Хааааа. Я вчера думала я вчера не выспалась?! Это я еще сегодня не видела потому что... вот сегодня - это не выспалась. А вчера это так...
Вот сегодня я реально думала, что я на тренировку не пойду, потому что это казалось неподъемным. Блин, опять двадцать пять за рыбу деньги, кажется всё поехало по кругу... ладно.
На тренировку я все равно пошла.
И не пожалела.
Наверное это самое классное, что со мной произошло за последние пять лет. Возвращение в Киотский Университет и вот эта странная, при странных обстоятельствах случившаяся Встреча с Сенсеем.
Я хотела написать, что это что-то очень хорошее; но потом подумала, что это неправильные слова. Они не передают всего значения. Последний раз мне было хорошо, когда я была в Киотском Университете; потом за мной закрылись эти двери, я уехала, и с тех пор тянулись предо мною кривые, глухие, окольные тропы. Одна за другой. Ни просвета, ни лучика, ни вздоха. Я тонула, и даже наверное утонула совсем. И была в аду. И вдруг вот это вот... я даже не могу объяснить, почему это надежда. Оно просто так ощущается. Ну...
В тот день, поздно вечером, когда полиция привезла меня домой, и я повторила за ними слово в слово "если я еще раз захочу это делать, буду звонить 110" два раза, и они ушли, и я закрыла дверь, я пошла в лабу. Потому что мне в руки дали, сунули записку, где было иероглифами написано "сенсей сказал, что хочет тебя видеть". Я ничего не думала, у меня тогда мыслей не было, у меня мушки летали перед глазами, и я просто пошла в лабу. В чем была. В джинсах и больничной рубашке сверху. Я не могла что-то другое надевать, на мне бинтов намотано было тогда.
И когда я пришла в лабу, а было уже часов 10 вечера, сенсей был там. И Дзюнко была там. Я еще удивилась, что Дзюнко там. Но на самом деле мне потом сказали, что на уши поставили вообще всех. И знали и, что хуже, видели - все. И стол, и пол, и бумаги, и кресло, и, что самое ужасное, стены. Ад.
Я пошла к сенсею в кабинет. Он сказал мне сесть напротив него за стол. И мы так сидели. Я в больничной рубашке, опустив голову, пряча руки под столом - и он, напротив, и мне из-за опущенного взгляда видны были только его руки на столе, с переплетенными ладонями.
- Как ты себя чувствуешь?
- Нормально.
- Нормально?!
- ...
- Зачем ты это сделала?
- Не знаю. Я не помню. Вам позвонили из больницы?
- Нет. Как часто это у тебя?
- Не знаю точно... так серьезно, может быть, раз в несколько месяцев. Вы меня выгоните?
Он помолчал.
- Послушай. Я должен написать рапорт об этом. Я хочу тебя защитить, и я буду тебя защищать. Но я не знаю, что мне скажут. У нас в учреждении никогда не случалось ничего подобного. Ты очень всех напугала. Необходимо принять меры, чтобы показать, что я контролирую ситуацию, иначе я не смогу для тебя ничего сделать. Ты меня понимаешь?
- Да.
Он рассказал о мерах - что пересадит меня в общую комнату с технишенами, чтобы не оставлять меня одну, что возьмут телефоны моих родственников, что мы с ним обменяемся номерами сотовых и т.д. Я сидела, мучилась чувством вины и отвечала "да". "да. "да". "конечно". "да".
Потом он спросил:
- Ты же ходишь к врачу?
- Хожу, но у меня сейчас новый врач, потому что я переехала.
- Можешь сказать свое лекарство?
- Сейчас не могу, там список...
Он поразился.
- СПИСОК?!
- Список.
- И этот список поменялся?
- Поменялся.
- Ясно. Так это может быть потому, что лекарства изменились?
- Может.
- Так. Понятно. И так давно уже?
- Давно.
- Когда?
- С развода. Три года назад.
И это было вот тогда. Вот в этот момент. Он вдруг сказал:
- Покажи руки.
Я протянула ему через стол развернутое правое предплечье. На нем от сгиба локтя до запястья тянулись длинные розовые полосы глубоких, неудачно заживших шрамов, не оставляющие никаких сомнений. Он сказал очень по-японски:
- Вот как...
И потом:
- Приходи ко мне на айкидо. Я тоже развелся с женой три года назад.
Я подняла голову в изумлении, решила, что ослышалась. Он усмехнулся моему удивлению.
- Не кажется так, правда? Я не выгляжу как человек, который три года назад развелся.
- Не выглядите.
- Потому что айкидо. Приходи. Это сложно объяснить. Айкидо - это вещь, которая была создана для того, чтобы делать слабого человека сильным. Для того, чтобы помогать слабым.
***
Я до сих пор не верю - не чувствую - не осознаю, что происходит. Я всегда была очень чувствительным человеком. Когда-то очень давно, когда мне было лет 15, я увлекалась необычными людьми - например, Мастерами каких-нибудь боевых искусств. Увлекалась лично. Мне нравилось быть рядом. Мне казалось, что я вижу что-то такое, чего не видят другие. Как если бы у них была аура. Как будто бы я собака, у которой есть нюх, а у людей нет, и когда я смотрю на Мастера, я вижу огромный мир, полный прекрасного, взрывного и электрического, который не виден другим. Конечно же, это неправда - никакой ауры люди не излучают; просто иногда можно освоить какие-то вещи до такой степени, что количество начинает переходить в качество, и, может быть, тем, кто повнимательнее, это видно.
Потом я переехала далеко от таких людей, и это забылось. Единственное, что осталось, и так и остается со мной - это ощущение принадлежности к месту. К Киотскому Университету. Магнитное поле этого города, его истории, которая почему-то, неизвестно почему, свзана со мной через века, через языковой барьер, через непереходимые реки чужих традиций - но все равно связано. Я как будто с детства чуяла, что это мой дом. Мое место. Стругацкие ведь выросли из Японии настолько же, насколько они выросли из Гоголя и Булгакова. Ведь даже "глухие, кривые, окольные тропы" - это стихотворение японской поэтессы; хотя когда я читала эти строчки давным-давно, я этого не знала.
Потом было аниме, как ни смешно - ведь вроде бы все этим увлекались - но далеко не все увлекались темным, мрачным "Кеншином" - историей об ученике великого Мастера, ученике, который спустился с гор в Киото, чтобы вершить революцию, и стал орудием других. Не все увлекались этим, и не все выучивали язык до уровня "первый дан" только для того, чтобы мочь смотреть и понимать это в оригинале. Не все переписывали от руки целый учебник японского языка, весь, со всеми фразами, заданиями, иероглифами, - от руки, как средневековые монахи, чтобы сохранить его, потому что нет денег на ксерокс. Не все повторяли наизусть "Iku ka, Ootsu e?", мечтая когда-нибудь попасть в этот таинственный далекий Оцу.
А потом были пять лет забытья. Как если бы я предала Киото, сменяв его на Швейцарию. Пять лет смерти.
Я не знаю, почему Сенсей вдруг появился. Он настоящий. Он японский. Он всамделишный Сенсей. Я не просила, я вообще ни о чем уже не просила. Это Город. Этот Город дал мне его. Можете смеяться надо мной, но этот Город меня слышит, он меня знает. Он знает, что я здесь. Что-то будет.
Сенсей сегодня сказал:
- Ты знаешь, у айкидо есть одна удивительная вещь. Оно делает тебя смелым. Все боятся стареть. Люди стареют, и их силы становятся меньше, и все этого боятся. Но в айкидо, чем старше ты становишься, тем сильнее. Потому что айкидо не использует силу. Это парадоксально, но это так. В айкидо, ты учишься становиться сильнее с годами, потому что ты понимаешь, что не нужна грубая сила. Здорово, правда?
Сенсей. Правда.
https://aridmoors.livejournal.com/600541.html