# личное;
рыж.
Когда сегодня было: полумрак; лежание у окна; монологи, мне просто подумалось, а вот если бы изъять нас из этого мира, положить к богу на ладошку, ну, то есть вырезать детскими ножницами по контуру всё, что нас с тобой окружает, не повредив существенно обстановки – ну то есть шум дороги за окном никуда не девать, едва различимое телевидение за стенкой, пляска машинного света фар сквозь занавески, всё это оставить, не забывать; и короткая прогулка по городу за плечами, и дешевая вредная еда, и всё, и всё, так вот – выделить это как целый мир, как отдельный мир, и вот завязать в узелок, и вот теперь – отдельная система, замкнутая, самостоятельная, потому что думает, что незамкнутая, но на самом деле машины в ней деваются в никуда, и пешеходы тоже никуда не дойдут, так вот:
в самом сердце этой системы будем мы, и мы будем говорить, ну или, скажем, ты будешь говорить, ведь так и было, и именно об этом я сейчас повествую, и вот, если рассказывать свою жизнь (при этом это же мир, целый мир, у тебя в распоряжении эта вечность, потому что он держится на твоем монологе), то расскажешь ли ты ее всю, или не расскажешь, если расскажешь всю, то превратишь ее в сказку, если всю не расскажешь, то не превратишь; вот так, с самого начала, слова – как камни с горы, одно покатилось, второе прогрохотало, третье снесло голову, и когда смотришь наверх, ноги дрожат, и сердце бьется гулко, как уханье совы из «Ежика в тумане», и мое молчание – это хорошо, это правильно,
ладно, ладно, всё это совершеннейшая чушь, я просто подумал, что Несуществующие Дневники – это описание жизни, которое производят ангелы, следующие за тобой, наверное, люди по ошибке называют их хранителями, но они – наблюдатели и зрители, - так вот, они записывают все, тобой прочувствованное, всё пережитое, и когда ты постареешь и наденешь белые тапочки, они покажут тебе то, что записали, всю твою жизнь, и это будет написано так, как сказка;
и когда ты прочтешь ее с начала и до конца, будешь долго смеяться.

дурацкий день. голова болит.

ехал в метро, накатывала дурнота, откатывала, прикатывалась обратно. мы здоровались, я посылал ее к чертям и злился. она улыбалась и гладила меня по голове. мой маленький-мой хороший, я с тобой.

тошнит, правда тошнит. я бы злился, если бы не был таким усталым.

может быть, голова болит, потому что я не могу выбросить тебя из нее. ты бы знал, как я по этому поводу злюсь. иногда.

дурацкий день.

враки об откровениях евангелие об откровениях намеки на откровения умоление об откровении
где, где во мне текут эти черт возьми откровения я их не вижу, порежь меня глубже может быть там найдем.
засунь своё откровень себе в стихотворень. люди хотят слышать что-нибудь поинтереснее. говори четко, ясно, по теме, а потом "ваши семь минут истекли", дети пошли читать другой блог, где откровения пооткровеннее моих недооткровений.
черт возьми, странные выделения эти ваши откровения, ну гадость же, гадость.

как меня всё достало, не то чтобы я не могу контролировать, просто на меня давно не снисходило такое бешенство, сладкое, яростное, пронзительно-чистое бешенство.

бешенство, во время которого ты вдохновлён чем-то свыше и готов орать: я всех ненавижу, вы меня бесите, бесите, бесите. во время которого акт насилия и членовредительства представляется желанным и почти творческим - интеллектуальный оргазм не получишь, но облегчение мук обеспечено. и все эти уроды пишут одному мне видимыми фломастерами себе на лбу: ударь меня, наори на меня, унизь меня,

а то как выплесну на тебя свои откровения.

бешенство, во время которого у тебя не бывает друзей, потому что все они тоже ходят с надписями на лбу. к тому же если вдруг во мне просыпается теплое чувство, меня оно начинает бесить, и я сижу в ванной, сложив руки, из которых не текут откровения (странная вообще жидкость), умытый холодной водой, ослабший от головной боли и тошноты. я сижу и выдавливаю из себя все недо- и просто привязанности, я хочу быть просто яростно чистым.


а потом я не читаю про композицию и не читаю про перспективу, я сажусь писать буквы и с удивлением вижу, что из рук моих что-то течет.

Хоть сколько-нибудь смысла зажми в кулаке, припрячь на потом, оставь себе.
Запиши его понятными буквами, чтобы точно понять, даже если
будешь читать это сто лет назад или двести на запад.

Мне душно, зверь, выпустите, я выйду на этой


сегодня поздно вечером я физически чувствовал, что чужая глубокая нежность к тебе самому - это плащ на плечах, который отводит беду.

вот мои сокровища вот чужие сокровища давай поделим сокровища пополам: у тебя много мелких, у меня мало шикарных мои сокровища кровища
мы их делим
и я чувствую как звенит напряжение натягивается бельевой веревкой на которой играет длинноногий музыкант - бдзыннннь бельевая веревка бдзынь. это жизнь.
полотно полотно полотнище, я его постираю, а потом на нём нарисую все мои сокровища, все мои со-кровища, и тебе покажу, чтобы ты улыбнулся.

я сильный. и поэтому ты можешь плевать на мои сокровища, если тебе приспичило.

У нее... у неё свадьба в марте. С ней.


Нет, я никогда не надеялся на что-то всерьез.
Просто, черт возьми, теперь я буду знать, что никогда даже не поцелую ее. Никогда не расскажу сказку, в которой будет намёк на романтику, потому что я уважаю ее отношения и ее любовь. Теперь, если мы все-таки увидимся, я буду стоять в паре метров от нее, а если все-таки будут объятия, то я буду чувствовать себя скорее безумно несчастным, чем безумно счастливым.

резонов ехать в питер больше нет.

В колонках играет - земфира - кукушка
 
утро, когда я просыпался и думал о тебе. о себе. о нервном сгустке в груди, о чудесном, о правильном, о жизни и песнях Travis, о книге с красивой обложкой, которую так и не дочитал. пахло свежестью.
мне хотелось жить, добиваться тебя, а потом целовать.

я добился и целовал.

утро, когда я просыпался злой, дьявольски злой на себя, "что-ты-делаешь-дура-а-главное-зачем", сжимая руки в кулаки, стискивая зубы и с мгновенно выступающими слезами пялясь в окно, не поворачивая головы, то есть просто максимально вверх; и снег падал, и я бесконечно восхищался снежинками, и во мне росло отторжение происходящего.

я не понимаю, почему я скучаю. почему я до сих пор тебятебетобой?   /зачеркнуто по здравом размышлении/

"Нельзя себе позволять".

всего лишь несколько километров на запад от меня - и вот, сама земля пропитана кровью, сам понимаешь, Кремль;
а я, смотрите-ка, стою и думаю о поцелуях

твоих.

вообще-то сегодня у меня в голове вертелось две мысли. первая - "красивый мой, интересно, когда я тебе разонравлюсь", а вторая - "какого черта я потерял контроль над ситуацией". первая мысль наполнена прекрасной самовлюбленной печалью пассивного страдальца, вторая полным ужасом, потому что я не знаю, что с собой делать по этому поводу.
с другой стороны, во мне проснулся глубокий философский пофигизм. ну потерял и потерял, может, чего другое подберу, всё в мире находится в состоянии равновесия, как плотный обед внутри летающего йога.

это позорно, это почти как оказаться голым перед толпой, позорно, стыдно говорить об этом, почему? - потому что это открытое говорение о собственное слабости, это даже почти возбуждает, потому что это просто факт и ты ничего не можешь с этим сделать

я просто хотел сказать, люди вызывают во мне столько эмоций: малознакомые, вовсе не знакомые, те, кого я знаю только по буквам или те, кого я заметил краем глаза в книжном магазине, я, наверное, влюблен в них, я влюблён в сотни тысяч людей по всему миру, это делает меня таким хрупким и таким сильным,

{je vois que l'on m'a joué} - эта полуигра на публику, полуоткровенность, доходящая до бреда, я просто хочу, чтобы мной восхищались, и при этом иногда пытаюсь подстроиться то ли под мнение других о хорошем, то ли под мнение других обо мне, то ли под то мнение других, которое я бы вообще хотел видеть, и это разрушает меня, потому что даже если они восхитятся, то не мной, не мной не мной, а я, я же вижу в них так много прекрасного, все эти дети и все эти старики, если бы они знали, как я их вижу, какими я их вижу - они бы влюбились и в себя, и в меня, потому что когда я на них смотрю, я вижу что-то, что в данную секунду кажется мне самым прекрасным в мире, и это делает их восхитительными, а меня - гениальным.

люди как часть прекрасного, как часть атмосферы, и иногда это атмосфера рождается в них самих (тогда они гении, художники, сны, ходячие сказки, что угодно), и я вдыхаю ее через ноздри, они совсем не эротично раздуваются, ветра и моря ещё много и надо успеть вдохнуть всё и выдохнуть всё.

у меня какие-то куски франции в голове - cela peut aller loin

А мне всё-таки кажется, что ничего не будет как прежде. Это так странно, это как будто все буквы сменили форму, поменялись на другие значки, а ты не заметил и продолжаешь читать. И только иногда в глазах слегка рябит и ты чувствуешь легкое беспокойство, сродни удивлению.

Когда я был прошлогодне-майским, прошлогодне-июньским, я писал stranno, чтобы выразить то же самое. Но я не прошлогодне-майский и не прошлогодне-июньский, я стараюсь вычеркнуть из себя эти чувства, потому что они противные, это как будто пленка на руках. Мне не нравится.

Я чувствую себя негениальным, простым, стоящим в начале пути. И слова стали проще, образ мыслей напоминает что-то детское, но не глупое, а детское-почти-бредбериевское, только единственно что - запах сигарет стал нравиться мне недавно, а теперь так и вовсе.

Я никогда никому не позволял даже кашлять в своей комнате, не то что курить. Я тебе уже говорил, признавался, расписывался, надевал кольцо в своем желании измениться, я улыбался, качал головой и пыльцами зарывался в свои волосы, которые пахнут сигаретами. Это доказательство чего-то важного.

Только не порть всё перебарщиванием. Это называется пересластить, пересолить, пере-пере. Мне нужно много времени на переосмысливание, переработку ощущений, иначе меня начинает от них тошнить. К тому же я человек, зацикленный на самосовершенствовании, мне нужно читать, писать, рисовать и делать что-то полезное, а так же бить морду Фейту, узнавать секреты жены и гулять в одиночестве. ["уважай мою власть, уважай моё превосходство" :) - из немоего и из прошлогодне-майского, но почему-то вспомнилось]

У меня такое впечатление, что я могу совместить тебя с любой атмосферой внутри себя, и это почти обещание долговечности. Конечно, если сменится ветер, никто не сможет меня удержать, но я слишком удивлен, чтобы обо всём этом думать.

Нет, черт возьми, буквы точно стали другие, другие, другие буквы. Я не удивлюсь, если я транслитом пишу по-древнегречески.

Потому что потому что потому что потому что потому что мой телемак твои сны не безгрешны.

Долбиться лбом о гранит науки, чтобы зубы мудрости выросли крепкими. А еще кровь укрепляет волосы, в ней столько витаминов, очаровательно.
Равнодушие - может быть, это совсем не то, о чем мы думаем, может быть, это когда душа одна на двоих, поровну.
И тогда равнодушия не бывает, славно, правда?

Еще здорово, когда у тебя кончики пальцев на пишущей руке - это эрогенная зона, и каждый раз после написания стиха ты испытываешь интеллектуальный оргазм.

Одиночество - это когда ночами всегда один, да? Идеальное состояние.

Надо прекращать думать на такие темы, глупо и банально, самому надоело. Есть вещи интереснее, но у меня еще зубы мудрости не выросли, я еще маленький, трудноуправляемый, истеричный ребенок.

Что бы такого сотворить, чтобы всем сразу стало весело *взорвать мир?*

Ну что такое чудеса, девочка, чудеса, это, например, я сегодня не ел почти и не спал почти, а всё еще жив; это так на меня не похоже, я же вообще-то живу только чтобы спать и есть шоколад, еще чтобы читать книги и писать дурь. Еще я сегодня проснулся в пять и был счастлив первую половину дня, а сейчас просто вечер, и поэтому всё по-дурацки тоскливо.
Вечером всегда кажется, что ты никому не нужен, что ты ничего не успел, и уже нет сил исправлять; наверное, надо больше есть, больше спать и никогда ни о ком не думать.

Знаешь, почему тебя надо съесть? Чтобы ты всегда был внутри, всегда-всегда, и только мой.

Мне так нравится смеяться над собой, над всем, над всеми. Это как если падаешь с лестницы, надо не орать, а петь, чтобы все удивились. Особенно если падаешь долго и больно. Потом раздарить друзьям отвалившиеся пальцы и позвонки - на кольца, ожерелья и прочие украшения, а зубы оставить матери, чтобы глядела и радовалась, ах, какой у сыночка кариес. Из легких сделать обложку для твоего дневника. Волосы традиционно скормить Кольцеферу.

А улыбку спрячь в нагрудный карман, чтобы грело. Ладно?

Мой позитив выглядит мрачно и пафосно, но я правда проснулся и был совершенно счастлив. В пять утра, с мыслью почти о тебе, да нет, не в смысле, просто мне нравится быть другим.

я всё время думаю о тебе ну или почти о тебе, перерабатываю с учетом тебя ну или почти тебя, ты как сон, ну или почти как сон, потому что тебя нет, ну или почти что нет;
какая разница, главное - дышать.

Храни господь всех тех, в котором есть что-то прекрасное.

Храни господь меня, такого впечатлительного.

Главное, это уметь закрывать глаза, и под ними - спасительная темнота, и даже если ты приходишь туда полностью опустошенный, со вспотевшими ладонями, со сдавшими нервами, с сорванным от криков в пустоту голосом - она примет тебя и успокоит, такая холодная и вечная, погладит по голове, потому что любит, так приятно думать, что тебя любит кто-то могущественнее, чем ты, потому что среди людей таких нет, не знаю никого прекраснее себя; так вот, закрыть глаза и провалиться в нее, раствориться в ней, разве это не любовь.

Всю свою нежность отдам ей, чтобы успокоить нервы, чтобы не потели руки, чтобы не горели губы и не слезились глаза.

Я буду спать крепко. Во мне - тихо, всё выкричалось, руки поникли, губы сжались.

главное - не ____?

ничего страшного. правда, ничего страшного, я справлюсь.

но на всякий случай оставь свет включенным и крепко-накрепко запри чердак с привидениями.

а монстры под кроватью - я как-нибудь справлюсь, честно.

после полуторагодичного опыта отсутствия опыта работы в паскале, ни черта не зная про массивы, я полистал книжку и написал программку в блокнотике, потом откопал-таки компилятор - и о чудо, программка сразу заработала, и всё это при условии, что у меня уже часа четыре страшно болит башка.
какой же я умница, какое же золотце.

болеть плохо, все тебе во всем отказывают, а ты слишком слаб, чтобы обидеться и дать в морду, ну или хотя бы подумать о том, как же сказать так, чтобы тебя поняли, ты мечешься в полубреду, выкрикивая самые разные имена, но чаще - одно; ты ищешь дырку для побега в удивительно неподходящих местах, просто потому что там всё просто, тепло, хронический тонзиллит и классная улыбка. ты не приходишь на обществознание, потому что а-не-пошла-бы-эта-наглая-мадам-к-черту, а потом выясняется, что ты пропустил еще и первый урок биологии, но, может быть, все к лучшему, она не очень хорошо объясняет, а в учебнике всегда всё таинственным образом интереснее, хотя ты так любишь, когда тебе объясняют вслух (и вообще с тобой говорят вслух, вживую, ты ведь знаешь, какая ценность эти люди и их глупые красивые дети), когда ты уже вовсю кашляешь, ты понимаешь, что все-таки под теплым одеялом спать не можешь и просыпаешься через час от слишком жарко колотящегося комка в груди (мол, душно, откройте окна, убейте портящих кислород). в итоге спишь два часа за ночь, совершенно чудесненько невменяем, совершенно чудесненько тратишь деньги на шоколад и на иллюзию бутерброда, пропавшую внутри тебя за три минуты, а потом, наконец, с небес спускается светлый ангел, а может быть, просто одноклассница, и ты не вынужден все время помнить об этой большой черной штуке, которая все время давит на твою голову, грозя раздавить ее к чертям собачьим; я ведь не так силен, как тебе кажется, я и всесилен, и могуч, но в то же время по-детски хрупок, мне надо много спать, мне надо любить себя, это совершенно обязательные условия, иначе мир развалится и эта черная штука меня доконает и я умру; не выспавшись ни черта, но усвоив из программы биологии некоторые вещи, ты приходишь домой, ложишься на кровать с мыслью: "пятнадцать минут", и открываешь глаза через четыре часа.
всё бессмысленно, моя королева, мы проиграли и сражение, и войну. болеть плохо, поэтому не болей, скотина, ты и так выдумал спать в шарфу и под простынью. нет, ну вы только представьте идиота, который не может спать в тепле, и от этого же и болеет.
и именно этого идиота я люблю больше всех на свете? кажется, не принято так пылко писать о любви к себе, какая жалость, мне больше никого не хочется любить, впрочем, я с утра вполне безумно слушал и переслушивал про цвет твоих глаз, [не]благоверная, хотя это все равно мне не поможет, уже ничего не.

меня посетило смутное, едва формулирование желание стереть всё, спрятать всё, утащить в нору, замазать глиной, упрятать в пыль, под ткань, под только мой взгляд и мой шёпот.
чтобы никто ничего не знал обо мне
чтобы никто ничего не знал про меня.

вы слишком много знаете.

например: в тех случаях, когда я думаю, что умею любить, я думаю в первую очередь о тебе, не-моя не-благоверная.

Я прошёлся по берегу, почти что по тому самому, который есть на самом деле, если идти немного на север, но нет, по слегка улучшенному, усвободненному в моей голове. Слегка.
Я коснулся рукой дерева, я устало вздохнул - кажется, я сделал, всё, что мог, я сказал, что мог.
Я увидел мужа, я написал глупую вещь жене (я же все-таки, ну, люблю, кажется, я не могу забыть). Я помог матери, я поговорил с матерью, я улыбался ей, как умел. Я попытался порадовать брата, я носил его на руках и покупал с ним эту дурацкую жвачку. Я сделал картинку своей самой сказочной волшебнице, я написал текст для Сироя. Я поговорил с тобой по телефону, а после - по аське, попытавшись намекнуть тебе на мою черт-бы-побрал-нежность и готовность помочь. Я не хочу, чтобы ты засыпал с тяжестью, каждая ночь должна быть вздохом свободы, когда ты приходишь по усвободненному краю в своей голове и прикасаешься к чему-то вечному. Я хочу, чтобы у тебя тоже был кусочек важного. Хотя мне, конечно же, не удастся.
Я поговорил с мужем об образовании, правда, ничем не помог, кажется, это та тема, в которой я не буду давать ей советов.
Я помолился небу о снеге.
Я слегка прибрался в комнате.
Я сделал всё, что мог.
А теперь я займусь тем, чего мне весь день хотелось

неужели кто-то действительно думает, что я запомнил про дворцовые перевороты?
про даты во второй мировой, которая всегда казалась мне самой паршивой темой, ибо была недавно и вся пронизана дурацким пафосом?
наивные, наивные, ничего я не знаю. а у меня типа за всю школьную программу отечественной истории экзамен.

в общем, мои дела как обычно.

что такое готовиться к истории в моем исполнении?
это когда ты с утра до ночи сидишь один, ни разу не выходя наружу (нет, выполз посмотреть на новую родительскую машину, большей частью запомнилась красивая дневная луна, еще краше, чем была вчера), и сходишь с ума, и когда читаешь про всяких царей (боже, я только тут, даже половину билетов не осилил), то думаешь - им, наверное, одиноко и скучно править такой дурацкой страной.
определенно, всё, что происходило в моей стране после принятия христианства - мне не нравится.
а вот славянские язычники искренне милы моему сердцу.
впрочем, неважно, раньше и трава была зеленее, и вообще нескучно и неодиноко.

я так напряженно вглядываюсь в квиповое окошко, что мне уже мерещится, будто там и впрямь синеют буквы: "печатает"

но ни черта там нету, потому что все мужики козлы так сложились звезды

у меня сегодня разочарование за разочарованием, желающий разочароваться да разочаруется.

вообще-то я должен был весь день учить историю.
но пока что моя история ограничилась кратким экскурсом сфинкса про никона и про ивана III.
ну, вся ночь впереди, конечно.
конечно-конечно, я прочитаю все труды карамзина, неужели вы мне не верите, посмотрите в мои честные глазки.

сегодня была прикольная дневная луна, а в ушах царила атмосфера древнего русского толкиенизма *так вышло в этой жизни, наверное, мне снились какие-то такие вещи*

тут лежит моё равнодушие и моя нехорошая ложь
они уродливы, и их много.
равнодушие, прикрывающее свежую, подрагивающую в своей беззащитности боль, и нехорошая ложь, прикрывающая и то, и другое
вы их часто читаете, если вы читаете меня.
но вот тут они прямо-таки в чистом виде.
без ароматизаторов, идентичных натуральным.


я хочу, чтобы у тебя всё было хорошо.
не так через жопу хорошо, как хорошо у меня, а просто.
хотя кто сомневается, что ты будешь проще и счастливее, чем я.

а вот теперь представь, как страшно
до криков страшно
до невозможности страшно
до слез.

я не хочу больше, правда, я хочу покоя, я не хочу, я не буду, не буду, не буду, я обещаю, не буду, я не хочу больше, никогда, я же обещал никогда ни в кого, никакого тепла, никакой боли,
я не буду, не буду, не буду,
я обещаю, я буду холодный.

я объяснил и тебе, и себе, почему нельзя, осталось остановить тот самый порыв, который толкает под спину в момент, когда хочется поднять голову и

я остановлю.

я сильный - и я холодный.

я напишу для тебя и про тебя, lærer, подожди немного
завтра - обязательно.
я хочу тебя видеть aller mest.
я знаю, что я ожидаю чего-то такого, что могу найти только внутри себя, но allikevel, ты ведь мне поможешь.
целую в kinn, мой kjempefin

P.S. Видишь, я без ума от норвежского, и что теперь делать?

у меня слишком слабые руки
и вот ты представь - пахнет снегом, восторгом и прочим, ты висишь и не знаешь, сможешь ли забраться на ту штуку, на которой висишь, и понятия не имеешь, как спуститься.
наверное, самое классное было, когда я отцепил-таки эту хрень и смог спуститься.
и когда отпустил руки и моя задница была уже в нескольких сантиметрах от земли, то бишь совсем-совсем в безопасности) и после этого возникает ощущение, что ты почти все-все можешь, что тебе не страшно свалиться вот с этого холма, проехаться на заднице по грязи, перекувыркнуться через голову, упасть в воду (только не смертельно холодную)).
и вот тогда в груди снова много, много, переизбыток смеха
я живой. не такой живой, каким был раньше, но все же от меня пахнет чудом и жизнью