KROMIADI все записи автора Автор tric_trac,

Задумал я тут рассказ написать. Что ж, дело неплохое. Но уж очень грустный рассказ получался. И руки писать его отказывались. Голова сюжет видит, а руки - ни в какую. День не пишу, два, неделю. После двух недель из-за отложенного даже заболел беспричинно, стал наблюдать мир через пелену. Оно, конечно, может, это просто гипертонический криз, а не пелена, но пелена как-то романтичней. Переживательнее, что ли. Вроде, болею не просто так, а чего-то вынашиваю, как беременный, но чую, беременность затягивается, переходит в слоновью. А слоны, слонихи, если точнее, в декрет года на два уходят, мне рассказывали. Ну, вот. И решил я, чтоб в чернуху не нырять, просто пересказать задуманное. Вам на обсуждение, себе на память: а вдруг когда-никогда вспомню и напишу?

Дело происходит в Доме престарелых. Не курорт, конечно, но жизнь - она всякая. И везде. Даже в Доме престарелых. И вот Анна Сергеевна продала государству квартиру и поселилась на полный пансион. Комнатку ей выделили, уже хорошо. Хотя бы потому, что по утрам не всех умерших за ночь видно. Анна Сергеевна жила в качестве престарелой уже четвёртый месяц. Это достаточное время, чтобы свыкнуться с почти ежеутренним тихим стуком и скрипом колёс каталок, накрытых простынями. Дежурные медсёстры обычно толкали их к выходу и дальше, к невзрачному одноэтажному зданию в глубине двора часов в пять-шесть утра, стараясь не потревожить постояльцев. Но эта деликатность была сродни театральному шёпоту: все всё слышат, только делают вид, что их это не касается. Нянькам деликатность ни к чему. Уж такая работа: памперсы, нечистоты, грязь. И пока в коридоре только-только затихал скрип каталки, кто-то из нянек уже нарочито шумно менял бельё на постели ушедшего. Так начинался день.

Дом престарелых располагался за городом: и от любопытных глаз подальше, и к природе ближе. Дом престарелых - название нелепое, хоть и точное. Оно совсем не шло старому купеческому особняку, примыкавшему к редкому леску, в котором кое-где ещё сохранились скамейки с широкими сиденьями и гордыми спинками. Скамейки надолго пережили хозяина дома и сейчас скромно радовали забредших в лесок старичков простой возможностью отдохнуть.


Анна Сергеевна любила после казённого завтрака прогуляться среди деревьев. Тем более, делать в самом Доме было нечего. В хоре она не пела, на пяльцах не вышивала. Общения никакого. Разве постоялец Семён с говорящей кличкой Барыга как-то пытался отобрать у неё пенсию. Бессовестно. Нахрапом. Даже не попросив. И она в тот момент очень удачно вспомнила, что в молодости любила играть в городки и изрядно заехала ему палкой по рёбрам. Семён поспешно ретировался, шипя и матерясь под нос. Другого общения, кроме как с медперсоналом, не было. Одно слово, скука.

И вот она приладилась гулять. Парк, лес. Хорошо. Свежий ветер выдувает грустное из головы. Опять же, скамеечки. И как-то на одной из скамеечек Анна Сергеевна познакомилась с Матвеем Ивановичем. Его она видела и раньше, а вот заговорить решилась не сразу. Знаете, как бывает. Увидишь такую же, как сам, потрёпанную посудину, выброшенную штормом на берег, взглянешь, как обессиленно она лежит, и желание говорить куда-то пропадает. Тем более, сил и у самой немного. Хватает разве присесть рядом. И помолчать. Так и сидели. Одинокая старушка и одинокий старичок на одинокой скамеечке. А весна вокруг. Запахи чайной розы. Звуки "Рио-Риты". Листья шумят и разная живность вокруг вовсю радуется. Жуки вон, летают.... Матвей Иванович, заметив, как жук шлёпнулся на скамейку между ним и Анной Сергеевной, сказал, как бы ни к кому не обращаясь, что в детстве, в пионерском лагере, он мечтал поймать жука-носорога. И даже коробочку спичечную для него приготовил. Старенькую такую коробочку. С рисунком Днепрогэса. Там ещё буквы какие-то были. Теперь он не помнит, но что-то было написано. Точно. И вот сейчас кажется, что написано было что-то важное, чуть ли не самое главное, что должно быть в жизни. Жаль. Забыл напрочь.

Анна Сергеевна заметила, что, мол, забывчивость неудивительна: вон сколько времени от пионерской жизни прошло. А время - штука серьёзная. Четвёртое измерение, как-никак. И тут Матвей Иванович, увидев потенциального благодарного слушателя, улыбнулся и сказал, что время - вовсе не измерение. Так, производная, если говорить математическим языком. То есть изменение случившегося. Анна Сергеевна несколько огорчилась, что измерений стало меньше. С ними и до сих пор было негусто, а теперь что ж, и вовсе три остались?

Матвей Иванович горячо возразил, сказал, что измерений - сколько хочешь. Ну, может, чуть меньше. Всё от сознания зависит. От того, как и что мы видим. Например, есть такое всем известное измерение - сон. Мы в него регулярно проваливаемся. И живём. Учимся. Иногда даже летаем. Только часто не знаем, как поступать, столкнувшись с проблемой в этом самом сне. Впрочем, бодрствуя, мы тоже растяпы не лучше: регулярно теряемся и упускаем явные возможности. А во сне упускаем неявные. Сон тесно переплетается с бодрствованием. От этого дежа-вю, ложная память о драгунском полку и прочие неудобства. А ещё сон - отличная возможность исполнения желаний. Просто его нужно принимать серьёзно, а не как капли пустырника, чтобы успокоиться. Он разный, сон-то. Рваный, поверхностный, глубокий... согласитесь, это характеристики измерения. А вы говорите - время.

- Я говорю? - удивилась Анна Сергеевна.

- Да все говорят. Измерение, измерение... время - четвёртое измерение. Где оно, измерение? Производное от случившегося. Только лишь. Так поди и силу тока можно измерением назвать. Чего ж не назвать? Вон, и амперметр есть, хоть заизмеряйся. Что ж это за измерение, если мерить можно лишь в одном направлении, а назад - никак? Вроде как ушёл однажды из дому, а вернуться - тю-тю. Даже за забытой шляпой. А в сон вернуться можно. Было б желание. И настрой. Учат нас этому, а мы не очень прилежные ученики. Или боимся, а, Анна Сергеевна?

- А чего ж бояться?

- Не скажите... может, желаний боимся, а? Вдруг и правда исполнятся? Или летать боязно? Вот что мы о сне знаем? Мало... А ведь кроме рваного, поверхностного и глубокого может ещё и летаргический приключиться. Там что? Какие дали? Уж очень на смерть похоже, - Матвей Иванович поёжился.

- Заинтриговали вы меня, Матвей Иванович. Выходит, и смерть - измерение? Только чем её измерить? Ума не приложу, - Анна Сергеевна грустно улыбнулась, - да и сомневаюсь я, что там, за чертой сна, что-то исполнится. Хотя хотелось бы, конечно. Пусть тогда и мечта измерением станет. Вы не возражаете, а?

Вот так они и познакомились. Вернее, выходит, что познакомил их жук, случайно плюхнувшись на скамейку. Анна Сергеевна полюбила общество Матвея Ивановича. Он был интересным человеком, много повидавшим в жизни, и умевшим увлечённо и интересно рассказать о пережитом.

Осенью, в дождливую промозглую погоду, они пили чай. Попеременно, то в комнатке Анны Сергеевны, то у Матвея Ивановича. И разговаривали, разговаривали...

Однажды, на исходе февраля, за окнами Дома престарелых бушевала метель, явно последняя в этом году. Поэтому, видно, и хотела, чтобы её запомнили подольше. Анна Сергеевна проснулась от того, что в комнате было тихо: непогода закончилась, как и не бывала. В окно спокойно светила Луна. Её свет искрился на грудах выпавшего снега. В общем, было красиво. Анна Сергеевна подошла к окну полюбоваться. И было на что: лес в белых пушистых шубах. Толстый нехоженый ковер на земле. Даже одинокий фонарь радостно улыбался сквозь залепленное снегом стекло, понимая, что до рассвета ему разрешено подыграть Луне. Ну, как может. Пусть и чуть-чуть. Ведь каждый светит по разному, в меру сил. И иногда главное - не слепить, а освещать. Показывать. Делать своё дело и не отсвечивать.

Света фонаря, пусть и облепленного снегом, вполне хватало, чтобы Анна Сергеевна разглядела небольшой предмет, лежащий на подоконнике. Коробок. Старый спичечный коробок с полустёртой этикеткой. Понять, что на ней нарисована плотина, было ещё можно, а вот букв не было видно: их изрядно захватали. Угадывалось первое слово - "Привет", а вот дальше... дальше разобрать было трудно.

Увидев коробок, Анна Сергеевна удивилась, а услышав, что в нём кто-то скребётся, нетерпеливо сдвинула крышку и обрадовалась: внутри коробка, на обрывке листа подорожника, сучил лапками великолепный жук-носорог, почти полностью заполнив собой всё пространство.

Анна Сергеевна едва дождалась утра, чтобы показать находку Матвею Ивановичу. Она, как могла, поспешила удивить его. Не доходя до комнаты Матвея Ивановича, Анна Сергеевна, почуяв неладное, замедлила шаги и остановилась: распахнутая настежь дверь в комнату позволяла видеть, как нянька, бурча что-то злое под нос, перестилала на постели бельё. И куда-то делись личные вещи Матвея Ивановича...