Ptisa_Lucy все записи автора Автор. Виктория Павлова. Viktoria_aka_Ptory,

Девятого октября, в день, когда мне исполнилось семнадцать, папа подарил мне машину. Пока я приходила в себя от неожиданного подарка, он обещал научить водить. Отметить день рождения папа решил на ферме Ника и Лорейн и сам сел за руль, отпустив Грегори домой. Охрана с нами не поехала. Вряд ли это можно было списать на беспечность, скорее, на уверенность: отец не опасался нападений. Я размышляла над этим всю дорогу и отвлеклась только на недовольные взгляды Лорейн, которая встречала нас, поджав губы. Странно, что она вообще согласилась пустить нас в свой дом. В больнице она вела себя миролюбиво, но не верилось, что гнев просто сменился на милость.
Ник, как всегда, был рад меня видеть. Я начала подозревать, что напоминаю ему о матери. Лорейн держала свой огонь в узде, но пару недовольных взглядов на отца кинула, хотя никто не уличил бы ее в плохом приеме гостей.
Саманта сразу взяла меня в оборот, сообщая о новых тайниках, заботливо закопанных ею под крыльцом и у амбара. Пережив яркий всплеск ее жизнерадостности и детского добродушия, я старалась избегать физического контакта, пока она таскала меня по ферме. Почувствовать себя ребенком, свободным от забот, было заманчиво, но снова появились «вата» в ушах и усталость, а я не хотела лишний раз выглядеть глупо. Отбиваясь от двух ласковых собак, слыша, как переговариваются на веранде взрослые, и ощущая свою причастность к текущим событиям, я остро почувствовала момент — реальность ярко заявила о себе запахами, звуками, прикосновениями, чувствами. Секунда повисла в янтаре… и осталась со мной навеки.
За столом вспоминали Келли, обсуждали особенности фермерской жизни и спектакль, на который мы недавно ходили с папой. Я не знала, куда мне лучше сесть — к детям или к взрослым — и болталась туда-сюда, все время передавая то хлеб, то овощи, тщательно избегая прикосновений, но через пару часов сбежала мыть посуду. Вокруг зашкаливали эмоции, и, даже несмотря на то, что царила дружеская атмосфера, хотелось несколько минут покоя. К тому же я все время боялась, что у Лорейн кончится терпение, и она выставит нас вон.
Именно она застала меня за вытиранием посуды.

— Какая ты молодец! — улыбнулась она, и я чуть не выронила тарелку от неожиданности. — Давай помогу разложить.
Я передавала ей сухие тарелки, а она раскладывала их по местам. Пару минут мы трудились в тишине. Копит ли она драконов огонь, чтобы выплеснуть его на меня или уже истратила весь запас раньше, когда высказывала мужу все, что думает об идее пригласить нас с отцом на ферму?
— Тереза, — позвала Лорейн, и я подняла на нее глаза. — Мне кажется, я тебя обидела.
Я застыла с чашкой в руках, не зная, куда ее деть. Лорейн выглядела недовольной, словно сама удивляясь своим словам.
— Знаешь, когда Саманта была маленькая, мы чуть ее не потеряли, — сердито произнесла она. — Мы возвращались домой и попали в аварию, а она была на заднем сиденье. Все обошлось, но после мы с Ником решили, что нам нужно безопасное место, где мы сможем растить детей. Это наше надежное пристанище, понимаешь? — воскликнула она, обводя глазами кухню, а, скорее всего, окидывая внутренним взором долину. — У нас есть дом в городе, но это место особенное. Именно здесь никогда не случалось ничего плохого и не случится, — убежденно добавила она, чеканя каждое слово.
В тот вечер, когда Ник позвонил ей и попросил укрыться вместе с детьми на ферме, наверняка ей пришлось не сладко. Скорее всего, она паниковала, передумав кучу возможных угроз семье. И угрозой оказалась я, вторгшись в ее дом и почти приведя к порогу головорезов Виктора. Лорейн защищала семью, чего Адаберте даже не пришло бы в голову. Лорейн — мать, которой у меня никогда не было. Пытаясь не расплакаться, я вертела в руках чашку.
— Тереза, — извиняющимся тоном продолжила Лорейн, — прости, что выбрала тебя мишенью для недовольства. Это было очень грубо с моей стороны и совершенно несправедливо по отношению к тебе.
— Ничего страшного, я понимаю, — пробормотала я.
Может быть, Лорейн кажется, что она обошлась со мной несправедливо, но на ее месте я вышвырнула бы семейство Рейнеров из дома и забыла их имена. Только вот Ник, похоже, с ней не согласен. Что же связывает их с отцом, раз он готов терпеть недовольство жены?
— Иногда мне кажется, что мужская дружба сильнее логики, — вздохнула Лорейн, словно подслушав мои мысли. Забрала у меня из рук чашку, чуть не коснувшись моих пальцев, и поставила на стол. — Не мне судить твоего отца и его поступки, особенно, что касается тебя. Надеюсь, он понимает, что делает.
Лорейн захлопнула дверцу шкафчика с тарелками и занялась вилками, оставив меня в недоумении разгадывать смысл ее слов. Вряд ли Лорейн знает больше меня. Не мог же отец выбрать ее конфидентом.
— Думаешь, отец хочет вернуться в Этерштейн? Он когда-нибудь говорил об этом?
Лорейн обернулась и чуть нахмурилась, вглядываясь в мое лицо. Протянула руку и легонько похлопала по плечу. Я стала ею: заботливой матерью и цельным человеком, сейчас переживающей легкое смущение и отнюдь не легкое негодование. Что так сильно могло ее возмутить?
— Представляю, как много на тебя свалилось, — Лорейн задумалась. — Знаешь, нам всем хочется вернуться туда, где мы были счастливы. Только там же мы обычно и несчастны. Счастье и несчастье, как свет и тьма, оттеняют друг друга и существуют рядом.
И что это значит? Лорейн еще и специалист по шарадам? Я открыла рот, чтобы выяснить, что она имеет в виду.
— Мама, мама, ты не видела Терезу? — Саманта шумно вбежала на кухню, и я чуть не заплакала от досады. — О, ты здесь! А я ищу тебя. Пошли, покажу щенков, — возбужденно тараторила Саманта, прыгая вокруг. Она уже знала — лучше меня не хватать.
— Конечно, покажи. — Лорейн повернулась ко мне и лукаво улыбнулась. — Может, захочешь взять одного себе.
Она закрыла все ящики, сложила полотенце и окинула кухню удовлетворенным взглядом. Выходя, я оглянулась на нее. Лорейн стояла в лучах солнечного света и спокойно улыбалась нам вслед. Она уж точно счастлива, а если ее накроет черная полоса, она всегда сможет вернуться сюда, в это пристанище. А мне ведь даже возвращаться некуда, я умею только уходить.
В амбаре мы посмотрели щенков — три пушистых комочка, пахнущих пылью и молоком. Большая лохматая овчарка, их мать, пристально наблюдала за нашей игрой с ее детьми. Щенки скакали вокруг нас с Самантой и тыкались в ладони в поисках еды и тепла. Беспричинное веселье прошло пузырьками сквозь мои руки и поднялось наверх, щекоча горло и нос. Я чихнула, и щенки бросились врассыпную, а их мать предупреждающе зарычала и вскочила на ноги. Мне не стоит брать собаку, ведь я не могу пообещать ей кров и защиту, пока она будет расти, а потом преданность и постоянство до самой смерти. В моей жизни слишком много неопределенности.
Возвращаясь к веранде, где сидели взрослые и уткнувшийся в телефон Джереми, я поймала на себе взгляд отца. Задумчивость сменилась несмелой улыбкой, а потом нахмуренными бровями и настороженностью во взгляде. Отец все никак не мог определиться с эмоциями и, как обычно, пытался пережить все и сразу. Он пропустил шестнадцать лет и триста четырнадцать дней моей жизни, а теперь намерен наверстать упущенное, строя планы на колледж и даже на мой гардероб. Келли никогда не обсуждала со мной ничего подобного. Возможно, она надеялась вернуть меня отцу и вручить его заботам. Но ведь так и вышло. Значит, все хорошо?
Я не дошла до крыльца и забралась на дерево напротив дома. Отсюда было отлично видно веранду и Саманту с Беном, возившихся у амбара со щенками. Только папа заметил, как я карабкалась по веткам, и теперь смотрел на дерево со странной смесью тоски и тревоги. С другой стороны стола сидела Лорейн и демонстративно игнорировала отца, а между ними, словно рефери на матче, сидел Ник, готовый отразить удар с любой стороны.
Я вздохнула и перевела взгляд на горизонт. Вот бы уйти по полю вслед за солнцем, увидеть новые места, найти уже наконец жулана и клювача, искупаться в горном озере. Но я не могу оставить папу и Ника. Им кажется, что моя жизнь стала лучше, и они правы, ведь они сделали ее такой.
Со стороны амбара донесся детский смех, перекликаясь с визгом щенков и замирая где-то в вышине. Я снова посмотрела на веранду, и картина будто совершенно переменилась. Лорейн передавала отцу и Нику маленькие чашечки, из которых поднимался пар. Вся компания собиралась пить кофе. Даже Джереми подвинулся поближе, и Лорейн передала ему чашку. Они выглядели как люди, наслаждающиеся новым днем, мирно ведущими беседу ни о чем, зная, что впереди еще много таких дней. Зачем я придумываю им проблемы? Папа с Лорейн уже наверняка помирились, и нет причин для беспокойства.
Я запечатлела мгновение в памяти и нанизала на воображаемую нитку янтарных бус. День вышел просто чудесным.
* * *
Через неделю компания отца устраивала благотворительный вечер. Концерн по производству спортивного питания, одежды и обуви много лет назад основал общественный фонд, и теперь каждый год событие отмечали балом и сбором средств. За ужином отец рассказал, что собранные деньги идут на исследование болезней или оплату лечения тем, кто не может оплатить его сам. Я слушала рассеянно, пытаясь не думать о том единственном бале, который посещала.
— Позовешь Кэти, чтобы она помогла подобрать платье? — лукаво поинтересовался отец.
Кровь прилила к голове и теперь яростно стучала в висках, грозя довести до головной боли.
— Зачем? Разве я приглашена?
Отец вскинул брови. Казалось, вопрос его оскорбил.
— Тебе не нужно приглашение, ты моя дочь. Бал — отличный повод выйти в свет. Но те платья, которые вы купили в прошлый раз, не годятся.
Я уставилась в тарелку. Сегодня филе окуня кухарке особенно удалось, и пахло блюдо вкусно, но у меня резко пропал аппетит.
— Подойдут платье-футляр, а-силуэт или русалка. Но тебе лучше обсудить с Кэти.
Какие-то бессмысленные слова. Я даже не представляла, о чем он говорит. При чем здесь русалки?
— Тереза?
Узкий лиф мешает дышать, высокие каблуки норовят переломать ноги. Виктор с неизменной дежурной вежливостью на лице протягивает руку, эмоции гостей бьются внутри тигром в клетке, Адаберта негодует от моей непрестанной глупости, угрозы, отчаяние и страх. Я в ловушке!
— Тереза!
Я вздрогнула. Ладони вспотели, и я вытерла их о джинсы.
— Витать в облаках еще рано. У тебя всего неделя на подготовку.
— Я не пойду!
Отец вскинул на меня удивленный взгляд и изогнул бровь.
— Ты живешь в Портленде уже три месяца, но никуда не ходишь.
— Хожу. Мы же вместе ездили к Нику и Лорейн. А еще мы с Кэти были в торговом центре.
Отец устремил на меня укоризненный взгляд.
— Шопинг и одна-единственная поездка на ферму не считаются. Вы с Кэти могли бы встречаться чаще, но ты почему-то предпочитаешь сидеть дома.
Причина была проста: я не хотела опять обнаружить слежку. Даже если отец отозвал охрану, за мной мог следить Виктор.
— Разве это плохо? — я разозлилась от такой постановки вопроса. Меня осуждают за то, что не шляюсь неведомо где?
— Ты разогреваешь любопытство журналистов, — строго произнес отец. — Затворничаешь, поэтому они думают, что ты что-то скрываешь. До сих пор меня расспрашивают о тебе.
— Разве это повод идти на благотворительный вечер? — выдавила я сквозь плотно сжатые зубы. Скорее, повод не идти. Даже после той пресс-конференции находились журналисты, продолжающие твердить, что я любовница Шона Рейнера. Их даже не смутило, что в Этерштейне подтвердили родство и все мои титулы. Если покину дом, вопросами будут одолевать меня? Поэтому я и не хотела лишний раз выходить — боялась снова застать на лужайке толпу журналистов.
— Мы же с тобой это обсуждали, — вздохнул отец. — Рано или поздно ты должна появиться на публичных мероприятиях.
— Почему?
— Ты принцесса, Тереза! — безапелляционно заявил отец. — Ты словно все время об этом забываешь. Не говоря уже о том, что дочь исполнительного директора крупного концерна, то есть публичного человека. Ты должна поддерживать свой статус. Я не могу делать это за тебя, мне нужна твоя помощь.
Обида все же выжала слезы из глаз: я не соответствую ожиданиям отца и не соответствую этому месту.
— Ты тоже кое о чем забыл. Мне тяжело общаться с людьми, я же эмпат. Я не хочу, чтобы меня касались.
Отец выпрямился на стуле и пару минут пристально изучал мое лицо. У него был такой вид, словно я сказала глупость, но он не хотел меня обижать, указывая на ошибки.
— При мне ты общалась с людьми. С Ником и его семьей, с Кэти. Много часов ты проводишь с мисс Митчелл. И у тебя не возникало сложностей. Или я о них не знаю?
Отец заставил меня сомневаться. С Ником, и правда, сложностей было меньше всего. Когда мы ездили прощаться с Келли, его прикосновения вообще не вызывали у меня никакого отторжения. Я их даже не заметила! Тяжелее всего с детьми, а всех прочих я старалась не касаться. К тому же за последние месяцы меня перестал пугать физический контакт с отцом. Напротив, мне нравилось становиться им, потому что тогда казалось, что весь мир у моих ног и я все смогу. Но стоило его отпустить, накатывала жуткая тоска и разочарование в себе. Мир съеживался до неуверенности и желания запереться в комнате с книгой. Может, стоит чаще общаться с Ником и отцом для повышения самооценки? А что по поводу остальных?
— Я понимаю, с Келли вы жили совсем не так, но теперь все встало на свои места. Что бы ни выделяло тебя среди других, это не должно мешать вести нормальный образ жизни, — увещевал отец. — Пока ты безвылазно сидишь дома, у меня ощущение, что ты все еще болеешь. К тому же благотворительный бал — не рыночный балаган. Не нужно ни до кого дотрагиваться, если не хочешь.
Наверное, отец прав. Может все побочные эффекты просто от редкой практики? Стоит ли научиться управлять своей способностью, чтобы оправдать ожидания? И потом, чего конкретно я боюсь? «Вата» в ушах проходит, да и усталость можно переждать. Даже если люди сочтут меня странной особой, шарахающейся от приветствий, каждый имеет право на эксцентричность.
— Я буду счастлив сопроводить тебя на бал, — закончил отец и словно поставил точку. Похоже, у меня нет выбора и рискнуть самообладанием все же придется.
* * *
Я не стала просить помощи у Кэти. Боялась, что она завалит кучей ненужных подробностей о моде и дизайне. Решила, что выберу в магазине то платье, которое мне понравится. Папа предложил помощь Грегори, нашего водителя, и даже хотел отдать машину на целый день, но я отказалась. Машину Шона Рейнера знают и, разъезжая в ней по магазинам, больше шансов нарваться на газетчиков. К тому же мне самой нужно тренироваться в вождении. Пока подарок одиноко стоял в гараже, мне было его жаль, словно я предала машину и вместо обещанной свободы на дороге предоставила только темный и тесный закуток. Посетила мысль, что аналогия подходит и к нам с отцом, возможно, он чувствует нечто похожее по отношению ко мне, и я окончательно решилась на эксперимент.
Пока я болталась по торговому центру, несколько раз видела того же мужчину, которого встретила на мосту Хоторн, а потом у дома. Он прикидывался покупателем, а когда я зашла в магазин нижнего белья, остался снаружи, разглядывая витрину. Конечно, отец мне наврал. Он и не думал отзывать охрану, несмотря на то что я писала сообщения каждый час, как и обещала.
Устраивать скандал не хотелось, к тому же неожиданно я поняла, что охранник мне нравится. Один раз я перехватила его взгляд, всего секунду, но этого хватило, чтобы мурашки побежали от многообещающей глубины. Почему-то вспомнился мистер Дарси из романа Джейн Остин. Именно таким он мне и представлялся: обманчиво холодным и отстраненным, но на самом деле полным чувств к Элизабет. Охранник, которого я окрестила про себя «Хоторн» в память о месте, где увидела его первый раз, таким и казался, хотя вряд ли имел какое-то отношение к состоятельному английскому джентльмену. Он так смотрел, будто придумал историю специально для меня, идеальную историю, которая затронет каждый уголок души и вывернет наизнанку. Будто хочет рассказать и знает, что она необходима мне, как воздух, но не решается подойти.
Перед балом отец предложил пригласить на дом визажиста, помочь с макияжем и прической, но я отказалась. Воспоминания о Хольц-Линдене и так все время лезли в голову.
Мой наряд — темно-синее прямое вечернее платье в пол — был тщательно упакован до самого приема. Отец ждал внизу, пока я одевалась и старательно причесывалась. Платье сидело как влитое, делая меня почти невесомым лепестком экзотического растения. Эффект усиливала еле различимая вязь цветов чуть более темного оттенка, чем само платье. Закрывая плечи и руки, вязь спускалась по спине и животу, пока не исчезала совсем в области бедер. И хорошо, что платье такое длинное: я надела балетки, не собираясь ковылять и прихрамывать весь вечер. Провозившись с волосами, которые никак не слушались гребня, я просто подколола их над ушами с двух сторон. Незнакомка в зеркале походила на Адаберту меньше, чем я ожидала, поэтому я решила дать ей шанс. Окинув взглядом набор косметики, я несмело попробовала тушь для ресниц. Вышло неплохо, и я рискнула с подводкой. Потом все смыла и накрасила губы бесцветной помадой. Больше в наборе ничего не было, и хорошо, хватит с меня экспериментов. Когда я спустилась, меня встретил ошарашенный папин взгляд.
Как обычно, я испугалась, что сделала что-то не то.
— Перестаралась? — я нервно оглядывала себя, вертя головой, надеясь обнаружить несоответствие ожиданиям.
— Нет, нет, что ты! Все хорошо, — выдавил отец. И добавил, улыбаясь: — Ты отлично выглядишь. Но, кажется, чего-то не хватает.
— Правда? — я заволновалась. — Чего?
— Украшений. Возможно, колье было бы кстати. У нас есть немного времени, мы могли бы заехать в ювелирный…
Я застыла, резко выдохнув.
— Нет, украшения не нужны. Я не хочу.
Папа наклонил голову, заглядывая мне в глаза. Когда Виктор увешивал меня побрякушками, я чувствовала себя безвольной куклой.
— Хорошо, — он смутился, несомненно, видя мое смятение. — Прости.
Мы немного постояли в коридоре.
— Пойдем? — решительно спросил он, подавая руку.
Я ухватилась за него, нуждаясь в его поддержке и любви, и получила сполна.
— Пойдем, — улыбнулась я.
Пока Грегори вез нас на вечер, я цеплялась за отца и его уверенность, что все чудесно. Она успокоила пульс, выровняла дыхание, убедила, что ситуация под контролем.
Благотворительный бал проходил в Музее Искусств, поэтому, поднимаясь по ступеням, я жадно разглядывала все вокруг в предвкушении знакомства с картинами и скульптурами.
— С кем пришел Шон? — услышала я удивленный голос Ника в холле и обернулась.
Они с Лорейн, оба нарядно одетые, как раз заходили в зал. Изумление на их лицах быстро сменилось довольными улыбками.
— Тереза, тебя не узнать, — восхитилась Лорейн. — Очень красивое платье.
— Платье тут ни при чем, — Ник хихикнул и легонько толкнул ее. Заиграла музыка, и папа многозначительно посмотрел на Ника, тот чуть нахмурился, но спустя секунду воодушевился: — Тереза, я веду тебя танцевать, не вздумай отказываться.
И потянул меня в сторону музыки, даже не дав шанса возразить. Интересно, отец и это заранее продумал? Неужели он пригласил Ника только для того, чтобы я не нервничала? Но Ник танцевал не очень хорошо, так что мы, большей частью, топтались на месте. Несмотря на это, у него было отличное настроение. Он буквально лучился от удовольствия.
— Где тот гадкий утенок, который пугал нас внезапным появлением? — со смехом спросил он.
— Перед тобой, — лукаво улыбнулась я. Мне льстило его отношение. Я и сама едва сдерживалась, готовая лопнуть от восторга. Его воодушевление словно переполняло меня легкими пузырьками воздуха, вызывая щекотку в животе и руках.
Ник усмехнулся.
— Жизнь с отцом явно идет тебе на пользу. Как у вас с ним дела? — спросил он с неподдельным интересом.
— Все хорошо. Мы отлично ладим.
— Заметно, — довольно кивнул он.
Не удержавшись, я рассмеялась, наполнившись искренним сопереживанием Ника. Может быть, он чувствовал ответственность из-за Келли? Считал, что тоже должен заботиться обо мне из-за уважения к матери?
Увлекшись, мы налетели на мужчину в строгом костюме у стола с закусками. Он обернулся и посмотрел на нас с прищуром. Его недовольство коснулось меня совсем легко, но я остро осознала, что нахожусь в месте, полным незнакомых людей. Я вспомнила прикосновения журналистов на пресс-конференции, панику в толпе аэропорта, пресловутый бал в Хольц-Линдене. Избегать контактов в торговом центре или магазине вполне естественно, но здесь, когда от тебя ожидают, что ты будешь танцевать, это может показаться странным.
— Тереза, ты устала? — голос Ника прорезался через намечающуюся вату в ушах. Интересно, можно ангажировать на весь вечер только его?
Ник отвел меня к отцу. Вокруг него уже собралась группка мужчин и женщин. Я даже не успела толком их рассмотреть, слыша, как отец произносит мое имя, и почти приготовилась к рукопожатиям, но все покивали мне и снова уставились на отца. Постепенно я расслышала, о чем они говорили. Речь шла о расширении рынка сбыта и спортивных тренажерах. Я вслушивалась с интересом, но тут ко мне подскочил молодой человек, представившийся личным помощником мистера Грэма, и пригласил танцевать. Было неудобно отказывать прямо под носом у всех папиных коллег, поэтому пришлось принять приглашение. Я не знала, кто такой мистер Грэм, наверное, один из тех серьезных мужчин около отца, но его личный помощник был очень мил и обходителен. Позабавило, что он больше хотел понравиться исполнительному директору, а не мне, нервничая и все время бросая взгляды в сторону отца, проверяя его реакцию.
Не успела отзвучать музыка, как ко мне подскочил еще один молодой человек, решительно схватил руку, опалил горячим нетерпением и отпихнул в сторону личного помощника мистера Грэма.
— Мисс Рейнер, неожиданно увидеть вас сегодня. Мы уж думали, вас так и не выпустят из дома. Почему ваш отец передумал? Неужели он удерживал вас насильно? — веселый голос резко контрастировал с фальшивой улыбкой.
Я остановилась и выдернула руку из его хватки. Злорадный интерес и липкое внимание репортера — а это точно репортер — вызвало тошноту. Среди толпы мелькнуло знакомое лицо — один из журналистов с пресс-конференции. Он буравил меня пронзительным взглядом и даже собирался подойти.
— Извините.
Я сбежала в дамскую комнату и сидела там минут тридцать, боясь вернуться в зал и нарваться на очередные вопросы. Но не могу же я провести весь вечер в туалете? Пришлось выйти. Завидев издали, как ко мне спешит личный помощник мистера Грэма, я юркнула в сторону, затерявшись в толпе. С ним лучше тоже не сталкиваться, иначе придется искать причину для отказа, если он опять пригласит танцевать. Молодой человек повертел головой, высматривая меня, но я затаилась за колонной. Тяжелое занятие — прятаться посреди зала, полного людей. Я спаслась, вернувшись к разговору о спортивных тренажерах. Папа, не отрываясь от обсуждения, адресовал мне вопросительный взгляд. Спрятавшись в угол за его широкую спину, я обнаружила, что звуки стали глуше, а мир словно померк и посерел. Будто колпак сверху надели. Я надеялась, что до такого не дойдет, ведь все так хорошо начиналось.
Остаток вечера я провела, избегая попыток окружающих заговорить со мной. Заметив чей-то взгляд, я сбегала на другой конец зала к столам с закусками или в туалет. Потом обнаружила нишу за гардиной и сидела там, наблюдая за залом и гостями. С этого ракурса благотворительный бал вызывал ассоциацию с театром: казалось, каждый участник действа требовал к себе преувеличенного внимания, делясь с оппонентом только лицемерием. Папа весь вечер был ангажирован обсуждениями доходности и очередной конференции по спортивному питанию, а Ник и Лорейн ушли рано, поэтому никто не помешал мне стать невидимкой.
— Как тебе сегодняшний вечер? — в задумчивости спросил отец, когда Грегори вез нас домой. — Хорошо провела время?
Я пожала плечами. Келли всегда приветствовала новый опыт, но не уверена, что прятки с журналистами и прочими любопытствующими она внесла бы в мое расписание. Мне нравилось наблюдать за людьми издалека, пытаясь угадать, насколько их внешние эмоции соответствуют чувствам, но становиться частью представления, именуемого «благотворительный бал», или «званый ужин», или как угодно еще, казалось нелепым. Если мне не нужно будет ни с кем разговаривать и танцевать, то я могла бы ходить с отцом на подобные мероприятия, если для него это так важно. Но, честно говоря, не видела в этом никакого смысла.
— Раз я уже представлена и побывала на балу, может, теперь тебя перестанут донимать вопросами обо мне? И в следующий раз я смогу остаться дома?
Я пыталась донести свою мысль как можно мягче, рассчитывая на его понимание. Папа внимательно изучал мое лицо, словно ища другие ответы. Я взяла его за руку, и на меня тут же пролились тоска и гнев. Он снова проходил миллионный круг ада и корил себя, что не был рядом.
— Не надо, — сказала я ему. — Сегодня хороший день.
Он нехотя кивнул, явно пытаясь утихомирить чувства. Я ему не мешала, бездумно наблюдая за огнями фонарей на дороге. Папа переживал болезненное чувство неудовлетворения, словно гордость царапала его изнутри.
— Ты могла бы отправиться на настоящий бал в замок Холлертау, — твердо произнес он. — Пора познакомиться с королем. Он ждет.
Мир словно раздвоился: папина уверенность и мой протест столкнулись в лобовую, как два поезда. Я вздрогнула, забрала руку и отодвинулась.
Он нахмурился:
— Что не так?
Я с ужасом представила, как меня переодевают, напяливают тяжелое платье с корсетом, причесывают, вешают на шею мертвые камни, заставляют надеть каблуки, а потом выставляют на всеобщее обозрение.
А еще король запретил изобличать Виктора. Возможно, они в сговоре, и, отправляясь к королю, я попаду прямо в лапы к Виктору.
— Зачем? — выдавила я. Отец ждал продолжения. — Что королю от меня нужно?
Испытывать очередное унижение не хотелось.
— Он твой дед. Он тебя никогда не видел. Его желание можно понять.
Я покосилась на отца. Рада, что он общается с королевским домом Этерштейна и преодолел детскую обиду, но я тут совершенно ни при чем. Ко мне это не имеет никакого отношения.
— Тебе нужно поближе познакомиться с ним, да и с твоей родиной. Давай для начала ты поговоришь с дедом по телефону или по...
— Нет, не стоит!
— Но почему? — он искренне недоумевал. — Холлертау — твой дом и дом твоих предков. Если бы не обстоятельства, ты жила бы там всю жизнь.
— Но не живу! Какой смысл говорить об этом? Мой дом — здесь! В Портленде!
Неужели он хочет отнять у меня то, что стало моим совсем недавно? Место, которое впервые в жизни я могу назвать домом.
— Пока — да, но все изменится, когда ты переедешь в Холлертау. Все привилегии, положенные тебе по рождению…
— Нет! — я слышала в его словах голос Адаберты. — Мне не нужны привилегии, и в Холлертау я не поеду. Я хочу жить самостоятельно.
Отец опешил от моей горячности и поморщился на последнем слове.
— Самостоятельно? — глухо переспросил он. — И что именно ты планируешь, позволь спросить?
Я растерялась. Я ведь ничего не планировала. Меня взяла досада.
— Хочу решать сама!
— Ты и будешь решать сама, — отец выглядел так, словно пытался разгадать ребус. — Я говорю всего лишь о звонке и паре недель в гостях для начала…
Машина подъехала к дому, и я поспешно выбралась наружу, не дослушав. Отец догнал меня на крыльце.
— Тереза, что не так? Я не понимаю.
Я заскочила внутрь, готовая ринуться по лестнице, но он схватил меня за руку.
— Объясни, чем я тебя обидел?
В уши опять словно напихали вату, эмоции стали глуше, но его недоумение, обиду, злость я все равно ощутила.
— Я ведь предлагаю тебе путешествие в прекрасную страну и возможность побыть настоящей принцессой. Разве не об этом мечтают девочки?
Я фыркнула и вырвала руку. Лучше бы предложил пытки.
— Поэтому ты сказал Нику и Лорейн, что я уехала в Этерштейн по своей воле? Потому что это так естественно — погостить в замке и получить приглашение на бал?
Отец шумно вздохнул, его лицо вытянулось. Ну, ясно, обидела.
— Тереза, ты не понимаешь, о чем говоришь.
— Это ты не понимаешь! Я уже была в Этерштейне и гостила у маркиза. И даже танцевала на балу. Поэтому я больше туда не вернусь. Там все ненастоящее. И люди, и эмоции, и слова. Я чувствовала унижение и беспомощность. Ты это допустил. Ты снова оставил меня одну и не помог. Ты меня бросил!
Отец застыл у нижней ступеньки, и я боялась смотреть ему в лицо, пока эхо от последних слов еще отдавалось в голове. Зачем я так сказала? Когда я так думала, то не понимала истинного положения вещей. Его злость, смешавшись с моим страхом, превратила меня в мстительную грубиянку. Я посмотрела на него и на меня навалилась такая жуткая усталость, что захотелось лечь прямо тут, на ступеньке.
Отец выглядел как полководец, которому только что сообщили, что вся его армия пала, страна захвачена противником и жертвы идут на миллионы. Он открыл рот, но не смог ничего произнести и просто смотрел на меня, и внутри него умирал свет.
Нужно уйти. Нужно снова стать самой собой, пока я не наговорила других ужасных вещей. Не чуя ног, я поднялась по лестнице и закрылась в комнате. Сидя на полу у двери, я слышала, как папа поднялся к себе. Зачем я столько наговорила? Зачем сделала ему больно? Меня нужно изолировать от общества, я делаю только хуже. И подтверждения вижу на каждом шагу: Виктор невзлюбил меня только потому, что я родилась на свет, Адаберта раздражалась всякий раз, как меня видела, а для отца я стану вечным напоминанием о его ошибках. И где смысл?
И зачем я совершенно некстати вспомнила Виктора?
Взгляд привлекла небольшая аккуратная коробочка на столе. Еще один запоздалый подарок от папы? Но мой день рождения был неделю назад. Добравшись до стола, я разорвала оберточную бумагу и открыла коробку.
На светло-коричневой подушечке, выгодно оттеняющей блеск драгоценностей, лежало изящное золотое колье с бриллиантами или чем-то очень похожим на бриллианты. Моему изумлению не было предела. Папа купил подарок, еще не зная, как я отношусь к драгоценностям, но почему исподтишка? Я раскрыла маленькую карточку, которая лежала в коробке.
«Сегодня ты была очаровательна. Не хватало только маленькой детали. Навеки твой, В.»
Я отшвырнула колье в угол, будто испугавшись, что оно ужалит, как ядовитая змея. Оно зазвенело по полу и замерло в углу. Шок окатил ледяной волной ужаса. Произошло то, чего я с таким страхом ждала — Виктор вовсе и не думал сдаваться. Наплел что-то отцу, что тот ему поверил. Или отец не верил, но все равно допустил такую ситуацию. Я для них как поле боя, где на мне оттачивают упорство и фальшь.
Колени задрожали, пришлось сесть на кровать. Почему Виктор меня не убил? Зачем ходит вокруг да около? Мог бы выставить несчастным случаем.
«Сегодня ты была очаровательна…» Скорее всего, Виктор следил за каждым моим шагом с тех пор, как я очнулась в больнице. А сегодня на балу его глазами стал тот репортер с тяжелым взглядом. От этой мысли я покрылась холодным потом. И кто оставил жуткий подарок в комнате? Неужели мисс Митчелл? Сегодня утром у нас были занятия. Выходит, даже в доме небезопасно!
Я запихнула коробочку с колье в самый дальний угол шкафа, прикрыв всяким хламом. Выброшу при первом удобном случае. Направилась к двери, чтобы пойти и рассказать отцу, но, поразмыслив немного, снова села на кровать. У него свои мотивы, которые мне не понять. Кто знает, как он отреагирует на подарок Виктора? К тому же сейчас я все равно не смогу смотреть ему в глаза.
Все нужно как следует обдумать. Меня бил озноб, и я не смогла согреться даже под горячим душем.
Самая кошмарная тюрьма — это клетка, из которой страхам некуда деться, потому что они часть тебя.
* * *
Когда утром я спустилась в гостиную, папа уже уехал в офис. Две женщины из клининговой службы убирали холл и столовую. Я подозрительно покосилась на них. Может одна из них работает на Виктора? Или обе?
Я посидела в кабинете, но неуютная хандра не давала покоя. Села в машину и поехала, даже не следя за поворотами. Через полтора часа наткнулась на границу с Канадой. С трудом вспомнив, что такое Канада и еще несколько секунд потратив на вялые размышления о смысле жизни, я развернулась обратно, и чуть не осталась посреди шоссе. Хорошо, что вовремя подвернулась заправка. Потом я съехала с дороги в лесок и долго стояла, прислонившись к капоту — наслаждалась ощущением одиночества, не чувствуя на себе чужих взглядов. Вокруг только деревья и лесная живность.
Тренькнул телефон. Наверное, охрана доложила, что я уехала и теперь отец интересуется, где меня носит. Не стану ничего писать, пусть почувствует, каково это, когда с твоими просьбами не считаются. Только домой все равно придется вернуться. Я вздохнула и забралась в машину.
Разрывал стыд за вчерашнее поведение и злость на то, что отец навязывает свои решения. Идея с балом принадлежала ему, зря я поддалась на уговоры. Виктору проще следить за мной, когда я вне дома, но отец настаивает, чтобы я выходила как можно чаще. И как совместить слежку Виктора и желание отца? Я представила, как Виктору приносят фотографии, где я спускаюсь с крыльца, сажусь в машину, стою в вечернем платье в зале, полном гостей; как он берет фотографии в руки и внимательно осматривает мой силуэт и позу, прикидывая каким именно способом меня можно заставить плясать под его дудку, угрожая, запугивая. Я представила, как внутри него живет черная глубина, подсказывающая решения, делающая его убийцей. Меня чуть не стошнило прямо на руль. Я не смогу рассказать отцу про подарок Виктора, я даже имя его произнести не смогу.
Во мне росла глухая злость. У меня все только наладилось. Неужели три месяца нормальной жизни — все, что мне отпущено? А отец? Он столько времени меня защищал. Может быть, пора перехватить инициативу и научиться защищаться самой и защищать близких? Когда Виктор придет за мной, я должна быть готова.
Я осознала, что уже давно никуда не еду, а стою на обочине в центре Портленда. Как я ни во что не въехала в таком состоянии, осталось загадкой. Внутри накопилось столько злости, тоски и отчаяния, что хотелось кричать. Я вышла из машины и направилась к двери с надписью «Клуб Айкидо».
* * *
— Как сегодня прошли занятия с мисс Митчелл?
Кухарка принесла последнюю тарелку и, выходя из гостиной, закрыла за собой дверь. Я хмуро разглядывала нежно-сиреневую скатерть и не сразу услышала вопрос. Тихий семейный ужин. Папа каждый вечер интересовался, как прошел день, а я интересовалась его делами. Спросит ли он что-нибудь про вчерашнюю ссору?
— Тереза?
— М-м-м, все прошло хорошо. Как обычно.
— Fräulein Mitchell sagte, du hatte Fortschritt in der Mathematik , — прищурившись, произнес папа.
— Un wie oft sprecht ihr ueber mich hinter meinem Rücken? — язвительно поинтересовалась я.
— Fast jeden Tag, — немного виновато ответил папа.
Я вздохнула. Конечно, как же иначе.
— Она просила узнать, на какой факультет ты хотела бы поступить? Какую профессию выбрать?
Хм, хороший вопрос. Я даже и не задумывалась об этом, ожидая, что вот-вот объявится Виктор со своими планами. Стоит ли сейчас? Папа ждал ответа.
— Честно говоря, не знаю. Можно подумать?
— Могу рекомендовать тебе мировую экономику, международные отношения или, возможно, политологию. Это может пригодиться тебе в дальнейшем.
— В дальнейшем? — я растерялась от его уверенного тона.
— Такие знания всегда полезны, — кивнул папа и занялся ужином. — Если понадобится консультация, ты всегда можешь поговорить со мной или с мисс Митчелл.
Каждый раз, когда он упоминал учительницу, у него менялась интонация. Любопытно! Если она ему нравится, это что-нибудь изменит? А если они начнут встречаться? А вдруг они решат переехать? Поможет ли скрыться от Виктора? Хм, а если нам с папой уехать в путешествие? Куда-нибудь далеко... Подальше от Виктора и всех заморочек с троном.
— Что нужно от меня маркизу?
Папа поднял напряженный взгляд от тарелки.
— Для тебя его желания не имеют никакого значения, — он выглядел недовольным, словно я предложила ему поскакать на одной ножке, разбрасывая конфетти. — Почему ты спрашиваешь?
Я сжала вилку в руке. Возможно, отец говорит так, чтобы меня успокоить.
— А если бы имели значение? Если бы было важно? Чего бы он от меня хотел?
Отец откинулся на стуле и вздохнул, скептически разглядывая куриное рагу, которое сегодня подала кухарка.
— В Этерштейне все решает король, — я прочитала столько книг об этой стране, что уже могла бы вести лекции об абсолютной монархии, но только понимания не прибавилось. — Зачем я была нужна маркизу? Он надеялся, что я замолвлю за него словечко? Он же племянник короля. Что я могу для него сделать?
— А ты внучка короля, — обстоятельно произнес отец, — и наследница трона. И должна думать не о том, как угодить Виктору, а о своем будущем в Этерштейне.
— О своем будущем как королевы? — скептически переспросила я. — Ты серьезно?
— Конечно, серьезно, — кивнул он. — Такими вещами не шутят.
Я покрылась холодным потом и быстренько положила вилку на стол, чтобы он не заметил, как дрожат руки. Пытаясь вернуть самообладание, я разглядывала почти нетронутый рататуй на тарелке. Невероятно, что столько времени он держал это в голове, тогда как мне вопрос казался закрытым. Значит, вот к чему он вел вчера. Упорства ему не занимать.
— Я понимаю, ситуация непростая. Тебе тяжело, — отец вздохнул. — Но ты должна понять, что теперь ты не просто девочка в бегах, ты герцогиня Эттерская. В тебе течет кровь Ольденбургского дома, династии, ветви которой правили в нескольких странах Европы уже более пятисот лет, и кое-где правят до сих пор.
Я слышала интонации отца — весомые, убеждающие — и боролась с подступающей к горлу паникой.
— Нужно представить тебя королю. Поговори с ним хотя бы по скайпу, раз не хочешь ехать.
— Ты же только что спрашивал про колледж, — лучше обсудить что-то более понятное, иначе паника накроет с головой. — Разве мы не планируем мою учебу?
— Именно, — отец кивнул. — Но планируя, нужно помнить о целях. У тебя с рождения двойное гражданство — США и Этерштейна, значит, ты можешь выбрать любой колледж на этом континенте или в Европе. Поэтому и спрашиваю о факультете.
— Зачем? Ты же и так уже все решил за меня, — я швырнула на стол салфетку. — Разве мои желания имеют значение?
Отец так на меня посмотрел, что я почувствовала себя неудачным куриным рагу, по ошибке поданным к столу.
— Хорошо. Скажи, что ты хочешь. Чем ты хочешь заняться?
Наткнувшись на твердый взгляд отца, я снова уставилась в тарелку на остывший рататуй. Стало неуютно, потому что я не знала ответа. Знала только, что точно не королевскими обязанностями.
— Закончу колледж. Найду работу. Как все, — кажется, за меня говорило мое упрямство.
— И какую же работу, позволь спросить? — отец скептически приподнял бровь.
Будто издевается. Я досчитала до десяти, чтобы потом не пожалеть о сказанном.
— Что-нибудь придумаю пока буду учиться. Разве есть закон, запрещающий принцессам работать? Я о таком не слышала.
— Я тоже не слышал, но, когда станешь королевой, можешь издать, если он тебе понадобится.
— Да не могу я быть королевой! Я же ничего об этом не знаю.
Отец кивнул.
— Поэтому я и предлагаю решение: познакомься с дедом, посети Холлертау, посмотри, как там все устроено. Король будет рад тебя видеть.
Я сжала под столом кулаки.
— То есть вариант, что я не хочу, не принимается?
Отец долго молчал, и, в конце концов, я рискнула посмотреть на него. Он хмуро разглядывал недоеденное куриное рагу. Я слышала только учащенный стук своего сердца и тиканье часов на каминной полке. Странно, что он так недоволен моим отказом. Разве с самого начала не было понятно, что я совершенно не подходящий кандидат?
— Ты не можешь отказаться от того, чего не понимаешь, — тихо, но убежденно заговорил отец. — Твое наследие — это сила и слабость одновременно. Ты должна подчинить слабость и научиться пользоваться силой во благо. Это твой долг. Людям, облеченным властью, очень часто приходится делать то, что не хочется, и не делать того, что хочется.
Я склонила голову, разглядывая Шона Рейнера. Сейчас казалось, что между мной и представительным осанистым человеком напротив нет ничего общего. Что я по ошибке попала в его окружение и в элегантный дом, где каждая деталь говорила об изысканном вкусе владельца.
— Ты хочешь сказать, что стать королевой — мой долг?
Он скривился, словно переживая личное оскорбление.
— Я бы очень хотел, чтобы у тебя был выбор, поверь мне, но иногда… Иногда его просто нет.
Где-то я уже слышала эти разговоре о долге. Стало бесконечно тоскливо и горько, когда я поняла, что все альтернативы заканчиваются утратой свободы.
— Помнишь, ты рассказывал, как твой отец выбрал долг, а не семью. Разбил твоей матери сердце, бросил тебя. Два раза. Ты делаешь то же самое — выбираешь трон, а не семью. Ты сын своего отца. Хочешь доказать ему свою значимость?
Мне было так горько, что злые слова вырывались сами собой. И от сказанного стало стыдно и противно. Я же не такая на самом деле, я не оскорбляю людей.
— Тереза, — выдавил отец. Кажется, он не мог справиться с голосом и прокашлялся. — Я тебя никогда не бросал… Ты не понимаешь, о чем говоришь.
— Ты прав, не понимаю, почему вы с королем покрываете преступления Виктора, — меня уже трясло, но я не могла остановиться. — Почему он не сидит в тюрьме? Потому что член королевской семьи? А если я пойду и убью человека, просто так, меня тоже не накажут?
— Тереза, ты переходишь границы, — он сжал кулаки, вытянулся на стуле и застыл.
В этот момент он показался мне таким растерянным и беспомощным, что я сама растерялась и вцепилась в стул, чтобы успокоить дрожь. Зачем я порчу наши отношения? Во мне так много страха, я не знаю, куда его девать, и он разрушает меня так интенсивно, что задевает окружающих.
— Ладно, а что скажет король об эмпате на троне? Я же неуправляема. Если мой оппонент будет злиться, я тоже разозлюсь. Вы готовы отправить меня на переговоры? — Отец молчал, сосредоточенно слушая, только немного побледнел. — Как я смогу оставаться собой, если каждую минуту кто-то будет претендовать на мое внимание? Могут ли королевы держаться особняком и подолгу оставаться в одиночестве?
Отец прищурил глаза, раздумывая над моими словами, и чуть подался в мою сторону.
— Не думаю, что проблема настолько критична, — в конце концов произнес он. — Твоя изоляция — спорный вопрос. По-моему, ты отлично держишься в обществе.
Я выпрямилась, переживая обиду и возмущение.
— Тебе стоит поговорить с Адабертой. Она скажет, что я безнадежна и все время путаю вилки.
Отец резко выдохнул, словно его ударили в живот.
— Тереза, я виноват перед тобой, ты права… — начал он.
— Так загладь вину! Я хочу отказаться от трона, как ты. Ты говорил, что это возможно. Помоги мне!
Нужно было удостовериться, что мы поняли друг друга, поэтому я тщательно наблюдала за папиными эмоциями. Нас разделяли три ярда деревянного стола, тарелки, бокалы и его непроницаемое лицо.
— Ты пока не готова, я понимаю. Тебе нужно время, — бесстрастно заключил он.
Протест, вспыхнувший внутри, походил на физическую боль. «Нет ничего хуже сказанных сгоряча слов», — прозвучал в голове голос Келли. И я застыла, сосредоточившись на дыхании и на микроскопической выщерблинке идеально гладкого бокала. Сгоряча уже многое сказано.
— Я устала и хочу спать, — я встала, намереваясь покинуть гостиную. Но когда проходила мимо отца, он поймал меня за руку, многозначительно заглядывая в глаза.
— Тереза, я готов помочь тебе пройти по этому пути. Нельзя игнорировать свое предназначение.
Захлестнула его любовь к давно покинутой стране, тоска по добровольно утраченным возможностям и вина за то, что возложил все это на плечи ребенка. Пусть из самых добрых и искренних побуждений, но он хотел отнять у меня свободу, чтобы занять надежное место в семье, которая когда-то отвергла его, стать частью чего-то более значительного, чем отдельный человек, исполнить свой долг. И еще я почувствовала то, что он напрасно пытался скрыть — разочарование. Я не оправдала его надежд, перечеркнув планы.
— Ты говорил, у меня тоже есть право принимать решения, — произнесла я, выдергивая руку. — И я бы хотела оставить это право за собой.
Прикоснувшись к миру отца, к которому никогда не принадлежала и который никогда не понимала, я растерялась. Что произойдет, если я выберу этот путь? Отец будет гордиться мной? А если не справлюсь? А Виктор? Разве он не будет против? Разве он не попытается снова меня убить?
Перед сном я достала кулон. В тусклом свете ночника казалось, что крылья бабочки поникли, и она вся словно выцвела и посерела. Она так же, как и я, не хотела становиться пленницей обстоятельств, но где тот путь, что выведет из лабиринта чужих страстей?

https://litmarket.ru/books/pristanishche-dlya-uhodyashchih

ПРИСТАНИЩЕ ДЛЯ УХОДЯЩИХ. ПРОЛОГ
«БЕГИ, ТЕРЕЗА, БЕГИ!» ГЛАВА 1
СЛИШКОМ МНОГО ТАЙН. ГЛАВА 2
ДОМ, В КОТОРОМ ЖИВУ НЕ Я. ГЛАВА 3.
НАСЛЕДИЕ ГЛАВА 4.
СЕМЬЯ. ГЛАВА 5.
ЩЕДРОСТЬ. ГЛАВА 6.
ИГРА ПО ЧУЖИМ ПРАВИЛАМ. ГЛАВА 7
Бал у дьявола. ГЛАВА 8
ПОБЕГ. ГЛАВА 9
СМЕРТЬ В ЛЕСУ. ГЛАВА 10
ВАЖНЫЕ НЕВАЖНЫЕ ВЕЩИ. ГЛАВА 11
ГЛАВА 12. О ПОЛЬЗЕ И ВРЕДЕ ОТКРОВЕННОСТИ
ГЛАВА 13. О, ДИВНЫЙ НОВЫЙ МИР!
Друзья, первую и вторую книгу "Пристанище для уходящих" теперь можно заказать на бумаге. Для заказа пишите автору в личку