Настроение сейчас - бодрое

Подлинная история Ивана-Дурака. Дела древнейшие


Иван был мужик умный, хозяйственный и башковитый. Когда он только вошел в возраст мужа у него и прозвище было Иван Не-Дурак, или Иван Славянин (славный). В ту свою молодую пору Иван сеял хлеб, разводил скот и не брезговал пограбить соседей-византийцев, когда сам, а когда за компанию с узкоглазыми чернолицыми всадниками, приходившими из степи. Всадников этих Иван не любил, от них плохо пахло и они норовили кинуть его в самый неподходящий момент, но он их побаивался. Когда-то самый грозный из этих степняков, Гунн, разрушил его безбедную веселую жизнь в одной деревне с двоюродным братом – Готом и загнал братца к самим геркулесовым столпам (говорят туда не добирался со своими стадами сам Макар) где тот и сгинул. А Иван приспособился и зажил, в общем не сильно хуже чем раньше, жил бы и не хуже, да больно Гунн вокруг все пограбил, да и братец бежал не различая дороги и наломал таких дров, что дым стоял коромыслом.

Но постепенно жизнь Ивана устаканилась, а прозвище, как это часто бывает со словами, видоизменилось, «н» упало «е» пропало и Ивана стали прозывать просто Дураком. И тут же к Ивану повадились незваные гости.

Сперва приехал очередной степняк Хазарин (из приличных, иногда даже мылся) с каким-то долгоносым коротышкой на передней луке седла. «Эй ду-г-г-ак» - сказал коротышка, - «ми-таки дгевний великий нагод и лучше всех тоггуем деньги в этом пговинциальном шальмане, ви-таки будете платить нам дань и ми будем делать с вами пгекгасный гешефт». «Дело говорит, однака» - прибавил степняк, и для пущей убедительности потряс копьем. Делать нечего, стал Иван платить гешефты — то монетку наторгует, да принесет за щекой, то белку в лесу подстрелит, обдерет, да отнесет Гешефтмахеру — при Ивановом-то трудолюбии это была сущая мелочь. Однажды ради шутки сковал пару обоюдоострых мечей харалужных да поднес гостям дорогим в подарочек. Гости несколько в лице изменились и с тех пор Хазарин приезжал один, без Гешефтмахера, а того высаживал километра за три до Ивановой деревни, да и сам узкоглазый ожидая очередную белку, нервно перебирал поводья.

Ну это полбеды. Не успели отъехать черномазые, как дверь Ивана начала сотрясаться от удара тяжелого сапога. Вышел Иван на порог, а перед ним стоит отдаленно похожий на братца Гота огромный беловолосый и белоглазый мужик в шишаке с рогами, с круглым щитом, топором и красной явно от многодневного употребления рожей . «Эй, дуррракк!» - пробасил он, - «я есть великий завоеватель Кнут Педерсен сын Ганса Юханссона. Я есть грабил Германцев, Англов, Франков, Иберов, и доходил до самый дальний Зеленый Земля. Когда я пью пиво и ем мухомор я рву зубами три франкский всадник. Я есть буду хозяин этот мест и всех отсюда прогнать. Но так как в мой древний сказаний ты написан мой дальний родственник я буду давать тебе легкий дань и не есть грабить». «Я тебе пограблю», - подумал Иван и решил что проще чем связываться с мухоморщиком лучше наторговать еще монетку да ему подбросить. Пусть сбегает за «Клинским».



Так Иван и жил и все думали, что Дурак да и только, - пока славные народы борются за место под солнцем знай себе пашет да белок ловит да чужакам дань отдает. А Иван-то времени не терял, - присмотрел у Мухоморщика как теперь в цивилизованном мире лодки делают, присмотрел у Гешефтмахера какая валюта нынче в цене, да нагрянул на лодке новейшей конструкции под Царьград, к Греку. «Ну что, ехал Грека через реку», - усмехнулся Иван, - «должок за тобой есть, плати». Грека заплатил и долго крестился, что чудом отделался. «Чудом, говоришь?» - спросил Иван. «Чудом, - ответил Грека, - вот ты вот денег взял и отвалил, а мог бы и ножиком полоснуть, разве ж не чудо?». «И то верно, чудо», - ответил Иван. «Вот крестишься, с тобой тоже чудеса станут происходить» - добавил Грека. «Это ничаво, это можно и крестится» - сказал Иван и к радости Греки крестился.

«Ты еще к Арабу сходи - он меня сейчас прижимает сильно», сказал Грека, «весь основной капитал у него». «И это ничаво», - добавил Иван и подвалил к Хазарину с Гешефтмахером: «до Араба пропустите». «Ви не понимаете, у нас там такие расклады. Фьючерс, лизинг, оффшор» — «Ишь ты, подумал Иван, когда надо и «р» выговаривает». «27 пгоцентов кгедит. Двадцать семь!» - засуетился Гешефтмахер. «Ладно, бабло пополам» - ответил Иван и для убедительности поиграл двухлезвийным мечом. «О, это совсем дгугой газговол. А нельзя ли еще скидочку на бэу товаг котогый пгивезете — интегесное пгедложеньице…». «Насчет скидочек – посмотрим» — сурово резюмировал Иван и поплыл к Арабу. Пошебуршил по хвалынской луже, откушал черной икры, поснасильничал царевен персидских и сообщил Арабу: «Мол, были дирхемы ваши, стали наши». «Слющай, дарагой, - сообщил Араб, — бери, для друга дорогого ничего жалко, последний рюбашка шелковый порву, последний сестра отдам. У меня еще есть – только ты привози соболей да белок, да мужиков, что глупее тебя по лесам отлавливай и вези ко мне в зиндан – всю куплю, ничего не жалка».

Послушал Иван, подумал что дело выгодное, да отправился обратно к степняку с Гешефтмахером, поделил добро по честному, сделал интересную скидочку, выпил с ними от лозы виноградной и заснул, да того не подумал, что у Гешефтмахера уже письмо от Араба лежит, — мол если этого урода от себя живым отпустишь, то весь твой кредит по 27 процентов, мамай клянусь – не отдам». Ограбили пьяного Ивана Хазарин с Гешефтмахером да избили до полусмерти, собственно, грабил и бил Хазарин, а Гешефтмахер только насвистывал, тоже мне нашелся соловей разбойник. Да и выкинули Ваню за околицу – думали сдох. Ан нет, Иван оклемался, наловил белок да куниц, наторговал еще монет, да решил съездить к Греке — на сей раз по честному, торговать. И вдруг опять сапогом стук в дверь. Мухоморщик: «Я знать что ты бить у Араб. И взять у него много денег и икра. Я думаю, что я как твой друг и учитель имею права на твой доля».

И как подумал Иван, что сейчас объяснять всю историю Мухоморщику, да смотреть в его пьяные свинячьи глазки, и такая взяла его обида, что, не говоря и полслова, он развернул незваного гостя за рога, да дал ему крепкий пинок под зад. «Варяг пролетел. К дождю, наверное», - подумали Ивановы соседи. А потом сел Иван и прикручинился. Мухоморщик-то мухоморов своих нажрется, браги напьется, да припрется сюда топором махать, хозяйство попортит. Меситься с ним, — зря время тратить. «А время, - как сказано было в свитках древних философов-стоиков — это деньги». А Ваня хоть Ликеев и не кончал, но фразу эту кажется из Нерона, помнил твердо, и еще помнил про какого-то Трояна, который тропу протоптал прямо к Ванину дому, кур таскать, - насилу отделались.

В общем, нужно принимать решение, подумал Иван Дурак и отправился к Иван-Царевичу. Царевич человек был тех краях известный. Говорили, что он чуть ли не от самого Одноглазого происходит. В Ваниной родословной Одноглазый тоже поучаствовал, но было это еще в те времена, когда глаз у него было двое, однако надеялся Иван скорее на то, что мамочки у них с Царевичем были родные сестры Гостомысловны. Можно сказать — брателло. К тому же царевич был славен как воин, дипломат который как-то самого императора Франков обдурил. Такой в обиду не даст, если что, в миг мобилизует мировое сообщество.

«В общем, Царевич, не буду тебе пудрить мозги, что мы с тобой отдаленная родня по батюшке и близкая по матушке. — начал Иван, — Скажу проще. Иди к нам силами самообороны командовать. Земля наша велика и обильна. Тут и хлебушек есть, и песец если не наступает, то ловится, и медку можно у пчелок надыбать, да заварить, да выпить, и конопли если надо искурить, и буй тур в лесах водится, и за зипунами к Арабу можно сходить. Одна беда — порядку нет. Если я буду все время тратить на то, чтобы с Мухоморщиком да с соловьями разбойниками разбираться – в конец хозяйство запустеет. А ты в авторитете, люди тебя знают, вдвоем мы быстро наловчимся – а уж тебе в обеспечении отказу не будет, что хочешь дам».

«Дело говоришь» - ответил Иван-Царевич. «Таких как я вообще нет! Вмиг тебе всю дипломатию управлю. Но только должен предупредить — не один приеду а с родней. У меня два брата оболтуса, дядька-воспитатель, Олегом зовут, да племянников полон двор, а у них и внуки народятся. Так что будешь кормить нас всех. Но ничего, на всех хватит, мы с тобой такую экономию устроим, что молочные реки будут с кисельными берегами». «Ну про молочные реки ты загнул», рассудительно заметил Иван, «в них осетр ловиться не будет. А так – по рукам. Всяко лучше с тобой, в общении ты человек приятный, чем с находниками».

И переехал Иван Царевич к Ивану-Дураку в дом. Дал на улице сапогом в морду Вадимке, не заломившему вовремя шапки, Мухоморщику показал издалека какой-то жест и тот как-то сразу присмирел, сперва запил с горя, а потом сказал «Я буду плить на Запад, на удача, может бить встречу богатый земля». «Тоже мне, Америку открыл» - подумал Ваня, - «если все время на Запад плыть, так сюда же и приплывешь, вот и будет богатый земля…». А дядька царевичев, белокосмый седоусый Олег, смотревший так, что бабы замертво в обморок падали, пошел по соседним с Ивановым домам, и всем объяснил выгоды сотрудничества с царевичем. Всё, что до сих пор шло Гешефтмахеру да степняку, теперь несли на двор к Ивану. Впрочем, Царевич, чтобы не скучать, придумал прогрессивную практику – называлась «полюдье» — ходил то в один дом, то в другой, и ел, пил да баб щипал до отвала. И лишь иногда приходил к Ивану на двор, посмотреть не принесли ли еще богатств каких. «О, привезли-то всего, до х…» - приговаривал довольный Царевич, так что соседи прозвали Ванин дом «Привоз Киев».

А старикан Олег, бес ему в ребро, не унимался — нацепил шишак, точь в точь как у Мухоморщика, взял в руки секиру и сказал: «Пойдем Греку пощиплем». «Я вроде как того, единоверец теперь с ним» - возразил Ваня, «скоро обещали какую-то «методичку» прислать по изучению новой грамоты». Иван Царевич сурово съездил Ване в скулу и сказал: «тоже мне единоверец – я вот у франков два раза крестился, и не жужжу». А Олег просто посмотрел из под кустистых бровей, так что что-то под сердцем замерзло и пошло трещинками.

Делать нечего, пришли к Греке, но тот оказался ученый – прикинул соотношение сил да и вынес на всех деньжат да шмоток так, чтобы никого не обидеть. Олег явно был доволен, подошел к дверям Грекиного терема и прибил на них щит. «Это что за языческий знак?» - спросил Грека. «Ты на магазинах таблички видал? «Охраняется ООО Цербер» и всё такое...» - ответил Олег. «Видел, - ответил Грека, - такой братва вешает, территорию помечает». «Так вот, это значит то же самое – территория эта, теперича, под нашей охраной. Если кто за чем к тебе придет, тот от этого щита и погибнет». «Хитро! - обрадовался Грека. - Только давайте теперь заключим договор о коммерчески охранной деятельности — и мне спокойней и вам». «Не вопрос», сообщил Олег, - только там напиши все в нашу пользу. Грека и написал, но с одной хитростью, составил договор на имя самого Олега. А тот, как назло, решил сходить на конское кладбище, проведать могилу своего любимого коня. И там его змея подколодная и ужалила. «Дурак я, а говорили «примешь ты смерть от коня своего». И я столько лет не ел конины» - горестно воскликнул Олег и испустил дух.

Тут же Грека прислал дипломатическое сообщение, что поскольку договор об охране заключен лично на обладателя щита Олега, то подлежит немедленному пересмотру. Собрались Иваны Царевич да Дурак и отправились Греку поучить, но тут, будь хитер, усиленно начал развивать нефтяную промышленность и встретил наших братков «греческим огнем» — половину лодок пожег, изверг. Закручинились Иваны, но вдруг получают бандероль – а в бандероли договор новый, условия похуже прежнего, но все ж таки. Хитрый был Грека, понял, что без наших братьев его другие запинают, выторговал себе малость и решил мириться.

А Иван Царевич, чтобы как-то деньги за сожженные корабли отбить послал одного из племяшей своих - Игоря полюдничать по отдаленным хуторам. Что тот там творил – одному Велесу ведомо, но только не вернулся ни через день, ни через два. А на третий прибежал в игоревы сени мальчишка от хозяина того хутора, древлянина Мала к игоревой жене Ольге: «Так мол и так, порешил я твоего муженька и объявляю таперича незалежность. И предлагаю Большой Договор - мир, дружбу и союз. Баба ты хорошая, готов взять тебя в жены». Ольга была и вправду баба хорошая, но хитрая и злая, да к тому же с пунктиком, - за красоту её все с юности хотели поять. Она в свое время и на Игоря-то потому вышла, что не дала ему себя снасильничать и так отхайдокала веслом, что мудрый Олег решил: «Надо брать бабу, в хозяйстве пригодится».

Так что на сватовство незалежного Мала она завелась с полоборота. Сделала сладкую змеиную улыбку и велела мальчонке: «Пусть Мал мне братьев своих присылает свататься. Тогда поговорим». Прислал Мал братьев, а та велела слугам своим их живьем закопать. И посылает она к незалежному новых послов: «Присылай отца с дядьями, а то не отпустит меня Иван Дурак за тебя замуж». Прислал Мал батю с дядьями. А Ольга им: «Не хотите ли с дороги в баньке измыться?» «Отчего бы и не хотеть, молодица» - закряхтели старички, - «особливо если туда еще медку да девочек погорячее». «Девочек не обещаю, а вот погорячее точно будет» - сказала Ольга и велела баню с древлянами сжечь.

После чего подвалила Ольга со слугами к Малову двору и свистнула в два пальца. «Чего свистишь?» - высунулись сонные древляне. «Распрягайте, хлопцы, коней. Невеста приехала» - сообщила Ольга. «Аааа. Це добре. Щас разом свадьбу сыграем» - ухмыльнулся Мал. «Ты погоди, - говорит Ольга, - покажи сначала, где Игорька-то моего закопал. Помянуть бы надо. А то что люди скажут – еще и башмаков не успела сносить, а поминальный пирог пошел на свадебный стол. У меня сынок, Святослав подрастает – как бы не заболел гамлетизмом». «Да вон твоя родная могилка, за огородом. Мы ж не варвары, все честь по чести сделали – холмик насыпали, дрын воткнули, не перепутаешь» - отвечал Мал. «Ну пойдем выпьем» - холодно сказала Ольга. «Выпить мы всегда запросто, особенно ежели горилички да с медком» - обрадовались тому как ловко дело слаживается древляне, - «а родичи-то наши где?» «Едут ваши родичи, но только медленно-медленно… Трудно старым дедушкам быстро ехать» отвечала Ольга, - «Ну что. Не чокаясь. За мужа моего». «За мужа твоего» - гаркнула Ольгина дружина и обрушилась с мечами на древлян. Порубала Ольга их всех, а хутор сожгла в назидание, чтобы отбить мысль о незалежности лет этак на тысячу…

Вскорости и Ольгин сын Святослав подрос. Парень вырос знатный, чубатый, ходит в одной белой рубахе навыпуск и мечом машет, ищет где бы силушку потешить. Подумал Иван да скажи: «Навести уж тогда Хазарина с Гешефтмахером, а то с Арабом торговать мешают, - попроси у них скидочку». «Нивапрос» - ответил Свят и послал соловьям телеграмму: «Иду на вы». И пока они соображали где находится это самое «Вы» нагрянул на них со своей дружиной да порезал, до смерти. Такой прыти даже Иван, признаться, не ожидал — как-то даже почти неудобно перед соседями стало, мол столько вместе жили, столько говна друг другу сделали и вдруг такой трагический конец. Ну да делать нечего, - забрал их хозяйство по самую Тьмутаракань.

Грека, услышав про такие дела, прикинул, что новый ценный кадр в окрестностях появился и позвал Святослава разобраться со своим давним соседом и недругом Болгаром. Святослав и Болгару телеграмму с той же загадочной фразой послал, да нагрянул и устроил такую резню, что болгарские мамки до сих пор им младенцев пугают. Набрал Святослав золота немеряно и сообщил Иван Царевичу да Ивану Дураку – мне в вашем Киеве не нравится, провинция да и только, - в стороне от международных торговых путей. Хочу на месте Болгарского свой дом построить, там буду и жить, ну и вы приезжайте, гостями будете. «Ты, парень, не ретивь» - рассудительно ответили Иваны, - «ты вот степняка разгромил, а на его место новый налез, хуже прежнего — этот вообще не моется и падаль жрет, нехристь». «Я и сам нехристь, христиане теперь только непродвинутые» - ответил Святослав, но нового ворога малость прищучил, да не сильно – Печенег обиду затаил да поклялся своими подземными богами отомстить.

А Святослав как ни в чем ни бывало свалил опять на подворье Болгарское и настрочил новую телеграмму, теперь уже Греке: «Иду на ты. Ты Ивану платил. Олегу платил. Игорю платил. К мамке моей клеился – тоже насилу отбрехалась. Думаю, что мне ты втрое больше должен платить. А если не хочешь – собирай манатки из Европы и вали в Азию. Все по научному, по геополитически. Это я у Дугина еще читал — автономия больших пространств. Россия для русских. Европа для славян». javascript:void(0);Грека подивился новейшим геополитическим веяниям, но подумал, что концепцию Царьград – второй Рим сдавать в архив еще рановато. Нашел среди своих крутого армяшку – Ивана Цимисхия, да и отправил со Святославом разбираться.

Видит Святослав, что дело нехорошо оборачивается. И говорит своей дружине: «Ну что, молодцы, последний бой он трудный самый. Мертвые сраму не имут», а Цимисхий своим: «За нами святой Димитрий и Царьград». Схлестнулись, много крови пролили, но вопроса так и не решили. Тогда Цимисхий предложил встретиться, поговорить конкретно. Приехал к речке в золотом доспехе, а Святослав ему навстречу в своей белой рубахе да на лодке, а под рубахой мускулы кажет. «Мы и деду твоему давали. И отцу твоему давали. И тебе дадим. Много дадим. Только отвали отсюда из земли Болгар – это историческая территория Римской Империи еще со времен Траяна, тут у нас вопрос принципа» - сформулировал Цимисхий. «Да Велес с ними с болгарами, дрянной народец. – ответно сформулировал Святослав, - Гони деньгами да натурой, а я еще кого-нибудь на «вы» возьму. Соседей чай много». На том и порешили. Да болгары, подслушав этот разговор, за характеристику обиделись и послали гонца к Печенегу, «Святослав пойдет порогами, денег и пленников у него с собой много будет, а дружины мало, там его и возьмешь». Послушал Печенег и навалился на Святослава у порога и порешил его. Да не просто, а с особым цинизмом – обчистил череп и стал из него пить свой вонючий кумыс.

«Хороший был парень, да горячий. Одно слово – Александр Македонский. А подрос бы, ума бы набрался, глядишь вышел бы Юлий Цезарь» - утер Иван скупую слезу и затаил на печенега злую обиду. А на дворе племяши Иван Царевича разбирались кто теперь у них главный. Сперва Ярополк столкнул в ров Олега, да так, что тот расшибся. Потом Владимир, младший, прижитый от служанки, сбежал на новгородский хутор и вернулся оттуда, да не один, а с Мухоморщиком, как раз возвратившимся из дальних странствий. Вместе они Ярополка быстро привели к повиновению, а потом Владимир ему для верности еще и нож под ребро засунул.

Володя был парень знатный, воинственный. То поляков пограбит, то ятвягов, то вятичам напомнит, что они кривичи, то радимичам, что они вятичи. Девок любил паче всякой меры, причем не просто так, а с художеством. А еще отличался высокими духовными интересами – приволок из Новгорода большое идолище, впихнул на главном дворе, покрасил золотой краской усы и начал ему приносить в жертву петухов, коров, а то и людей… Но режет он их, режет, а эффекта все нет, - дорога в астрал никак не открывается. И занялся он духовными поисками с удвоенной интенсивностью.

Тогда пришли к нему мусульмане от болгар, не тех, которых Святослав громил, а других, живших по Волге. «Прими наш закон данный Магометом, - говорят. - Аллах велик, так что предлагает хорошую цену – ты поклоняешься только ему, не ешь свинины, не пьешь вина, а за это тебе когда преставишься дадут 70 жен». «Всего семьдесят? Да у меня баб 300 в Вышгороде, 300 в Белгороде, да 200 в Берестове! И за эти ваши условия еще и вина не пить?» - возмутился Владимир. «В общем так, идите лесом и скажите всем его обитателям: Веселие на Руси есть в питии. Не можем без того быти».

Затем пришли к Владимиру родственники покойного Гешефтмахера и начали рассказывать что-то про своих родственников – Абрама, Айзека и Якова. И про то что пуп земли – Золотой Ершалаим, где играет скрипочка. «Ну и что вы там не сидите и не играете?» - поинтересовался Владимир. «Разгневался нас Бг. Тьма накрыла ненавистный прокуратору город. Пал, пал Ершалаим» - отвечают. «Ну вот – сами попали под монастырь и нас хотите подвести. Вы сначала создайте Всемирный Еврейский Конгресс, укрепите сионистское движение, переживите Холокост, пошлите Шарона с Рабином на танках, а потом поговорим – может будем ездить к вам без виз» - ответил Владимир и удалился на совещание.

«Давай к Греке культурную делегацию пошли» - сказал Владимиру Иван. «Он хоть мужик и лживый и все в свою пользу тягает, но разумный, и живет красиво, и чудеса у него, говорят, случаются. Да и дочка у него красивая есть – на выданье, Анна. Если его веру принять, так ведь и породниться можно, глядишь в завещании потом чего отпишет». Послал Владимир своих дружинников посмотреть как Грека живет, вернулись и докладывают, что живет знатно, Богу служит красиво, причем никаких кровавых жертв, никакой антисанитарии нет и в помине – зато свечки жгут, от них запах приятный, и поют Богу красивыми голосами. А главный храм у Грека – София – это вообще и не поймешь, небо или земля – вся из золота и солнца. И принцессу видали, говорят хороша собой, супротив наших девок худощава да черна, но манеры, манеры…
javascript:void(0);
Послал Владимир Греке письмо, мол, так и так, хочу с тобой породниться. А Грека ему отвечает – вот пришлешь своих мужиков с местными бандитами разобраться – тогда отдам дочку. Послал Владимир своих, во главе с Мухоморщиком, решили вопрос. А девки всё нет. Обиделся тогда Владимир и говорит Ивану: «Насоветовал ты мне зло. Никто меня так не обманывал, как этот обманул». А Иван отвечает: «У него уже условный рефлекс – если дают пинка, то он понимает, а пока пинка не дадут, он и не шевелится». Давай-ка мы возьмем его за Хер… сон, то есть…

Подошел Владимир к Херсону и взял его в кольцо. Но херсонцы были люди упертые, даром что полторы тысячи лет отбивались от скифов, сарматов, гуннов, хазар и прочих любителей пожрать нахаляву, - никак не хотели сдаваться. Тогда, видя, что дело зашло в стратегический тупик, херсонский поп Анастасий подумал, что самое время бы случиться чуду, дабы вразумились язычники. Написал Владимиру письмо с техпаспортом городской канализации, и Владимир город взял за так сказать самое мягкое место. Да и на радостях от такого чуда крестился. Тут уж делать нечего – пришлось Греке город у Владимира выкупать в обмен на невесту.

Вышел Иван Дурак на Киевский двор по утру и видит – едет Владимир с молодой женой – впереди попы идут, позади дружина медных коней тащит. Прям как римский триумф какой. Перекрестился Иван на радостях и подумал: «Разбери Перун, красиво!».

На том и закончим мы первый наш правдивый сказ про Ивана Дурака..