Ptisa_Lucy все записи автора Автор Сиротка_Мегги,


Мне исполнилось 23 года, когда случился этот роман.
Смирнов был старше меня на 10 лет, хотя я этого вовсе не ощущала – ну, никакого дискомфорта – весёлый, прикольный, самостоятельный.
Нас познакомила его младшая сестра, моя подружка Танька.
Настроен Смирнов был весьма серьёзно, и я не являлась причиной его приближающегося развода. Мы не говорили на эту тему, хотя однажды у него вырвалось:
-Вот представляешь…Она хороший человек…Но я слышу, как она по коридору идёт, звук тапочек по паркету - и мне выть хочется.
Я тогда подумала, не дай бог, чтобы обо мне когда-то так сказали.
Мама Смирнова и Таньки поощряла наши встречи, для неё-то уж точно вопрос развода был делом решённым.
Как кандидатка в жёны для сына я её устраивала.
Она меня просто плохо знала.
Тем летом они были приглашены на свадьбу к какой-то там сестре-племяннице в славный город Сасово Рязанской губернии.
Кто в не в курсе – дыра та ещё.
Смирнов настаивал на том, чтобы я поехала тоже.
Я поехала.
В дороге Танька заболела, её продуло в машине, и она только сипела.
Мы приехали часов в семь утра, и сразу легли с Танькой поспать, уж не помню сколько там часов мы ехали, но спать хотелось жутко.
А Таньке ещё и нездоровилось.
Короче, часов в 9 утра я проснулась и пошла искать Смирнова. Но всё время натыкалась на каких-то женщин и на их откровенно неприязненные взгляды.
Оно и понятно: приехала разлучница.
Наглая девка, мужик женатый, а она без стыда и совести с ним прикатила, да ещё с его матерью и сестрой.
Да ещё на свадьбу к двоюродной сестре.
Да ещё рыжая грива почти до жопы.
Да брюки красные.
И сиськи наружу из кофты лезут.
Ужас.

Я сначала решила быть хорошей и предложила свою помощь.
Сказать честно, предложила я её только из вежливости, не сомневаясь, что мне скажут:
-Ах, ну что вы, как можно! Вы же гостья! Отдыхайте!
Да я и делать-то ничего не умела. Белоручка была, неженка, палец о палец дома не ударяла.
Яйца варила по поваренной книге, когда замуж вышла.
И то один раз.
Мама сказала – иди-ка ты отсюда.
Я и ушла.
С превеликим удовольствием.
И больше не заходила, чему все были очень рады. К чему две хозяйки на одной кухне?
А тут эти, сасовские, сразу обрадовались и поставили меня делать котлеты.
Я очень любила мамины котлеты.
И много раз видела процесс. Но сама в нём не участвовала.
А тут – один на один с фаршем?
Но отступать было поздно.
Я повязала голову платочком и оглядела фронт работ.
Выглядел он не блестяще: небольшая миска с ледяным фаршем и ведро с замоченными батонами по тринадцать копеек.
Я сказала, что слишком мало фарша.
Или слишком много хлеба.
На что мне ответили:
-Московская! Мы тут профессорские зарплаты не получаем! Нам и так хорошо!
Я сказала:
-А лук? А яйца?
Мне выдали одно яйцо.
Вместо панировочных сухарей, которыми пользовалась мама, мне дали муки. И подсолнечное масло, но не как сейчас, без запаха, а вот как раньше: запах ещё тот. На нём только картошку мама жарила да овощные салаты им заправляла, а так – только сливочное или топлёное. Потому что пока горячее – запах не особо чувствовался, а если остыло блюдо – то маслом несло со страшной силой.
Короче, я приступила к производству котлет.
Руки мгновенно занемели и покраснели, стали, как у гуся лапы– так нестерпимо холодно было месить фарш с хлебом.
Я и жарить-то толком не умела, чад стоял на кухне страшный, я озверело орудовала ножом (лопатки не было, ясен перец), жалея себя и проклиная всё на свете.
Когда была произведена сотая котлета, я выключила огонь под сковородой, стащила провонявшую косынку и пошла искать Смирнова.
Я заявила, что у меня нет сил жарить котлеты, что я приехала в гости и хочу видеть свадьбу.
Смирнов спохватился, всех построил – он -то думал, мы с Танькой ещё спим.
Но я успела к самому интересному.
Пришли сваты выкупать невесту.
Вроде, и жених с ними был, сейчас я уже не помню подробностей. Но плясала какая-то пьяненькая тётка, держа в руке гранёный стакан с водкой или самогоном и приговаривая:
-А, свАтушки, покройте стакан красной бумажкой с Лениным!
Имелись в виду 10 рублей.
Невесту полагалось отбить перед ЗАГСом у родни и подруг.
Папаша невесты был уже хорош, он не понял шутейности задачи и полез защищать честь дочери со всей отцовской ответственностью.
Сваты, тоже уже пьяные, поняв, что дело принимает серьёзный оборот, набили папе морду по полной программе, и он до конца свадьбы не появлялся.
Потом присутствующие девушки собрались в беседке выпить «на дорожку». Я так говорю «девушки», но там была и одна бабуля лет ста.
Она-то ко мне и примоталась больше всех:
-Москосская! Выпей!
Я незаметно, как мне казалось, выплеснула самогон в окно.
Так никто, кроме старой карги не заметил, а она вроде с закрытыми глазами сидела, а всё увидела, и заклохтала:
-Москосская! Ай гребуешь? Не пьёшь с нами!
-Как это?- отвечаю.- Вы просто незаметили.
А она:
-Неееет, видела я, как ты плескала в окно-то!
И новый стакан мне наливает.
Я говорю:
-Бабуля, вместе с тобой.
И ей полный стакан налила.
Она очень была довольна и махнула весь стакан разом, господи, без закуски, не запивая!
Я пригубила, но чуть-чуть, я такое не привыкла пить.
И тут мы поехали в ЗАГС.
А бабулю сморило, она так в беседке и осталась, и действо всё пропустила, чему я злорадствовала всю дорогу.
В ЗАГСЕ, вроде, ничего такого не было, а на обратном пути на подъезде к дому все улицы были перетянуты верёвками, откупались самогоном и деньгами.
Дальше нас встречала толпа ряженых: медведи, солдаты, просто уроды какие-то – все пьяные, орущие каждый своё, хохочущие.
Смирнов взял меня за руку и держал рядом.
Я боялась одного – что он напьётся.
Увы, это случилось быстро.
Столы накрыли на улице.
Лето было дождливым, и грязно было ужасно. Я жалела себя и свои новые белые босоножки из «Берёзки».
Как-то так получилось, что Смирнов вскоре переместился к своему ещё одному двоюродном брату, тоже приехавшему на свадьбу с беременной женой и мамой. А рядом со мной образовался гармонист, или, может, баянист, лет сорока-сорока пяти, бравый такой, первый парень на деревне, он сверкал золотым зубом, интимно наклоняся ко мне, дыша жуткой смесью лука и самогона, пытался привалиться плечом и пел про кого-то, кто с горочки спустился.
Слова « и новый орден на груди» он пел с особым шиком и получалось «урррьден на груди».
Народ с жадностью пил и ел, а я не могла есть ничего из того, что было на столе: всё казалось страшно неаппетитным – что котлеты мои, что варёный гусь, почему-то серого цвета, с блестящей жирной пупырчатой кожей.
Я взяла кусок чёрного хлеба и помидор – это было единственно приемлемой едой для меня на той свадьбе.
К слову сказать, котлеты мои расхватали в шесть секунд, очень хвалили!
А потом начались танцы.
Все топтались в этой дворовой грязи, взвизгивая, хохоча, горланя частушки такого содержания, что даже я не могу их здесь написать.
Хотя две запомнила.
Возможно, впрочем, на сегодняшний день они и выглядят, как детские стишки.
Короче, это был какой-то ужас.
Закончилось, разумеется, дракой: прибалтийский брат стал оказывать мне знаки внимания, а Смирнов увидел и врезал родственнику от души.
Это послужило неким сигналом, разгорячённый народ рад был поразмяцца.
Мы с Танькой свалили и отсиживались в беседке, пока всё не стихло. Потом потихоньку зашли в дом – Смирнов сладко спал на топчанчике, кто-то лежал на полу, но мы свет не зажигали, и легли на широкий диван, к счастью, никем не занятый.
Через пару часов я проснулась, потому что Смирнов вытаскивал Таньку с дивана, приговаривая:
-Ишь, чего удумала, только отвернулся, а она моё место заняла.
Таньку он водрузил на свой топчанчик и уже хотел было лечь рядом со мной, но я сказала:
-Смирнов! Нам же завтра домой ехать. А ты, если утром похмелишься, уже ехать не сможешь. Так я тебе самогонки отлила, махни щас! А завтра ни-ни.
- Вот это женщина!- восхитился Смирнов.
Я достала свою заначку и мы посидели на крыльце, Смирнов вылакал самогонку и мы слопали какую-то заливную рыбу, которая с голодухи мне показалась очень ничего.
После этого мы немедленно заснули, как ангелы, без фсяких пошлостей.
Утром я проснулась от голосов.
Мало того, что в нашей комнате, помимо нас и Таньки, спали ещё их мать с тёткой, так туда набилась вся родня, как будто это мы – молодожёны.
Оказываецца, нас пришли звать на завтрак, все уже собрались, только нас и не хватало.
Я лежу мышкой, притворяюсь, што сплю, слышу, как Смирнов шипит на делегацию:
-Тише вы! Алёну разбудите!
А те ему: да десятый час уже! Пусть встаёт! Все ждут!
Тут я подаю голос.
Говорю тягуче и капризно, чтоб все слышали:
-Смирнов! Ты мне весь бюсгальтер ночью разворотил!
Их как ветром сдуло.
От такой моей вопиющей нескромности.
А я-то нарочно, говорю же, мы уснули, только до подушки добрались. Просто назло им всем.
Нас встретили полным молчанием.
Смирнов честно отказался от выпивки, и все его осудили, потому что поняли – это я, змеюка, на него так влияю.
А уж когда я, выпив кофе, заявила, что мы идём купаться, а потом уезжаем, народному возмущению не было предела.
Нас стали отговаривать на все лады, а одна тётка, округлив глаза, выкинула последний козырь. Она сказала:
-У нас в речке сифилис!!!
На что я, гадко засмеявшись, сказала:
-Подумаешь! У меня тоже!
И мы ушли.
И Танька с нами.
Там мы купались, загорали, и какой-то парень покатал меня на катере.
А потом мы уехали в Москву.
Со Смирновым я вскоре рассталась, а с Танькой общалась ещё долго.
Она говорила, что в Сасове меня до сих пор вспоминают.
Закономерно!
Я их тоже помню, ещё бы!
Мои друзья меня иногда подкалывают: просят рецепт котлет по-Сасовски.
А я научилась готовить со временем.
И котлеты у меня – объеденье.
Не верите?
Приходите в гости!