ГалКон все записи автора

Прасковья Егоровна Анненкова

Потекла сибирская жизнь. Сохранились свидетельства современников о Полине. «Она была красавица, умная и во всех отношениях образцовая женщина, парижанка»,- писал декабрист В.С.Толстой. А вот что вспоминала М.Н.Волконская: «Анненкова приехала к нам, нося ещё имя м-ль Поль. Это была молодая француженка, красивая, лет 30; она кипела жизнью и весельем и умела удивительно выискивать смешные стороны в других… Под этой кажущейся беспечностью скрывалось глубокое чувство любви к Анненкову, заставившее отказаться от своей родины и от независимой жизни... Она осталась преданной женой и нежной материю: она работала с утра до вечера, сохраняя при этом изящество в одежде и свой обычный говор». Сын декабриста Е.Якушкин записал об Анненкове: «Упасть духом он мог бы скорее всякого другого, но его спасала жена. Как бы ни были стеснены обстоятельства, она смеётся и поневоле поддерживает бодрость в других. Анненков женился на ней и хорошо сделал, потому что без неё со своим характером совершенно погиб бы». Кое-кто замечал, что она была достойна лучшего мужа, но ей-то не нужен был другой! По-видимому, супруги совершенно подходили друг другу.


Чета Анненковых

Живая, подвижная, трудолюбивая Полина пыталась как-то наладить быт, а это было очень непросто, потому что единственный оставшийся при ней крепостной Анненковых оказался человеком нечестным, несколько раз пытавшимся ограбить хозяйку.

Кадр из к/ф "Звезда пленительного счастья" Эва шикульска в роли Прасковьи Егоровны Анненковой

Полина с утра до вечера занималась хозяйством. Сама готовила: нужно было заботиться о питании – своём и мужа. Ухаживала за огородом, помогала всем, чем только могла, учила жён декабристов готовить и вести хозяйство. «Кухарки были очень плохие, и я ухитрилась варить и жарить на трёх жаровнях, которые помещались в сенях… Дамы наши часто приходили посмотреть, как я приготовляю обед, и просили научить их то сварить суп, то состряпать пирог. Но, когда дело доходило до того, что надо было взять в руки сырую говядину или вычистить курицу, то не могли преодолеть отвращения к такой работе, несмотря на все усилия, какие делали над собой. Тогда наши дамы со слезами сознавались, что завидуют моему умению всё сделать, и горько жаловались на самих себя за то, что не умели ни за что взяться, но в этом была не их вина, конечно. Воспитанием они не были приготовлены к такой жизни, какая выпала на их долю, а меня с ранних лет приучила ко всему нужда».

С мужем виделась она не так часто, как хотела. Тогда женщины собирались у тюремного забора, смотрели на любимых, и уже это было радостью…


М.С.Давидсон. Жены декабристов у тюремного забора

А.Одоевский писал о прилетевших к ним «ангелов с лазури»:

И каждый день садились у ограды.
И сквозь неё небесные уста
По капле им точили мёд отрады...
С тех пор лились в темнице дни, лета;
В затворниках печали все уснули,
И лишь они страшились одного,
Чтоб ангелы на небо не вспорхнули,
Не сбросили покрова своего.

Молодость брала своё, случались и весёлые минуты, когда женщины собирались вместе. «Гости объявили мне, что они голодны, что у них нет провизии и что я должна их накормить. Они знали, что у меня всегда в запасе что-нибудь, потому что я всё делала сама. Я была, конечно, рада видеть их и принялась хлопотать. Нашёлся поросёнок заливной, жареная дичь, потом мы отправились в огород за салатом с Елизаветой Петровной Нарышкиной, которая с фонарём светила мне. Ужин был готов, но пить было нечего. Отыскался, впрочем, малиновый сироп… Всё это веселило нас и заставляло хохотать, как хохочут маленькие девочки. Надо сознаться, что много было поэзии в нашей жизни. Если много было лишений, труда и всякого горя, зато много было и отрадного. Всё было общее — печали и радости, всё разделялось, во всём друг другу сочувствовали. Всех связывала тесная дружба, а дружба помогала переносить неприятности и заставляла забывать многое. Долго мы сидели в описываемый вечер. Поужинав и нахохотавшись досыта, дамы отправились домой». Полина заражала всех своим оптимизмом, рядом с ней было легко и уютно.


М.С.Давидсон. Жены декабристов в Сибири

В том же, 1828 году Прасковье Егоровне удалось добиться возвращения тех 60 тысяч рублей, которые были отобраны при аресте у Анненкова. Кроме того, она дала дочери фамилию мужа. Для этого ей снова пришлось писать императору, и Николай Павлович был снисходителен. «По наведённой справке оказалось, что при аресте Анненкова у него было отобрано ломбардных билетов на 60 тысяч рублей, 8310 рублей ассигнациями и 2 рубля 50 копеек серебром. Из них по долговым обязательствам было уплачено 6823 рубля, а оставшиеся после осуждения Анненкова деньги были препровождены его матери» – этот рапорт был получен Николаем на борту корабля «Париж», стоявшего на рейде порта Варна, и там же была наложена резолюция от 11 сентября 1828 года: «Справедливо. Спросить у матери Анненкова, согласна ли она возвратить жене его 60 тыс. рублей и желает ли, чтобы дочь их, прижитая до осуждения, носила имя Анненковой».


Император Николай I

На деньги, отобранные при аресте, как и на всё имущество Анненкова, претендовали родственники. Всем спорам положил конец указ императора: «Чтобы найденные в имуществе преступника Анненкова 60 тысяч рублей были истребованы обратно от наследников и отданы жене его, Полине Анненковой. Прижитой же с нею преступником Анненковым дочери дозволить носить фамилию Анненкова, не предоставляя ей, впрочем, никаких других прав по рождению, в том числе и права наследования». После этого указа в Симбирск, где жил кузен Ивана Александровича Н. Н. Анненков, прибравший к рукам те 60 тысяч, был послан жандармский полковник, который и истребовал с него всю сумму в наличных деньгах. Изъятая сумма была отвезена в Петербург и сдана в канцелярию государя. Оттуда деньги отправили в Читу, где их получил генерал Лепарский и лично привёз Прасковье Егоровне. Эти 60 тысяч отправили обратно в Москву, где их поместили в банк, а в Сибирь высылали проценты, на которые Анненковы и прожили весь свой долгий срок каторги и последовавшей ссылки.

Пыталась она, как могла, помочь мужу. «Оковы очень стесняли узников, казённые были очень тяжелы и, главное, коротки, что особенно для Ивана Александровича было очень чувствительно, так как он был высокого роста. Тогда я придумала заказать другие оковы, легче, и цепи длиннее… Их надели Ивану Александровичу, конечно, тайком и тоже с помощью угощения, а казённые я спрятала у себя и возвратила, когда оковы были сняты с узников, а свои сохранила на память. Из них впоследствии было сделано много колец на память и несколько браслетов» (браслет, сделанный из кандалов мужа, она не снимала с руки до конца жизни).



А потом появились дети. «16 марта 1829 года у меня родилась дочь, которую назвали в честь бабушки Анною, у Александры Григорьевны Муравьевой родилась Нонушка, у Давыдовой сын — Вака. Нас очень забавляло, как старик наш комендант был смущён, когда узнал, что мы беременны… «Но позвольте вам сказать, сударыня, — говорил он запинаясь и в большом смущении, — что вы не имеете права быть беременными», потом прибавлял, желая успокоить нас: «Когда у вас начнутся роды, ну, тогда другое дело». He знаю, почему ему казалось последнее более возможным, чем первое».


Кадр из к/ф "Звезда пленительного счастья". Рождение детей декабристов в Сибири

А в 1830 году родилась Ольга. Затем сыновья: Владимир, Иван, Николай. Всего у нее было 18 родов, но выжили только 6 детей. История любви Полины Гёбль и Ивана Анненкова стала основой романа А. Дюма «Учитель фехтования», а режиссёр В. Мотыль рассказал об их любви в кинофильме «Звезда пленительного счастья». Композитор Ю. А. Шапорин написал оперу «Декабристы», которая в первой редакции называлась «Полина Гёбль».


История любви декабриста и француженки легла в основу произведения Дюма "Учитель фехтования"

Через полтора года с заключённых сняли оковы, а после этого мужей стали пускать к жёнам каждый день, требуя лишь возвращения в острог на ночь.

Летом 1830 года декабристов переводили из Читы в Петровский завод, где была выстроена тюрьма для всех. Накануне отправления мужа Полина заболела. Сохранилось адресованная ей записка Анненкова: «Я только что узнал от писаря, что ты была больна… Ты можешь представить, как это меня взволновало! Я не могу простить тебе, что ты меня об этом не известила… Теперь я прошу тебя, если ты чувствуешь себя ещё слабой, не приезжай для встречи со мною на первую станцию, несмотря на всё мое нетерпение обнять тебя. Это может мне доставить удовольствие лишь в том случае, если ты чувствуешь себя вполне хорошо». Но… «Тогда ничто не могло удержать меня. Я побежала догонять его, думая застать еще на перевозе. Верстах в трёх от Читы надо было переезжать через Ингоду. Каково же было мое отчаяние, когда… я увидела, что все уже переехали на ту сторону реки. На этой стороне я застала только коменданта… Комендант, видя, в каком я горе, предложил мне переехать на ту сторону и приказал подать паром. Между тем надвигались тучи, начиналась гроза, и дождь уже накрапывал. Добрейший старик надел на меня свой плащ. Поездка моя увенчалась успехом: я застала ещё на той стороне Ивана Александровича, успокоила его совершенно и простилась с ним. Но вернуться назад было не легко, разразилась такая гроза, какие бывают только в Сибири… я промокла до последней нитки, несмотря на плащ коменданта, даже ботинки были полны воды, так что я должна была снять их и с большим трудом добралась до дому».


Панорама местности, где находилась тюрьма декабристов в Петровске. Акварель Н.Бестужева

На следующий день она выехала с двумя крошечными дочерьми: одной было полтора года (Анна умерла в 1833 году), другой – три месяца (Ольга проживёт довольно долгую жизнь).

Наконец трудный путь был завершён. «На другой день приехала я в Петровск. Нельзя себе представить, какое тяжёлое впечатление он сделал на меня. Подъезжая, мы всё поворачивали. Наконец первое, что представилось глазам, была тюрьма, потом кладбище и наконец уже строения. Петровский завод был в яме, кругом горы, фабрика, где плавят железо, — совершенный ад. Тут ни днем, ни ночью нет покоя, монотонный, постоянный стук молотка никогда не прекращается, кругом чёрная пыль от железа…».

На этом обрываются воспоминания Прасковьи Егоровны. В последствии она продиктовала дочери Ольге воспоминания о своей жизни. Ольга Ивановна перевела их с французского и издала в 1888 году.



О дальнейших событиях мы узнаём из свидетельств современников и кратких воспоминаний её дочери Ольги.


Ольга Анненкова в детстве

«Первые мои воспоминания — тюрьма и оковы. Но, несмотря на всю суровость этих воспоминании, они лучшие и самые отрадные в моей жизни»,- так начинает она свой рассказ. С удивительной теплотой рассказывает Ольга о людях, рядом с которыми провела детство: «Меня качали, нянчили, учили и воспитывали декабристы... Известно многим уже, какие люди были декабристы, с каким достоинством переносили свое положение, какую примерную, безупречную жизнь вели они сначала в каторжной работе, а потом на поселении, разбросанные по всей Сибири, и как они были любимы и уважаемы везде, куда бросала их судьба. Лично для меня они были незаменимы, я их потом везде искала, мне их недоставало в жизни, когда по выходе замуж я переехала в Россию… У детей… составилось такое понятие, что все между собою родные, близкие и что весь мир такой (другого они не видели), а потому тяжело им было потом в жизни привыкать к другим людям и другой обстановке».

Перевод на Петровский завод расстроил декабристов и их близких: всё-таки они уже обжились в Чите, завели кое-какое хозяйство, которое пришлось бросить. Да к тому же климат местности, в которой был устроен Петровский завод, был много хуже читинского, а потому все тужили об этом переезде, но, как оказалось, напрасно.



На новом месте всё обустроилось, а так как завод был ещё дальше от начальства, чем читинский острог, то постепенно, легальными стали и тайные усилия, жизнь арестантов была облегчена. Спустя время им дозволили иметь книги, писать, читать. Прасковья Егоровна Анненкова была неистощима на выдумки и, по общему признанию, умела «устраивать самые разные дела». Эта дама обладала чрезвычайными пробивными способностями, а главное, затвердила урок жизни в России: дав денег, можно добиться чего угодно. На жизнь она смотрела со здоровым цинизмом, и потому к ней обращались за помощью в таких делах, с которыми к кому попало не подойдёшь. Именно она взялась решить проблему мужского одиночества каторжников. Эту тему как-то не принято затрагивать, но следует признать, что после того, как к нескольким каторжникам приехали жёны, остальные оказались в незавидном положении. Личная жизнь товарищей протекала практически у них на глазах, а оттого переносить одиночество молодым, полным сил людям было труднее. Анненкова нашла выход: она наняла здоровую девку, подкупила водовоза, доставлявшего воду в острог, дала денег часовым у ворот, и ту девку в пустой бочке вечером ввезли в острог. Утром героическую утешительницу вывезли в той же бочке. Впоследствии подобный трюк удалось повторить несколько раз в полнейшей тайне. Потом начальство всё же прознало об утехах арестантов, однако шума поднимать никто не стал – видимо, командование расценило, что так будет проще: одной проблемой меньше, пусть себе.


Супруги Анненковы

Каковы были отношения в семье Анненковых? Ольга пишет: «К нам относились строго, даже, можно сказать, сурово. Отец мой, несмотря на всю любовь к нам, которую потом столько раз в жизни доказывал, был к нам строг и суров. Мы его страшно боялись, несмотря на то, что он почти никогда не возвышал голоса. Это был человек с непреклонным характером и железной силою воли. Я никогда не слыхала от него ни малейшего ропота на судьбу или сожаления о прошедшем. Он никогда не жаловался на свое положение, а оно было тяжелее, чем других его женатых товарищей, которым родственники старались улучшить положение и много присылали из России как деньгами, так и всякими необходимыми вещами. Отец мой иногда нуждался даже в самом необходимом». Слова о недостатке всего находят подтверждение и в письме Полины: «Мать моего мужа нас час от часу забывает»…


Иван Александрович Анненков

В Петровском заводе Анненковы пробыли шесть лет. Местом поселения им было назначено село Бельск Иркутской губернии. 20-го августа 1836 года семья с тремя маленькими детьми – шестилетней Ольгой, пятилетним Владимиром и годовалым Иваном – двинулась в путь. Им предстояла переправа через Байкал на небольшом купеческом судне. Ольга рассказывает : «Мы поместились в каюте внизу, где отец подвесил люльку маленького брата, а нас, старших, уложили спать на койке... К полночи разыгралась страшная буря… Мы с братом лежали, так как встать с коек было положительно невозможно, а меньшего мать взяла на руки и начала молиться. Отец вышел на палубу... Капитан,.. желая успокоить мать, приводил в пример, что генерал Чевкин, который незадолго до нас возвращался из-за Байкала с ревизии заводов, потерпел такое же крушение. Мать… крикнула капитану, что ей нет дела до Чевкина. «У него одна горбок, — желая сказать горб (известно, что генерал был горбат), — а у меня трое детей», — отвечала мать… Тогда с палубы раздался отчаянный голос отца: «Полина, передай мне скорее детей, мы погибаем!» Мать, чуть ли не по колени в воде, быстро нас одела и передала матросам, которые тотчас же вынесли нас на палубу». Баркас выбросило на мель, и Анненковым пришлось по песчаной косе возвращаться назад.


Село Бельск Иркутской губернии

Лишь через две недели переправу удалось осуществить. Последствием переживаний стала болезнь Полины. К тому же она снова была беременна. Тщетны были просьбы Анненкова: сначала - перезимовать на этой стороне Байкала, затем – остаться до весны в Иркутске, куда они с трудом добрались. Генерал-губернатор Восточной Сибири С.Б.Броневский «приказал вывезти немедленно отца из Иркутска. Тогда, помню, мать впала в положительное отчаяние. Зима стояла жестокая, и она не могла бы вынести зимней дороги в ее болезненном и слабом состоянии и вдобавок с тремя маленькими детьми на руках. Итак, ехать нам с отцом было немыслимо. Оставшись одни в Иркутске, мы страшно тосковали, мать постоянно плакала и каждый день была в слезах… Отец, с своей стороны, погибал с тоски, он не выносил одиночества и положительно не мог жить без матери, к которой всю жизнь был страшно привязан». Конечно, он пытался утешить жену: «Подумай, что теперь перед родами силы нужны тебе больше, чем когда-либо, и наконец помни, что я только тогда могу быть спокоен, когда знаю, что ты не поддаешься неприятностям… Только бы Господь сохранил тебя с детьми и не случилось бы с нами какого-нибудь несчастья… Прощай, мой дорогой друг, нежно целую тебя и детей, передай им мое благословение и моли Господа скорее нас соединить».


Кадр из к/ф "Звезда пленительного счастья". В ролях Полины и Ивана Анненковых Эва Шикульска и Игорь Костолевский

В Бельске Анненков снял у одной вдовы дом. «Который как и все крестьянские дома в той местности, состоял из двух комнат: одна чистая, с голландской печкой, другая — с огромною русскою. Обе комнаты разделялись широкими сенями, где впоследствии с большим трудом удалось устроить плиту…». Как вспоминает уже ставшая взрослой Ольга Ивановна «ни мебели, ни посуды…немыслимо было достать… Чтобы иметь хотя бы молоко, пришлось заводить свое хозяйство, которое отец решил устроить на манер крестьянских, и двор наш начал наполняться лошадьми, коровами, птицею и вообще всем необходимым, чтобы жить не покупая ничего, так как купить было негде». Только после обращения к губернатору Бельский исправник Мандрыка отвел Анненковым земли для хлебопашества и сенных покосов.

Анненкову разрешили приехать в Иркутск, чтобы перевезти семью в Бельск, но Полина чувствовала себя всё хуже, она ехать не могла. «Тогда Броневский снова приказал отцу немедленно отправиться на место его назначения. Прислали казака и нам не дали хорошенько проститься с отцом». Новые просьбы о воссоединении семьи ни к чему не привели, хотя поведение губернатора и настроило против него всех в Иркутске.


Прасковья Егоровна Анненкова. Иллюстрация к книге Марка Сергеева "Подвиг любви бескорыстной"

22 декабря Полина (раньше срока) родила мальчиков-близнецов, проживших несколько дней. «Не обращая более внимания на Броневского, который все еще медлил вызвать отца, она нашла человека и отправила его в Бельск со следующей запискою: «Дорогой Иван! Я разрешилась этой ночью двойней. Приезжай возможно скорее, и я забуду все мои страданья. Обнимаю тебя миллион раз». Анненков, уже никого не спрашивая, примчался в Иркутск. И только услышав от врачей о тяжелейшем состоянии Полины, Броневский позволил ему остаться до выздоровления жены, но место поселения не переменил.

В мае 1837 года семья уехала из Иркутска. В Бельске они пробыли больше года. Село считалось разбойничьим. «Постоянно приходилось слышать, что там-то ограбили, там-то убили или, чего хуже, подожгли, чего мы особенно боялись, так как не имели почти никаких средств против пожара. Раза два пробовали забраться и к нам. Мы все были так напуганы, что отец и мать ложились спать только тогда, когда вставала наша старая няня, находившаяся при нас».

Затем Анненкову было разрешено поступить на гражданскую службу, и в 1841 году семья переехала в Тобольск.

…Зимой 1850 года в пересыльную тюрьму Тобольска привезли осуждённых по делу Петрашевского. В их числе был Ф.М.Достоевский. Вместе с дочерью Ольгой и Н.Д.Фонвизиной Анненкова посетила их.


Федор Михайлович Достоевский

Вот что вспоминал писатель: «В Тобольске, когда мы, в ожидании дальнейшей участи, сидели в остроге на пересыльном дворе, жены декабристов умолили смотрителя острога и устроили в квартире его тайное свидание с нами. Мы увидели этих великих страдалиц, добровольно последовавших за своими мужьями в Сибирь. Они бросили всё: знатность, богатство, связи и родных, всем пожертвовали для высочайшего нравственного долга, самого свободного долга, какой только может быть. Ни в чём неповинные, они в долгие двадцать пять лет перенесли всё, что перенесли их осуждённые мужья. Свидание продолжалось час. Они благословили нас в новый путь, перекрестили и каждого оделили Евангелием — единственная книга, позволенная в остроге. Четыре года пролежала она под моей подушкой в каторге. Я читал ее иногда и другим. По ней выучил читать одного каторжного». И ещё из письма Фёдора Михайловича брату: "Скажу только, что участие, живейшая симпатия почти целым счастьем наградили нас. Ссыльные старого времени (т.е. не они, а жёны их) заботились об нас как о родне. Что за чудные души, испытанные 25-летним горем и самоотвержением. Мы видели их мельком, ибо нас держали строго. Но они присылали нам пищу, одежду, утешали и ободряли нас... мне даже прислали платья". "При вступлении в острог у меня было несколько денег, в руках с собой было немного, из опасения, чтоб не отобрали, но на всякий случай было спрятано, то есть заклеено, в переплёте Евангелия, которое можно было нести в острог, несколько рублей. Эту книгу, с заклеенными в ней деньгами, подарили мне ещё в Тобольске те, которые тоже страдали в ссылке и считали время её уже десятилетиями и которые во всяком несчастном уже давно привыкли видеть брата".


Прасковья Егоровна Анненкова. Портрет работы А.А. Померанцова, 1852 г.

А неугомонная Полина Егоровна останется верна себе! Так, отвечая на неуважительное замечание относительно её перемещений она поставит подпись: «Полина Анненкова — жена чиновника гражданской службы, а не государственного преступника. Обозначать людей по имени и их положению есть минимум вежливости, обязательной для каждого». Впрочем, муж не отставал от неё и не позволял унижать себя и семью: «Не предполагая, чтобы невинные дети мои подвергнуты были ограничению свободы надзором полиции — наказанию, определяемому токмо за преступления, я не считал нужным испрашивать дозволения начальства для пятидневной прогулки дочери моей. Особых же распоряжений касательно моих детей мне никогда и никем объявлено не было, и я покорнейше прошу ваше превосходительство, если таковые существуют, объявить мне их формальным образом и притом поставить меня в известность о всех прочих касательно лично нас, выдачею мне копий с оных за надлежащим подписом для руководства (ибо я могу запамятовать их, и в случае нужды для справки их нельзя нигде видеть, они не находятся в своде законов; иначе я буду невольно впадать и на будущее время в подобные ошибки)»,- язвительно напишет он в ответ на требование объяснений о поездке его дочери на несколько дней в Ялуторовск, где тогда жили многие декабристы.


Дочь Анненковых Ольга Ивановна

Так шли годы… Приближалась амнистия.

Продолжение следует...


Источники:

https://dzen.ru/media/arhkot/podlinnaia-istoriia-m...ast-4-5cd70aea849658051f768435

https://zhiznteatr.mirtesen.ru/blog/43469326410/Ve...odna-frantsuzhenka-dekabristka

https://kulturologia.ru/blogs/250822/54082/

Иллюстрации взяты из доступных источников сети интернет