«Вы попали в хорошую компанию и выбрали

для этого исключительно удачное время!

Благодаря тому, что Вы в нужное время

оказались в нужном месте, перед Вами

открываются поистине неограниченные

возможности. Вы сделали первый шаг на

пути к более здоровой и благополучной

жизни.»

Не удивлюсь, если читатель, прочитав эпиграф, досадно улыбнулся уже знакомым ему строкам. Я в своё время тоже попал в хорошую компанию и выбрал для этого абсолютно удачное время, как мне тогда показалось. И это отнюдь не ирония по поводу определённых возможностей той или иной компании, призывающих нас сделать наконец уверенный шаг к здоровой жизни. Что может быть более ценным нашего собственного здоровья? Даже горький пьяница, поднимая бокал с очевидной отравой, произносит «за здоровье!».

 

Что касается компании, в которой я пробыл немалое время, она процветает и поныне: сменили президента, добавили продукции, умножили свои ряды. В этих рядах и мне в конце прошлого века нашлось место в качестве обычного пользователя, даже не дистрибьютора. Ничего не пришлось мне распространять — просто лично потреблял знакомую по рекламе и сайту компании продукцию. Она мне тогда нравилась. Вкусные напитки, коктейли и прочие добавления к обычной пище. Я не считал себя исключительно здоровым человеком, но и больным тоже, тем не менее по возрасту давно перешагнул так называемую «середину жизни». Хотя где она эта середина? Китайцы вон утверждают, что человек уже не должен, но обязан жить до ста тридцати лет. Выходит, не дошёл я ещё до своей середины.

 

Спросите, а работает ли продукция? Как не работать? Ведь это как-никак плод напряжённого научного поиска известных учёных, диетологов, врачей и косметологов. Каждый человек уникален, не найти другого такого же. Даже «болячки» у всех разные. Ингредиенты, составляющие основу питательной продукции, сами разберутся, что им делать в том или ином организме. Я на себе испытал. У меня выпадали волосы, просто наматывались на расчёску — жуть! Через какое-то время, через месяц или два, не помню, «жуть» прекратилась. Заметно улучшилось зрение, правда, в молодости была единица. Да и общее самочувствие неплохое. Зимой с удовольствие ходил на лыжах, летом ездил на велосипеде. Не получи заряда бодрости и хорошего настроения от здоровой пищи и дополнительных уникальных препаратов, оно мне надо было проезжать на велике по семьдесят километров?

 

Может быть, я неприспособленный к жизни человек — не смог заработать в своей компании даже на то, чтобы покупать и далее их продукцию? Не знаю. Может, деньги тогда не были нужны? А может, просто хотелось ровной, здоровой жизни без проблем «а что мне с этим делать?».

 

Сейчас появился интернет, затягивает в себя всё более широкие массы людей, предлагает и то, и другое, и третье. В погоне за здоровьем люди порой сами не знают чего они хотят получить для себя. То ли хорошее здоровье, то ли много денег? Надо определиться, господа. Надо зарабатывать? Или давайте остановимся и будем здоровыми? Мне хотелось бы на страницах этого дневника поделиться своими мыслями, наблюдениями о том, как найти это самое здоровье, можно ли довериться интернет-компании пусть даже с приличной репутацией? А ещё хочется просто написать о чём-нибудь. До встречи.

 

 

Любить иль не любить — вот в чём вопрос. Тому в истории примеров много слышим. Но мы истории не пишем, и знаем то, что люди говорят.

Нет, дальше речь пойдёт не о ягнёнке, который в жаркий день отправился к ручью напиться. Но надобно ж беде-таки случиться: известное начало сотворить.

Любовной страсти жажду утолить не можно сиюминутно. Тут надобно уменье приложить, изобретательность. Цинизму чужды слёзы и мольба, коленопреклонённость, письма, вздохи. Ему роднее откровенье, открытый текст без жалостных сонет, без музыки и аллегорий. Что цинику любовь? Ягнёнок так же волку. Поел, попил водицы из ручья — и вся любовь? оставив рожки, ножки, кровь и слёзы? Сей пищи не надолго хватит – и скоро новый рогоносец будет нужен.

Доступна ль нам любовь? Планируем её иль не готовы к ней? Кого изранят Купидона стрелы? Чья грудь останется бронёй? Кто счастлив более, кому несчастье здесь? Неразделённая любовь рождает музыку, стихи, картины — от разделённой же любви родятся только дети. Где ключ к разгадке? Мера где? Гармония?

Как мудро жизнь прожить? Что надобно нам знать, постичь, а что не надо вовсе? Где ответы? … Мыслительный процесс доступен человеку. Ему решать и выбирать ему.

Логический расклад таков.

Природа, красна девица, добра, но и коварна. Единственным решением от жизни сотворенья, даруя каждому единственный удел. И памятуя волка в изначалье, его удел – сожрать ягнёнка; в овчарне много их, а волку нужен корм и сила, чтобы в борьбе за жизни продолженье — любовь по-нашему — оставить след. Но чем мы лучше волка? Увы, различие мало. Страшнее человека зверя нет. И помыслы его, и чувства, и поступки сродни природе дикой. На каждый шест садится свой сверчок. Он знает место. Ошибки нет. Коли не знает — укажут прямо. По Сеньке шапка. Ну, как? Не тесно? Теперь бери топор, чтоб дерево рубить. Да по плечу!

Несчастная и счастлива любовь? Да сплошь и рядом. А можно ль так, чтоб вовсе без любви? Ответом песни старые служить готовы. Чтоб сердцу потакать, стихи слагают. Их в рифму пропоют – мы обмануться рады, и на алтарь возвышенных страстей воздвигнем сладкий слог. Спешим к любви за годом год навстречу. А может, и не надо было б? Но как, поётся, без любви прожить? Нам Примадонна в сотый раз напомнит, мол, и не надо ею дорожить? Пускай Она печалью будто станет. Но как же всё-таки без Этой Самой жить?

Всё ложь и всё обман, — вдруг кто-то скажет. Самовнушенье! Бред. Воздействие химических реакций на клетки мозга. Или ещё покруче: половой инстинкт как следствие реакций. Да. С научной точки зренья. От этой точки можно прошагать до Абсолюта, божества. А Он обратно нас пошлёт на землю: мол, про шесток забыл? Твоё сознанье не готово нынче постигнуть Истину. В веках Она живёт. И коль любовью ты назвал свои симпатии, желанья, — люби и множись, как Я велел тому.

…Ты пылкой страстью сотворён,

В лишеньях, грозах закалён,

Но в счастье ты не обделён,

Как Я умён, горяч, силён.

 

В детстве я был плаксой. Плакал по любому поводу. Когда меня в первый раз привели в школу, я оказался в классе самым маленьким – и я заплакал. Уронив чернильницу (была такая письменная принадлежность в школе) и, запачкав пол и свои ботинки, мне снова пришлось заплакать. Плакал оттого, что долго тянулась зима и оттого, что старшая сестрёнка обижала меня, а когда я научился давать сдачи, я плакал оттого, что плакала она – так, за компанию. Во втором классе мы вернулись с прогулки и наперебой делились с учительницей своими впечатлениями. Я громче всех крикнул, что «меня пчела в лоб ужалила», только вместо слова «в лоб» почему-то выговорилось другое слово, отчего  в классе засмеялись, а учительница сначала покраснела, потом подошла ко мне и погладила по голове. «Ничего, пройдёт», — сказала она. Я снова заплакал, потому что все смеялись и показывали на меня пальцем.

Слёзы эти были лёгкими и скоро забывались, хотя тогда мне казалось, что я самый несчастный человек на свете.

 Но про одни горькие слёзы стоит рассказать отдельно.

Мы перешли в пятый класс. Нам ввели новые предметы, и по каждому предмету были отдельные учителя. А самое главное – у нас появился классный руководитель, учительница английского языка. Она всегда ходила в цветной клетчатой юбке и такой же цветной кофте. И фамилия у неё была такая же: Цветнова. На классном часе она читала нам Шекспира. Затаив дыхание, мы слушали её и представляли, как призрак отца Гамлета бродит ночью по замку. Английский язык мне давался легко. Учительница любила меня и всегда ставила четыре или даже пять. Вообще наша учителка (так мы её между собой фамильярно называли) была хорошей, можно сказать классной учителкой. Она устраивала  не только плановые посиделки после уроков, но и ходила с нами в кино смотреть мультики, того же «Гамлета», водила нас в краеведческий музей, где мы по очереди примерялись под лапой огромного чучела медведя, невесть откуда взявшегося когда-то в наших краях. Вместе с ней мы проводили музыкальные вечера, и даже спектакли на английском языке, и она как любимому своему ученику всегда доверяла мне заглавную роль Тома Сойера. А ещё мы любили показывать ей свои рисунки. Рисовать-то я не умел, но мои картинки всегда были лучшими. Девчонки закатывали от зависти глаза — им и в голову не приходило, что эти рисунки я дома копировал в свой альбом через фотоувеличитель, а потом раскрашивал цветными карандашами. Это чтобы понравиться учительнице, поскольку конкуренция была жёсткой — рыжая Люська по-настоящему умела хорошо рисовать. Рыжие, говорят, все способные.

Взахлёб рассказывали мы классному руководителю свои истории, приключившиеся с нами на других уроках и дома. Иногда я забывал, что она учитель и что я нахожусь в школе, а не дома. Мне казалось, что это моя мама или девочка, которую я уважаю в классе или моя сестрёнка, которую хочется толкнуть, потому что она начинала со мной спорить.

Тут надо добавить, что меня хорошо подготовили к школе: я умел уже кое-где читать букварь, от старшей сестры, которая ходила в четвёртый класс, я мог назвать по имени и отчеству многих в школе учителей, и, несомненно, мне сообщили, как надо правильно к ним обращаться. Иными словами, вопреки всем правилам грамматики одному единственному учителю надо говорить «вы», даже если около него никого  не было видно. Мне сначала это казалось смешным и непонятным, но потом я привык, тем более все говорили, что так вежливее. Правда, я часто забывал об этом, путался в местоимениях, хотя перешёл уже в пятый класс.

Классная руководительница отметила моё старание. Она пригласила в класс фотографа, и вместе с девочкой-отличницей нас двоих сняли на школьную  доску почёта.

Но вот однажды.

…Был у нас самый обычный классный час. И говорили мы на самые обычные классные темы.

 Мы отдыхали. Никто тебя не спрашивает, не вызывает к доске, не ставит оценки. Но странное дело: всем тогда  хотелось говорить, все тянули руки, а самые нетерпеливые говорили прямо с места. О чём говорили? Да так, ни о чём. Учительница не могла ответить сразу всем. По-моему, она тоже приходила к нам отдыхать. Приносила тетради из старших классов и проверяла их, улыбаясь, называя авторов самых невероятных ошибок. Нам всё равно было «презент» или «континуэс» у кого в тетрадях — для нас важно было, кому на завтра надо «подколоть» по поводу этих ошибок.

В тот день в наш класс вошёл  мужик с аккордеоном. Он для виду сыграл нам две непонятные мелодии, потом поставил аккордеон на пол и начал разговаривать с учительницей. По всему было видно, она его хорошо знает, потому что не прогнала его и нас не отпустила из класса.

Я сидел за третьей партой и всё слышал. Мужика интересовали какие-то «предки», которые у него почему-то всё время сидели дома и никуда не выходили. Ещё я услышал, что он хотел бы посидеть с ней в кафе. Потом девчонки растолковали мне, что наша классная руководительница выходит замуж и что, возможно, скоро сменит свою фамилию.

Но вот как раз в тот момент и случилось то, что вызвало у меня давно забытые горькие слёзы.

Нинка Лосева, моя соседка по парте, всё время тянула руку, видно, хотела задать вопрос. Учительница разговаривала с мужиком и не обращала на неё внимания. Нинка аж подпрыгивала на парте от нетерпения. «Приспичило ей что ли?» — подумал я. Вокруг все разговаривали, поворачивались друг к другу, а на задней парте уже переодевались, потому что скоро должен был прозвенеть звонок. Воспользовавшись подаренной нам не надолго демократией и перехватив взгляд классной руководительницы, я, отчётливо выговаривая её труднопроизносимое отчество, вдруг громко на весь класс выдал:

— Тебе Лосева хочет задать вопрос.

На всех партах прекратили разговоры, и наступила  странная тишина. Мужик только ничего не понял. И я тоже, поскольку прямо в глаза смотрел на учительницу, не подозревая о своей местоименной оплошности. Некоторое время она оценивала мой беззаботный наивно-насмешливый взгляд, затем еле слышно произнесла:

— Коля, встань!

Я встал. Ничего особенного. Уроки закончились. Напоследок   я приготовился добавить ещё что-нибудь умное или весёленькое, и мы, счастливые, пойдём домой.

— Повтори, что ты сказал, — потребовала она.

Я повторил. Сзади кто-то больно ширнул меня в бок и зловеще прошипел: — «Вам!».

Наконец до меня дошло. Но в сознании ещё не уложилась опасно нарушенная субординация. — «А-а», — пропел я и осёкся. Лицо учительницы было бледным, брови нахмурились, она опустила ресницы, будто тщетно старалась прочитать что-то в тетради, потом так же тихо, но твёрдо проговорила:

— Вон из  класса!

Небо опустилось на землю. О великий и могучий русский язык. Что я наделал!

 Мужик, сообразив в чём дело, попытался вмешаться и начал успокаивать её и вроде выгораживать меня. Но тут прозвенел звонок. Классный руководитель сказала, что все могут идти. Ребята засуетились, застучали крышками парт, затопали ногами, но я ничего не слышал. Я осознал, что позволил себе – нет, не фамильярность – а грубую бестактность и неуважение по отношению к старшему наставнику, любимому учителю в присутствии постороннего человека и всего класса.

Рухнув на парту, я уже не мог удержаться от слёз. Это по-настоящему были горькие слёзы, потому как я понял, что никогда учительница не поверит, что я обратился к ней на «ты» не преднамеренно.

Прошли годы. Я сам стал учителем и работал в школе.  Однажды я встретил свою бывшую классную руководительницу в парке. Мы присели на лавочку, стали вспоминать. Вспомнили и об этом случае. Я извинился перед ней, а она сказала, что теперь я стал взрослым и всё отлично понимаю.

…Летом прошлого года от одноклассников я узнал, что Изольда Мстиславовна умерла.

 Я пришёл домой, достал старую школьную фотографию — и горько, как в детстве, заплакал.

Земная жизнь стабильна. Взаимосвязано тут всё. И если появился род собачий, свободной нишей стало меньше во Вселенной.

Что жизнь собачья? То, что и людская? Четвероногих приручают - порой двуногих так же, хлопот не больше. Первых бьют – вторых не жалуют, мы знаем. Любят первых? О! Любовь людская безгранична, многолика, многообразна, но преданности собачьей не хватает. Хотя нужды в ней мало, в преданности этой.

Собачий род солиден: из глубины веков и весей.

Из дикой жизни, заступив на вахту к человеку, они познали всё: его повадки, страсти и раздоры, на уровне инстинкта постигая, что есть к чему. Постигнув же, утратили стремление к свободе, к самостоятельной добыче пищи. Зачем? — Когда тебе и дружба, и любовь, нравоученья, кров и пища в одном сосуде. На воле собаки стаей водились в прошлом, как волки нынче; а нынешние волки с собачьим родом – едина цепь. И кровь едина! Но скопом жить собакам не пристало нынче, а первобытными отнюдь не их удел быть больше. Как человек, огонь познавший в пользу себе и поколениям чредой, так пёс домашний у очага людского нашёл приют, покой, собачье счастье. В уютном гнёздышке на коврике пуховом лишь изредка приснится: в поле ветер свищет, и мчится стая в поисках добычи, разинув пасть, оскалив белый клык…

Хозяину теперь он верен до самой смерти.

Собачей твари неведомы предательство, обман, коварство, расчёт и скупость. То человека привилегии сподобны, его «прерогативы»; его объёмный мозг присвоил исключительное право на подлость.

Нет, не достоин человек собачьей дружбы, его любовь собаке и в подлапки не годится, когда щенку дозволив статься другом, хозяин нерадивый, пресытившись игрою с псиной, кинул вон. Эй, человек! Ты преступил закон: в ответе мы за тех, кого однажды приручили, связующую нить порвав времён. Тебе не должно былось сеять лесть, прельщать теплом, вниманием и вкусной пищей. Зачем из зверя делать холуя?! Зачем использовать звериные инстинкты, спускать с цепи по праву и без прав!? Зверь тем хорош, что в своей стае великолепен был и горд собой; он каждый день и каждое мгновенье готов к победе или смерти. А рядом с человеком — инструмент лишь карикатуры жалкой атрибут.

Где преступление свершилось?... Молчание. Когда?... Пожатье плеч. А судьи кто, ведь по закону предков нам наказание неотвратимо?

Стекается на площадь стая псов,

Озлоблены; вожак – их повелитель.

Ему отбросы – пища; небо – кров,

Он приговора здешний исполнитель.

Писать и говорить о браке скучно – смешно доколе скучен мир. Сильна природа-матушка, сильнее быть не может, не можем мы противиться природе той.

Но дикую природу наблюдая, задумывшися часто: закон един, един для всех, единожды-един и в продолженьи рода. Естественный отбор к сильнейшему в симпатьи -- больной и хилый вон. Всему всяк время – есть и пить, согласно зову предков размножаться. В назначенное время трубный глас оленя раздаётся в тундре, на брачный поединок призывая равных. Неравным места нет — и в хромосомах клеточного 'ядра носитель тупиковый угаснет ген, дефектного генома утратив напрочь и признаки, и свойства. Увы, не всякой твари порой по паре. Так к жизни устремляется птенец невинный, квадратных сантиметров гнёздышка себе присвоив за счёт слабейших братьев, отчаянно, напористо родных сородичей выкидывая за борт.

А люди что?

Глаза закрыть бы, пожалев. Возненавидев? Одной когорты мы отродье – и всё, что сказано в упрёк другим, упрёком всякому достойно будет.

Великое создание природы – человек, и гордо это слово зазвучать должно бы, когда б не скудного сознанья бытия. Которое определяется сознанием? О нет! Как раз наоборот.

Что значит брак в быту? Вопрос банален, сродни проблеме: что значит истина? Нет повести банальнее на свете… и да простит нам классик извращенье. Печальной повести конец известен. Счастливый брак несчастной паре был заказан. Безжалостный поэт заведомо обдумал всё и вёл сюжет, не затая дыханья – что-то будет – но шаг за шагом к чёрному концу.

Разумный человек и дикий зверь в одной упряжке. Отличье в том, что зверь с природой ни на йоту не оспорит смысла жизни; а смысл он видит там, где человеку меры нет. Где беспредела властвует раздолье. Где огнь животворящий жизни продолженье раздут в пожар под маской брачных уз. Но времени у брака того нет: неистощим сосуд желаний, давший течь, ни зим, ни лет не ведая без межсезонья. Уйдут в века и тысяч летья изведавшие страсти бред, напиток сладостный плеская вкруг сосуда щедро.

Пал Рим. На небесах ли заключалися там браки? Отнюдь. Рим пал, чтоб встать и чтоб упасть опять. Да что там Рим — весь мир и свет вмещаются в блаженнейший сосуд.

Мудрец, ровесник века прошлого и в нынешний ступивший, спророчил Хомо-бедному кончину близкую, уничтоженье Дома, Солнца и Вселенной. Не верьте. Враки всё. Избыточны энергоизмышленья. Не для того природа постаралась и разум сотворила не для этих целей, чтобы расстаться с глиной, своим подобьем, с вязкой страстью лепки. Её шедевры неисповедимы, пока не нашего ума и разумения.

Сосуд дал течь (смотрите выше) — и Тот, Кто сотворил небесные телесья, Кто поселил на них разумных тварей, изыщет способ исправления ошибок. А как же 'иначе? Ведь Жизнь – цепочка недочётов; увы, изъян не скрыть. Творец заметит нравственных уродов — и выбросит гнилые чётки вон!

Вопрос демографов «как нам повысить вдруг народонаселенье» — абсурден в корне. Земля вместить не может больше, чем доступно ей или угодно. Свои угодья защитить сумеет. Так врач больному антибиотик вводит, иглой пронзая.

Игла во чреве, антитела в пробирке — нажать осталось.

Пусть сколь угодно люд во браке ходят или брачуются случайно на панели:

что Жизнь была — слыхали мы;

что есть сейчас — мы видим;

а будет ли? узнаем ли?

 

На том стоит наш Мир.

 

Сколько людей — столько и мнений. Сколько людей — и сколько характеров! Море людских величий. Одни, погрязшие в эгоцентризме, не видят ничего, кроме собственного «я». Центр мироздания. Звезда. (Хуже, если «чёрная дыра»). Другие внемлют им, философствуют.

Где же истина, коя, якобы, рядом? Говорят одни — другие слушают. Те, «одни», порой просто болтают, разбалтывая всё и вся, их противно и скучно слушать. Эдакие «сквозняки». Слова не стыкуются с мыслями; фонемы смываются языком; единицы звукового строя едва успевают выстроиться в предложения. Сначала «молвил», потом подумал. Попробуйте поговорить с таким человеком. Дискуссия? Что вы!? Обсуждение невозможно — исследование исключено. Только Он (или Она, вот уж напасть) извергают пламя. Что остаётся? Мёрзнуть возле пустого холодного костра.

Впрочем, ежели ты сам не прочь дыхнуть огнём карающих морфем, — костёр взорвётся адом. Уж тут погреться всякому возможно будет, полюбопытствовать, однако ж.

Нередко подобные «сквозняки» цепляются за властный руль. И этот механизм в таких руках становится оружием. Реки зажечь! Горы передвинуть! Молчать!! Таких «ораторов» в историю записано немало. Даже само государство они готовы использовать для достижения своих корыстных целей и явных преступлений.

Что ж те, кто слушают? Они умнее? Может быть. И только. Не могут противостоять зловонному фонтану? Или не хотят. Непротивление насилию. Удобная позиция. Гораздо легче повернуться к злу другой щекой — пусть бог накажет.

И белый стих на чистый лист бумаги ложится едкий: ведь так случается, что зло творящий до старости глубокой доживает гладко, а праведник, посрамленный надменным бонзой, ни с чем уходит в мир иной досрочно.

Всё суета — сказал мудрец однажды — томленье духа, дескать.

Другой под стать ему добавил — всё пройдёт — подумавши, немного уточнил — и это тоже пройдёт.

 

Мир полон мыслей. Они витают вокруг нас подобно радиоволнам, врываются в сознание, будоражат его. Или не будоражат. Почему? Спрашивается. Да кто ж ответит-то нам!?

На дворе осень или зима, день или ночь, дует ветер или спокойная в небе луна — и не шелохнется. И мысли, мысли, химические элементы, реакция чувств в пробирках мозга. Музыка: оттого, что небо синее, — хочется плакать; протяжно тянут «битлы», и в сердце разливается гармония: стройность мыслей в связи созвучий. И комок в горле, и слёзы в глазах. Здесь и сейчас надо увидеть кого-то, услышать. Но. Иных уж нет, другие поют иные песни, иные мысли надрывают сознание, тянутся в высь иные аккорды. Мы слышим их, не понимаем? Зачем? О чём? Душа поёт? Душа ли это? Звенят пробирки в сосудах мозга, кипит и клокочет бульон эмоций — и мутна влага, и мутна мысль. Рвутся витальные клетки в летальные выродки…

Замерло всё. Цепная реакция пошла на «коду». Последняя часть музыкальной пьесы. Последняя часть скоротечной жизни!

Хочется жить, видеть, слышать и обонять — и чувствовать весь мир в многообразии, противоречии. Плохой ли, хороший — мир такой, какой он должен быть. Скользкой мыслью коснёмся древа великой Жизни.

А там что будет!

 

Хочу вопросами задаться на странице.

Нет, дневником назвать сие нельзя. Дневник — интимное творенье, не для чужого глаза. Хотя случается писатель умудрённый намеренно строчит для публики широкой, уверенный, что пишет для себя.

Когда коварной паутиной земля опуталась, настали дни и ночи откровенья.  Возможно стало всё: писать и слышать и даже видеть, терпеть, вертеть и ненавидеть, кто лишь на что горазд. Ума здесь много и не надо. Хотя хорошие мозги всегда востребованы были. Стандартный «сайтик» под шаблон вам предоставят тотчас. Польза всем: вам (нам) можно говорить на что способен, наболело; другим возможность щегольнуть товаром, удвоив свой доход или утроив. А ну как место под страницу вашу популярным станет, и толпы «юзеров» пройдутся по Вселенной мышью, дискуссию чтоб поддержать.

О чём толкуют? Ищут что? Намерений немало.

Как в детстве, помнится, чтобы «музон» послушать, так хочется окошко настежь распахнуть, ну, чтоб волнения любви иль волны треволнений доступны стали всем прохожим. Теперь муз?ыка льётся в Интернет свободно. Тогда лицензии никто не ведал и не зрел. Теперь лицензии никто «в глаза» не знает. Ужели «за глаза»? Зачем? Всё наше. Мой репродакцьён!

О чём порассуждать потребно в море, где парус одинокий белеет блог, где творчество народа сетевое зоопланктоном цензора не зарастёт? Политика? Отрадно. Культура, спорт, кино и куча высочайших технологий? Помилуйте, как много тем! Кому в политике не скучно, спешат свой комментарий дать с размаху дерзкий, чтоб Троцкий Лев Давидович в гробу перевернулся, лишь только от него осталось нечто там? Осталось, поскольку инициативной группы след остался на земле.

О древняя профессия, которую, пожалуй, лучше было бы назвать искусством. Политика. С древнейшей первой потягаться нынче сможет. Что ж, спросите, было в веках? Во дворцах, гаремах, на панели? Ответ. Что и сейчас.

   Там продают и покупают.

 Там ненавидят — оскорбляют.

 Там даже любят — убивают.

 Случится — всякое бывает.

Политика — профессия или искусство? Искусство управлять народом? толпой заблудших, не знающих куда идти и что же делать? Вот бедолаги. Кумир им нужен однозначно. Так сотвори его себе! Творят. А что кумир, вожак, герой? Готов вести народ на бой? Увы. Он их использует порой, на то он и кумир. Герой!

                          Купи, продай и обмани,

                          Лишь честь свою не оброни

                          Перед толпой горящих глаз,

                          Как будто ждущих крика: «Фас!»

Но, чу! Рассвета вижу свет. Сменить бы тему? или нет?

Чьи цели, интересы чьи сошлись над миром вкруг Земли? Кому потребно управлять идеологией опять всё тех же масс? Любовь творца и воды вешние, прощайте, страшный суд, гуга, ботва, это не то… ах, вот кто нам тему подсказал… религия — вот идеал, вот та узда и тяжкий кнут, которые любого гнут.

В конце концов, дорога бытия нас к храму всех приводит. Даже отъявленный пусть атеист в душе надеется: быть может, впрямь тут что-то есть.

Идеология прочна, сильней политики она, поскольку слабых в свет выходят больше — не ведающих бед куда как мало. Зато последним ведомо другое. Как с помощью молитв, речей, намерений благих, свечей в повиновении держать людскую силу, бранну рать. Мы все готовы понимать, что вера нам нужна. В кого? Ведь верят «кто в аллаха, кто в исуса», ещё поётся в песне, дескать, «хорошую религию придумали индусы…»; а вот евреи верят в Мошиах. Куда неверному податься? Готов ли щёки подставлять, и хватит ли во рту зубов, чтоб сплёвывать слепой удар судьбы? Доколе? Ислам неверных не приветствует, но, коли уж вошёл в когорту, будь твёрд, суров, непримирим к врагам. Сильнее веры нет. Что Будда? Блаженный маг с улыбкой девственной Джоконды? Он знает всё, он видел мир, он всё на свете сотворил. А Мошиах? Кто он такой? Он прародитель, дух святой? «маасе брейшис» — акт Творенья? или загадка откровенья?

Евреи ждут его. Хитры.

Они — вне веры суеты.

Мы — суета сует для них.

Нам страшный суд как сладкий миг.

Мы рвёмся в вечность без греха.

Душа, оставив потроха земли, летит —

И сверху вниз на нас глядит,

Несчастных, глупых, суетных,

Родных, далёких и земных…

Мысли о жизни и окружающем мире, рассуждения о здоровье, короткие рассказы и зарисовки.