...растет на солнечных витаминах не по дням, а по часам. Вчера был малыш, лысый головастик, карапуз голожопенький, а сегодня уже уверенно скачет по дорожкам, посыпая щедро молодую траву из нежнейшего шелка желтым конфетти из одуванчиков и лютиков, не успеешь оглянуться, как отрастит усы-кусты, буйную зеленую шевелюру и пойдет к Полнолунной женихаться.

Невероятные дни настали – дни прибывающей жизненной силы. Город проснулся, выпростался, от зимней спячки отряхнулся, живой водой умылся, и как заново родился. Хожу, вновь узнаю, не могу налюбоваться. Очарована, околдована напрочь. Не могу налюбоваться его величавыми, нависшими над Днепром, кручами, подернутыми легкой зеленой дымкой, белоснежной Киево-Печерской Лаврой, выступающей из раннего утреннего тумана высоко в небесах, как Летучий голландец, улочками и переулочками, залитыми солнечным медом, кружевной тенью чугунной ограды Мариинского парка, принаряженным, как девка на выданье, Подолом, Старым ботаническим садом, где уже выпорхнули, распушили хвосты ранние пташки – белые магнолии, своим милым, таким родным и близким левобережьем, его Предмостной, Никольской и Кухмистерской слободками, купающимися нынче в пене абрикосового цвета.

Как по мне, то в эти дни апреля всем горожанам надо выдавать выходные, дабы ненатужно впитывали в себя прибывающее солнце во избежание рахита. Но, если человек не дурак, то он и так знает, что солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья.

Нынче вечером на улице не протолкнуться. И стар, и млад весне рад, выходишь в окружающий мир – ощущение муравейника. Сегодня по дороге домой наблюдала в старом уютном печерском дворике среди пляшущих солнечных пятен роскошное. Две дамочки довольно солидного возраста (не исключено, что ровесницы юмористической газеты «Чертова кукла»), такие сухенькие, аккуратненькие, в милейших шляпах на головках-одуванчиках и с лаковыми ридикюльчиками в цепких птичьих лапках привычно вышли кормить ужином стаю дворовых котиков.

- Кысс-кысс-кысс! – позвала басом та, что повыше, в выцветшем черном клоше, тихим  несмазанным скрипучим голосом.

И враз, откуда не пойми, выскочили на нее два толстых бегемота-кота – рыжий и черный, и три, похоже, кошечки – были меньше и шагали за котами вальяжно, без нахальности во взгляде.

- Купчихи что-то не видно... – подала голос линялым сопрано вторая, пониже ростом, и в беретке цвета усохшей вишни.

-Кысс-кысс-кысс! – повторила зов шляпка-клош.

- Вот, вот! Идет! – хлопнула в ладоши беретка, и звеняще, падающим по цинковой крыше апрельским дождем, засмеялась.

И вправду, из-за угла уверенно выплыла пушистая трехмастная кошка. Шла не спеша, горделиво, тяжело подволакивая большое пузо, которое вот-вот разродится слепыми котятами.

- Действительно, купчиха! – откликнулась шляпка-клош, и неожиданно проворно клацнув замком ридикюля, высыпала из него большую горку кошачьего корма.

Ни ридикюльчиков, ни кошечек в этот раз картинками не будет, а вот немного цвета абрикосов и набухшего зеленого, ухваченного у окружающей среды во время вечерней пробежки, покажу.