умные, но нелепо и бедно одетые коллеги. Нет, к черту, к черту, к черту...

Её мама была уборщица на пивном заводе, хотя сначала была нормальной дробильщицей, но получила травму руки, уже когда дочке было пять. Куда деваться? Площадь служебная, но хорошая - отдельная однокомнатная квартира в пятиэтажке. Начальник цеха, добрый человек и по совместительству папа её девочки, перевёл в уборщицы и как-то намухлевал с приватизацией. В хорошем смысле намухлевал, то есть сделал, чтоб эта квартира стала в собственности мамы и дочки. Но сказал, что на этом алименты кончаются, потому что у него своих трое и жена больная. Правда, он скоро умер, потому что был сильно немолодой.
Она любила маму за её любовь и доброту, но свой дом ненавидела всей душой. Особенно остановку "Пивзавод", три хрущёвки рядом, и унылый длинный забор через дорогу, с проходной, куда по утрам бежали очкастые бородатые люди - евреи, по всему видать. Ребята в школе говорили, что там секретный атомный институт. Но вообще все смеялись над ней и девчонками из пивзаводских домов, и звали их "пивзáми". "Эй, ты, пивзá!" Хуже, чем "овца". Иногда приходилось драться.
Поэтому у неё была главная мечта - слинять отсюда. Убежать. Вырваться. Переехать в другое место, где красиво, чисто и вежливо. Поэтому она после школы закончила курсы официантов и пошла работать в гостиницу с рестораном под названием "Кабальеро". Работать было тяжело. Мало того, что весь день на ногах и улыбаться, мало того, что нужно прийти раньше, чтоб накрыть столы, а уйти позже, чтоб зарядить посуду, бокалы и приборы к завтрашней смене, мало того, что она была там самая младшая, и на ней ездили верхом, унижали её, просто чистая дедовщина! Мало этого, к ней приставали и клиенты - ну, этих-то легко отшить - и старшие друзья-товарищи, и начальство, и в гостиничные бляди записать старались - но она отбивалась упрямо и ежедневно. В общем, страшное дело. Но работа ей нравилась. Потому что там было красиво, чисто, мыто и наглажено, пахло свежестью, цветами, хорошими духами и дорогими коньяками. И даже мерзкие мужики и пьяные бабы в ресторане, и норовящие ущипнуть за жопу начальнички - все равно они были красивые, модные, богатые, и спасибо судьбе за то, что она работает с ними рядом. Каждое утро, садясь в маршрутку на остановке "Пивзавод", или в хорошую погоду идя к метро пешком, она чувствовала, как ей становится легче дышать. Потому что через час она войдёт в ресторан "Кабальеро", наденет узкую синюю юбку, белоснежную блузку и туфли-лодочки тонкой кожи, повяжет желто-красную, цветов испанского флага, косынку на шею - и от предвкушения этого ей хотелось петь и смеяться.
Иногда она думала, что, когда у неё настанет интересная, красивая и богатая жизнь, она ни за что не вернётся в эту их с мамой квартиру. Ни на секундочку. Даже мимо не проедет! Но потом ей становилось стыдно, и она мечтала, что сделает маме уютный ремонт. Или возьмёт маму к себе, а эту квартиру пусть мама сдаёт, и будет у неё как будто большая пенсия.

"Мужа себе найди настоящего, - говорила ей мама. - Лучше, конечно, чтоб с положением, с деньгами, с квартирой. Вон ты какая красивая! Но самое главное, чтоб был совсем твой! Чтоб ничей больше! Если женатый – сразу нет! Не смей как я! Не вздумай как я!"

"Главное, не ищи себе девочку из нашего круга, - говорил ему отец. - Женись на нормальной молодой женщине. Как говорится, из простых, это самое лучшее. Я о многом жалею. Я очень любил твою маму, царствие ей небесное, но боже, как я с ней намучился!"

Конечно, они обязательно должны были встретиться, рано или поздно.
Они встретились на остановке "Пивзавод". Было утро. Он вылезал из маршрутки и увидел, что по тротуару к остановке быстро идёт молодая и довольно красивая девушка.
- Поедете? - он придержал дверцу.
- Нет, спасибо, мне в другую сторону.
Он кивнул и пошёл переходить шоссе, а она зашагала в сторону метро. Он не обернулся, не посмотрел ей вслед. Она тоже не обернулась.

https://clear-text.livejournal.com/498742.html


из общих соображений

Воскресенье, 17 Июня 2018 г. 23:56 + в цитатник
СУМОЧКА

Мама мне говорила: "Спрашивать у мужчины, почему он не женат – так же неприлично, как спрашивать у женщины, почему у нее нет детей". "Насчет женщины понятно, - возразил я с подростковой доскональностью. – Не смогла родить, большая драма, все такое. Ей тяжело. А мужчине что?" "Ну, - рассмеялась мама, - это все равно, что спросить: дядя, ты гомик или импотент?"
Я запомнил.
Но одного мужчину, умного доброго человека сильно меня старше, я все-таки спросил. Не впрямую, конечно. Тем более что он сам иногда жаловался на свое одинокое житье-бытье. Типа "Пришел домой, а изо всех углов молчание. И чашка там стоит, где я ее вчера поставил". Я сочувственно вздохнул и высказал некое общее соображение, что человек образованный, обаятельный, с отдельной квартирой и неплохой работой всегда может рассчитывать на…
- На женитьбу? – усмехнулся он. – Да, конечно. Но тут другая история. У меня примерно в твоем возрасте (мне тогда было чуть за тридцать, а ему – хорошо за пятьдесят) была девушка. В смысле женщина, серьезная подруга. Звали, разумеется, Лена. Была такая шутка: "У Петьки ребенок родился! – Да? А кто? – Ну, кто, кто? Либо мальчик, либо Леночка!" Я тогда работал в другом НИИ, не там, где сейчас. Была у нас хорошая умная компания: ребята физики, но сильно политикой интересовались, слушали "голоса", друг другу пересказывали. Иногда "Хронику текущих событий" читали, а кто-то даже отваживался перепечатывать. Конечно, самиздатские Шаламов и Солженицын. Плюс Библия на папиросной бумаге, и "Доктор Живаго" по-английски, смешно… Джентльменский набор молодого диссидента. Я в эту компанию не сразу попал. Но когда попал, увлекся. И Лену свою привел. Она прямо ахнула: "Какие люди! Особенно Андрей!" Я даже заревновал. Андрюша был у нас вроде вождь и учитель. Внешне слегка неприятный человек, сухой, злой – но очень умный и надежный. Она ему прямо в рот смотрела. Всегда норовила рядом сесть. Ленка такая немножко нервная была, все время сумочку на коленях держит, теребит латунный замочек. И ему просто в глаза ныряет. Он сначала хмурился, потом, вижу, растаял. Один раз, вижу, он в разговоре слегка как бы случайно ее приобнял, на секунду буквально. Они рядом на диване сидели. Понятно, как мне всё это приятно было. Но я Андрюшу очень уважал. И вообще было бы глупо: мы тут о вторжении в Чехословакию, а ему: "Не тронь мою бабу!". Так что я стерпел. Но было тяжело, конечно. Тем более что мы с ней уже полгода жили, можно сказать, как муж и жена.
- Она ушла к нему? – спросил я.
- Нет, - сказал он. – Однажды собрались, и один парень стал рассказывать, как в воскресенье с другом и еще одним мужиком ездил на дачу, где жил Солженицын. И тут моя Ленка как чихнет! И стала громко носом шмыгать. А потом выскочила в прихожую, возвращается в комнату, в одной руке носовой платок, сморкается на ходу, а в другой руке сумочка. Села оьратно на свое место, рядом с Андрюшей, напротив меня, и говорит: "Ой, простите. Ну что там дальше?"
Андрей вдруг без единого слова берется за ее сумочку и тянет к себе. Она не дает, вцепилась до белых пальцев, и тоже ни звука. Но он вырвал, раскрыл, вытряхнул на стол. Там помада, кошелек, ключи и коробочка, размером в сигаретную. На коробочке красная лампочка мигает. Все понятно.
Мы просто остолбенели.
Андрей приложил палец к губам. И ей жестом показывает: мол, собирай свою спецтехнику и вали отсюда. На дверь пальцем. А она вскочила и в другую комнату. Мы только услышали, как хлопнула балконная дверь.

Выбежали на балкон – все. Шестой этаж. Лежит на асфальте лицом вниз. Рука у нее раза три дернулась, и всё.
- Ужас какой, - сказал я.
- Ужас был потом, - сказал он. – Нас всех потянули за доведение до самоубийства. Всех оправдали, только двоим дали условно – Андрею и мне. А мне на сладкое, – результат вскрытия. Она была беременна, десять недель. Вот, - сказал он, криво улыбаясь. – С тех пор как вижу дамскую сумочку, сразу вспоминаю, как Ленка лежит внизу и как будто рукой по асфальту бьет. Хотя лет через пять – это ушло. Перестало казаться. Я даже к Андрюше домой зашел, посмотрел с этого балкона. Но дамских сумочек все равно не выношу. А какая женщина без сумочки? – засмеялся он и налил нам еще по рюмке.

https://clear-text.livejournal.com/498545.html


сансара

Четверг, 14 Июня 2018 г. 23:27 + в цитатник
ДОРОГИЕ СВИДАНИЯ

- Проститутку! – воскликнул Чихачёв. – Да, именно проститутку! Извини меня, но надо быть взрослым человеком. А не заводить серьезный роман, у тебя же семья. И не смотреть порнушки! А то начнешь, как школьник, под одеялом…

Ворожеев покраснел и слегка взмок: он был полноват, ходил с двумя расстегнутыми пуговицами на сорочке, но все равно ему всегда было жарко. Разговор шел о том, что он, здоровый сорокалетний мужчина, совсем потерял интерес вот к этой самой стороне жизни. Казалось бы – нет интереса, живи так. Но жить так – было как-то неловко. Перед женой и, главное, перед самим собою. Вот он и встретился с другом юности Чихачёвым, про подвиги которого еще в институте ходили легенды, весьма, кстати говоря, увлекательные: он жил с двумя сестрами, он переспал с матерью невесты, в любом заграничном городе у него тут же появлялась любовница, и всё такое прочее. А Ворожеев был в этом смысле человек скромный: женился и успокоился. Но к сорока годам успокоился настолько, что это стало его беспокоить.
- Ишь, зарделся, как красна девица! – подкалывал его Чихачёв. – Это у тебя от робости. И от скуки жизни. Твоя сексуальность уснула! Разбуди её, взбудоражь! Возьми экзотическую девчонку… А кстати, где супруга?
- Уехала с дочкой в Черногорию, - сказал Ворожеев. - На всё лето.
- На все лето? – засмеялся Чихачёв. – Значит, сама виновата!


Девушка жила в районе Беляево. Квартира была маленькая и чистая, с огромной кроватью и телевизором на противоположной стене. Там крутилась какая-то эротика.
- Выключи, - скомандовал Ворожеев.
Она стала раздеваться.
- Вы из Азии? – спросил он.
- Из Евразии типа, - усмехнулась она. – Лучше на "ты".
- Якутка, что ли?
- Бурятка наполовину. А что?
- Я ведь не просто потрахаться. Мне, понимаешь, нужно, чтобы ты во мне разбудила уснувшую сексуальность.

- Не вопрос, - она подошла к Ворожееву, лизнула его в шею и стала расстегивать ему ремень на брюках. Присела на корточки.
- Погоди! – сказал Ворожеев и отшагнул назад. – Присядем. Ты мне лучше расскажи, как в тебе сексуальность проснулась в первый раз.
- Ночью, - сказала она. – Увидела, как сестра на соседней кровати со своим хахалем. Я проснулась. И сексуальность тоже. Типа захотелось. Но я еще маленькая была.
- А ты вообще знала, что это такое?
- А то. Мы же сначала в деревне жили. Это городские такие невинные, а мы с детства видели, как баран овцу кроет, например.
- Хорошо было в деревне?
- Ого!

И она стала рассказывать про забайкальскую степь, огромную и чуть волнистую, то желтую, то коричневую. Про горы на горизонте. Про синее небо с облаками, как громадные волшебные башни. Про стада овец, про лошадей и собак. Про бабушку и дедушку, папу и маму, братьев и сестер.
Потом Ворожеев спросил:
- А зачем тогда в Москву приехала?
- Извините, - сказала она и поглядела на часы. – У меня через полчаса другой клиент. Мне, конечно, с вами очень интересно, но давайте уже скорее.

- Давай я лучше в другой раз приду. Ты когда свободна?

Другой раз был послезавтра. Она рассказывала про школу, учителей, потом про техникум, про тетю, у которой жила, но про первую любовь опять не хватило времени. На следующей неделе было еще два дня – на этот раз про любимые книжки, а про первую любовь она как-то избегала. Ворожеев собрался к ней в следующий вторник, но она сказала: "Давайте перерыв, у меня по календарю месячные с понедельника". "Да при чем тут!" - рассмеялся Ворожеев. "Ах, да, извините", - сказала она и покраснела, это видно было под смуглотой ее милого скуластого большеглазого личика. На другую неделю Ворожеев добился-таки про первую любовь, это была грустная история с пьянкой, битьем и абортом, но она сказала, что всё уже забыла и простила, и стала рассказывать, как умер папа, мама тут же вышла замуж, как старшая сестра отжучила у мамы дом с помощью брата, и мама с отчимом и младшей сестренкой забомжевали, а потом отчим то ли приставать к сестренке стал и получил от мамы по башке, то ли сам по пьяни упал головой на острый камень. Теперь мама с сестренкой, считайте, пропащие совсем, пьют и колются. Так ей тетя написала. Она их уже давно не видела. Но на все воля небес, - она подняла голову к потолку, закрыла глаза и сложила ладони.
- Сансара? – спросил Ворожеев.
- Ну типа, - недовольно сказала она. – Хотя не знаю точно. Но вот как есть, так и есть.
Ворожеев вдруг понял, что эти свидания обходятся ему в полтинник в месяц. Словно бы прочитав его мысли, она предложила скидку. Но Ворожеев сказал: "Нет, нет, что ты!"


Ходит он к ней до сих пор.
Развелся с женой, рассорился с дочерью, купил маленькую квартирку в Беляево. А на все вопросы Чихачёва машет рукой и расстегивает на сорочке третью пуговицу; он очень растолстел за последние годы.

https://clear-text.livejournal.com/498300.html


из жизни знаменитостей

Вторник, 12 Июня 2018 г. 13:41 + в цитатник
КАФЕ "МЮССЕ"

Однажды Пастернак приехал в Париж на конгресс защитников культуры. Там его встретил Эренбург. Идут они, гуляют, вдруг навстречу Пикассо с Хемингуэем. Эренбург представил им Пастернака. Решили обмыть знакомство. Куда идти? Эренбург сказал, что лучше всего в кафе "Мюссе". Во-первых, недорого, а во-вторых, там всегда собираются разные знаменитости. Поэты, художники и вообще.
Пришли. Обшарпанный зал. Столы липкие, стулья шаткие. Три мухи вокруг люстры вьются. Девушка за стойкой читает журнал мод, на пришедших ноль внимания. В углу сидит какой-то тощий пожилой мужик и пьёт пустой чай. Пастернак огляделся и говорит:
- Ну и где ваши знаменитости? Хоть бы Андре Жид какой-нибудь!
Тощий мужик вдруг из угла этак ехидно по-русски:
- По части Жида тут у вас и так некий перебор!
Хемингуэй с Пикассо ничего не поняли, а Эренбург быстро сказал:
- Пошли, пошли, пошли отсюда! Лучше возьмём вина в магазине и пойдём к Борису в гостиницу, дешевле и уютнее, у него номер-люкс на три комнаты. Приглашаешь, Боря? - и всех за рукава тянет к выходу.
- Ну! - сказал Пастернак. - Только надо сначала тому козлу в тырло двинуть.
- Хер с ним, - сказал Эренбург и тихо объяснил: - Это Бунин, сука.
- Хер с ним! - легко согласился Пастернак; ему была инструкция: с кем угодно дружись, но к эмигрантам не приближайся.
Пикассо с Хемингуэем так ничего и не поняли, но в гостиницу к Пастернаку пошли и нажрались просто в опилки. Эренбург угощал, у него денег было немерено, полпред советской культуры в Европе, ясное дело.
А в кафе "Мюссе" сейчас "KFC". Как бы даже отчасти в рифму.

https://clear-text.livejournal.com/497995.html


эстафета поколений

Понедельник, 11 Июня 2018 г. 11:58 + в цитатник
ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ

Однажды в столовую писательского дома творчества вошла семья: седой, полный и сановитый мужчина за шестьдесят, крепкая красивая женщина явно до сорока, и прелестная девушка лет восемнадцати. Девушка была скучна и растеряна, женщина была строга и нахмурена, а мужчина - задумчив и даже печален, и все они смотрели в разные стороны.
Это было очень заметно. Поэтому я спросил маму:
- Что это они надулись?

Мама рассказала мне целую историю.
Это был довольно богатый литератор (правда, я его фамилию услышал впервые, но что тут поделаешь). Так вот. Этот писатель жил себе не тужил, писал толстые романы типа "Зябь", "Залежи" или "Краснотал", получал гонорары, премии и ордена, был женат и воспитывал дочь. Вдруг однажды его дочь привела домой стайку одноклассниц, и среди них была прелестная, чудесная, обворожительная девушка.
Сорокапятилетний писатель сказал своей жене-ровеснице:
- Милая! Ты меня так любила! Докажи, что твои слова любви были не просто словами! Отпусти меня к ней! Это моя лебединая песня!
Жена его отпустила. Все-таки творческий человек, да еще лебединая песня, понимать надо…
Он едва дождался, когда юной красавице исполнится восемнадцать, тут же женился на ней, она тут же забеременела, у них тут же родилась дочь. Он продолжал писать свои романы, становился еще более сановитым и маститым… Дочь росла, и однажды, после выпускного вечера, привела домой одноклассницу. Она была так чудесна и прелестна, что шестидесятитрехлетний писатель воскликнул, обращаясь к своей жене:
- Милая! Я так тебя любил, ради тебя я бросил семью! Теперь докажи мне, что ты тоже меня любишь! Отпусти меня к ней! Это моя лебединая песня!
- Ишь ты, - сказала жена. – Ну-ну. Попробуй. Квартиру-то эту ты на меня купил. А дачу на Машку переписал, потому что бывшей своей забоялся. А Машка сразу в институт пойдет, ты не думай. А потом сразу в аспирантуру, так что с алиментами не выскочишь.
- А в аспирантуре тоже нужны алименты? – сник писатель.
- Адвокатов найму, - сказала жена. – И вообще запомни: лебединая песня бывает раз в жизни! Я твоя лебединая песня, понял?
Писатель помолчал, вздохнул и сказал:
- Да-с… Ну что ж… Но мне надо как-то развеяться, прийти в себя. Я, пожалуй, в августе поеду в Дубулты, поброжу по песку.
- Поедем вместе! – сказала жена. – И побродим, и развеемся.

- Откуда ты это знаешь? – спросил я у мамы.
- Она сама рассказала, - ответила мама. – Вот прямо вчера, у стойки регистрации. И мне, и регистраторше Милде Яновне, и всем вокруг.
- А он?
- А он курить пошел.
- Хорошо, - сказал я. – А почему девочка такая тоскливая? Она-то тут при чем?
- Переживает, - сказала мама. – Чувствует, что виновата. Все-таки она эту подружку в дом привела.

Я решил познакомиться с этой девушкой, тем более что она была очень даже ничего. Вечером сел рядом с ней на скамейке у моря, утром предложил сбегать на станцию за мороженым. Улыбался, рассказывал анекдоты, пытался развеять ее печаль.
Но увы! Через два дня я увидел, как один известный режиссер – пожилой, толстый, с седой волосатой грудью – подает ей махровую простынку на пляже, а после обеда сажает ее в такси ехать в Ригу, гулять по Старому городу.

https://clear-text.livejournal.com/497865.html


une rose dans l'oc'ean

Четверг, 12 Апреля 2018 г. 23:11 + в цитатник
ПРОШЛЫМ ЛЕТОМ ВО ФРАЙБУРГЕ

Мы познакомились на Фейсбуке лет пять назад, кто к кому постучался, я уже не помню. Не знаю, почему – но вышло так, что последние три года мы поздравляли друг друга в мессенджере. Рождество, Новый год, дни рождения. И еще я ее – 21 июля с Днем Бельгии. Она была бельгийка, то есть бельгийская подданная, а так – жила по всей Европе, то тут, то там. Где и кем работала, не знаю; думаю, она и сама не знала толком. "Разные проекты". У меня, впрочем, было то же самое. Эти проклятые "проекты", деньги то густо, то пусто; а главное, в сорок два года я так и не мог ответить на простейший вопрос, от которого зависят все остальные моменты жизни: "кто я?".
Мне казалось, что она такая же. Я часто заглядывал к ней в профиль, смотрел ее фото. Там было много всякой ерунды, какие-то люди, звери, фуршеты, компании на пароходике на фоне краснокирпичного городка с флюгерами и старинными шильдами. Она всегда была общим планом, я скачивал эти фотографии и увеличивал ее лицо. У нее были желтые прямые волосы до плеч, ровная челка до бровей, широковатые плечи – наверное, занималась спортом, плаванием, скорее всего. И на ее милом, добром и даже красивом лице сквозь хохот с бокалом в руке читался тот же вопрос: "вот мне тридцать четыре – а кто я?"

Прошлым летом мне случилось по делам одного проекта заехать во Фрайбург. Написал ей. Она ответила, что может туда заскочить, на один день, и будет счастлива со мной увидеться.
Я приехал в два часа пополудни, устроился в гостинице, это был чудесный старый "Парк Отель Пост", рядом с вокзалом и близко от центра, я был там лет пятнадцать назад, он был все такой же, но, кажется, потерял одну звезду. Бросив чемодан и быстро приняв душ, я раскрыл мессенджер и написал, что я здесь.
Она ответила через секунду, как будто бы она сидела с раскрытым айфоном и ждала моего письма; вечером она рассказала, что так оно и было: сидела в номере, вытянув ноги, положив айфон на колени, и глядела на экран.
Мы встретились в кафе у собора. Мы сразу узнали друг друга, заулыбались, и пожали руки, и даже слегка обнялись. У нее были соломенно-желтые волосы, светлые глаза и смуглая кожа. Папа швед, а мама итальянка. Перекусили, выпили по бокалу. Она была во Фрайбурге первый раз, а я – то ли второй, то ли третий. Сначала мы зашли в собор, потом я повел ее смотреть Бертольда, потом Мартинстор, Швабентор, потом мы обошли улочки вокруг, любуясь знаменитыми фрайбургскими ручейками, Bächle, мощеными каменными канавками вдоль улиц, - а потом вышли к реке Драйзам… Я рассказал ей, что здесь был ресторан Шмитца, даже два, очень классные. Но мы их не нашли. Ужинали в какой-то "Волчьей норе". Мы с ней говорили по-английски. Болтали без умолку. Начало темнеть. Она смеялась. Я тоже смеялся.
Мы шли, держась за руки. Снова вышли к какому-то ручью. У нее глаза сияли. Мы поцеловались. "Вдруг ты женат?" - спросила она. "Я разведен три года назад. А вдруг ты замужем?" "Нет, - сказала она. – Бойфренда у меня тоже нет". "Пойдем ко мне в гостиницу", - сказал я. "Нет. Мне стыдно, - сказала она. – Давай найдем какую-нибудь дешевую маленькую меблирашку, chambre garnie, чтоб никто не узнал". Я дрожащими пальцами стал тыкать в айфон, ничего не находилось. "Ладно, - сказала она. – Пойдем ко мне". "А ты где живешь?" "В Коломби". "Ого!" - сказал я. Это была чуть ли не самая дорогая гостиница Фрайбурга, и в двух шагах от моего "Парк Отеля". Она засмеялась: "Иногда можно себе позволить. Тем более что всего один день. Даже меньше. У меня поезд в половине второго утра". "Домой?" - спросил я. "Нет, в Гамбург и дальше в Орхус", - сказала она, сильно сжимая мою руку.

Пришли. Ах, ребята, ну что я буду рассказывать…
Потом мы лежали, раскинувшись на огромной постели, едва касаясь друг друга кончиками пальцев рук и ног; она шептала, как ей прекрасно, а я говорил, что люблю ее, а она говорила, что тоже, очень. Я говорил, что хочу жениться на ней. Она отвечала, что она хочет за меня замуж. Что наша встреча – это чудо. Это мы оба говорили, целовались и шептали "чудо, чудо, чудо".
Потом я говорил, что мне надоели "проекты", надоело мотаться по городам и странам, что я хочу свое дело, у меня есть деньги, чтоб купить маленький, но готовый бизнес. Я даже готов пойти на службу, у меня отличное резюме, я могу претендовать на хорошую позицию, но неважно! Главное, мне хочется наконец ответить самому себе на простой вопрос: "кто я?". Надоело болтаться, как роза в океане. Она не поняла шутки, но засмеялась: "Comme une rose dans l'océan!" "Я хочу, чтоб у нас с тобой был дом, - сказал я. – Здесь в Европе. Или в России. В России не так страшно, поверь! Или в Америке. Или даже на Тайване. Я люблю тебя. Я хочу жить с тобой в своем доме, в нашем доме". "Ты чудо моей жизни, - сказала она. – Ты первый мужчина, который мне это говорит. Ты правда этого хочешь?" "Правда!" "Поцелуй меня еще..."
Потом зазвенел ее айфон. Надо было вставать и идти к поезду.
Я сидел в кресле и смотрел на нее голую, как она быстро и ловко укладывает свой чемодан. Потом она сбегала в душ, стала одеваться. Я тоже сполоснулся и натянул брюки. Вышли, она сделала чек-аут, и мы пошли пешком по Айзенбанштрассе к вокзалу, благо там всего метров пятьсот.
Мы долго целовались у вагона, кусая друг другу губы, мучая языки, бесстыдно обнимаясь и шепча друг другу какие-то клочки фраз: "ты… завтра… вместе… чудо… наш дом… только с тобой… люблю…".

Я вернулся в гостиницу. Зашел в номер, сбросил туфли, зажег свет, потом погасил – луна светила в окно. На столе стоял фаянсовый поднос, на нем – два яблока и маленькая бутылка вина: комплимент от гостиницы. Я сел в кресло, вытянул ноги, отвинтил пробку, налил вино в стакан, сделал два глотка, закусил яблоком.
Потом достал айфон: захотелось написать ей: "Спокойной ночи, любимая, я уже скучаю". Наверное, она еще не успела заснуть. Солнце мое, чудо мое, счастье мое.
Открыл Фейсбук, потом Вотсап, потом Вайбер, потом Инстаграм.
Она заблокировала меня во всех сетях и мессенджерах.

https://clear-text.livejournal.com/497649.html


Дюна, Белка и другие

Воскресенье, 08 Апреля 2018 г. 18:19 + в цитатник
ДОБРЫЙ ЧЕЛОВЕК ИЗ МАГАДАНА

Иннокентий Васильевич Тихонов приехал из Магадана в Красносурайск по делам бизнеса – богатая фирма, где он служил в финансовой дирекции, хотела купить здешнюю мебельную фабрику.

Аэропорт был в ста километрах. Иннокентий Васильевич устал ехать по пыльному жаркому шоссе. Ему не понравились ни домики, ни природа. Особенно когда въехали в город и долго тащились по неопрятным улочкам с низкими частными домами, с разноцветными заборами и контейнерами неубранного мусора у калиток. "У нас лучше, у нас аккуратнее, - думал Иннокентий Васильевич. – И вообще у нас морозы и ветры, а у них тут благодатный край, чего ж так всё засрано?". Когда приехали в гостиницу "Юбилейная", была уже почти ночь. Ресторан скоро закрывался, так сказала девушка на рецепции, поэтому Иннокентий Васильевич пошел ужинать сразу. Поставил чемодан рядом. Сделал заказ "чтоб побыстрей". Зал был пуст. Потом в него вошли три девушки, сели за близким столиком. Потом еще две, сели с другой стороны. Официантка принесла спагетти болоньезе, те же макароны по-флотски, только с красной намазкой. К Иннокентию Васильевичу подошел худенький паренек, вежливо улыбнулся и спросил: "Заселяетесь"? Иннокентий Васильевич кивнул. "Отдохнуть хотите?" "Сейчас пойду отдыхать". "Не, я не в том смысле, - заулыбался паренек. – С девушкой отдохнуть хотите?" "Как зовут тебя?" "Геннадий!" "Иди, Гена, на хер", - сказал Иннокентий Васильевич, запивая макароны чаем.

Но когда он, везя за собою чемодан на колесиках, шел к лифту, пятеро девушек как будто бы случайно оказались у него на пути и стали шептать: "Хотите отдохнуть? Отдохнуть хотите? Отдохнуть!" Он остановился, поглядел на них, словно бы выбирая. Они приосанились, заулыбались. Одна чуть надула губы, другая загадочно косилась из-под падающих на лицо волос, третья склонила голову на плечо. Высокая полная девушка смотрела прямо и равнодушно, и еще одна, пятая – маленькая, худенькая и робкая – просто хлопала глазами. "Пойдем", - сказал ей Иннокентий Петрович.

У него был заказан номер люкс. "Как тебя звать?", - спросил он. "Дюна, - сказала она. – То есть зовут Дарина, прозвание Дюна". "А меня Кеша. Прозвания нет. Сейчас, Дариночка, я сначала разложусь", - сказал он. Вытащил туфли на завтра. Костюм и сорочку повесил на вешалку в прихожей. Достал компьютер, наладил вай-фай, написал жене, что приехал и заселился: дома уже было утро. Сходил в туалет, вымыл руки. Потом зашел в спальню. Девушка сутуло сидела на краешке кровати. У нее были худые плечи, на пальцах ног лупился лак – она была в босоножках. Иннокентий Васильевич вспомнил мировую классику, от Сони Мармеладовой до рассказа Бунина "Три рубля". Он был из культурной ссыльной семьи. Читал книги с дедушкиных полок, сидя у морозного окна. "Сколько ты берешь?" - спросил он. "Все одинаково берут, три тыщи". "За время или за ночь?" "Все равно". Он достал толстый бумажник, вытащил оранжевую пятерку. "Я сейчас сдачу принесу" - она встала с кровати. "Эх ты Дюнка-Даринка, - усмехнулся Иннокентий Васильевич. – Пойди сюда". Она приблизилась, думала, что он хочет целоваться, но он погладил ее по тощей головке, дал пятитысячную бумажку и шепнул: "Иди, иди, это тебе, всё, пока".
Она выскользнула за дверь. Через три секунды он выскочил следом, позвал ее. Она испугалась, что он передумал, ускорила шаг, он позвал громко и строго, она остановилась, вернулась. "Позови подружку! Вот ту, толстую". "Я вам не понравилась, что худая? - спросила она. – Деньги отдать?" "Глупая ты! Деньги тебе. Позови подружку, я сказал!"

Через пять минут Дюна привела Белочку – так звали толстую. Потом Белочка привела Ириску. Всем им Иннокентий Васильевич безо всяких обидных и лишних слов – то есть вообще без всяких слов – выдал по пять тысяч. Из доброты и жалости. Погладив по головкам.
"Ну девки, вот так дядя Кеша! - смеялись Дюна, Белочка и Ириска. – Только Генке ни слова. Надо будет фишку разменять, чтоб он не понял". Генка как раз поехал на автостанцию, смотреть как тамошние работают. "А как же мы?" – спросили Синичка и Жучок. "Не знаю, неудобно", - сказала Ириска. "А попробуем, - сказала Дюна. – Он добрый, он даст".

Иннокентий Васильевич уже был в постели. Он длинной пилочкой подтачивал сломанный ноготь и сострадательно думал о горькой судьбе гостиничных проституток в городе Красносурайске, и на душе у него было, представьте себе, хорошо. Как у человека, который перевел деньги на лечение больного ребенка. Но у него резко испортилось настроение, когда он увидел в дверях Дюну и двух незнакомых девушек. Они почти силком ввалились в номер, и Синичка сразу стала стаскивать с себя кофту, а Жучок попыталась стянуть с него халат. "Девчонки, хватит, у меня и денег нет!" - пошутил он. "А мы бесплатненько!" - захихикала Синичка, увидев на тумбочке толстенный бумажник.
Конечно, надо было сразу в полную силу – кулаком в морду, ногой в живот, но не сумел или не успел – в общем, девчонки ловко навалились на него, а Дюна совсем случайно воткнула пилку для ногтей ему в горло, в ту самую ямочку. Потом подушкой закрыли ему голову и посидели на ней по очереди.
В бумажнике была одна пятерка, две тысячные, но зато куча карточек.
Сообразили, что надо через интернет поснимать, тем более что айфон у него вот он. Вытащили из-под одеяла его правую руку, распаролили, прижав его палец к кружочку. Получилось раз, получилось два, три, шесть. Одну карточку почти всю очистили, взялись за другую.

За этим занятием их застал сутенер Геннадий. Ему Ириска и Белочка сказали, что остальные трое туда ушли, а времени уже половина четвертого.
Сутенер Геннадий проклял себя за то, что открыл гостиничным ключом дверь номера, потому что увидел мертвого человека в постели и трех девушек, которые возятся с его ноутбуком и карточкам. То есть он мог стать как бы даже соучастником. Один выход: быстро фугануть ментам.
Зато Белочка и Ириска благословили судьбу за то, что сидели в холле и ничего не знали, не видели и даже не подозревали. То есть были вообще ни при чем.
Жучок и Синичка получили условно, а вот Дюна огребла по полной. Как убийца и как организатор.
На зоне она часто рассказывала эту историю, плакала от злости и ненавидела Иннокентия Васильевича всеми силами своего бедного маленького сердца.

https://clear-text.livejournal.com/497387.html


учись, мой сын!

Воскресенье, 25 Марта 2018 г. 15:57 + в цитатник
ПАРАДОКСЫ ЖИТЕЙСКОЙ МУДРОСТИ.

7.


Мужчина шестидесяти лет, моложавый, подтянутый, ухоженный, смотрит на фотографию своего отца. Отец уже умер. На фотографии отцу - сорок, судя по дате на обороте.

Мужчина думает:
- Если бы эта... забыл... Мариночка? Или Тамарочка? Неважно. Если бы она тогда забеременела и родила, то у меня сейчас был бы вот такой неприятный сын - сорокалетний, толстый, большерукий, лохматый, с неаккуратной бородой и в коротком нелепом свитере. Ужас.

Потом он пытается себе представить, как отец, умерший в семьдесят восемь, смотрел на него. Что он думал? "Неужели этот пятидесятилетний весь из себя изячный хмырь, этот фальшивый денди с бассейнами и горными лыжами - это мой сын? Говорили же ребята: не скупись на презервативы!"

- Нет! - думает мужчина. - Нет, никогда он так не мог подумать! Он меня любил! Папочка... - нежно шепчет он, вкладывает старую фотографию обратно в альбом, закрывает альбом и кладет его в ящик письменного стола.

https://clear-text.livejournal.com/496929.html


очень-очень умная Эльза

Пятница, 23 Марта 2018 г. 20:13 + в цитатник
НИЧЕГО НЕ БЫЛО, НИКОГО НЕ БЫЛО


- Это ваши фантазии, - сказал писатель Сергеев. – Любой человек, когда читает рассказ, видит больше, чем написано. Что-то домысливает. Из своих воспоминаний, или из своих мечтаний.
- При чем тут? Вы написали о моей маме! – сказала молодая женщина.
Она вчера позвонила Сергееву, представилась с именем-отчеством и фамилией, и попросила, даже потребовала срочной встречи для очень серьезного разговора. Сергеев неважно себя чувствовал, но согласился. Встретились в кафе недалеко от его дома. Ей было лет тридцать, но она выговаривала ему, как маленькому:
- Вы описали все в мельчайших подробностях. Выставили напоказ все ваши отношения! Это просто ужасно. Скажите спасибо, что она умерла. Год назад.
- При чем тут спасибо? – возмутился Сергеев, а потом сказал: – Примите мои соболезнования, уважаемая Алиса Павловна. Но все это вам почудилось.
- Не Алиса, а Эльза Павловна. А лучше просто Эльза.
- Хорошо. У меня, Эльза, не было никаких отношений с вашей мамой. Я не знаком с вашей мамой. Я не знаю, кто она.
- А что же вы тогда описывали? Кто эта женщина? Это она. А кто этот человек, который "я"? "Я пришел, я сказал, я обнял"? Кто? Ну, кто? Вы!
- Эльза! – сказал Сергеев. – Это вымышленные персонажи. А этот самый "я" - тоже вымышленный герой-рассказчик. Тут все выдумано.
- Нельзя вот так все выдумать.
- Еще как можно! Все писатели так делают.
- Не надо! – сказала она. – Все писатели пишут из своей жизни. Вам кажется, что вы выдумали – а на самом деле вы всё берете из воспоминаний. Я вам точно говорю.
Так что не отпирайтесь.
- Я не отпираюсь, - вздохнул Сергеев.
- Но вы пишете много неправды. Вот про вашу первую встречу. Что якобы это была Вена. Но я-то вижу, что это был Будапешт. Гостиница на острове, всё, прокол. Дальше. В Москве вы якобы гуляли в Сокольники. Хотя на самом деле это был Парк Горького, потому что там набережная. Дальше. Я видела интервью с вами, вы стоите на фоне окна. Торчат ветки деревьев, то есть пятый-шестой этаж. А написано: "Мы стояли, обнявшись, у окна моей комнаты, бесконечные панельные дома во весь окоем, московская окраина, пятнадцатый этаж". Какой еще окоем, вы что? И главное: "мы встречались в первую половину дня, между девятью и двумя, когда ее дочь-пятиклассница была в школе". А у меня именно в пятом классе была вторая смена, потому что в школе ремонт! А вот это просто стыдно: "темные длинные пряди упали на ее смуглые худые плечи". Мама была светленькая, с аккуратной стрижкой, и очень белокожая. Не толстая, но уж не худая! То есть вы нарочно писали все наоборот, чтоб никто не догадался? Но я все сразу поняла.


Она говорила напористым полушепотом, поставив локти на стол и близко-близко придвинувшись к нему.
Сергеев понял, что лучше со всем соглашаться, чтоб отвязаться поскорее.
- Да, - сказал он, изобразив смущение. – Да, вы правы. Я, в общем-то…
- Вот, - сказала Эльза и откинулась в кресле. – Ну, сознавайтесь!
Сергеев с ходу – профессионал все-таки! – сочинил историю о своем романе с красавицей-блондинкой. Они впервые встретились в Будапеште, в Москве назначили встречу в Парке Горького. Потом он ее повел к себе, и они любили друг друга под шелест лип, заслоняющих окна, это было после обеда, пока ее дочь в школе, во второй смене.
- Похоже на правду, – сказала Эльза. – Но не очень.
- Почему? – обиделся Сергеев.
- Потому что вы с ней встретились в Петербурге. Познакомились еще в поезде, когда ехали туда. А в Москве гуляли в Измайлове. Потом пошли в гостиницу – там стоят такие высокие башни. Корпус Альфа, корпус Бета и так далее. Взяли номер на пятнадцатом этаже. Вот откуда "бесконечные панельные дома во весь окоем", поняли?
- Нет, - сказал Сергеев. – Не понял.
- Я тоже, - сказала она. – Потому что всё это неправда. Вы все выдумали. Не было случайного знакомства, внезапной любви, свиданий тоже не было, ни у вас дома, ни в гостинице. Ничего не было!
- Ну, наконец-то! – выдохнул Сергеев. – Я вам уже целый час объясняю, что все это – литература. Художественный вымысел. Слава богу, дошло!
- Выдумка? – спросила Эльза.
- Выдумка, – подтвердил Сергеев.
- Прямо вот от первого до последнего слова?
- Да!
- Тогда скажите: зачем вы всё это выдумали про мою маму?
- Да не знал я вашу маму!!! – заорал Сергеев.
- Юпитер, ты сердишься, - сказала Эльза. – Значит, ты неправ.
- Хорошо, сдаюсь, – сказал уставший Сергеев. – Когда-то давно я был в нее влюблен. Она играла мною. Приманивала и отталкивала. Потом бросила. И вот я решил отомстить. Написал рассказ, как будто она ко мне бегает от мужа. Нравится?
- Вполне, - сказала Эльза. – Поставим точку: как ее звали?
- Лена, - сказал Сергеев, чтоб не ошибиться.
- Какая еще Лена? – всплеснула руками Эльза. –У вас что, склероз? Вы же еще не такой старый!
- И зачем это я вас слушаю? – сказал Сергеев, вставая. – Сразу послать бы вас к черту.
- И зачем это вы меня слушаете? – иронично отозвалась Эльза, не трогаясь с места. – Сразу бы послали меня к черту! А вы как будто оправдываетесь. Значит, точно что-то было!
Сергеев чуть не заплакал.
- Ничего, ничего! – почти сочувственно сказала Эльза. –У вас есть с собой блокнот и авторучка? Отлично. Я вам все расскажу, как это было на самом деле. Готовы?
- Готов, - сказал Сергеев.
- Тогда начали, - сказала Эльза. – Значит, шестнадцатого июня тысяча девятьсот девяносто… - Вдруг у нее тенькнуло сообщение в айфоне. Она покосилась на айфон и вскочила, подхватив сумочку и плащ. – Простите, я должна бежать!
- Куда же вы? – крикнул Сергеев ей вслед. – Постойте!
- Отбой! - на ходу крикнула она. – Наплевать и забыть!


Сергеев махнул рукой, засмеялся, посмотрел ей вслед, покрутил пальцем у виска, позвал официанта, расплатился, допил кофе и вдруг всё вспомнил.

https://clear-text.livejournal.com/496745.html


учись, мой сын!

Понедельник, 19 Февраля 2018 г. 22:11 + в цитатник
ПАРАДОКСЫ ЖИТЕЙСКОЙ МУДРОСТИ

№ 6.


Одна женщина рассказывала:
- В седьмом классе я была влюблена в одного мальчика из восьмого. Долго и безнадежно. Он на меня внимания не обращал: мелкота. Но в восьмом я резко так повзрослела, и теперь он в меня влюбился. Как бы по-новой. Он же не знал, что я в него целый год была влюблена. Ухаживал, после уроков ждал. Но я его оттолкнула: потому что шпана. У него уже три привода было. И школьная форма с заштопанными дырками на локтях. Зачем это мне? Потом он сел в колонию. Воровство, наркотики. Потом, говорят, по второму разу. Так и пропал. А через двадцать лет я его встретила в Германии. Во Фрайбурге, в ресторане "Ди Альте Энотек". Старая винотека. Вижу - он! Ну, теперь он ух ты ах ты. Весь такой инглиш - твидовый пиджак, оксфордские ботинки, бабочка в клеточку, сигара, перстень с черным камнем. Я прямо язык проглотила. Вот это да! Смотрю на него во все глаза...
- А он что? - спросил я.
- Да ничего, - сказала она. - Присмотрелась - нет. Всё-таки не он.

https://clear-text.livejournal.com/496605.html


l''education sentimentale

Суббота, 17 Февраля 2018 г. 16:02 + в цитатник
ДУШ

- Только надо, чтоб номер был с ванной, а не с душевой кабиной, - сказала одна моя знакомая. Разговор был о ее приезде в Москву из-за границы, где она жила последние годы. На пару недель, поэтому речь шла о гостинице.
- Обязательно? – спросил я.
- Обязательно, - она отпила вино из бокала. – Никогда не принимаю душ. Только ванна. Без вариантов.
- Строго!
- Рассказать, почему? – она отхлебнула еще. Я кивнул. – Страшная история, вообще-то. Жалостная! Но мужикам полезно поплакать. Так вот. Было мне двенадцать лет… Двенадцать лет, ты понимаешь?
Мне стало неприятно. Но что поделаешь, сам нарвался с вопросами. Теперь, значит, придется слушать, как ее соблазняли или насиловали в двенадцать лет.
Но нет.
- Мама моя очень правильно меня воспитывала, - сказала она. – Особенно в смысле заботы о себе. В смысле чистоты и порядка. Чтоб все было стираное и наглаженное. От носочков до пионерского галстука. Воротнички кружевные, платочки носовые, о трусах и майке и не говорю. Чтоб голова была мытая, и ногти чистые. И каждое утро – душ. И вот один раз я чуточку проспала, немножко завозилась с тетрадками, там нужно было буквально один примерчик дорешать… в общем, я пропустила душ. Просто лицо сполоснула, быстро съела бутерброд с сыром, надела форму, повязала галстук, рожу перед зеркалом скорчила, нос наморщила, я всегда перед выходом так делала, вот так!
Она смешно и мило наморщила переносицу, так что я потянулся к ней и сделал вид, что чмокаю её прямо туда, в это чудесное местечко между носом и бровями. Я ведь её еще школьницей помнил.
- Да отвяжись ты! – она меня отпихнула довольно сильно и, как мне показалось, зло.
- Да ты что! – возмутился я. – С ума сошла?
- Ну, извини! – она перевела дыхание, допила свой бокал, протянула мне, чтоб я подлил ей вина. – Плесни чуточку. Прости. Вот. Был уже май месяц, тепло, я уже ходила без куртки. Взяла портфель, и уже пошла к дверям, как вдруг из своей комнаты выскочила мама. Она меня со второго класса не провожала в школу, она говорила, что приучает меня к самостоятельности. Мама выскочила и как заорет: "Душ принимала?" Наверное, она всё слышала. То есть она не слышала, как я в душе плескаюсь, и вот подстерегла. Настигла. "Душ принимала?!". "Ой, мамочка, прости, я завозилась, я не успела, я как из школы приду, сразу в душ пойду", ну и все такое. А она меня схватила за руку – железная была у нее рука, я только тогда почувствовала. Потащила в ванную. У меня в руке портфель, я в ботинках. Она портфель у меня выдрала, схватила меня в охапку, прямо в школьной формк ботинках поставила в ванну и пустила душ. Я так охуела, что даже пикнуть не смогла, стояла, не шевелясь. Остолбенела, окаменела. Даже заплакать не успела. Мама меня из ванны вытащила, с меня вода течет, она мне в руку портфель и поволокла к двери. "Теперь, - говорит, - запомнишь, что от душа никаких отговорок не бывает!" И вытолкала меня за дверь. Ну, я немножко постояла в подъезде, пока вода стечет. Пошла в школу. Побежала, чтоб скорей просохнуть. В школе сказала, что меня только что поливальная машина облила. Так со смехом сказала. Ну, все посмеялись, вот и всё…
- Не простыла?
- Нет.
- Ну и слава богу, - сказал я. - А что мама?
- Да ничего мама. Я ей вечером сказала: "Мамочка, а можно я лучше буду в ванне мыться, а не в душе?" "Да пожалуйста. Только вставать будешь на пятнадцать минут раньше. Пока воду нальешь, пока сольешь, пока ванну сполоснешь. Ну и ложиться тоже, не в десять, а без четверти". "Хорошо, мамочка".

Хотя ничего хорошего. Моя знакомая сильно пила, а потом, уже в немолодом возрасте, покончила с собой.
История ужасная, но, увы, подлинная.

https://clear-text.livejournal.com/496155.html


питерские

Вторник, 13 Февраля 2018 г. 17:44 + в цитатник

БРОДСКИЙ И ПУТИН

Недавно я прочел, что Бродский сказал о Блоке:
"На мой взгляд, это человек и поэт во многих своих проявлениях чрезвычайно пошлый".
Что это значит? Это еще раз указывает на то, что Бродский в поэзии - это как Путин в политике. Зачищал вокруг себя поэтическое поле. Как Путин - политическое. Путин ведь величайший политик, ловчайший и умелейший, и это должны признать даже те, кто его совсем не любит. В частности, он велик еще и потому, что смог сформировать всенародное мнение о своей полнейшей безальтернативности. "Если не Путин, то кто?" Так же и Бродский. Есть Бродский - айсберг, Монблан, громада, небожитель, нобелиат. И все остальные вокруг. Смешно же сказать - "если не Бродский, то Кушнер (или, скажем, Ирина Евса или Максим Амелин)" - при всем моем личном интересе и почтении к творчеству указанных поэтов. Но сказать так - как-то язык не поворачивается. Все равно что: "Если не Путин, то Борис Титов (или Катя Гордон)".

Но всё это само собою не получается. Бродский говорил своему другу Евгению Рейну: "Наверху места мало, надо постоянно вести оборонительные и наступательные бои". Он в своем самом первом интервью за границей низводил Чухонцева с пьедестала первого московского поэта. Тогда среди ценителей неофициальной позии считалось: первый питерский поэт - Бродский; первый московский поэт - Чухонцев. Наверное, Бродского не устраивало такое двоевластие... Он мешал публикациям Аксенова и Саши Соколова. Упорно боролся с Евтушенко.

Иногда говорят: Бродский не мог завидовать Евгению Евтушенко. Еще как мог! Мы ошибаемся насчет зависти, мы думаем, что бронзовый медалист завидует серебряному, а тот - золотому. Что миллионер завидует миллиардеру, и т.д. Так тоже бывает, но это не зависть, а конкурентный зуд. Настоящая зависть асимметрична. Люди завидуют не тому, чего у них мало, а тому, чего у них нет и никогда не будет. Богатый завидует красивому, красивый - талантливому, талантливый - популярному. Вот это последнее ("талантливый завидует популярному") и есть случай Бродского и Евтушенко. Бродский, конечно же, вряд ли завидовал Евтушенко-поэту - уж больно они разные. Но Бродский мог завидовать славе Евтушенко, его национальной и всемирной популярности в самых широких массах - от простого народа до министров и генералов. То есть Бродский мог завидовать тому, чего у него никогда не было и быть не могло.
Бродский очень ревниво относился к своей, так сказать, медиа-позиции "первого из первых", и тут уж прозаиков и поэтов, а также классиков и современников - не различал.
Зато вокруг себя (ну прямо как Путин в политике) он сложил группу преданных ему помощников, поклонников, биографов, критиков и литературоведов.

И я вовсе не осуждаю Бродского, как не осуждаю, например, Рокфеллера, давившего своих конкурентов, чтобы стать нефтяным королем Америки. Бизнес есть бизнес, господа. Ничего личного. Ради собственного успеха можно и Блока назвать пошляком, и Горация бездарностью, и Гомера - плодом трудов когорты переписчиков...

https://clear-text.livejournal.com/496087.html


внутренняя свобода

Суббота, 10 Февраля 2018 г. 19:32 + в цитатник
КДР

- Ты мне очень нравишься. Но я давно знаю и уважаю твоего мужа. И еще, прости меня, я люблю свою жену.
- А я их ненавижу! Обоих!
- За что?
- За то, что они мешают нам быть вместе. Но я с ними разберусь!

КДР - это "Кровавый Дамский Роман". Хочу почитать книгу, где женщины убивают мужей и соперниц.
Конечно, такую книгу можно написать самому.
Но я вряд ли смог бы. Мне не хватает внутренней свободы, чтобы писать вот так:

"Леокадия неслышно вышла из-за портьеры и невольно залюбовалась роскошным телом Аглаи, которая спала обнаженной, раскинувшись на резной ампирной кровати с крылатыми золочеными сфинксами вместо ножек. Грудь Аглаи вздымалась, ее ресницы вздрагивали. Наверное, она видела сладостный сон. Наверное, как раз в этот миг ей снился Филипп, его нежные и могучие ласки. Бедра Аглаи раздвинулись, ее лоно затрепетало. Леокадия подошла на два шага ближе, усмехнулась и подумала, что через секунду это прекрасное, пышущее негой тело, ласкать которое мечтали сотни мужчин, - оно превратится в остывающий труп, который потом брезгливо нарядят и спрячут в узкий деревянный ящик. А эти вожделевшие его мужчины скучной чередой, сухо кланяясь и отводя глаза, пройдут мимо него во время траурной церемонии... Леокадия облизнула пересохшие губы, достала из-за корсажа дамасский кинжал, наметила точку - родинку над левой грудью, и, скользнув пантерой к постели, взмахнула тускло блеснувшим лезвием..."

Конечно, можно постараться.
Но я боюсь, что вот две-три странички смогу так написать, а потом, против собственной воли, начну подпускать серьёзу. Философии, морали, искусства, политики. Реалистического пейзажа. Социальной достоверности.
И всё развалится к черту. Внутренней свободы нет у меня, я же говорю.

https://clear-text.livejournal.com/495626.html


время решений - версия мальчика

Пятница, 09 Февраля 2018 г. 14:10 + в цитатник
ДВА ЧАСА И ПЯТЬ СЕКУНД

На днях сидел в кафе с одним своим знакомым. Он так долго и вдумчиво размышлял, брать суп или нет, что я засмеялся:
- Юлий Цезарь перед Рубиконом.
- Да, да, - кивнул он. – У меня так бывает. Иногда двух часов не хватает, чтоб принять пустячное, в сущности, решение. Пустячное, но очень приятное: например, пойти с девочкой к ней домой, когда она позвала? Или не пойти?
- Ты что, дурак? – удивился я. – Конечно, пойти!
- Ну да, да. Но! Но если ты так прямо бросишься по первому приглашению, то может оказаться, что ты не так понял… Что тебя звали вовсе даже не трахаться, а поговорить о прекрасном и высоком. А если откажешься – другой раз не позовут. В общем, Сцилла Марковна и Харибда Петровна: риск показаться глупым кобелем или скучным импотентом.
- Понял, - сказал я. – Но ты расскажи, что хотел.
- Да! – сказал он. – Так вот. Была когда-то у нас на факультете девочка. Красивая, приятная, давно мне очень нравится, и вот один раз после занятий я подхожу к ней и открытым текстом леплю: "Ты мне очень нравишься". Беру её за руку, перебираю пальчики, а она мне говорит: "Проводи меня до дому", причем с таким очень отчетливым выражением лица говорит. Ясно, что у нее дома никого. Кажется, она даже на это как-то этак намекнула. В общем, я всё понял. "Хорошо, - говорю, и руку её не отпускаю. – А где ты живешь?" "В начале Дмитровского шоссе" - и мне в ответ пальцы перебирает. Прямо берет мой указательный палец, и зажимает, и гладит. Ого, думаю!
- Тут надо сажать ее в такси и вперед, - говорю я. – Пока она не передумала.
- Конечно! – говорит он. - А денег нет, как назло. Вернее, есть рубль с мелочью, а вдруг там набьет рубль пятьдесят? Это же стыд-позор! А в метро ехать, и потом на автобусе – как-то совсем не романтично. Тесно, потно, шумно. Она как будто все сама поняла и говорит: "Пошли пешком!". Пятница. Конец ноября. Холодно, снег и ветер. Она берет меня под руку. Идем. Сначала по Горького, потом на Чехова мимо кино "Россия", потом через Садовую на Каляевскую, на Новослободскую… Я уже дома линеечку к карте приложил – господи твоя воля! почти восемь километров! Пешком! Снег в лицо! Уши мерзнут! А она держит меня за руку и молчит. А я говорю, говорю, говорю, рассказываю, чем увлекаюсь в научном смысле, потом про поэзию. Тут она наконец слово проронила: "Почитай чего-нибудь!" Я читаю, с выражением, громко, на всю улицу, а снег прямо в пасть!
- Прохожие, небось, оглядываются?

- Да нет, стихи я уже на Новослободской читал, там народу почти не было. Да. Закончил читать Гумилева, про трамвай, и тут она мне говорит: "Стой". Стала мне шарф поправлять. "А то, - говорит, - ты у меня простудишься". Обрати внимание: "Ты у меня". То есть я у нее, понимаешь? То есть она меня уже вот слегка присвоила. С одной стороны, приятно. Но с другой – как-то настораживает. Поправила мне шарф, стоит, на меня смотрит, лицо ко мне подняла. Хорошая девочка. Но я целоваться не полез. Просто ей плечи легонько так сжал: "Спасибо". Хорошо. Чудесно. Идем дальше, темнеет, она молчит. Ну хоть бы звук издала! Я, чтобы забить паузу, начал про свою семью рассказывать. Мама-папа, дедушка-бабушка, брат и дядя, где живут, кем работают, даже сколько получают! Приврал про дедушку, что он генерал-лейтенант. Хотя он генерал-майор. Ну, папа доцент, дядя главный инженер, брат кандидат наук… Собака Вальтер, кошка Муся, дача в Валентиновке, машина "Волга"…
- Ишь ты! Запомнил, что говорил! – сказал я.
- Да я говорил, как есть. Что тут запоминать? - сказал он.
- Ладно, - сказал я. – Ну и?
- Ну и вот. Но где-то на середине Бутырской улицы я вдруг сообразил, что она о себе ничего не рассказывает. Чем увлекается, у кого курсовую пишет, какие книжки любит… Или вот про свою семью ничего не говорит, в ответ на мои рассказы.
- Наверное, у нее не было дедушки-генерала и папы-доцента, - сказал я. – Вдруг она стеснялась, что у нее родители совсем простые люди. По сравнению с твоими.
- Это же было еще в СССР! – громко возмутился он. – Я бы на ее месте гордился. Вот, глядите на меня, я девочка из простой рабочей семьи, а студентка филфака! Покосился на нее: нет, брат! Судя по дубленке и сапожкам, далеко не рабочие и даже не инженеры. Ой-ой-ой! Куда там! Но не в этом дело. Хрен бы с ними, с родителями. Просто какая-то скрытная. А я-то уж размяк – какая девочка, и к домой позвала, и шарфик поправила, и под руку держит. А о себе ничего не рассказывает. Враги партизанку поймали. Что за манеры? Ну и черт с ней! Как-то сразу у меня все опустилось. Как будто выключилось. Я с разгона дальше что-то болтаю, а на душе уже как-то не так.
- Ты что! – сказал я. – Она, наверное, думала только о том, что вот сейчас будет! Она все это себе воображала, наверное. Поэтому и говорить не могла.
- Не знаю, - сказал он. –В общем, дошли до её дома, зашли в подъезд, и тут она мне строго так говорит: "Спасибо, что проводил, пока". Ага, думаю. Ждет, чтоб я ее стал уговаривать. Чтоб я ее обнял, стал тискать, целовать прямо тут перед лифтом, чтоб стонал ей в ухо: "Я тебя люблю, ну пойдем, ну прошу тебя". А потом в квартире начнется: "Ой, не надо! Ой, я девушка! Ой, а ты меня правда по-настоящему любишь?". О, господи! Поэтому я так же строго ответил: "Пока". Повернулся и убежал.
- Интересно, - сказал я.
- Да. Пока шли по Горького, по Чехова, по Каляевке – я уже всё себе представлял во всех подробностях. Такая девочка! Красивая, хорошая, ласковая. А на Бутырской вижу – тупенькая упакованная "герла", ничем не интересуется, двух слов связать не может, на филфак ее, видать, по сильному блату пихнули… С такими скучно в койке. Особенно в первый раз.
Я вздохнул.
- А может быть, я просто сильно ссать хотел, - тоже вздохнул он. – Представляешь, входим, квартира, небось, маленькая, я бегу в туалет, и она слышит "дрррр!". У нее весь секс пропадет. И у меня тоже. Позор и стыд, кошмар и ужас. Но ничего. Мы с ней потом все-таки поженились. Но ненадолго.

https://clear-text.livejournal.com/495507.html


время решений - версия девочки

Четверг, 08 Февраля 2018 г. 22:49 + в цитатник
ПЯТЬ СЕКУНД И ДВА ЧАСА

На днях сидел в кафе с одной своей знакомой. Пообедали. Потом попросили чаю. Простого, зеленого, классического. Официант спросил: "Десертики будете?" Я сказал: "Дайте меню", он принес тяжелую кожаную папку, раскрыл на нужной странице, забормотал: "черный лес, эстерхази, тирамису, эклерчики". Я спросил: "Возьмешь пирожное?". Она помолчала, подумала – долго думала, секунд пять – но потом сказала покачала головой и сказала: "Пожалуй, всё-таки нет".
Я не удержался и спросил:
- Скажи, а вот ты, когда сделала паузу, ты на самом деле думала, брать пирожное или не брать? Или ты уже заранее знала, что не будешь, и только сделала вид, что раздумываешь?
- Нет, - сказала она. – Я честно размышляла. Я хотела сладкого. Но потом решила, что лучше сдержаться.
- Понятно, - сказал я. – Тогда позволь еще вопрос. Интимный. Ладно?
- Валяй, - сказала она и посмотрела на меня поверх очков.
- Нет, не лично интимный, а так, - смутился я. – На интимную тему. Вообще.
- Не томи! – засмеялась она.
- Вот такой вопрос, - сказал я. – Как ты понимаешь, я в молодости не раз и не два, и даже не десять и не сто, после танцев, или выпив в хорошей компании, или читая стихи на скамейке Тверского бульвара, – я говорил, шептал девушке: "Поехали ко мне". А девушка молчала несколько секунд, как будто бы взвешивая все за и против, а потом медленно и отрицательно качала головой.
- Что, так ни одна и не согласилась? – засмеялась моя собеседница. – Бедный.
- Да нет! Я не о том. Когда она соглашалась, то все получалось как-то без слов. Она просто обнимала меня, или шла в прихожую взять пальто, или мы вместе вставали со скамейки и бежали к троллейбусу. А если нет – то перед отказом непременно пауза. Вот и скажи мне: девушка уже заранее знает, что не поедет, и только делает вид, что решает? Чтоб обидно не было, чтоб отказ выглядел обдуманным. Или она на самом деле обдумывает разные "за" и "против"? И вот приходит к выводу, что доводов "против" все-таки больше…
- Смотря сколько секунд, - сказала она. – Ты прав, неприлично сразу завопить "нет". Но если она думает две секунды, это значит, что ты ей совсем не нравишься. В эти две секунды она в уме произносит: "Я – к тебе? Ты охуел, дружочек?". Но если она молчит пять секунд – значит, она действительно думает. Но ты знаешь, о чем она думает, что взвешивает?
- Что?
- Вот что. Ей очень хочется. Но сразу сказать "да" - неприлично. А хорошие девчонки с перва раза не дают, известное дело. Но сказать "нет" - это риск, что второго раза не будет. Вот между этими рисками и идет выбор, между риском показаться легкой давалкой или мрачной целкой. Понял?
- Понял, - сказал я. – А я-то думал, тут мысли о будущих отношениях, что он за человек, и всё такое.
- Для этого нужно часа два, - сказала она. – Вот один раз один очень хороший мальчик сказал мне, что я ему очень нравлюсь. Серьезно так сказал, в глаза заглянул, за руку взял. После последней лекции. А у меня как раз родители уехали к бабушке в Свердловск. Я одна дома, в отдельной квартире. Я ему говорю вместо ответа, то есть он говорит: "Ты мне очень нравишься", а я говорю: "Проводи меня до дому". Мы учились на Моховой. Я жила в начале Дмитровского шоссе. Пятница. Конец ноября. Холодно, снег и ветер. Он говорит: "Пошли". Беру его под руку. Идем. Сначала по Горького, потом на Чехова мимо кино "Россия", потом через Садовую на Каляевскую, на Новослободскую… Я уже дома линеечку к карте приложила – бог мой родимый, почти восемь километров! Пешком! Снег в лицо! Уши мерзнут! А он мне все рассказывает, рассказывает, чем он увлекается в научном смысле, а потом про поэзию, я ему говорю: "Почитай чего-нибудь", а он читает, громко, красиво…
- Прохожие, небось, оглядываются?
- Да нет, стихи он уже на Новослободской читал, там народу почти не было. Да. Закончил он читать, я ему говорю: "Стой". И стала ему шарф поправлять. "А то, - говорю, - ты у меня простудишься". "Ты у меня", понимаешь? То есть я уже думаю и чувствую – мой человек. Совсем родной. Он мне плечи легонько так сжал: "Спасибо". Хорошо. Не полез целоваться, а вот так – по-родному. Чудесно. Идем дальше, темнеет, он начал про свою семью рассказывать. Мама-папа, дедушка-бабушка, брат и дядя, где живут, кем работают, даже сколько получают! Дедушка генерал, папа доцент, дядя главный инженер, брат кандидат наук… Собака Вальтер, кошка Муся, дача в Валентиновке, машина "Волга"…
- Запомнила, однако! – сказал я.
- Это старческое, - сказала она. - События молодости со всей яркостью.
- Ладно, - сказал я. – Ну и?
- Ну и вот. Где-то на середине Бутырской улицы я вдруг сообразила, что он про меня ничего не спрашивает. Чем я увлекаюсь, у кого курсовую пишу, какие книжки люблю… Или вот про свою семью рассказывает – точнее, хвалится. А про моих папу-маму не спрашивает. А я-то рассупонилась, как дура – родной человек, мой человек… А ему про меня ничего не интересно! Ну и иди к черту! Как-то сразу во мне щелкнуло. Как будто выключилось. Он дальше треплется, а мне противно.
- Ты что! – сказал я. – Он, наверное, подумал, что это будет бестактно. Выяснять про твоих родителей – как будто сватовство.
- Не знаю, - сказала она. – В общем, дошли до моего дома, зашли в подъезд, и я ему говорю: "Спасибо, что проводил, пока". Он прямо сглотнул. "Пока", - говорит. Повернулся и убежал.
- Интересно, - сказал я.
- Да. Пока шли по Горького, по Чехова, по Каляевке – я уже всё размечтала во всех подробностях. Такой хороший, добрый, умный А на Бутырской вижу – холодный, тупой, самовлюбленный "мальчик из хорошей семьи"…
Я вздохнул.
- А может быть, мне просто очень сильно писать захотелось, - тоже вздохнула она. – Представляешь, входим, квартира маленькая, современная, дверь сортира в прихожую смотрит, я бегу в сортир, и он слышит "дззззз". Ужас, кошмар, позор. Но ничего. Я потом все-таки вышла за него замуж. Но ненадолго.

https://clear-text.livejournal.com/495104.html


всё неплохо, всё нормально

Четверг, 08 Февраля 2018 г. 16:03 + в цитатник
V.S.O.P.

- Константин Павлович? – вдруг обратилась Марина к охраннику. Дело было в супермаркете; он взял у нее пустую тележку, чтоб поставить на место.
- А? – откликнулся он, искоса на нее взглянул и тоже узнал.
Побледнел, отвернулся и побежал прочь, в другой конец торгового зала, таща за собой тележку. Марина бросилась за ним.
- Константин Павлович! – крикнула она, почти догнав его.
Протянула руку. Он загородился тележкой:
- Уйди. Уйди. Уйди от меня.
Маринин муж догнал ее.
- В чем дело? – строго спросил он.
- Миша, прости, нам с Константином Павловичем надо поговорить…
- Полиция! – вдруг закричал охранник. – Помогите! Ненормальная! Психованная! Пристает! – и убежал в дверь с надписью "служебный вход".
Марина дернулась бежать за ним
- Марина! – муж схватил ее за руку. – Что происходит?
- Прости, - сказала она. – Ничего. Потом скажу.

Дома они долго молча ужинали. Потом она разговаривала с дочерями по скайпу – они были со своими классами на каникулах, старшая в Италии, а младшая в Германии. Муж тем временем сидел в гостиной напротив выключенного телеэкрана. Что-то читал на планшете.
- Что ж ты у меня ничего не спрашиваешь? – сказала она, войдя в комнату.
- Из уважения к твоей частной жизни и личному пространству, - осклабился Миша.
- Я все равно расскажу.
- Как хочешь, - Миша был явно обижен. – Я не настаиваю.
- Это я настаиваю! – сказала она, садясь на диван рядом с ним. – Давай прямо сразу резко. Я погубила этого человека. Сломала ему жизнь, прости за пафос. Но это так и есть. Двадцать один год назад.
Миша помолчал, помотал головой, посчитал в уме и спросил:
- В пятнадцать лет? – потом усмехнулся и добавил: - Типа рассказ Бунина "Легкое дыхание"? Правда, там ее какой-то мужик застрелил в конце.
- Типа гораздо хуже, - сказала Марина. – Я жива, как видишь. А он охранник в магазине. Отсидел. А был главный инженер в московском филиале английской фирмы. Это мой отчим. Женился на маме, когда мне было тринадцать. Я в него через пару лет вдруг влюбилась. Пыталась соблазнить. Он меня послал подальше. Он же порядочный человек. А я сказала маме, что он меня изнасиловал. Мама как раз была в командировке. Работала на выборах Ельцина. А мы с ним дома, одни, целую неделю. Я мимо него хожу по-всякому, он никак. Мне жутко обидно, я же красивая. Правда я красивая? Нет, ты скажи?
- Правда, - сказал Миша. – А ты его до сих пор любишь? Только честно. Я не обижусь. Я знаю, так бывает. Ничего.
- Что ты, что ты, - торопливо сказала Марина. – Честно, нет. Я люблю тебя, Дашу и Алису, и память о покойной маме. Мне хватает. Так вот, значит. А в предпоследний день я к нему в комнату пришла, с бутылкой коньяка "Мартель", и спросила, что такое означают эти буквы на этикетке: V.S.O.P.
- Я знал, но забыл, - сказал Миша. – Типа возраст, как у нас звездочки.
- Да, - сказала Марина. – А я тогда честно не знала. А он засмеялся и говорит: "Виноградный сок особого приготовления". Я ему: "Раз сок, давайте выпьем?" Он мне: "Нет, это же коньяк, ты что". Ну, я стала к нему прислоняться. А он так строго на меня посмотрел и сказал: "Прекрати немедленно. Ты ненормальная? Психованная? Еще раз рыпнешься – маме скажу. Иди отсюда". Ну я и пошла, на дискотеку. Морду кошечкой накрасила, и вперед. В сто двенадцатую школу. Как раз были майские праздники. Ну и там прямо на верхней лестнице, у дверцы на чердак, дала Мишке Зайцеву.
- Кому? – муж ее Миша вскочил с места. – Кому-кому?
- Мишке Зайцеву из десятого "б" сто двенадцатой школы, - захохотала она. – Где тебе помнить! У тебя таких было по три в неделю! Тем более что у меня была морда кошечкой накрашена. Потом уже поймала тебя в "Трансгазе".
- Погоди, - Миша никак не мог поверить. – Правда, что ли?
- Ну, чем тебе поклясться? Здоровьем Даши и Алисы? Памятью мамы?
- Не надо! – сказал суеверный Миша. – Верю, верю, верю. А почему молчала?
- Да так. Зачем болтать? Ты хоть рад, что ты мой первый мужчина? Чего молчишь? Хочешь спросить, кто был второй, третий и так далее? Да никто! Ни-кто! Потому что меня тошнит от всего этого.
- А зачем тогда я?
- А ты – моя судьба. Первый мужчина, я же говорю… Ну, прости. Прости. Я тебя люблю, правда. Вот, - она замолчала, глядя в окно.
- А дальше? – спросил Миша.
- Ага! – засмеялась она. – Интересно стало? То-то же! Ладно. А дальше все как по нотам. По статьям в газетах и журналах. Пришла домой, сунула в машинку свои трусы, и простынку и пододеяльник. Специально, чтоб следователю сказать, что я со страху все застирала. А утром Константин Павлович на работу ушел, а через час мама из командировки. Я к ней со слезами: он меня изнасиловал! Его прямо с работы в СИЗО повезли. У мамы были связи, она же в штабе Ельцина. Закатали на десять лет, кажется. Меня на суде не было, чтоб не травмировать мою психику. Но следователю я рассказала про коньяк. Что он меня спаивал. И говорил, что это "виноградный сок особого приготовления, видишь, девочка, написано - V.S.O.P". Убедительно, правда?
- Правда, - сказал Миша. – Ну и что теперь?
- Он все потерял. Мама с ним развелась, понятно. Ужасно. Все потерял. И все из-за меня. Из-за тупой и злобной мести – а за что? Ни за что. Горе какое. Миша! Ты меня любишь?
- Да, - сказал Миша и обнял ее. – Да, люблю тебя, люблю, ты ни в чем не виновата, ты была глупая, маленькая, глупый подросток, забудь!
- Надо что-то для него сделать. Иначе я просто сдохну. Я не могу вернуть ему двадцать один год. Но что-то надо.
- Хочешь, твоей мамы квартиру на него перепишем? Вот эту, двушку на улице Волгина?
- Хочу.
- А не жалко? Мы ж ее для Дашки держали.
- И еще пенсию пятьдесят тысяч в месяц, - сказала Марина.
- А это еще зачем?
- А затем, - Марина выпрямилась, - что иначе я пойду в прокуратуру и расскажу, как было дело. Типа явка с повинной.
- Срок давности, - криво улыбнулся Миша.
- Тогда в Фейсбуке расскажу. Попрошу расшарить. Представляешь, в каком говнище мы все будем, включая детей?

Константина Павловича уговорили переехать в двушку на улице Волгина. Миша принес ему конверт с пятьюдесятью тысячами и обещал, что так будет каждый месяц.
Когда Миша ушел, Константин Павлович спустился в магазин напротив, купил две бутылки коньяка "Мартель" V.S.O.P., выпил их и умер от инсульта.

Осенью Марина с Мишей поехали во Францию.
Марина убежала от него, несколько лет маялась, пока получила гражданство, потом перешла в католичество и постриглась в монахини ордена Святой Клары, и теперь живет в строгом затворе под духовным руководством известной аббатисы Юлианы, которая изредка пишет ей письма.

Но это я пошутил, конечно!
Осенью Марина с Мишей продали всю свою недвижимость и купили в Риге хорошую квартиру вместе с видом на жительство.
У них всё более или менее неплохо. Можно даже сказать – относительно хорошо.

https://clear-text.livejournal.com/495103.html


учись, мой сын, дальше!

Среда, 07 Февраля 2018 г. 12:28 + в цитатник
ПАРАДОКСЫ ЖИТЕЙСКОЙ МУДРОСТИ. ЕЩЕ ДВА

№ 4.

Одна женщина, вдоволь помыкавшись после трагедий своей молодости, в конце концов снова сошлась с мужчиной, который был причиною многих ее несчастий. Дочь, которая прекрасно помнила ее унижения и страдания, спросила ее:
- Мама, как же так? Ведь он...
Но она перебила:
- Просто у меня больше никого нет.
- Даже меня у тебя нет? - изумилась дочь.
Кровно обиделась и перестала с ней общаться. Впрочем, они и раньше-то виделись три раза в год. Два дня рождения и пасха.
Но потом дочь вдруг осталась одна с ребенком и без денег, заболела - и написала матери письмо. Та засобиралась к ней в другой город. Мужчина был против - тем более что он помнил, как плохо к нему относилась эта девушка.
Он сказал: "Или она, или я!"

Женщина сказала: "Конечно, она!".
Но не потому, что она так уж сильно любила свою дочь, а потому что ненавидела ультиматумы.


№ 5.
Один мужчина немного за сорок полюбил совсем молодую женщину. Очень сильно влюбился, увлекся, всерьез решил начать новую жизнь. Мечтал, чтоб они жили на окраине города в скромной квартире, и чтобы она родила ему ребенка; она тоже об этом мечтала; они вдвоем мечтали об этом, встречаясь то у друзей, то в гостинице. Но у него уже была жена и двое детей: дочка в девятом классе, а сыну пять с половиной. Жена полгода наблюдала его страдания и метания. Наконец, он заявил ей о разводе. Она сказала в ответ:
- Хорошо, милый, я не имею морального права мешать твоему счастью. Ты свободен. Но речь не обо мне. Речь о детях.
- Я буду платить алименты, и вообще помогать, - сказал он. – Буду приходить каждое воскресенье, а может, еще и по четвергам. Учти, ты не имеешь права лишить меня общения с детьми! Я на этом настаиваю.
- Понятно, - сказала жена. – Поэтому давай сделаем так: наша Ксюша через год поступает в институт. Репетиторы, блат, и все прочее я беру на себя. Но это тяжкий труд и много времени. На младшего Арсюшу у меня совсем не останется сил. Поэтому будет правильно, если ты его возьмешь себе. Мальчишке нужен отец. Надеюсь, твоя новая жена будет ему хорошей мачехой. Я буду приходить к вам в гости. Вместе с Ксюшей. Мы все подружимся. А про алименты забудь. Какие алименты, если дети поровну?
Он даже обрадовался. Сообщил об этом своей пассии. Вот мол, как все удачно складывается. Но она послала его на три буквы. "Твоего засранца в садик водить? – орала она, некрасиво наморщив переносицу. – Разве мы об этом мечтали? А твоя жена – кукушка, кукушка, кукушка!".
Тогда он вернулся к своей жене и сказал, что передумал уходить. Но она послала его примерно на те же буквы.
Так что он теперь один. По вечерам выходит на дорогу и смотрит, как сквозь туман кремнистый путь блестит. Алименты, однако платит, и с детьми встречается регулярно. А его пассия вышла замуж за вдовца с ребенком, то есть шило на мыло, но тут ей никто не навязывал, и это главное.

https://clear-text.livejournal.com/494841.html


учись, мой сын!

Вторник, 06 Февраля 2018 г. 16:08 + в цитатник
ПАРАДОКСЫ ЖИТЕЙСКОЙ МУДРОСТИ

№ 1.

От одного человека всегда сильно пахло котлетами. Свежими, домашними, вкусными. С размоченным в молоке хлебушком и, главное, с чесночком.
Поэтому его не повышали по службе, и не брали на другую работу, а жена ему изменяла с какой-то презрительной легкостью, считая себя вправе.
Хотя она сама готовила ему эти котлеты, вот что удивительно.

№ 2.
Один человек изменял своей жене довольно часто - пять, а то и шесть раз в год. В общем, примерно один раз в два месяца. Но он легко прощал себе эти измены. Потому что это была либо внезапная любовь, страсть, солнечный удар, шок, ослепление - и полная готовность все бросить и начать жизнь с чистого листа (чего, впрочем, никогда не случалось). Либо же - беззаботный и безобидный одноразовый секс, почирикаться в отпуске, в командировке или на даче, когда приехал присмотреть за мастерами, а соседка вдруг позвала помочь перетаскать дрова для камина. То есть либо что-то очень серьезное, либо уж совсем несерьезное. Кто бросит камень? Он, во всяком случае, сам в себя камнями не кидал.
Жена его знала об этих изменах через общих знакомых. Но молчала. Она сама изменяла ему, и считала себя просто образцом нравственности, потому что сделала это всего два раза. Всего два любовника у нее было за двадцать лет жизни в браке, "причём не симультанно, а сукцессивно", - смеялась она, подпуская умное иностранное слово - то есть "не одновременно, а последовательно". За двадцать лет всего два любовника было, понимаете? То есть один был, а другой продолжался, потому что это были постоянные любовники. И секс на стороне у нее был гораздо чаще, чем у мужа - раза три в месяц самое маленькое.
Говорят, они продолжают жить вместе.

№ 3.
У одного сравнительно молодого человека была девушка, с которой он жил почти год. Сначала они просто наслаждались любовью, безо всяких взаимных обязательств, но потом она мало-помалу начала намекать насчет женитьбы. Он, конечно, делал вид, что ничего не понимает, но когда она поставила вопрос ребром, ответил: "А зачем? Ведь мы же взрослые люди! И довольно молодые к тому же, чтоб связывать себя узами гражданского состояния. Мы же любим друг друга! Что тебя, собственно, не устраивает?"
То есть отказался на ней жениться.
И она тут же с ним рассталась, прямо в тот же день.

Он не ожидал от нее такой резкости, сильно расстроился, но довольно скоро забыл о ней. Но потом - лет через десять - вдруг узнал, что она живет вольной богемной жизнью, меняет любовников, то у нее художник, то переводчик, а то вообще - давно женатый крупный деятель театра. Этот факт его очень сильно задел и оскорбил.
Однажды он ее подловил на какой-то тусовке и прямо спросил:
- Вот я одного не могу понять, Алёнушка. Ты так настаивала на законном браке, так обиделась, что я не побежал с тобой в ЗАГС. А теперь живешь, как вольная гетера, с женатыми мужчинами, и прекрасно себя чувствуешь. А со мной просто и свободно жить - не захотела. Отчего так?
- Оттого, - серьезно ответила она, - что я тебя очень любила и хотела быть твоей женой. А все вот эти - ерунда.
У него на минуту занялось дыхание, но уже ничего нельзя было поделать, потому что он был уже семь лет женат, сыну скоро в школу.
Да и она, если честно, уже разлюбила и его, и свои мечты о доме, муже, ребенке.

https://clear-text.livejournal.com/494513.html


beau monde

Понедельник, 05 Февраля 2018 г. 12:30 + в цитатник
ГРАФИНЯ
- Поехала в Париж и прямо в самолете познакомилась с настоящим французским графом! Говорит по-русски свободно, без акцента, потому что его мать – из русских эмигрантов. Тоже графиня, между прочим. Аристократы – они в основном на своих женятся.
В Париже мы сразу стали жить вместе. В гостинице, в моем номере, взрослые же люди! Все равно кровать двуспальная, я доплатила какую-то ерунду за второго человека, что-то вроде в сутки двадцать евро и десять – за завтрак для него. У него просто денег не было. Вообще! Потому что ему мать все карточки заблокировала, они поссорились. Так что я его в кафе кормила обедом и ужином. Платила незаметно, чтоб не обидеть. Аристократы вообще страшно щепетильные в смысле денег. А так-то он очень богатый. Особняк в Париже, вилла на море. Даже две виллы! Другая в горах. Но туда сейчас нельзя, потому что он с матерью в ссоре. Мать всем рулит, а отец старый и безвольный.
Он меня очень любит. Но прямо сейчас жениться не может, иначе отец его из завещания вычеркнет. Отец совсем у его матери под каблуком, страшное дело. А мать хочет, чтоб он женился на одной бельгийской баронессе. Тогда она ему выделит часть имущества. Вторую виллу, которая на море. А потом он разведется с этой баронессой и приедет за мной в Москву. Ему только нужны деньги на очень хорошего адвоката, чтоб составить правильный брачный контракт с этой баронессой. Я девчонкам свистнула в Контактик, они в два дня девятьсот шестьдесят евро собрали и мне на карточку кинули. Он говорит, что как раз хватит.
- А вдруг эта баронесса упрется, и мать его упрется?
- Да ничего она не упрется! Поломаем! У него самый лучший адвокат Франции, я же сказала! Уже заплачено. И вообще: я шесть дней семь ночей прожила в Париже, как графиня. Я уже привыкла. Я свое графство никому не отдам!

https://clear-text.livejournal.com/494312.html


пятнадцать лет, пятнадцатый троллейбус

Воскресенье, 04 Февраля 2018 г. 20:08 + в цитатник
О МАЛЕНЬКИХ И ВЗРОСЛЫХ
Мне было лет пятнадцать. Я был тогда школьник, юный художник, и еще я был влюблен в девочку Таню. Просто до умопомрачения.
Вот однажды днем она зашла ко мне в гости, мы попили чай на кухне (кажется, мама и папа были дома), а потом я поехал ее провожать домой. Она жила на Зубовской, а я – в Каретном ряду. Ехать было на троллейбусе №15, от остановки "Петровские ворота" по бульварам, а там поворот на Кропоткинскую и вперед.
Едем. Но буквально перед следующей остановкой я выглянул в окно – это был угол бульвара и улицы Чехова – и вижу, что по тротуару идет и входит в дверь детской библиотеки ее тогдашний директор, известный исследователь детской литературы, а впоследствии – знаток обериутов, и автор документальной книги о Марине Малич – сам Владимир Иосифович Глоцер. Мне очень захотелось с ним поговорить, тем более что он, представьте себе, как раз собирался устраивать в своей библиотеке выставку моих картинок! Я же был, как уже сказано, юный и даже отчасти многообещающий художник.
Я сказал Тане, что вот, мол, я случайно увидел одного человека, с которым мне надо срочно поговорить. Попрощался с ней, протиснулся к дверям и на следующей остановке сошел. Мне казалось, что в этом моем поступке есть что-то взрослое, мужское, солидное, вызывающе уважение: у меня серьезный разговор с важным человеком, это вам не девочку до дому провожать.
Я добежал до библиотеки, нашел там Глоцера, задал ему какие-то вопросы, а потом не удержался рассказать, что вот, мол, увидел его в окно троллейбуса, на котором провожал девочку до дома…
- Погодите, - сказал Глоцер на "вы". – Вы хотите сказать, что провожали девушку, увидели меня, спрыгнули с троллейбуса и прибежали сюда?
- Да! – гордо сказал я и добавил что-то вроде "делу время, потехе час".
- Господи, - жалостливо сказал Глоцер. – Какой вы, оказывается, еще маленький.
- Я? – возмутился я. – Что вы! Почему? Все наоборот! Вот если бы я с ней еще восемь остановок за ручку держался, тогда да, маленький! А для взрослых людей дело прежде всего!
- Боже мой! – Глоцер даже сморщился. – Поймите же, а не понимаете, так поверьте: только очень маленький мальчик может убежать от девушки ради какого-то идиотского "серьезного разговора" с другим дяденькой! Но вы это скоро поймете сами, я очень надеюсь, - совсем серьезно сказал он.
Сначала я внутренне возмутился. Хотя из вежливости спорить не стал.
Понял примерно через полгода. За что искренне благодарен Глоцеру – больше, чем за выставку и умные разговоры о литературе.

https://clear-text.livejournal.com/494055.html



Поиск сообщений в lj_clear_text
Страницы: 25 ... 18 17 [16] 15 14 ..
.. 1 Календарь