Юбилейный вечер в Большом зале консерватории был особенный. Словно музыканты вознамерились сделать эскиз портрета Шнитке. Из всего гигантского наследия выбрали несколько произведений, которые сложились в необычайный набросок. Увертюра для симфонического оркестра «(Не) сон в летнюю ночь» — восхитительная игра с классическими штампами. Галантная, сладкозвучная, я бы сказала, лучезарная клавесинная тема… рассыпается в гротесковом умопомрачении. Словно ледяной ветер времени растрепал, спутал филигранную партитурку, сдул ноты с насиженных линеек, разбросал в странном, непредсказуемом, страшном и смешном современном танце.
Следом прозвучал Moz-Art a’ la Haydn — игра со светом для дирижера, двух солистов и двух струнных оркестров. Музыкальная шутка, полная аллюзий и цитат из музыки Моцарта и Гайдна. Псевдоклассический памфлет. Или маскарад, в котором знакомые темы обмениваются масками, созвучиями, изломанными и переосмысленными кантиленами, насмехаясь друг над другом. Дуэт-поединок, конфликт скрипок Виктора Третьякова и Натальи Лихопой — каскад пиццикато, царапающих секунд по мановению руки дирижера Юрия Башмета соединяются в одном дыхании. Бисовый дивертисмент начинается в кромешной тьме, понемногу высветляя исполнителей. В финале музыканты один за другим уходят со сцены — «тают», оставляя за пультом одинокого дирижера Башмета (поклон «Прощальной симфонии» Гайдна, в финале которой музыканты один за другим оставляют сцену).
Кульминация вечера — «Концерт для альта с оркестром», шедевр, посвященный Юрию Башмету. Музыка сокрушительной силы, трагического мироощущения всматривается в пугающую мглу между смертью и жизнью. Звук, цепляясь за струны, ползет вверх-вверх и срывается, не чувствуя опоры. Сложная архитектоника, воплощенная идея незамкнутого круга, мучительный поиск мировой гармонии (темы разных оркестровых групп звучат невпопад) обретает особую силу. Из какофонии эмоциональных взрывов выпрастывается чистый звук. В коде колокольный звон оплакивает одинокий сумрачный голос альта. Камерный оркестр звучит выверенно тактично, подчиняясь крепкой воле и жесткой режиссуре автора. Мне показалось, что в этот вечер известный альтовый концерт звучал по-новому.
В музыкальной драматургии помимо трагичности отчетливо слышались интонации смятения, растерянности перед будущим. Как тут не согласиться с музыкантами, утверждающими, что творения Шнитке обладают свойством принадлежать времени... в котором они будут исполняться.
Это одно из самых трагичных и мистических произведений композитора. Юрий Башмет уверяет, что Шнитке заглянул в загадочную суть альта, а критики – что в этой музыке умирает надежда, и трансформируется в агонию. Сам маэстро говорил просто – что ему помогают «оттуда». Он точно знал, где рождается вдохновение.
В этот вечер название фестиваля «На пересечении прошлого и будущего» казалось точным. Кто еще из современных авторов столь бесстрашно заглядывал в бездны человеческого существа, не отворачиваясь от «изнанки зла», распутывая клубок образов, из которых складывается бытие «я»? Кто так своевольно и продуманно сплавлял в звуке века стили, продираясь сквозь тьму непонятного, объясняя нам нас самих, не умеющих слышать друг друга, забывших прошлое и страшащихся будущего. «Нужно постараться догнать Шнитке, — говорил Борис Покровский, — догнать человека, который ждет нас».
В тот же памятный день состоялась премьера невероятной книги. Внушительный том«Альфред Шнитке» — также своего рода мозаичный портрет, собранный Андреем Хржановским. Книга выбивается из строя традиционных воспоминаний об ушедшем мастере. Недаром ее составителем стал режиссер. Андрей Хржановский смонтировал полиграфическую симфонию в соответствии с заветами Альфреда Гарриевича, создав полифоническое произведение. «Весь наш музыкальный мир как бы изначально существует во всех своих данностях, — писал композитор, — для нашего времени типично спиралевидное развитие».
В музыке Шнитке претворял идею Флоренского: «Если художник не держит в себе весь мир, всю вселенную, он ошибется и в деталях». Андрей Хржановский составляет роман о жизни и творчестве композитора из «деталей», среди которых не выстраивает иерархии. Тексты и интервью самого Альфреда Гарриевича. Редкие фото из архивов и частных собраний. Репродукции живописных произведений — от Босха до Рериха, с которыми музыка вступала в диалог. Программки с дарственными надписями. Листки из архива. Фрагменты партитур, в которых поэзия спорит с квантовой механикой. Нотные черновики, поля исчерканы портретными шаржами (на развороте фрагмент смонтирован с пушкинским наброском «Путешествия Онегина»: Шнитке «озвучил» анимационную пушкинскую трилогию Хржановского и фильм «В мире басен»).
Когда художник-оформитель узнал о замысле Хржановского, то пришел в ужас: как же все это можно вместить в здание одной книги? Художника зовут Аркадий Троянкер. Работа, им выполненная, артистична и деликатна. А прямая речь композитора снабжена нотными «знаками препинания», в основном паузами разной длительности.
В книге, как в музыке Шнитке, звучат, накладываются, дискутируют друг с другом разные голоса. О Шнитке размышляют композиторы Софья Губайдулина, Гия Канчели, Владимир Мартынов, Сергей Слонимский. Выдающиеся музыканты: Наталья Гутман, Юрий Башмет, Гидон Кремер, Геннадий Рождественский, Мстислав Растропович, Родион Щедрин, Эри Клас, балетмейстер Джон Ноймайер… Режиссеры, актеры, сотрудничавшие с композитором: Юрий Норштейн, Юрий Любимов, Элем Климов, Александр Митта, Сергей Юрский… Ученые, теоретики… Значительная часть текстов написана специально для издания и публикуется впервые. Центром «портрета» являются малоизвестные тексты самого Альфреда Шнитке, философа, мыслителя, гуманиста, выдающегося теоретика.
О новой книге говорим с Ириной Шнитке, женой композитора
— Столько издано книг на разных языках. Думаю, и этот внушительный труд — не последний. Видимо, объем личности Альфреда, музыкальный дар, интеллект, духовная сущность столь обширны, что вновь и вновь будут привлекать внимание исследователей, почитателей его таланта. Издание, безусловно, шикарное. Думаю, Альфред был бы смущен. Он как-то скромнее ощущал себя в жизни. Читая статьи, труды, ему посвященные, вспоминаю «Семь самураев» Куросавы. Когда каждый видит события, музыку, других людей через призму себя самого. Так что все, что мы знаем о художниках, живших в другие времена, — весьма неточные, условные знания.
— Почему же вы сами, так близко и так долго знавшая и понимавшая Альфреда Шнитке, не напишете о нем книгу?
— Именно потому, что боюсь уподобиться распространенному типу «дамского романа», грезам вдов об их роли в жизни гения. Самое сложное в мемуаристике — передать правду фактов, диалогов, чувств. Без приукрашивания эмоционального, порой психологически оправданного, высветвления каких-то сторон жизни. Безусловно, человек все пропускает через собственную натуру. Но вот что скажу вам: как бы честно, сухо ни писала бы я об Альфреде, никто не поверит в ту высшую степень благородства, нравственной чистоты… Насколько был честен перед миром и собой… простите, святой человек. И я бы не поверила. Но я прожила с ним 38 лет. Знаю это наверняка, а другим необязательно это доказывать. Но вот открываю интернет, вижу чудовищное число ошибок, неточностей, неправд. И исправить все невозможно. Поэтому такие книги — нужная вещь, они дают нам стереоскопию взгляда.
http://www.novayagazeta.ru/arts/66236.html
Когда 26-летний Альфред Шнитке делал Ирине предложение, он ее предупредил, что умрет от инсульта. Она не испугалась. Через 38 лет, когда после третьего инсульта Альфреда Шнитке не стало, Ирина сожалела только об одном: "Как жаль, что мы прожили вместе так мало…"
Томаовсянка все записи автора
