Ptisa_Lucy все записи автора
Автор 
bbg,
Глава 15. Цена свободы
Винты запели в другой тональности, и директор Карл-Фридрих-Иероним
выплыл из дрёмы. Бывший директор, поправил он себя. Как не называй – пенсия,
отставка или другое умное слово, но его сместили. Отрешили от должности, дали
пинка, указали на дверь.
Давненько он здесь не был. В Центре. Раньше у города было имя, оно и
осталось, куда ему деться, надо же что-то печатать на географических картах, но
все управленцы называли его просто Центр. Карл-Фридрих-Иероним помнил
времена, когда главные решения принимались в Канберре, в резиденции
австралийского директората, но это было попечитель знает как давно. Шесть
шевронов назад. Сколько же это лет, озабоченные попечители? Пять десятков с
хвостиком. Сначала он шевроны часто менял, а потом... понятно уж. Больших
начальников мало, восьмишевронных меньше сотни, и не все станут директорами,
а директорам расти некуда.
Сам он семнадцать лет девять шевронов носил. С честью носил. Пока не
выперли.
Он опять всё перепутал. Канберра была главной ещё три шеврона назад,
что-то около двадцати лет. Пятьдесят лет назад его пригласили в канберрский
департамент, в отделение статистики. Поначалу-то он прозябал на периферии, а с
отделения статистики началась его блестящая карьера. А теперь его выперли!
Правильно сделали, признал Карл-Фридрих-Иероним. Он начал путаться в
цифрах, значит, пора на отдых.
Солнечный день за иллюминаторами заволокла белёсая муть. Винтолёт
клюнул носом и выскочил из облаков уже над городом. Свечки небоскрёбов
проплывали в обманчивой близости. Казалось, протяни руку – и коснёшься.
Впереди поднимался толстенный, как баобаб рядом с акациями, ствол Управы.
Тоже именно так, с большой буквы. Винтолёт держал курс прямо на него.
С каждой секундой Управа росла. Карл-Фридрих-Иероним заметил три
обширные стройплощадки. Одна располагалась чуть позади и левее, две других —
по обеим сторонам подъездной дороги. Сама дорога тоже изменилась, приросла
дополнительными полосами, спряталась под прозрачный щит. Директору Алёне не
хватало места, она расширялась...
Карлу-Фридриху-Иерониму стало неуютно. Как ни считай, а числа не врут.
Алёна старше его и директорствует дольше, но никто, говоря о ней, не заикается об
отставке.
Управа надвинулась. Мелькнули отражения облаков в окнах верхних этажей.
Винтолёт заложил вираж, подпрыгнул, будто взбираясь на горку, и встал недвижно.
Шум винтов стих.
– Прибыли, господин директор, – доложил винтолётчик.
– Спасибо.
Тяжело опираясь на поручни, Карл-Фридрих-Иероним спустился по лесенке
и поднял глаза.
Его встречала директор Алёна. Принимающая основные решения,
неформально – да и формально тоже, Директорат как высший орган
исполнительной власти никто не отменял, а она его руководитель, – глава Земли.
Лично, собственной персоной. Седая, но прямая и стройная, словно
двадцатилетняя.
«Может, и не выперли, – подумал Карл-Фридрих-Иероним. – Может,
действительно время пришло».
– Госпожа директор, – сказал он. – Для меня большая честь...
– Оставьте эти церемонии, Карл, – улыбнулась Алёна. – Мы слишком давно
знакомы, чтобы расшаркиваться по пустякам.
Директор Алёна единственная называла его одним именем. «Как это
длинно! – заявила при первой встрече. – Пожалейте мои женские мозги». Карл-
Фридрих-Иероним был не против. Перечисление имён утомляло. Большие
руководители не любили нумерации и, добиваясь уникальности, произвольно
добавляли себе новые имена. Официальные приёмы с обилием речей превращались
в тягомотину. Поэтому он не любил торжественных мероприятий. В том числе и по
этому.
– Вы правы, Алёна, – кивнул Карл-Фридрих-Иероним и улыбнулся. Женские
мозги! Директор Алёна, конечно, кокетничала. Если кто и умел мыслить жёстко,
последовательно и логично, так это она. – Что у нас в программе?
– Маленький приём в узком кругу, – ответила Алёна. – Только директора и
их супруги. Обещаю, скучно не будет. Потом — сюрприз.
– Сюрприз? – удивился Карл-Фридрих-Иероним. – Какой?
– Сюрприз, – повторила Алёна. – Ничего не скажу, хоть пытайте.
Круг оказался, действительно, очень узкий. Шутили, вспоминали смешные
случаи, пили хорошее вино. В самом конце вечера, уже вручив Карлу-Фридриху-
Иерониму почётный знак от Директората, Алёна сказала:
– А теперь прошу минуту внимания.
Над столом раскрылся видеокуб, оттуда выглянула зубастая попечительская
морда.
– Прости, Карл-Фридрих-Иероним, что не смог быть лично, – сказал Бранч.
– Дела, ты сам понимаешь, как много времени они отнимают...
Карл-Фридрих-Иероним растрогался и даже пустил слезу.
– Ох, Алёна, – сказал он, когда видеокуб погас и отзвучали аплодисменты, –
умаслила! Спасибо за сюрприз!
– Сюрприз впереди, – ответила Алёна. Карлу-Фридриху-Иерониму
показалось, что она не очень рада этому сюрпризу, но мало ли что может
показаться после долгого дня и толики алкоголя? Особенно, если тебе за семьдесят.
Банкет кончился за полночь, и Карл-Фридрих-Иероним отправился в
отведённый ему номер на последнем этаже Управы. У старого директора
пошумливало в голове. Чтобы развеяться, он вышел на балкон. Город лежал перед
ним как на ладони. Лучи радиальных проспектов, свечки небоскрёбов, освещённые
редкими фонарями. Почему так мало огней? Карл-Фридрих-Иероним удивлённо
присмотрелся. Он ошибся, столица сияла, но как-то неярко, приглушённо.
– Ты знаешь, сколько тебе осталось? – раздался голос Алёны.
– Немного, – не поворачивая головы, ответил Карл-Фридрих-Иероним. –
Года два-три. Правда, я надеялся провести их на посту.
Он печально усмехнулся.
– Ты мало заботился о здоровье, Карл, – сказала госпожа директор. – Ты
запустил болезнь, а технологии попечителей, знаешь ли, не всесильны.
– Удивительное дело, – пробормотал Карл-Фридрих-Иероним. – Попечители
— и не всесильны. Для чего ты пришла? Я и так знаю, что безнадёжно болен.
Утешения мне не нужны.
– Хочу предложить тебе продлить жизнь, – ответила Алёна.
– Лишние полгода в каталке, подключённым к аппарату вентиляции лёгких
и в наркотическом тумане? – скептически проговорил Карл-Фридрих-Иероним. –
Нет уж, спасибо. Я знаю, что моя агония будет ужасной, но быстрой. Переживу как-
нибудь, – он усмехнулся.
– Лет двадцать-тридцать, – нерешительно сказала Алёна. – Я точно не
скажу, статистики нет. В ясном уме. Будешь работать. Я же знаю, как ты любишь
статистику.
– Но? – приподнял бровь Карл-Фридрих-Иероним. – Я же слышу это «но» в
твоих словах! Какая-то новая технология? Будь она безопасна и апробирована, я бы
точно знал. Я, всё-таки, директор. Предлагаешь стать подопытным кроликом?
– Не столько новая, сколько секретная, – сказала Алёна.
– Секретная от Директората? – удивился Карл-Фридрих-Иероним. – Я
слышал, у вас тут творится что-то непонятное. Оказывается, ты в курсе? И ничего
не шепнула мне на ухо по старой дружбе? Тем более нет.
– Это твоё последнее слово? – спросила Алёна.
– Да, – решительно ответил Карл-Фридрих-Иероним.
– Это хорошо, – облегчённо выдохнула Алёна. – Не хотелось бы видеть тебя
в таком виде...
– Каком? – подозрительно спросил Карл-Фридрих-Иероним. – Что ты от
меня...
– Зря вы это сказали, директор.
Карл-Фридрих-Иероним не успел договорить. Фигура в белом появилась
рядом с ними. Две другие такие же встали слева и справа от Карла-Фридриха-
Иеронима. Зашипел инъектор, и старик обмяк. Его подхватили под руки и
потащили к дверям. Карл-Фридрих-Иероним безвольно переступал ватными
ногами.
– Стоять! – приказала Алёна. Конвоиры послушно замерли. Третья фигура
качнулась к Алёне.
– Хозяйка будет недовольна, – прозвучал её бесполый голос из-под
закрытого капюшона.
– Кто дал тебе право врываться сюда? – яростно прошептала Алёна.
– Хозяйка приказала доставить сырьё.
– Это не сырьё! – крикнула Алёна. – Это человек, личность!
– Не кричи, директор. Жизнь мне дороже твоих криков.
Фигура шагнула вперёд, отодвинув Алёну в сторону. У неё – или у него? –
оказались стальные плечи.
От злости у Алёны потемнело в глазах, костяшки пальцев, вцепившихся в
форменный серый китель, побелели. Бежать, сейчас же бежать к Алине! Кричать,
требовать!..
Нет. Белая служительница – или служитель, они тщательно скрывали свой
пол – была права. Криком делу не поможешь. К Алине надо идти спокойной и во
всеоружии. С Карлом не случилось пока ничего плохого. Алина методична и не
умеет торопиться. Сначала его будут готовить к операции. Время есть.
...Минус шестой этаж встретил её тёплым ветром из системы вентиляции. В
нём не было уже и намёка на запахи больницы, на септики и нечистоты. Воздух пах
сосновой хвоей и йодом, как будто за дверями ждало летнее, согретое солнцем
взморье. Они распахнулись, как только Алёна сделала первый шаг.
Цилиндры с голыми телами исчезли. Внутреннее пространство занимали
компьютерные стойки, снизу доверху набитые одинаковыми серыми ящиками.
Переплетения шлангов тоже пропали, каждую стойку пронзала одна толстая
вертикальная труба. Каждый ящик соединялся с нею патрубком потоньше.
– Зачем пришла, сестричка?
– В котором из этих ящиков ты? – спросила Алёна. – Раньше я хоть знала,
куда смотреть.
– Везде и нигде, – отозвалась Алина. – Зачем тебе знать это?
– Я привыкла видеть человека, с которым говорю, – смутилась Алёна.
– Ой, – нарочито удивилась Алина. – Разве ты считаешь меня человеком?
Или раньше? Ведь ты никогда не считала меня человеком.
– Что ты такое говоришь... – опешила Алёна. – Ведь я спасла тебя!
– Спасла, – согласилась Алина. – А потом притащила в Управу и посадила
перед монитором. А потом засунула в видеокуб. А потом приделала ко мне все эти
трубки!
– Я хотела как лучше!
– Ты могла бы оставить меня дома и нанять сиделку, – сказала Алина. – Я
бы ждала тебя днями, а вечерами ты читала бы мне книжки. Я так мечтала о том,
чтобы кто-то читал мне книжки. Нет, сестричка, – она неожиданно хихикнула, –
тебе хотелось, чтобы я была при деле. И вот я при деле!
Она засмеялась, и от этих звуков в груди у Алёны похолодело. Люди
смеются по-разному. Весело и горько, язвительно и саркастически. Бывает смех
детский, искренний и светлый, смех сквозь слёзы и смешок ничего уже не ждущего
от жизни старика. Бывает карканье маньяка и хохот сумасшедшего.
Звуки, наполнившие зал, мог издать взвеселившийся осьминог. Только
моллюски не умеют смеяться.
– Хватит, – попросила Алёна. – Я пришла попросить...
– За старого Карла? – прервала её Алина. – Нет. Я всё решила. Пусть
приносит пользу, иначе болезнь разрушит его мозг. У меня много задач для его
левого полушария.
– Он человек! – не выдержала Алёна. – Нельзя так относиться к людям!
– Люди в массе своей бесполезны, сестричка, – сказала Алина. – Они не
делают ничего осмысленного, только поддерживают существование. Своё и других
таких же бесполезных особей. И уж тем более бесполезны выжившие из ума
старики. А твой Карл... он очень скоро свихнётся. Боль сведёт его с ума, и его
замечательный мозг, его великолепный, отлично отлаженный аппарат для расчетов
сломается.
– Ты чудовище... – прошептала Алёна.
– Я хозяйка, – ответила Алина. – Каждая вещь должна приносить пользу. В
каждом из ящиков, которые ты видишь, заключён человеческий мозг. В каждом из
ящиков, которые ты не видишь, на каждом этаже, в каждом здании Управы, – тоже.
И все они работают. Считают, планируют, создают новые технологии.
– Для кого? – спросила Алёна. – Кто воспользуется этими технологиями,
если ты посадишь всех в ящик?
– Лучшие, – торжественно объявила Алина. – И я. А теперь иди, ты
отвлекаешь меня от более важных дел.
– Ты обманула меня, посмеялась надо мной, – простонала Алёна. – У него
не было выбора. Карл узнает, он не будет на тебя работать!
– Он не узнает, – пообещала Алина. – Откуда бы?
– Потому что он уже отказался!
– Не волнуйся, сестричка, – сказала Алина. – Я умею убеждать.
– Меня ты тоже засунешь в ящик? – спросила Алёна, делая шаг к выходу.
Алина снова хихикнула:
– Вдруг ты уже сидишь в нём?
***
Лазурные волны накатывали на белый песок. В небе кричали чайки, тёплый
ветер пах солью и йодом. Карл – дополнительные имена как-то внезапно
показались лишними, ненужными – сидел на скамейке, на набережной, а впереди,
за низким парапетом, мерно дышал океан.
Карл посмотрел на руки и увидел руки молодого, не старше сорока,
человека. Гладкая загорелая кожа, ровные суставы без шишек и, главное, никаких
пигментных пятен.
Что-то случилось. Он помнил, Алёна предлагала что-то странное,
подозрительное, а он отказался, даже не выслушав. Теперь...
– Впечатляет?
Карл повернулся и удивился мимоходом: надо же, боли в спине как не
бывало...
Словно солнце ударило в глаза. Давненько Карл не видел таких рыжих
девчонок! Впрочем, он много лет не встречал никаких, ведь самой молодой даме в
его офисе на днях стукнуло пятьдесят.
– Да, – согласился Карл. – Что произошло, мисс?..
– Алина, – сказала девушка. – Произошло то, что тебе пришлось принять
предложение Алёны. Моё предложение.
– Почему вдруг на «ты»? – удивился Карл. – Я постарше буду.
– Внешность обманчива, – засмеялась Алина. – Мы ровесники.
– Не бывает такого омоложения, – не поверил Карл. – Я бы знал, мы
проводили исследование для косметологов, обязательно остаются следы.
– Это не косметика, – сказала Алина. – Она здесь не нужна.
– Где это – здесь?
– У меня, Карл, – ответила Алина. – В мире цифр.
– Так это всё нереально? – Карл обвёл рукой округу, похлопал по спинке
скамейки, топнул ногой по песку дорожки. – Это создала ты?
– На самом-то деле, – сказала Алина, – это создал ты. Ты мечтал о чём-то
подобном, это твоё представление о покое и комфорте. Я люблю другие
ландшафты.
– Какие же?
Мир изменился. Пропали небо и море, смолкли птицы. Вокруг расстилался
сюрреалистический мир, галлюцинация сумасшедшего геометра. Бесконечная
координатная сетка, повисшая в черноте космоса. Каждый узел, стоило бросить на
него взгляд, раскрывался новой сетью. Вдоль координатных линий в разных
направлениях скользили огни. Задерживались в узлах, поглощённые вторичными
сетями, пропадали бесследно или возникали из ниоткуда. Каждый огонь, если
присмотреться, был пакетом данных, цифрами, многомерной матрицей величин.
– Убери это, – взмолился Карл. – Голова кружится.
Вернулся океан. По небу плыли чёрные тучи, волны били в обрывистый
каменистый берег. Холодный ветер бросал в лицо пену.
– Ты просто не привык к такому объёму данных, – снисходительно пояснила
Алина. – А голова здесь не может кружиться. Ни кружится, ни болеть. У тебя нет
головы.
– Что?!
– Смотри, как было на самом деле.
...Управа надвинулась. Мелькнули отражения облаков в окнах верхних
этажей. Винтолёт заложил вираж, и вдруг шум винтов стих. Винтолёт клюнул
носом. «Ааа!..» – закричал винтолётчик. Карл-Фридрих-Иероним увидел белые
потёки и пятна на стёклах и карнизах. «Голуби...» и «Они что, не моют?» – в один
миг возникли в голове две мысли. Потом наступила темнота...
– Что это значит? – не понял Карл.
– Вот как это выглядело со стороны, – сказал Алина.
В тучах над головою возникло окно. В нём Карл увидел знакомую свечку
Управы, увидел, как приближается к ней маленький как жук винтолёт. Увидел
одинокую фигурку на крыше – это Алёна вышла его встречать. Увидел, как
машины выпустила белый, безобидный дымок – и мгновение спустя врезалась в
стену Управы! В месте удара вспух огненный шар, и обломки полетели вниз...
Окно схлопнулось. Карл потрясённо молчал.
– Я мёртв? – спросил, наконец, он.
– Мы смогли спасти мозг, – сказала Алина. – Теперь ты здесь. У нас не было
другого выхода.
– И что, ничего не было? – сказал Карл. – Ни встречи, ни вечеринки, ни
приветствия от попечителя Бранча?
– Должно было быть. Мы планировали, но... Сам понимаешь.
– А моя семья?! – выкрикнул Карл. – Что скажут им?!
– Правду, – пожала плечами рыжая хозяйка цифрового мира.
Мозг... Он просто комок нервной ткани в банке с физиологическим
раствором. Карл хотел заплакать, но понял, что не может этого сделать. Серое
вещество не умеет ни страдать, ни радоваться, эмоции – это свойства тела. Продукт
работы желез внутренней секреции. Простая биохимия. Зато он в силах решать...
– И что дальше? – глухо сказал он. – Что ты от меня хочешь?
– Того же, что и раньше, – ответила Алина. – Статистики. Ты замечательный
статистик, Карл. Нельзя было тебя потерять.
– Нет, – сказал Карл. – Я отказал Алёне, пусть этого разговора и не было,
значит, я отказал окончательно. Я не буду заниматься статистикой. Ты зря
истратила ресурсы на моё спасение.
– Цифры, – улыбнулась Алина. – Нет ничего лучше цифр. Они полны
жизнью, они больше жизни. Разве это не счастье – работать с цифрами?
...Где-то под Управой, на минус пятом или минус шестом этаже, в одном
из многочисленных ящиков, открылся микровентиль, и микронасос впрыснул в
питательную смесь каплю синтетического нейромедиатора...
Конечно, это счастье! Как он мог думать иначе, как он мог решать иначе? На
свете нет ничего лучше статистики!
– Да, хозяйка! – дрогнувшим голосом сказал Карл. – Ты права. Это счастье!
Когда же, наконец, будут цифры?
Тучи разошлись, снова выглянуло солнце. Воздух наполнил сладкий аромат
цветущих магнолий.
– Скоро, Карл, – сказала Алина. – У тебя не будет в них недостатка.
***
Поле зарастало. Берёзовый и ивовый подрост захватил края и почти
проглотил дорогу, по которой раньше вывозили урожай. Сначала Мефодий-Альберт
выкашивал луговину вокруг делянки с оставшимися кустами, но потом бросил.
Никому не нужны земляничные яблоки! В прошлом году приехали городские и
сняли дренаж, а без полива яблоко не растёт.
Мефодий-Альберт прикрыл глаза и втянул воздух носом. Если забыть, что
от огромного поля осталась жалкая сотка, можно подумать, что всё осталось как
раньше! Плывут вдоль рядков бесшумные пневматические комбайны,
подхватывают созревшие плоды, отправляют в бункер. Копошатся женщины,
выискивают на земле усы с цветками. У каждой в руках – кисточка на длинной
ручке. Этой кисточкой нужно перенести пыльцу с мужского цветка на женский.
Никакой автомат не справится с такой работой, только руки человека!
Старик нагнулся, поднял с борозды крупную, с два кулака, ягоду. За ней
потянулся желтеющий ус-плодоножка, словно куст не хотел отдавать своё детище,
потом с треском оборвался. От земляничного духа рот наполнился слюной. Брать
пора, подумал Мефодий-Альберт. Завтра поздно будет, перестоит. Он стряхнул с
яблока налипшие песчинки, осторожно протёр обшлагом рукава, надкусил. Кожица
послушно разошлась в стороны, и яблоко развалилось на две части. Мефодий-
Альберт вылущил дольку, закинул в рот...
Раньше ящики с фруктами напрямую отправляли в детские сады и школы,
уж очень много в них витаминов! Мефодий-Альберт и сам познакомился с
земляничным яблоком в детском саду, и, хотя провёл почти всю жизнь рядом с этим
полем, первое впечатление, ощущение праздника и сказки, не забылось и осталось
одним из самых ярких.
Странно это всё. Не может быть, чтобы детки разлюбили этакую
вкуснотищу. Да только где эти детки? Посёлок Никольское, где жили работники,
где раньше жил и сам Мефодий-Альберт, опустел. Все уехали в Город.
Над головой загудело. Старик посмотрел в небо: над полем медленно плыл
трёхместный винтолёт, зависал, потом следовал дальше, чтобы снова остановиться
метров через двадцать – тридцать.
Словно выискивал что-то.
Ладно, не до них. Мефодий-Альберт тростью проделал в борозде ямку,
кинул в неё шкурку от яблока, заровнял и пошёл, прихрамывая, к лесу.
Болели колени, ныла поясница. Зря он подобрал это яблоко, теперь жди,
пока спина успокоится. Пора уезжать. Он слишком стар, чтобы жить одному.
Случись чего – не дозовёшься.
В шее коротко стрельнуло. Пожалуйста, теперь и это. Надо растереть. Есть
дома отличная мазь, как раз для...
В глазах у старика потемнело, ноги заплелись, он упал лицом в борозду и
уже не видел, как приземлился рядом винтолёт, и как вышли из него служители в
белом.
...Тётя Клава, воспитательница, притащила в группу тяжёлую, укрытую
полотенцем корзину, поставила на стол. От корзины пахло вкусно, но незнакомо.
Полотенце усыпали красные пятна. Дети сгрудились вокруг, с любопытством
заглядывая через руки тёти Клавы.
– Ну-ка, зайчики-белочки, налетайте! – сказала, улыбаясь, воспитательница,
сдёргивая полотенце с корзины. – Только не толкайтесь, что же вы так? Всем
хватит.
Маленький Мефодий взял из её рук малиновую дольку с жёлтыми
прожилками, лизнул. Кисло... Или сладко? Он укусил дольку за кончик – и не
заметил, как проглотил всю. Это было похоже на апельсин, ананас и землянику
одновременно, но, в то же время, не похоже ни на что!
– Ещё можно? – спросил он у тёти Клавы.
– Конечно! – всплеснула руками воспитательница. – Не хватит, ещё почищу.
Кушайте, детки! Это очень вкусно. Сама бы ела.
Странный фрукт оказался не только вкусным, но и сытным. Мефодию
хватило двух долек. Скоро пришло время тихого часа, и он заснул со счастливой
улыбкой на лице. До вечера, пока детей не разобрали родители, в группе говорили
только о замечательном лакомстве.
– Нам сегодня давали такое!.. Такое!.. – рассказывал Мефодий маме и папе.
Родители внимательно слушали и кивали, украдкой пряча улыбки. Это была папина
идея, с земляничными яблоками, Мефодий-Альберт узнал об этом гораздо позже,
когда вырос и стал агрономом. Тогда же, наигравшись, набегавшись, он засыпал с
мыслью: «Скорее бы прошла ночь, скорее бы в сад! Вдруг тётя Клава снова
принесёт замечательное это?».
Назавтра всё повторилось. И тётя Клава, и земляничное яблоко, и счастье! И
послезавтра, и каждый день, только Мефодий-Альберт этого не помнил. Каждый
день для него был внове. Под этот день супервизор Алины выделил примерно
двухсоттысячную часть мозговых ресурсов Мефодия-Альберта. Много ли надо
маленькому восторженному мальчику? Остальные ресурсы влились в общий
вычислительный пул. Алина лихорадочно готовила защитный пояс вокруг Земли и
Солнечной системы. Возможно, придётся отражать удар возмездия попечителей –
если миссия Вадима и его подчинённых закончится неудачей.
https://author.today/work/13799
Ptisa_Lucy все записи автора
bbg, 
