Майя Новоженина (Негина)

Продолжение. Начало находится здесь: 1. http://www.liveinternet.ru/users/807341/post391095272/

2. http://www.liveinternet.ru/users/807341/post391165841//

Эпидемия        

     Заканчивался  1947 год. Скоро новогодние каникулы.  Я учусь в 5 классе, бурно участвую со всеми вместе  во множестве кружков  «по интересам».   Жизнь в посёлке набирает  ход.   Школа пополняется  всё новыми учениками, учителями, в классах становится  всё теснее. В нашем классе появился новый красивый мальчик (не помню его фамилию)  по прозвищу Тугана из многодетной семьи переселенцев. Вскоре мальчик заболел, он потерял сознание от высокой температуры прямо на уроке. Мы суетились вокруг него, пытались усадить, поддержать голову, но он валился, как ватный. Вызвали фельдшера, мальчика увезли в амбулаторию, где было всего несколько коек для экстренных больных. Вскоре заболели ещё несколько человек, учительница и в считанные дни свалился в горячке почти весь наш класс. Болезнь пошла гулять по всей школе и посёлку. Поставлен диагноз : сыпной тиф. Эпидемия. Амбулатория переполнена, закрыли школу. В классах образовали больничные палаты.      Из нашей семьи в составе родителей, бабушки и троих детей, заболели только мы со старшей сестрой. Младшая, дошкольница и все взрослые не заболели, хотя спали в палатке с нами вместе, в одних постелях.

   Внезапность Эпидемии захватила власти врасплох,  период был голодный, кормить больных нечем.  В обед  подавали каждодневный  постный  «синий суп»  из мороженой картошки, крупы и тощей   крепко солёной  горбуши,  а к ужину раздавали плохо разваренную  перловую пустую кашу. «Морковный»  чай,  подслащённый крупинкой сахарина, предлагался без ограничения. Но это оказалась такая гадость, что навечно отбила желание пить  «фруктовый с витаминами» (как говорили нянечки) самодельный чай вообще.     Больные поступали целыми семьями.  В палатах лежали  все  без разбору и мужское, и женское население вместе.  Для  справления  «малой и большой нужды» в коридоре поставили  ведро, прикрываемое фанеркой.   Выздоравливающие или вовсе не больные  малыши из многодетных семей, доставленные вместе с заболевшими родителями,  лазили под кроватями,  шарили по тумбочкам, выискивая чего-нибудь съестного. Их родители метались в беспамятстве или были настолько слабы, что угомонить своих чад не могли,  да и отправить домой их было некуда, вся семья в больнице.   Я попала в больницу в первую волну заболевших и сполна испытала на себе всю тяжесть и неразбериху  эпидемии.

    Во-первых, чудовищная теснота и неудобства  в помещениях  амбулатории, не предназначенной для массовой госпитализации больных.  Во- вторых, страшный дефицит с продуктами и отсутствие условий для приготовления еды в скромной амбулатории.   Инфицированные больные прибывали  круглосуточно. Ещё не зная масштабов эпидемии, больных размещали повально на голых матрацах, даже на полу на куче досок или штакетника.   Детей укладывали по два-три человека на кровать.  Думали, что это временно.  Но эпидемия  затянулась,  охватывала не только школы и детсады, но и целые рабочие коллективы, семьи.  Отменили занятия в школе, там стали размещать больных, создали более «цивилизованные»  условия для заразных больных и выздоравливающих.  Больные поступали в горячем бреду, в бессознательном состоянии.   Болезнь настолько жестоко трепала свою жертву, что жуткий бред не отделялся от яви, плохо осознавалось происходящее. Слабость была очень сильной,  не было сил сесть и похлебать хотя бы этот  ненавистный суп. Больные, а тем более выздоравливающие, испытывали постоянный голод.  Мама зарубила одну из драгоценных наших куриц и приносила мне бульон или ароматный домашний  супчик.  Но маму не пускали,  запрещены контакты с  инфицированными,  покормить  меня было некому,  нянек не хватало. И супчик перекочёвывал в желудки выздоравливающих шустрых пацанов.      Но самой моей большой печалью в этой ситуации была перспектива оказаться остриженной наголо.  Все больные уже  были острижены «под машинку».  А меня оставили с косичками по просьбе руководителя драмкружка в рудничной самодеятельности.  Репетировали спектакль «Платон Кречет»  Корнейчука. «Артистами»  были учителя, инженеры и служащие комбината. Я играла девочку Маю, дочь секретаря райкома. Роль была маленькая, но очень яркая. Спектакль был готов, прошла премьера. На зимних каникулах должны были ехать со спектаклем  в  города  Облучье, Биробиджан и Благовещенск. Но, к несчастью, разразилась эпидемия. Надеялись, что скоро всё закончится,  и я вернусь с косичками. Но эпидемия затянулась  надолго.   Прибыла санитарная комиссия и обнаружила  меня  неостриженной.  Серьёзное нарушение лечебного процесса!  Последовал нагоняй врачам, и меня,  прямо большими ножницами,   как приблудную овцу  неумело и грубо обстригли  нянечки.   При этом я испытала неожиданное облегчение. Воспаленные корни волос очень болели. Невозможно было расчесать волосы  расчёской, даже лёгкое прикосновение к ним вызывало невыносимую боль. После стрижки голова перестала болеть, стало легко,   и  я блаженно уснула.  Как только инкубационный период инфекции завершался, больных выписывали на долечивание домой.  Сестра Алла уже тоже завершала лечение в другом, более оборудованном стационаре. Остальные члены нашей семьи  почему-то не заболели, хотя плотно контактировали с нами, заболевшими.  Видимо мы заразились в школе от первых  носителей инфекции, приходивших в школу  в самом разгаре  болезни, когда инфекция самая опасная.      После выписки из больницы я заново училась «ходить», ноги дрожали, не слушались, голова на тонкой шее с трудом удерживалась вертикально. При ходьбе меня шатало,  я не могла   перейти по широкой доске  ливневую  канаву,  заносило в сторону, приходилось обходить препятствие  кружным путём.      Только  к концу зимы перестали появляться новые больные.  Эпидемия  завершилась,  долечивались  последние заболевшие.

Наконец-то,  возобновились занятия в школе. Смешно было разглядывать учеников. Все бледные, вялые, девочки и переболевшие учительницы в  «старушечьих»  платочках, шапках. Из-за  этого волосы плохо росли. А у меня – особенно.  Сказалась задержка стрижки  в период высоких температур, негативно влияющей  на рост волос вообще.  Из благих намерений  могли оставить меня на всю жизнь лысой. На тот момент об этом не задумывались или не знали вовсе.  После болезни  врачи советовали всем  в помещении снимать головные уборы, давать «дышать» своим лысинам. Но девочки  упорно сопротивлялись, кутались в платочки, шапочки. В класс вошла переболевшая  учительница в косыночке. До болезни она была пышноволосой красавицей с греческими чертами лица. А сейчас это было измождённое серое существо непонятного  «пола»  с оттопыренными ушами. Она произнесла убедительную речь о  «вреде косыночек»  и призвала всех одновременно с ней сбросить их. Я с готовностью сдёрнула надоевшую зимнюю шапочку и тут же получила по лысине увесистый  щелбан,  потом ещё. Но шапку больше не надела, хотя мальчишки шаловливо шлёпали по  голове  чем попало.

      Почти год волосы у меня  не росли или появлялись плешинами.   Врачи говорили,  что это было из-за несвоевременной стрижки  в  больнице:  жалея   «красоту» моих прежних косичек,  медсестрички  невольно  создали серьёзную проблему  моим волосам.  Бабушка вновь и вновь остригала меня машинкой,  наносила какие-то мази, ежедневно поила  настоями  трав.  Я сердилась, считала такую заботу лишней и надоедливой. Но бабушка с ремнём в слабеньких руках,  «убеждала»  меня о необходимости этих мер.  Года через полтора  голова  стала обрастать равномерной   пушистой  порослью.  Я  бегала как мальчишка с растрёпанной головой, радовалась, что так удобно с короткими волосами,  не надо по утрам заплетать надоевшие когда-то косы.  Прошло время, волосы становились  значительно гуще,  стали быстро  расти.  Косы  восстановились и к восьмому классу привычно стали свисать по спине  почти до пояса, приобретя на кончиках упругий  «тифозный» завиток в виде локона, не дающий косичкам  распадаться без использования традиционных ленточек. В этом Майя увидела  «полезность» эпидемии.  Кое- кто из девочек стал после тифа   полностью кудрявой,  а некоторые заимели  волнистые, густые шевелюры. Правда, кудрявость сохраняется, если волосы не заплетать туго в косы, а регулярно делать  короткую стрижку.  

После той эпидемии, показавшей насколько трудными и бесконтрольными были в то время  условия жизни в посёлке, особенно  для  стихийных переселенцев, не имевших права ни на бесплатное  государственное жильё, ни на  плановое  обеспечение продуктами питания, а также для них  отсутствовал  своевременный  контроль  за  состоянием   здоровья.  Эпидемия-то  и возникла  от случайных, не контролируемых медиками  переселенцев,  самых бедных и обездоленных.  После завершения эпидемии в  посёлок зачастили  проверяющие службы, обязали руководство комбината и посёлка коренным образом  изменить  жизнь  к лучшему для ВСЕХ, без исключения,  жителей поселения.  Вскоре, жизнь в посёлке стала заметно улучшаться: посёлок быстро строился,  полностью  отменены продуктовые карточки, организовали дополнительную выпечку хлеба и продажу промтоваров и дефицитных продуктов  работникам  комбината за изготовленный вручную оловянный концентрат.   Общее снабжение продуктами и промтоварами в посёлке значительно улучшилось.  Посёлок зажил активной  цивилизованной жизнью  в масштабах тех лет. Но, вернёмся к прерванному рассказу о школе первых лет.
     В дополнение к школе  рядом, очень  быстро, почти за лето,  построили   новый барак с  широким коридором, множеством светлых классов по обе стороны от него и с паровым отоплением!   А на высоком берегу Хингана  заложили фундамент новой кирпичной школы!  В седьмом  классе под  дополнительные помещения школе  отдали ещё  деревянный особняк с множеством классных комнат (где потом  разместили  амбулаторию). Параллельно со строительством  кирпичной школы, заканчивалось строительство гордости нашего посёлка – шикарного Дома Культуры.  К  этому времени  уже бурно колосился молодыми деревцами наш великолепный, заботливо обустроенный,  самый массово посещаемый «Парк Культуры и Отдыха»  с действующим фонтаном, чёткими бордюрными дорожками, летним кинотеатром, танцплощадкой, примыкающим стадионом со стационарными трибунами для зрителей, зданием спортзала и созданным невдалеке глубоким проточным прудом с мощной плотиной и отсыпанными по периметру пруда пляжами.   Всё это, плюс построенное чуть  позже здание двухэтажной школы, а так же великолепное здание первого просторного гастронома, двухэтажного рудоуправления и вереницей первых каменных жилых зданий, превратили недавно рождённый рудник в посёлок ГОРОДСКОГО ТИПА  с вытекающими из  этого дополнительными  удобствами и авторитетом  всего поселения.  Говоря о ЗАМЕЧАТЕЛЬНОСТИ  нашего посёлка, хочу сделать  ЛИРИЧЕСКОЕ  ОТСТУПЛЕНИЕ  и  особо сказать о НЕГЛАСНОМ  СИМВОЛЕ  посёлка – Хинганской Скале! (Без этого не могу, душа просит!)

                                                   Продолжение следует...