Denis-K все записи автора
Публикуется с разрешения автора
Эту запись мне привез в подарок мой друг Алексей Лосев из города Перми. С ним меня когда-то познакомила Людмила Яковлевна Томенчук. Имя Бориса Алмазова я, конечно, знал, но его записей, тем более качественных, у меня было мало. Этот концерт проходил у нас под грифом «памяти Высоцкого». Так тогда было принято: если в концерте звучала песня, посвященная ВВ, фонограмма автоматом зачислялась в «высоцкиану.
Итак, вот что говорил ленинградский бард и писатель Борис Алмазов в далеком 1982 году:
«Нынешнюю запись я посвящаю друзьям моим, землякам, ленинградцам. И сразу хочу ответить на их вопрос. Ну, очень часто на концертах, на выступлениях, да и так просто, почему-то меня спрашивают: как я отношусь к Высоцкому? Вообще, как правило, приходит очень много записок, в которых написано, что вот как вы относитесь к творчеству Дольского, к творчеству… Причем записи эти приходят страшными пачками и отвечать на них как-то очень странно, я не знаю. Если отвечать вслух… Зачем их пишут? Чтобы стравить меня с теми или иными авторами? Потом, какое значение имеет мое отношение к тому или иному товарищу? И как это может отразиться на вкусах и привязанностях слушателей? Я стараюсь на такие вопросы не отвечать.
Есть два человека, это не просто мое отношение к ним, а я считаю, что отношение человека к этим людям определяет его литературную и социальную позицию. Это Окуджава, потому что, собственно, с него все началось., с него начался этот новый жанр поэзии – «песня под гитару», или, как ее стали называть, «самодеятельная». Я считаю, что это совершенно неправильное название, потому что, что значит «самодеятельная»? Все искусство самодеятельное. Пушкин не был членом творческого союза, тоже действовал совершенно самодеятельно. Так вот – «авторская песня». А слово «самодеятельность» оно требует такого вроде бы снисходительно-странного отношения: вроде как товарищи время от времени балуются игрой на гитаре и сочинением стихов, то есть это все ниже сортом должно быть и поэтому, пожалуйста, будьте снисходительны. Я считаю, что это неправильно. Я считаю, что авторская песня, а называть ее так следует по многим причинам, потому что должно быть три компонента обязательно: собственные стихи, собственная музыка, собственное исполнение. Вот это классический вариант. Ну, с допустимыми всякими отклонениями.
Авторская песня дает очень высокие образцы русской поэзии. Да и музыки, хотя главное, конечно, в этом жанре – слово. Так вот это начал Окуджава. Хотя, может быть, люди, сочинявшие песни, были до него, собственно жанр начался с его выступлений в 1962 году. Высоцкий – это самая широкая, самая популярная фигура, самая известная фигура. Его, смерть стала, в общем, национальным несчастьем. Вот тут загадка: почему это произошло? И загадка, и отгадка в его творчестве. И вот здесь-то, наверное, многое и открылось. Дело в том, что ведь Высоцкий не был признаваем с самого начала. Потом Высоцкий не был так определенен в самом начале, как он был определенен в самом конце своего творчества. Он метался, потому что был человеком, который искал. А спросили меня о моем отношении. Мое отношение к Высоцкому было разным. Мне Высоцкий поначалу не нравился. По очень простой причине: я путал лицо и маску. Точно так же, как, скажем, Брехт, создавая свои высокоинтеллектуальные драмы, опирался на традиции самого низшего слоя городского, на традиции городского отребъя – «Трехгрошовая опера» и т.д. Вот, кстати, прием этот не случайно использовал Высоцкий. Не случайно одним из первых спектаклей, в котором был занят Высоцкий, это был спектакль по Брехту. Традиции Брехта очень сильны в творчестве Высоцкого, хотя я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь об этом говорил. Это нуждается в специальном исследовании, это очень интересная тема.
И второе. Высоцкий очень изменился с годами. Во-первых, стало ясно, что это актер, в каждой своей песне-пьесе играющий не собственную биографию, а роль. Вот это очень важно, потому что путать, скажем, мурло, которое сидит у телевизора и мечтает сбегать в магазин, с самим Высоцким, это немыслимо и этого никто не делает. У Высоцкого есть еще одна удивительная черта: он был национален. И в «Менестреле», когда мне заказали статью, я где-то за полчаса ее написал, потому что то, что я написал, в общем, давно обдумывал. Это национальное явление русской литературы и русской поэзии. Не все песни Высоцкого равнозначны, не все безупречны в литературном смысле. У него много очень огрехов, у него много просто неточностей, потому что писал он на волне вдохновения, то иногда у него получались огрехи. Я забыл какой-то термин, когда поэт ошибается. Скажем, у Лермонтова: «Терек скачет с гривой как львица». У львицы гривы нет. У Высоцкого есть «верхом на рысаке», и потом, значит, сибиряк у него живет в Краснодаре и т.д. Но это ведь все ерунда, это все мелкие уколы. Важно, что Высоцкий сказал на современном русском языке вещи, которые отозвались в сердцах очень большого количества русских людей. Он всколыхнул страну. И, кроме того, без Высоцкого невозможно представить сейчас ни русскую культуру, ни русский язык. Вот представьте себе: Высоцкого не было. Посмотрите, как много образов из русского языка сразу уйдут, как язык обеднеет. Ведь у него многие фразы стали пословицами, стали поговорками. Язык сразу потускнеет. Причем, сила Высоцкого еще и в том, что он говорил на современном языке, но не делал его жаргоном. Он любое жаргонное слово поворачивал таким образом, что за ним вставал вот этот вот этот стершийся в речи образ. И этот образ Высоцкий всегда обыгрывал. То есть он поступал как настоящий вольнодумец, как настоящий большой поэт.
Я с большим интересом, когда творчество его было в самом расцвете, за ним следил и нему относился с достаточным уважением. И на всех своих концертах, говоря мягко, делал реверансы, потому что мне было неудобно. Хотя чего извиняться? Ведь это я юного Высоцкого называл куплетистом, он тогда таким и был.
Мы с ним знали друг друга и мы с ним виделись. Вот ведь что очень грустно: в то время, когда я приезжал в Москву, он говорил моим братьям, чтобы я приехал, и мы бы как-то посидели, ну, может быть, вдвоем, втроем, впятером – попели, поговорили, пообщались. Пообщались чисто по-дружески, потому что творчество интересовало его мое, а мое, естественно, его. Вот. И все не получалось. Я приехал, то се… Он звонит в час ночи, а у меня там такой благообразный староверческий дом, там смотрят на меня как на ненормального. Я, может быть, и сорвался бы и поехал, но неудобно. Утром он занят. Я ему звоню, он уже ушел, просил позвонить в пять. Звонишь в пять, он просил позвонить в семь, в семь я ушел и дома, в восемь он звонил… Так и не встретились. Это грустно, с одной стороны. А с другой стороны, я всегда очень боюсь, когда «пока не призовет поэта к священной жертве Аполлон…», для меня навсегда остался Высоцкий на пленке. Высоцкий – творец, а не Высоцкий – человек.. Я думаю, что это были величины, в общем, равные, что он был человек хороший, добрый. Я уверен, что мы бы с ним, пройдя через это, подружились. А вдруг бы не было этой дружбы? Поэтому я стараюсь не знакомиться с любимыми поэтами, с любимыми писателями. Правда, мои все любимые писатели уже умерли. Я имею в виду Достоевского, Толстого, Бунина, Куприна. Но есть и живущие.
Мое отношение к Высоцкому? Мне бы не хотелось высказывать пиетет, поэтому песню, посвященную его памяти, я писал два года. Произошло это так. Я написал какую-то там дребедень общую, как это горько, как это грустно, как все люди, как Россия замерла. И даже была там какая-то строчка, вроде бы ничего, что «Россия смеялась и плакала надорванным сердцем его». Это все была литературная работа. Или другое. В одной из командировок я увидел то, что буду петь в песне. Для того чтобы этот факт исторический, так сказать, социальный, стал песней, потребовалось два года. У этой песни существует, ну, наверное, штук 15 вариантов, которые я нигде никогда не буду исполнять, потому что они – отработанный материал. Вот то, что я решаю продемонстрировать, это, как правило, 1\10 часть того, что делалось. Вот по-азиатски, что вижу, то и пою, работать не могу. Мне нужно, чтобы был какой-то период для обдумывания, чтобы мысль созрела и образ выкристаллизовался.
В полярном порту, где грохочут лебедки,
Где все мужики – моряки,
Я надпись увидел – «Владимир Высоцкий» -
Белилами от руки.
Я номер не помню на том тихоходе,
Буксир был, как зэк, безымян,
Но нынче весь порт его кличет «Володей»,
А там капитаном – Иван.
Россия, мы все твои дети,
Прикажешь, готовы на смерть,
Но доли страшней нет на свете
От имени Родины – петь.
Когда над землею ни звука
И кругом идет голова.
Какая смертельная мука –
Подсказывать людям слова.
Я рад, что не лайнер-бездельник,
Нес имя его на борту,
А черный, как злой понедельник,
Буксир-работяга в порту.
«Владимир Высоцкий» идет сквозь торосы,
Надорванным басом кричит,
И, вслед ему глядя, бледнеют матросы
И шапки снимают бичи.
Россия, мы все твои дети,
Готовы на труд и на смерть,
Но доли страшней нет на свете
От имени Родины – петь.
Когда над землею ни звука
И кругом идет голова,
Какая смертельная мука –
Подсказывать людям слова.
В полярном порту, где грохочут лебедки,
Где сызмала все – моряки,
Я надпись увидел - «Владимир Высоцкий» -
Белилами от руки.
Он шел, как судья, как хозяин,
Среди иностранных бортов,
Его капитан, крепко в палубу впаян,
Стоял, как инспектор Жеглов.
Кстати, поскольку речь шла о Высоцком, я хочу еще сказать. Вот одним из моих любимых фильмов, а любимые фильмы я стараюсь смотреть как можно реже, чтобы они, во-первых, не «затирались» в памяти, а во-вторых, они все-таки очень волнуют, и смотреть их тяжело. У меня о гражданской войне, какие любимые фильмы? Ну, во-первых, это «Тихий Дон» герасимовский, который мне кажется гораздо выше, чем некоторые части книги «Тихого Дона». Потому что в «Тихом Доне», в книге, есть такие куски, вот как калмык, что вижу, то и пою. А герасимовский фильм с очень большим отбором. Потом Герасимов, когда начал снимать фактуру… Одно дело, когда это описано в романе, а другое дело, когда тебе это показывают. Здесь правды больше. Дальше «В огне брода нет», я считаю, что это гениальнейший фильм о войне гражданской и, конечно, «Служили два товарища». Фильм, поставленный с точки зрения драматической очень здорово.
Кто в этом фильме самый обаятельный, я не хочу сказать самый положительный герой, самый обаятельный? Конечно, Брусенцов, Высоцкого. Потрясающая жизненная энергия! Сильный, мощный, умный, может быть коварным, страстным, может быть резким, может быть достойным, каким угодно. Ведь он же побеждает! Все те цели, которые перед собой ставит Высоцкий на каждом этапе, в каждом эпизоде, он выполняет: отбивает коня, женится на женщине, которая ему нравится, пробивается на пароход. И, выполняя все эти маленькие цели, он в конце концов погибает. Кто в этом фильме положительный герой? Он не положительный, он стоит на месте положительного героя, он занимает его площадку. Вот этот самый Ванька-пролетарий, который вообще-то Иуда, который вообще-то сволочь, потому что он своего товарища предает несколько раз в течение одного эпизода, который просто убийца, который «ляпнул» ни за что ни про что военспеца. Но вот тут есть великая правда. Эта правда заключается в том, что при всем своем обаянии, при всей своей жизненной энергии Брусенцов прет против Истории. И там есть одна такая маленькая деталь: Ванька, тупой, малограмотный, который никогда не ел винограда, который вообще негодяй, у него есть самая гуманная цель: он хочет накормить всех голодных. У него есть самая высшая цель, которая выше всех поступков Брусенцова. У Брусенцова цели нет. У него есть цель в каждом отдельном поступке, общей цели нет. При том, что он самый, конечно, обаятельный. Кого выбирать? Ваньку, блистательно сыгранного Быковым, или Брусенцова? Конечно, Брусенцова. Но Брусенцов перед стеной. Даже если бы белые победили, Брусенцов бы застрелился, потому что начался бы такой белый террор, которого он бы наверняка не принял. Ну, а чего делать? Мужиков пороть? Вешать? Но фильм на этом не кончается и в этом великая правда, когда сталкиваются две фигуры трагедийные. Если бы они поменялись местами, как всегда ставили фильмы проще и раньше: вот белый был всегда плохим. Если бы Ваньку поставить на место Брусенцова, Брусенцова сделать Ванькой – все нормально, получился бы стандартный фильм, а тут все наоборот. Исторически Ванька – герой положительный. Личность это отвратительная. И тут есть еще одна вещь, тут есть «голубой герой», причем он сделан… Это очень большая редкость, когда из героя, из романтического молодого человека рождается прекрасный актер Янковский. Янковский так скупо сыграл своего героя, он же абсолютно…рядом с Брусенцовым это человек, лишенный темперамента. А потом оказывается, что этот темперамент весь в глубине. И самое страшное, что дерутся-то Ванька с Брусенцовым, а погибает герой Янковского. Вот такие люди были нужны, потому что Ванька, он наломает дров и потом. Так сказать, облитый кровью своего товарища, он какое-то время будет гуманистом. Если это ранит его на всю жизнь, то потом он это сметет, а потом он будет точно также свою правду пробивать. У Ваньки самая страшная черта, чудовищная черта, черта для людей неинтеллектуальных очень свойственная: он уверен в своей правоте и эту правоту он будет отстаивать с маузером в руках. В этом была и великая сила революции, в этом была и ее слабость. Когда человек, который не знает сомнений, а человек, который не сомневается, он всегда ломает дрова, даже если делает хорошее дело. Ванька так будет проповедовать добро, что от этого добра люди в окна будут кидаться, в прорубь. Самое страшное, когда Бармалей становится Айболитом, вот это самое страшное, что может быть. Он всех начинает лечить, даже здоровых. В этом, вероятно, и трагедия, и правда этого фильма. Хотя там, вероятно, были какие-то ошибки, чисто фактические, но фильм заставляет думать и страдать.»
Фонограмма 1982 года.
P.S. от публикатора.
Чтобы не отвечать на вопросы возмущенных читателей, особенно молодых, почему Борис Алмазов (род. в 1944 году) допускает столь вопиющую ошибку, датируя начало жанра авторской песни 1962 годом, как и первые песни Булата Окуджавы, отвечу кратко.
Борис Алмазов в том самом, 1962 году, впервые услышал поющего Булата на концерте в Ленинграде и под его влиянием написал свои песни, которые во многом шли от Брехта и Киплинга.
И второе. «Голубой герой», это совсем не то, что кто-то может подумать, сгоряча, это как «голубой период» у П.Пикассо и у самого ВВ в известном стихотворении.
13 января 2008 года.
(с) А.Красноперов (Ижевск, Россия) 2008
Denis-K все записи автора
