Есть красивые мужчины. Те самые, которые в метро могут спокойно терками телесными заниматься, а на них вместо ушата, вместо содержимого компостной ямы, выльют улыбок миллионы, а в довесок еще и телефон дадут с надеждой, что он обязательно позвонит. А есть другие. Серая масса. Могут не глаза иметь, а натуральные алмазы, может быть потрясающая мимика или улыбка - глаз не оторвать, может быть вселенская умная грусть, надлом, надрыв, километры опыта и собирательно-наблюдательных примочек. Но они остаются в стороне от женского внимания. Они где-то там, за гранью понимания красивой картинки, в глубине кратера, на дне Марианской впадины, в водных дебрях Ниагарского водопада. Далеко, недоступно, око не падает, пусто... Женщинам такие нравятся в некоторых случаях, не с первого взгляда, при дальнейшем рассмотрении. Такие не умыкнут виляющий оттопыренный зад под плащ, такие не будут пионерскими горнами сзывать в район своего местонахождения, отправляя сообщения о начавшемся гоне. Они ждут.

Хочется казаться или сразу быть именно вторым вариантом. Первым быть скучно. Тут на прилавок удовольствий может вывалиться лишь мокрица кратковременная, обыденная, припудренная, с ресницами до самого южного океана длиной. Ты её легкой рукой, твердым шагом, шармом новорожденным можешь взять без нахрапа. И что же выпадет в лотерейном шарике с номером? Совсем не веская причина соития, приправленная остреньким ощущением - она все таки является несомненно женщиной, а потому абстрагироваться от мыслей о высоком, забить на умозаключения, власть наброситься и взять. Быть тем самым животным, которое обыкновенно внедряется в пространство легковесной натуры. Никто не обвинит в невежестве или крайне низкой сосредоточенности на предмете прогорающего как спичка толка. Ей и этого вполне. Были варианты и хуже. А ты сам можешь быть докой хоть куда в делах даже быстро амурных, вот только надо ли проявлять все свои изыски, надо ли выдавать на гора лучшую кулинарную книгу твоих собственных коронных блюд, если оценивать это чудо будут прямо сейчас, чтобы через пару часов забыть навсегда.

Я второй. Пускай мой серебряный отлив никогда не будет золотым. Мне так нравится. Я смотрю на себя и чувствую, прямо таки распираюсь, рвусь на кусочки от блеска глаз. И этот блеск не нужен сторонней вертихвостке. Она его никогда не увидит и слава богу. Он рассчитан на избранное, мое, которое обязательно становится родным. Мой блеск - он обязательно продуманный, хотя и постоянный. А если заглядывать в душу продуманности, то можно увязнуть подобно Ихтиандру в сетях, а ножа спасительного для вызволения из оков не окажется под рукой. Может я конечно ошибаюсь, может преувеличиваю, превозвышаю свои возможности. И сотням женщинам покажутся эти слова пустой бравадой. Но если так реально о себе думать, подкрепляя словами тот самый блеск, то случится когда-нибудь чудо в виде самого главного посыла из космоса.

Она придет. Снимет часы наручные, уложит аккуратно мобильный телефон на тумбочку, мягко снимет надоевшую за день обувь, опуститься на стул в прихожей, поднимет уставшее лицо и так посмотрит, как мне нужно, как я жду, как позволяет блеск, как велит опыт...