Ptisa_Lucy все записи автора Автор brombenzol,


– Ааааааааааааааааааааааааааааааааа!!!! Грудь! Моя грудь!! Это же следы регенератора, да? На мне следы регенератора?

Женская голова со спутанными рыжими волосами взметнулась над гостиничным ложем, а вслед за ней показалось безгрудое тело с овалами подживающей плоти – бледно-жёлтой словно выцветший лист дешевой бумаги.

– Паску-у-у-у-уды… – крик перешёл в глухой стон, а из мятого моря простыней вынырнула ещё одна голова – мужская.
– Бля… – прошелестели пересохшие губы, выдыхая перегар недельного загула. – Что стряслось?

Мужчина тоже был рыжим, но уже догорал – лысина погасила большую часть волос-огоньков. Он приоткрыл правый глаз, посмотрел мутным взором на подругу и, как будто не веря глазу-обманщику, приоткрыл второй:

– Лилька! У тебя грудь сдулась?
– Идиот! – взорвалась Лилька. – Её украли! Украли! Последнюю грудь Мэрилин Монро украли!

И зарыдала, уткнувшись в подушку. Голое, как у пупса, тело мужчины шлепнулось с кровати на пол и перекатилось по мягкому ковролину к столу с остатками пиршества. Из глиняного кувшина Пупс жадно вылакал клюквенный морс, после чего уселся на тощую задницу и потряс головой. Он был невысок и странно сложен: короткое худое туловище и большая голова, словно открученная от кого-то более грузного и привинченная на тело размером меньше. Немного придя в себя, Пупс поднялся на спичечные ноги и осторожно покачался из стороны в сторону, проверяя, сможет ли устоять. Потом отыскал на полу трусы, скрыл под ними вялый член и тощую задницу и доковылял до зеркала, отразившись в стеклянной глади во весь свой не богатырский рост. На полке под зеркалом лежал дешевый телефон – такие бесплатно раздавали на улицах.

– Мы в спейс-отеле? – спросил Пупс, оглядываясь по сторонам. Номер оказался не из дешевых, но совершенно безвкусный – с балдахином над кроватью и пейзажами в тяжелых позолоченных рамах. Сюжеты картин были сворованы у классиков и переделаны на свой лад: по сосновому шишкинскому бору пробирались ящерообразные чудовища с бластерами, на берегу Волги пировали зомби, доедая несчастных бурлаков, а в закатных айвазовских волнах тонул тарелкообразный космический корабль.

– Чё за отель? – чуть иначе повторил вопрос Пупс. – “Сириус”?
– А я знаю?! – отозвалась притихшая Лилька. – У меня грудь спёрли!

Раскидав простыни, она уселась на кровати и принялась оттирать влажной салфеткой остатки регенератора.

– И смартфонов наших нет, – констатировал Пупс, беря в руки чужой. – Только какой-то бюджетный.
– Наши ты в Неву уронил.
– Какую Неву? Мы в Ростове – здесь Дон.

Лилькин любовник подошел к окну и выглянул на улицу. Некоторое время он разглядывал людей, машины и здания, но, видно, ничего так и не понял – провел пальцем по экрану дешевого смартфона и активировал справочную программу:

– Алиса! Где я нахожусь?

Программа с лисьим названием булькнула раз, другой, затем тренькнула, дренькнула, бренькнула, дзинькнула и, наконец, заговорила женским голосом – настолько искусственным, что у Пупса свело скулы: “Ваш запрос принят. Прослушайте, не отключая звук, рекламный блок. Благодаря рекламе, вы можете бесплатно пользоваться телефоном”. Последовала музыкальная отбивка – теперь звуки шли в обратном порядке: сначала дзинькнуло, бренькнуло, дренькнуло, тренькнуло и лишь потом булькнуло. Вместо женского голоса заговорил мужской: “Технология, перевернувшая мир! Чудо нашего века! Ре-ге-не-ра-тор… ”

– Заткни ему пасть, – донеслось с кровати. – Слышать про долбаный дегенератор не могу.

Пупс просьбу проигнорировал. Он даже чуть прибавил звук, дожидаясь ответа на свой запрос. “Английский оператор, – дребезжал динамик, – получил разрешение на эксгумацию могилы Жана Франсуа де Лаперуза на Соломоновых островах. Очень скоро на рынке регенерации появятся части тела знаменитого мореплавателя, выращенные методом клонирования”.

И вдруг – бууххх! – в смежной комнате что-то тяжелое рухнуло на пол, взвизгнула женщина и выругался мужчина. Пупс и Лилька переглянулись. И без того зареванное лицо женщины перекосило от страха, но её любовник неожиданно показал себя смельчаком. Отложил на оконный подоконник смартфон, ухватил за фигурную ручку тяжелый кувшин с морсом и, прочертив ногами, словно ножками циркуля, невидимые линии по ковролину, направился к полуоткрытой двери. Голова смельчака всё еще болела, и перед решающим броском Пупс на мгновение приложил лоб к холодному боку кувшина. Затем ухватил свободной рукой дверь, рванул на себя и, как был в одних трусах, так и шагнул в неизвестность. Нелепый вид его стал в этот момент почти величественным: так древний охотник, разбуженный рыком доисторического хищника, встает на пути зверя, защищая самку. В смежной комнате – зеркальном отражении той, из которой пришел Пупс – под накренившимся балдахином возлежал бородатый мужик лет тридцати пяти. Причиной шума оказалась одна из опор балдахина, она выломалась, рухнула на стену и сбила одну из картин на пол. Рядом с картиной, потирая ушибленное плечо, стояла голая баба. С грудью.

– Санёк! – с облегчением выдохнул Пупс, опуская кувшин. – Пикса!
– Чё разорались как резанные?
– Резанные и есть, – согласился Пупс. – У Лильки грудь сп…ли.
– Риели?! – оживилась Пикса. – А не надо было на каждом углу кричать, что у нее грудь Мэрилин Монро! Довыпендривалась. Мы вообще вхере? В “Грумбридже”?
– “Где” на английском произносится как “вэе”, а не “вхере”… – машинально поправил Пупс. – На Дону вроде.
– На Волге мы, – возразил бородатый. – В этой…как её... Самаре.
– Ты, Санёк, лучше свой член проинспекти: на месте или нет, – ощерилась на него подруга, – Треплешься как Лилька на каждом углу: “вы знаете, чей у меня член? вы знаете, чей у меня член?”. Фак на тебя! Вся Сибирь уже про твой член знает.

Смех резко оборвался.
– Фф-ф-фуууу, – выдохнул бородач через мгновенье. – Напугала! Какая Сибирь, Лилька? Мы ж на Волге. В “Звезде Барнарда”.
– На Волге мы позавчера холидеили. Я финкаю, мы в Омске, на Иртыше. В честь какой тут звезды спейс-отель назван? А, “Процион”!
– Тихо вы! – оборвал их Пупс. – Сейчас точно узнаем – рекламу вещать заканчивают.

Бюджетный смартфон отсек рекламный блок прежней какофонией звуков, и неживой голос женщины-зомби заявил: “На ваш вопрос “где я нахожусь” отвечает компьютерная программа “Алиса”. Но прежде, чем вы услышите ответ, предлагаем ознакомиться с платными опциями программы”.

Гостиничный стол с охлаждаемой поверхностью хранил остатки вчерашнего пиршества свежими и аппетитными, даже лепестки салата не увяли на тарелках в отличие от помятых физиономий гуляк.

– Речной круиз, речной круиз… – бухтел Санёк, закусывая водку бутербродом с чавычей. – То, что круиз по рекам России – помню…. То, что везде спейс-отели – тоже. Тока где мы? Из окна никакой реки не видно.
– Можно пофинкить, ты их по виду различишь! – фыркнула Пикса и залпом влила в себя бокал сухого красного. Сидевший напротив Пупс повертел в руках стопку, прислушался к себе, но выпить не решился.

– У меня грудь украли, – напомнила Лилька.
– Это дворецкий, – неожиданно откликнулся Санёк. Вилка в его руке наколола на зубцы малосольный огурчик и отправила догонять по желудочному тракту чавычу.
– Вы чё, не помните дворецкого? – глядя на вытянувшиеся лица сотрапезников, спросил он. – Чмырь такой носатый, ростом ниже меня, заходит в номер и говорит Лильке: “Я – дворецкий, пришел за вашей грудью”. Я его спрашиваю: “На кой тебе грудь? Ты ж мужик! Давай членами меряться”.
– Слушай, я тоже помню какого-то мужика, – оживился Пупс. – Просыпаюсь, а он над Лилькой склонился. Я еще подумал: групповуха и уснул спокойно: мол, не моя очередь, можно отдохнуть.
– Мне грудь резали, а ты дрых?!

Пупс неопределенно повел головой, разминая затекшую шею, поднял стопку и всё-таки опрокинул её в рот. Замер, перекатив по гортани кадык, и шумно выдохнул, принимая прежнюю позу.

– А я дрых… – виновато произнёс он.

Некоторое время все наперебой обсуждали древний, как мамонтова кость, вопрос: “что делать?”.

– К ментам не ходи, – настаивал Санёк. – Хрен его знает, какие тут менты. Мы же в спейс-отеле, тут ментам не рады будут. Когда эта пластиковая дешёвка разродится рекламой, мы частного детектива отыщем.

Только он договорил, как девушка-зомби, сидевшая внутри бюджетного смартфона, в очередной раз тренькнула-бренькнула и выдала, наконец-то, информацию:

– Вы находитесь в городе Иркутске, в номере спейс-отеля “Проксима Центавра”.

Бюсты пластиковых “водителей” с руками на фальшивых рулях и дебильными улыбками на азиатских лицах лежали у стены гаражного бокса, глядя кто в небо, кто в землю, а кто – на подъезжающих к СТО клиентов. Большинство машин давно уже возили владельцев без участия человека – умная электроника сама выбирала оптимальную скорость и траекторию движения. На приборных панелях одиноко светился квадрат с информацией о движении и виртуальными клавишами управления кондиционером (платная подписка), стеклоподъемником (платная подписка), кинотеатром (платная подписка) и наклоном кресел в салоне (бесплатно – цени, владелец!). В условиях жесткой конкуренции ушлые корейцы неожиданно обратили внимание на исследования психологов: те утверждали, что пассажиры чувствуют дискомфорт без водителя. В качестве эксперимента в новую линейку малолитражек посадили пластиковых шоферов, скопировав образ из старого фантастического фильма “Вспомнить всё” со Шварцнеггером. Модель машины вышла удачной, а пиар-ход – провальным: покупатели выдирали уродцев в ближайшем СТО сразу же после покупки.

– Вот ты где!

Кнопка “Valet”, отключающая сигнализацию, обнаружилась под сиденьем водителя, примотанная к днищу черной изолентой. Красный глаз её насмешливо смотрел на Игоря, а отходящие провода мелко подрагивали в его руке. Механик извернулся, крутанул ключом в замке зажигания, а затем трижды нажал на кнопку. Сигнализация, блокирующая запуск двигателя, недовольно пискнула и отключилась. Выбравшись из салона, Игорь передал ключ владельцу и хотел высказать ему всё, что думает о незадачливых хозяевах, теряющих брелки управления сигналкой, когда телефон в его кармане запел голосом Дарона Малакяна:

Such a lonely day.
And it's mine.
The most loneliest day of my life…

– Станция техобслуживания, – ответил Игорь, принимая вызов.
– А сказали – детективное агентство, – разочарованно произнес незнакомый голос.

Механик мысленно чертыхнулся и постарался ухватиться за разговор, не дав потенциальному клиенту вынырнуть из электромагнитных волн эфира:

– Здесь две организации на одном номере! Детективное агентство слушает…
Ответом были короткие гудки: абонент отключился.
– Разные направления бизнеса, – машинально продолжил говорить Игорь, – в Иркутске одним частным сыском не проживешь.
И, опуская руку с телефоном, закончил:
– Язык мой – враг мой.

Деньги нужны были позарез. С большим трудом добытое разрешение посетить Тофаларию – этот малодоступный уголок Сибири, своеобразную резервацию карагассов – было выдано всего на месяц. И – о, удача! – клиент перезвонил снова.

– Можете подъехать в отель “Проксима Центавра”? – спросил всё тот же голос. – У моей подруги грудь Мерилин Монро украли…
– Буду, – тут же откликнулся Игорь и отправился мыть руки, на ходу думая, что потребуется помощь специалиста: знания детектива о регенераторах были скудны и незначительны.

Ах, Иркутск! Когда-то его называли сибирским Парижем – льстили безмерно, но и преуменьшали тоже: не было во Франции мест, сравнимых с дикими лесами Прибайкалья, загадочными шаманами, высокими горными перевалами, сообщение через которые прерывается после каждой большой метели, и бесконечной глубиной величайшего озера планеты. Когда-то для восточной Сибири этот город значил куда больше, чем Париж для Франции, но даже и сегодня он всё еще напоминал форпост цивилизации на краю исследованного мира. На северо-восток от Иркутска лежала тайга с полноводными сибирскими реками.

Видавший виды внедорожник мягко затормозил у отеля, Игорь выбрался из салона и поднял голову, оглядывая здание. Солнце висело в зените, щедро делясь теплом и светом с городом, и по окнам отеля прыгали солнечные зайцы размерами с крупного медведя.

– Грудь украли, – пробормотал детектив. – Каким бредом приходится заниматься…

Он прислонился спиной к машине и завайпил. Но не успел сделать и десятка затяжек, как рядом припарковалась розовая корейская малолитражка. Пассажирское стекло, по комариному жужжа, съехало вниз и открыло взгляду Игоря каре светлых волос и позолоченные солнцем плечи. Глаза у пассажирки были серо-голубыми, и они настороженно и чуть удивленно смотрели на курившего детектива. Он и заговорил первым:

– Привет, Тань! Извини, что попросил подъехать. Мне нужна консультация по этой модной дряни под названием “регенератор”.
– Настолько, что ты забыл прежние обиды?
Игорь переступил с ноги на ногу, впустил облачко пара и несколько смущенно объяснил:
– За несколько лет человек полностью обновляется на клеточном уровне. Те люди, что когда-то вдрызг рассорились, теперь не имеют к нам отношения.

Стекло машины поползло вверх, и детектив подумал, что она сейчас уедет, но нет, дверца малолитражки отворилась, и женщина выскользнула под жаркие лучи июльского солнца.

– Изящное решение. Ведите на место преступления, незнакомец.
Игорь не двинулся с места, только кивнул и потер указательным пальцем подбородок. Щетина была суточной – не выкроил время с утра побриться – но уже раздражала.
– Растолкуй для начала вот что… Почему именно Монро? Никто её фильмы давно не смотрит, и совсем уже непонятно выражение “последняя грудь”.

– Всё очень просто, детектив! Большинство органов на рынке регенерации тиражируется в неограниченном количестве. Будет спрос на двести тысяч носов очередной модной поп-звезды – купят у нее образец ДНК и вырастят двести тысяч носов. Но есть товар ограниченный, эксклюзивный. Мэрилин Монро – икона стиля, её образ встроен в современный медийный мир. Неважно, что фильмы с ней никто из молодых не смотрит. Два года назад одна из американских компаний добилась права на эксгумацию и забор генетического материала Монро, после чего заявила, что на рынок поступит только сорок семь экземпляров её груди.

– Почему сорок семь?
– Маркетинговый ход! Известны имена сорока семи любовников актрисы. Понимаешь? Каждая грудь, выставленная на продажу, ассоциируется с конкретным любовником Монро..
– Полный треш…
– Последним её любовником был аристократ Фредерик Вандербилд-Филд – личность по своему легендарная. Убежденный левый радикал, лишенный за свои взгляды огромного наследства. Вот и подумай: сколько может стоить такой эксклюзив: не бедные люди ожидают нас в “Проксиме Центавре”.

Игорь почесал шею, обдумывая информацию, а затем уточнил:
– А вообще провести такую операцию в гостинице возможно?
– О, это без проблем! Опытному специалисту достаточно пары часов. Никогда не слышала о подобных преступлениях у нас, но в Москве, Петербурге, Краснодаре, Перми – по нескольку случаев в год. Напоят до беспамятства и режут под регенератором. Правда, в основном бытовуха – на молоденьких и красивых охотятся. Но вообще кто у нас детектив: ты или я?

– Я больше по обычным кражам. Вся эта регенерация для меня тёмный лес. Ладно, пошли.

У входа в отель внимание детектива привлекла голографическая нашлёпка на стеклянных дверях: видеокамера в виде скрученной из пальцев фиги на фоне звезды. Он даже остановился на мгновение, расстроенно кривя губы.

– Что это значит? – поинтересовалась спутница.
– Полный отказ от камер и любой информации о снимающих номера людях. “Ничего не видели, ничего не слышали, проживающих не регистрируем”. Такие гостиницы называют спейс-отелями.
– А если кто-то пришел, разбомбил номер и фьююють из города?
– Если кто-то пришел и разбомбил – его разыщут, отрежут яйца и заставят съесть. У спейс-отелей о-о-очень серьезная крыша.

Детектив шагнул вперед, и двери перед ним разъехались, открывая доступ в самую дорогую и безвкусную гостиницу Иркутска.

Круиз по рекам России начался для столичной богемной компашки в Петербурге. Четыре часа по Неве и каналам, перелет в Ростов, ночевка, шесть часов по Дону, перелет в Самару, ночевка, восемь часов по Волге, перелет в Омск, ночевка, двое суток по Иртышу и Оби, перелет в Иркутск – и вот представители столичной богемной тусовки сидят в иркутском отеле, запутавшись во времени, алкоголе и пространстве.

– Вы все творческие люди, правильно я понял?

Татьяна увела потерпевшую в смежную комнату обследовать, и детектив, представившись, уселся за стол с её спутниками.

– Музыканты, художники, писатели?

Сидевшие за столом снисходительно переглянулись.

– В каком древнем дикшенере вы таких вордов нахватались? – лениво цедя вино, ответила грудастая Пикса. – Репостмодернисты мы, креаторы футуры.
– Кто?
– Творцы будущего. Я протестую.
– Против чего? – растерялся Игорь, резкая смена темы сбила его с толка. Но креаторка футуры, как оказалось, говорила о своей творческой специализации.
– Я протестую против “паблик политик”, породившей современное общество. Последний мой концептуальный перформанс – Лондон, годовщина хрустальной ночи суфражисток, требовавших избирательных прав в 1910-м году.

– Уселась посреди улицы на унитаз, изображавший избирательную урну, – растолковал Пупс, – и жрала пирожные вместо бюллетеней.
– А вы? – обернулся к нему Игорь.
– Я – обонятор.
– Обонятор? – опять не понял детектив. – Что-то нюхаете?

Пупс посмотрел на него как на идиота.

– Творю новые запахи. Слышали о Московской ароматической выставке в прошлом году? Я представил собранные по всему миру и смешанные меж собой букеты запахов в оригинальных стеклянных сосудах. За то, чтобы вдохнуть новый уникальный запах люди платили хорошие деньги. “Капелька пота со лба чернокожего репера в морозное тюменское утро” ушла за полмиллиона!

Их беседу прервали: в сопровождении Татьяны в комнату вернулась пострадавшая.

– Делал профессионал, – коротко сообщила эксперт, присоединяясь к сидящим за столом.

Пузыри лифа на платье Лильки, еще вчера полные упругой плотью, висели матерчатыми складками, словно два мятых накладных кармана. Даже в лучшей своей форме пострадавшей больше подходило слово “разбитная”, а не “симпатичная”, теперь же она и вовсе напоминала переодетого мужика. И всё же чувства к ней Пупса, пожалуй, были искренни: он усадил женщину рядом и утешающе обнял тощей костлявой рукой.

– Не расстраивайся, – негромко сказал он. – Твой папаня – мировой мужик, новую тебе купит.
– Простите, а чем он занимается? – заинтересовался Игорь. Ему не давали покоя слова о запредельной стоимости последней груди американской актрисы.
– Большой бизнес, – ответил за подругу Пупс. – Её папа – владелец крупнейшего в стране порносайта.

Детектив на мгновение прикрыл глаза, мысленно досчитал до пяти и переключился на опрос пострадавшей, но ничего путного не добился. Единственный неординарный факт, намертво отпечатавшийся в отравленном алкоголем мозгу Лильки, был чьим-то обещанием сделать ее шаманкой. Она честно пыталась вспомнить, кто его давал и вроде бы выходило, что грудь напрямую связана с этим обещанием, но подробности смыла бесконечная пьянка. Тем временем Санёк переместился к усевшейся за стол подруге детектива и недвусмысленно подмигнул:

– Слушай, красотка, давай сегодня встретимся?
– И зачем это мне?
Санёк наклонился ближе, но ответил так, чтобы слышно было всем:
– А ты знаешь, чей у меня член? Таких в Иркутске больше нет! Таких вообще в мире больше нет! У меня член самого Исаака Ньютона.

Татьяна ответила таким же громким полушёпотом:

– А ты знаешь, красавчик, что могилу Ньютона никто не эксгумировал? Не было такого разрешения для регенераторов. Поверь эксперту – я в теме.
– А чей же у меня тогда член? – опешил Санёк.
– Скорее всего африканский, так называемый “отбеленный”, их в последние годы много на мошенническом рынке.

Физиономия бородатого Санька вытянулась, словно ему сообщили о полном и безоговорочном банкротстве. Но еще больше перекосилась физиономия его подруги.

– Я чот не поняла, – повернувшись к любовнику, угрожающе произнесла Пикса. – Ты чё меня негритянским факом трахал?
– А ты чё, расистка? – огрызнулся смущенный бородач. – Не мешай, я показания даю!

Но с темы предпочел съехать, переключившись на Игоря:

– Эй, детектив! Это всё дворецкий сделал, точно тебе говорю. И чемодан у него холодильный с собой был. Ну знаешь, в каких врачи отрезанные органы переносят. Зашел и говорит Лильке: “я, мол, за вашей грудью” и ещё что-то про шаманов этих. Я ему: “Мужик, давай членами меряться”. А он заржал эдак надменно и отвечает: ты, парень, проиграешь, я с Алтая два десятка членов третьей расы привез.

Игорь перевел взгляд на Татьяну.

– Там археологи Даниловскую пещеру раскапывают уже много лет, – пояснила она. – Ее древние обитатели считаются третьей человеческой расой. Есть неандертальцы, есть мы, а есть даниловцы.
И, обернувшись к Саньку, с неожиданным интересом переспросила:
– Он представился как дворецкий?

Вид при у Татьяны при этом был как у объевшейся сметаной кошки.

– Зуб даю! Ты знаешь, чей у меня зуб, кстати? Илона Маска! У меня их два ряда от разных умников: снизу современники, сверху – вымершие. Тебя когда-нибудь двадцать ученых разом за сосок кусали?
– Комплектом зубки покупал?
– Сечёшь, иркутяночка!
“Иркутяночка” ехидно прищурилась – нехорошо так прищурилась, сардонически – и нанесла сокрушительный удар по имиджу Санька:
– Зубки твои, москвичонок, такая же фальшивка, как и твой член. Их узбеки в Самарканде клепают из бараньих костей.
– Что-о-о-о?! – взвизгнула Пикса. – Ты меня бараньими зубами кусал?

У детектива пошла голова кругом. Он даже помотал ею, словно надеялся, что от этой болтанки мысли разлетятся по своим привычным ячеям.

– Какой дворецкий?! – возопил он. – Какие даниловцы? Какие бараны?! Нет в Иркутске никаких дворецких! Ни одного.

Пораженные неожиданным всплеском эмоций креаторы смолкли, и в этой робкой напряженной тишине раздался громкий звонок бюджетного смартфона. Назвать его звонком, впрочем, было явным преувеличением: телефон скорее трещал, как трещат старые деревья, когда ветра и время валят их на землю в подлесок. Пластиковая коробочка вибрировала, и от этой вибрации прыгала по столу, словно выброшенная на берег Ангары рыба. Все головы разом повернулись к смартфону и застыли на до-о-о-олгое тревожное мгновение. Тот допрыгал до Пупса, и обонятор не растерялся: мазнул по экрану пальцем, принимая звонок, а следующим прикосновением включил громкую связь.

– Лилия? – раздался резкий мужской голос.

Потерпевшая вздрогнула.
– Вы кто? – нервно выкрикнула она.
– Я – дворецкий, – ответила трубка. – Как себя чувствуете?
Тишина в комнате стала звенящей.
– У нас с вами осталось незаконченное дельце…

Трубка пискнула, и дворецкий неожиданно смолк. Пауза всё тянулась и тянулась, Лилька что-то сипела от страха, но так тихо, что даже сидевший рядом Пупс не мог ничего расслышать. Остальные ждали продолжения, буравя потемневший экран взглядом. Наконец, Санёк не выдержал, подскочил с места и взял телефон в руки.

– Заряд сдох, – сообщил он. – Есть зарядник?

Все разом засуетились, даже Игорь с Татьяной прошлись но комнатам, ища взглядом вилку с проводом.

Зарядника не было. Да и номера звонивших на таких телефонах не отражались.

Часом позже, выходя из прохладного холла гостиницы под жаркое июльское солнце, Игорь недовольно ворчал:
– Чертовы спейс-отели! “Даже если вас убьют – мы не скажем кто” – когда-нибудь их идиотская реклама обязательно сбудется. Как бы было просто отследить преступника по камерам…
– Холмс распутывал дела безо всяких камер, – назидательно произнесла Татьяна, и только сейчас детектив заметил, что она взяла его под руку. Они так и спустились по бетонной лесенке, разукрашенной граффити, но затем, остановившись, Игорь деликатно высвободил локоть:
– Спасибо, Таня, – несколько смущенно произнес он. – Сколько я тебе должен?

Татьяна отрицательно покачала головой и, чуть задрав подбородок, посмотрела в глаза спутнику. Взгляд у нее был прежним – манящим и слегка лукавым. Казалось, еще мгновение, и женщина поднимется на цыпочки, чтобы принять поцелуй, а затем выскользнет, дразня, из объятий. Когда они познакомились, эта ловушка злила Игоря, но потом он узнал, какими становятся ее глаза, когда она действительно хочет поцелуев и ласки, и сразу перестал путаться. Но всё это было давно и возвращаться к прежним отношениям ему не хотелось. Слишком разными они были, слишком разными. Словно из параллельных миров.

– Я пришлю огромный торт. Ты по-прежнему любишь с орехами?
– Не надо торта! Пригласи меня в ресторан.
Игорь на мгновение опешил.
– Послушай, – произнес он негромко. – Я благодарен, что ты приехала и помогла, честно. И если моя помощь когда-нибудь понадобится – приеду сразу. Но за три года я научился жить без тебя и совсем не хочу возвращать прежнее время. Извини.

До своих машин они дошли молча, и тут Татьяна снова его удивила:
– А если я скажу, где искать дворецкого? Пригласишь в ресторан?
– Ты знаешь, где искать похитителя?!
– Могу даже отвезти.

Пожалуй, никогда ещё в своей жизни Игорь не был столь ошеломлен. Этот дворецкий никак не укладывался в его картину мира, и путь к похитителю виделся детективом длинным и извилистым: определить у провайдера номер, с которого звонили (наверняка, такой же бюджетный смартфон, нигде не зарегистрированный), рыскать по городу, расспрашивать, вязать узелки из рваных ниток разговоров… И вдруг – бац по самолюбию как по морде: “могу отвезти”. И ведь Таня слышала то же, что и он! Вот тебе и холмс иркутский недоделанный…

– Сдаюсь, – сказал Игорь и даже поднял для наглядности руки вверх. – Вези.
Затем взглянул на пластикового водителя малолитражки и, поморщившись, предложил:
– Могу твоего уродца снять – подвози как-нибудь машину на СТО.

Лёгкая улыбка змейкой промелькнула на губах Татьяны.

– О! – произнесла она. – Мне кажется, это полная капитуляция.
– И не мечтай. Простая благодарность.
– Я заеду! Водителя снимать не хочу – он мне нравится, но в машине всегда найдётся, что починить.
Игорь хмыкнул.
– Настоящий мир стремительно превращается в поддельный, – неожиданно серьезно сказал он. – Даже водители теперь пластиковые. Поехали, Холмс, показывайте дорогу к вынырнувшим из небытия дворецким.


На перекрестке Литвинова и Карла Маркса стоял, задрав голову к небу, бронзовый турист с рюкзаком и скатанным ковриком за спиной. Не доезжая до памятника, лиловая малолитражка свернула во двор – вслед за ней заехал туда и черный внедорожник детектива. Дом оказался угловой, довоенной сталинской постройки – “настоящий” по меркам Игоря. Из тех времен, когда каждый кирпич каменщик собственными руками обмазывал раствором и клал поверх других кирпичей, выращивая стену, словно живое существо. Ныне подъезды старого дома были одеты в одинаковые бронежилеты металлических дверей. Татьяна выпорхнула из машины, улыбнулась иронично – мол, иди за мной, Ватсон, сейчас узнаешь разгадку – и зацокала каблучками к ближайшему входу. Несколько нажатых кнопок на домофоне, нырок в подъезд, и перед глазами детектива оказался длинный коридор-мурал, освещенный свисающими с потолка лампами. Игорь даже остановился от неожиданности.

– Впечатляет? – обернулась к нему Татьяна. – Мексиканский художник в прошлом году расписал.

По стенам коридора ползли нарисованные люди – безносые, безгубые, безрукие, безногие, с дырами вместо животов и задниц, уродец на уродце, со всех сторон они стекались к базарным рядам, за которыми стояли торговцы в медицинских халатах, предлагая свой товар – те самые носы, губы, руки, ноги, женские груди, мужские члены и непонятного пола задницы.

– Жуть, – Игорь даже передернул плечами, рассматривая мурал.
– Нам сюда.

Детектив подошел к спутнице, замершей у дверей, прочитал табличку и уставился на Татьяну. Тщетно пытался он отыскать на ее лице следы насмешки, но у бывшей подурги разве что в глазах плясали чертенята и жила, жила игривая смешинка в уголках губ.

– И всё же такая мысль должна была посетить мою голову, – вздохнул детектив и еще раз прочитал надпись на табличке: “Дворецкий Михаил Давидович, профессор”. Этот профессор из жуткого мурала на улице Литвинова уже не нравился Игорю. А когда тот приторно всплеснул руками “Танечка! Какими судьбами?”, стрелка на симпатизаторе уверенно дошла до откровенной неприязни.

– Неожиданного гостя вам привела, Михаил Давидович, – улыбнулась профессору Татьяна. – Вот знакомьтесь: частный детектив Игорь Сибирцев.
Профессор настороженно зыркнул и кивнул.
– Спасибо, Татьяна Викторовна, – произнёс частный детектив настолько официальным тоном, что в комнате резко похолодало. Бывшая подруга изумленно уставилась на своего спутника.
– И здравствуйте, Михаил Давидович, – продолжил Игорь. – Я представляю группу товарищей из Москвы, пострадавших от ваших мошеннических действий. Нужно объяснять, кого я имею ввиду?

Лицо Дворецкого на миг надменно окаменело, но он тут же овладел собой

– Садитесь, – предложил профессор.

Игорь вежливо кивнул и уселся через стол от хозяина кабинета. Целое мгновение они мерились взглядами, одновременно изучая друг друга.
– Вы поосторожнее со словами, молодой человек, – первым заговорил Дворецкий. – У меня с означенной дамой подписан официальный договор. О каком мошенничестве вы говорите?
– Дама, как вы выразились, на момент подписания не контролировала свои действия, находясь в состоянии алкогольного опьянения.
– Это ее личное дело, детектив. Я не обязан проводить экспертизу, подписывая документы о сотрудничестве. Никто не обязан, насколько я знаю.
– А совесть? – не удержался Игорь.
– Совесть к делу не пришьешь, – отрезал Михаил Давидович.
– В отличие от груди якутской якобы шаманки. Мошенничество не в том, что вы имели дело с человеком в состоянии неадеквата, это лишь отягчающее обстоятельство. Вы обманным путем убедили своего клиента обменять экслюзивный экземпляр клонированной груди Мэрилин Монро на грудь якутской якобы шаманки. Неправомерный и неравноценный обмен дорогостоящей вещи на вещь, не имеющую никакой цены.
– Игорь!! – раздался от двери возмущенный голос Татьяны.
– Не вмешивайтесь, Татьяна Викторовна!

Реплика детектива прозвучала жёстко, словно пощёчина. “Извините меня, Михаил Давидович!”. – “Ничего, ничего, Танечка! Я понял, что вы здесь ни при чем”. За спиной Игоря хлопнула дверь, но он даже не обернулся. На некоторое время в кабинете воцарилась тишина. Профессор разглядывал своего гостя, но уже не изучающе, а оценивающе – в денежном эквиваленте. Одновременно он просчитывал в голове варианты развития событий, и детектив этому не мешал.

– У меня есть заключение археологов о том, что это действительно могила шаманки. Такого товара на рынке регенерации еще не было, а значит, его цена может быть любой.

Игорь хищно ухмыльнулся.

– Да нет у вас никакого заключения! – он поднял ладонь, пресекая возражения собеседника. – Я не сомневаюсь, что вы его можете сделать задним числом. Вопрос в другом, Михаил Давидович. Если мои клиенты поднимут шум, громыхать будет громко! Они – люди медийные. Плохая реклама принесет вам гораздо больше убытков, чем прибыль от мошеннической сделки.
– Сколько вы хотите? – решился на прямой вопрос Дворецкий.
– Если вы о взятке, то я – пас. А требования от имени клиентов таковы: грудь Монро с извинениями возвращается ее владелице, ей также компенсируется сумма в размере моего гонорара. Согласитесь, это вполне скромные требования в данной ситуации.

Дворецкий задумался на мгновение, затем кивнул.
– Тогда прощайте, Михаил Давидович, – поднимаясь со стула, заявил детектив.
Детектив уже подошел к двери, когда Дворецкий неожиданно окликнул его:
– Зачем вам это? Не знаю сумму вашего гонорара, но я собирался предложить больше. Тут что-то личное?
– Вы занимаетесь мерзким делом, господин Дворецкий. Да, в определенном смысле это личное: вы мне неприятны.
– Я? Не они? Не те, кто пришивает чужие уши, носы и члены?
– Вы, вы.

Идя по коридору, Игорь вдруг ощутил некое сопротивление – как будто мурал пытался задержать его и вновь обратить на себя внимание. Он остановился перед столом торговцев ногами и задницами и вдруг понял, что каждое из нарисованных на стене лиц выражает какое-то одно чувство. Спесь, кичливость, алчность, непомерную гордыню сравнения себя с божеством, творящим других людей, гонор и презрение к другим. Детектив шел медленно, едва переставляя ноги, увязая в мурале, словно оса в паутине и вглядывался, вглядывался, вглядывался. Мурал был порталом в будущее, рождавшееся в кабинетах регенераторов, и эманации этого будущего пробирали Игоря до костей. А люди – теперь уже те, кто жаждал изменить себя не внутри, а снаружи – всё ползли и ползли ему навстречу. Мурал на несколько минут вывернул его наизнанку, и когда он приоткрыл дверь, то вышел на улицу совсем иным.

Татьяна стояла у машины и кипела от негодования. Игорь взглянул на неё и не узнал своих чувств: некогда любимая женщина показалась ему не просто чужой – чуждой.

– Ты совсем с катушек слетел, Сибирцев? – накинулась она. – Михаил Давидович – мой бывший преподаватель, он вел у нас в институте курс. Ты кем меня перед ним выставил?
– Он – мошенник.
– Ты же видел этих, в гостинице! Ну что такого страшного он сделал? Ради этого дерьма у лондонского унитаза ты хорошего уважаемого человека обидел.

Игорь слушал и удивлялся сам себе: его нисколько не трогали слова бывшей возлюбленной. К добру или худу, но мурал стер прежнюю сердечную привязанность. Теперь перед ним стояла посторонняя женщина, и её истерика была неприятна.

– Без лоха и жизнь плоха? – поддел он её.
– А хоть бы и так! – выкрикнула Татьяна. – Это же не люди, а мусор. “Ты знаешь, чей у меня член”, тьфу!

– Нет, милая, – резко осадил её Игорь. – Мусор – это твой Дворецкий и такие как он. Мусор, паразиты и воры. Наш век начался с воровства – люди, называющие себя творцами, оскудели настолько, что перестали самостоятельно рождать не то, что идеи, но даже простые образы. И принялись паразитировать на корифеях прошлого, бездарно перелицовывая чужих героев. Постмодернизм, бля… Начали с воровства душ и их покупки, закончили воровством тел и их продажей – всё логично. Такие как любезный твой Михаил Давидович выворачивают мир наизнанку, а те, кто ползет к их базарным столам – просто жертвы. И, знаешь, на самом деле они пока ещё настоящие, потому что среди них еще остаются творцы. Плохонькие, пошленькие, скудненькие, но творцы – сидя на унитазе посреди Лондона, эта отвязная разбитная девица пытается в меру своих сил творить что-то новое, а не воровать чужое. Победят они, и новое искусство вырастет на том гумусе, который нанесли обоняторы на улицы городов. Победите вы – мир окончательно превратится в клоаку.

– Боже, Сибирцев, какой бред… – не ожидавшая столь эмоционального отпора Татьяна прикоснулась пальцами к вискам, показывая, что сейчас у нее разболится голова от такого количества словесной ахинеи. Опустив руки, она на мгновение замерла, словно собираясь сказать что-то еще, а потом развернулась и села в свою машину. Пластиковый уродец на водительском сиденье закачал головой от хлопка двери, и малолитражка тронулась с места, окончательно оставляя Игоря в прошлом. Он не расстроился. Вышел со двора, оставив машину, свернул налево, похлопал, проходя мимо, бронзового туриста по плечу и пошел по улице Маркса в сторону Ангары. “Не всех пластиковых уродцев можно выдрать и свалить в кучу у стены гаража”, – подумалось детективу. Но настроения эта странная сентенция не испортила: он даже решил, что обязательно придет проводить своих клиентов-москвичей через три дня на пристань.



Тремя днями позже Лилька и ее компания стояли на пирсе Чертугеевского залива. Обладательница последней груди Мэрилин Монро была непривычно трезва и задумчива. После того, как местный детектив, так ловко выведший мошенника на чистую воду, провел креаторов футуры через мурал, никто не сделал ни глотка алкоголя. Нет, они, конечно, не стали трезвенниками, но отчего-то не хотели напиваться в Иркутске. Никто не мог сформулировать почему, просто чувствовали: это будет неправильно.

– Детектив не придет, – заявила Пикса. – Но прикольный мэн, йес? Я ему вчера говорю: пойдем, трахнемся по быстрому в твоем гараже. А он засмеялся и отвечает: с Саньком тебе лучше будет. Я, мол, без этого….форгет, форгет, форгет… без агапэ с бабами не сплю.
– Какого еще агапэ? – не въехал Санёк.
– А фак его знает… Нет его у нас, наверное.
– Ты за всех-то не говори, – негромко произнёс Пупс, нежно обнимая Лильку. Та молчала, склонив голову на его плечо и смотря, как течет мимо Ангара. – Да и за себя тоже. Вон твой детектив едет, кстати.
– Прикатил всё-таки, – удивился Санёк.

Пикса поднялась на цыпочки и замахала рукой выходящему из машины мужчине.

https://author.today/u/igmara/works