В настоящее время аналоги "народных фронтов", объединяющие правящую партию и мелкие легальные политические партии, остаются в Китае и КНДР. В КНР в "Патриотический единый фронт китайского народа" входят Революционный комитет Гоминьдана, Китайская демократическая лига, Китайская ассоциация по развитию демократии, Рабоче-крестьянская демократическая партия Китая, Демократическая лига самоуправления Тайваня и Китайская демократическая ассоциация национального строительства. Кроме того, в состав фронта входит Всекитайская торгово-промышленная ассоциация. В КНДР в состав "Объединенного демократического отечественного фронта" входят кроме Трудовой партии Кореи Корейская социал-демократическая партия, Партия молодых друзей небесного пути и ряд общественных организаций, таких как Красный Крест КНДР, Кимирсеновский союз молодежи и другие. Во Вьетнаме и Лаосе действуют "народные фронты", объединяющие правящую партию и общественные организации.

Фронт ты мой народный

Я к службе царевой покамест пригодный,
И, если прикажет Отчизна моя,
На фронт я хоть завтра отправлюсь народный
С партийным билетом да сменой белья.

Не жди меня, мама, хорошего сына,
Не жди меня, верного мужа, жена.
Уйду я чуть свет от родимого тына,
Чтоб славной дорогой шагать дотемна,

Расправив упрямо могучие плечи,
Подставивши ветру широкую грудь,
На этом пути пол-России я встречу,
Со мной миллионы отправятся в путь

Отважных героев народного фронта,
Готовых прорвать окруженья кольцо. 
Пусть тучи суровые до горизонта
Нависли, и буря нам хлещет в лицо.

Но мы с вами люди особого склада,
Понять не дано нас другим племенам,
Нам солнышко красное – желтая «Лада»,
Кощей белоглазый – царь-батюшка нам.

Связало заветное царское слово
В союз нерушимый на веки веков
Седых ветеранов подледного лова
И борзый помет селигерских щенков.

Недаром же в общую верим звезду мы,
Не зря же одна мы большая семья.
Веди ж прямиком в коридоры Госдумы
Меня, фронтовая дорожка моя.

 

 

 

 

 

Ни к чему,
     ни к чему,
          ни к чему полуночные бденья,
И мечты, что проснешься
          в каком-нибудь веке ином.
Время?
      Время дано.
           Это не подлежит обсужденью.
Подлежишь обсуждению ты,
            разместившийся в нем.
Наум Коржавин.
«Вступление в поэму», 1952 год

 

Настроение сейчас - грустное

Может-кто помнит детские радиопередачи-*Радионяню*.*Рассказы Гайдара*.Чуковского.

Читает Николай Литвинов.

А за напоминание СПАСИБО http://sadalskij.livejournal.com/

- Можешь сказать честно, как отец сыну, что думаешь о предстоящем бое? Ланцелот может победить?
- Ланцелот?
- Стоп, не идиотничать! Без казенных восторгов, как отец сыну: да или нет? Может победить или не может?
- Может. Но не Дракона. И не в этот раз. И не Ланцелот.
- Я сказал, не идиотничать.
- И не победить.
- Ну прошу тебя один раз правду, может или не может?
- Соберемся с силами. Соберемся, сынок. Сил нам не занимать. Ох, штормит сегодня. Разбушевалася стихия. Ты меня спрашиваешь, может ли Ланцелот победить Дракона? Я тебе отвечаю как сыну, искренно. Может. Один раз не побояться, собраться с силами взять его за глотку и мордами, наступив на хвост, и мордами его, гада, понимаешь... Вот так думают некоторые и ошибаются. Потому что нашего Дракона победить может только он сам. Он и не таких побеждал, как он. Теперь подумаем, нужно ли ему это?

©Убить дракона

Продолжаются лихорадочные поиски легитимного и конформистского потенцилаьного лидера новой оппозиции. так нужно, а то итоги "выборов" нормальные государства не признают, и светлое будущее нашей лучшей части человечества на диком западе окончательно обломится...Миронов -по моему-не то.

Настроение сейчас - ровное

В общем, обобщив и осмыслив вчерашнюю прессу, я решил не придумывать каких-то там умных слов и тому подобной ерунды, а тупо процитировать Владимира Федорина из Форбса, одной фразой сказавшего то, что я надумывал тьмой слов, фраз и предложений:проект Медведев закрыт.

 

Настроение сейчас - ровное

 

 

 

 

 

 

 

 

От редакции: Немая сцена Конституционному суду предстоит решить спор между корпоративным бюрократическим и общественным интересом. Читать целиком

 

Немецкий философ Г.Гегель *Стыд… есть начало гнева против того, что не должно быть*

Настроение сейчас - ровное

С Днем Рождения .ПИОНЕРИЯ!

Приведу неудачное сравнение, но абсолютно точное – пионерский галстук был вместо нательного креста и наделялся почти теми же качествами. Его ношение обязывало ко многому.
Пионерская клятва, правила поведения пионеров, помните? Почти 10 заповедей...
ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ ФАШИСТЫ КАЗНИЛИ ДЕТЕЙ ЗА ОТКАЗ СНЯТЬ КРАСНЫЙ СИМВОЛ.

картинки слямзил http://sadalskij.livejournal.com/

 

 

Сирень проклятая, черемуха чумная,
Щепоть каштанная, рассада на окне,
Шин шелест, лепет уст, гроза в начале мая
Опять меня дурят, прицел сбивая мне,
Надеясь превратить привычного к безлюдью,
Бесцветью, холоду, отмене всех щедрот —
В того же, прежнего, с распахнутою грудью,
Хватающего ртом, зависящего от,
Хотящего всего, на что хватает глаза,
Идущего домой от девки поутру;
Из неучастника, из рыцаря отказа
Пытаясь сотворить вступившего в игру.
Вся эта шушера с утра до полшестого —
Прикрытья, ширмочки, соцветья, сватовство —
Пытает на разрыв меня, полуживого,
И там не нужного, и здесь не своего.
                                                                                             Дмитрий Быков

"Самый дорогой ребрендинг в истории человечества - это переименование КПСС в "Единую Россию"http://george-grey.livejournal.com/

Я так понимаю, что это – та самая мартышка, ради которой якобы плюнул на карьеру 62-летний глава МВФ. Не  знаю-не верю?! Вот что хотите – не знаю. Уж хоть бы бабу поприличнее подыскали для столь масштабной провокации-что ли...

КПРФ устроили совместную (задумайтесь на минуточку) акцию с Единой Россией акцию за отставку Миронова перед Зак. Собранием.

Читает стихи.

 

 

 

 

Не маячит надежда мне...

Не маячит надежда мне,
То мелькнет, то куда-то денется.
И в загадочной этой стране
Ничего никогда не изменится.

И от этого даже легко
Опосля, как пропустишь стопочку.
Референдум прошел под пивко,
Панихиды пройдут под водочку.

И причины искать не надо -
Просто любят бараны стадо.
Ну а то, что в стаде их режут,
Так ведь это не всех, так ведь это все реже.

И по кругу пойдет дорога,
Им баранам не нужно много.
Забросают в загон питание, -
Вот и все проблемы бараньи.

Чтоб решать проблемы бараньи,
Существует голосование.
Все по карточкам, все законно,
Все, конечно, внутри загона.

А зачем баранам наружу?
Там ведь ум не бараний нужен!
Там ночами от страха жарко,
Там - пастух и его овчарка.

Пастухи без особых хлопот
Над баранами ставят опыт, -
Не спросившись про их желания,
Ставят опыт на выживание.

Вечерами за шашлыками
Громко цокают языками,
Удивляясь на стадо с кручи, -
Ох, живучи! Ну и живучи!
Макаревич.

 

Вот притча о том, как некто, ранимый да ранний, к тому же имеющий уши, - а надобны, дабы парить над мраком, над прахом, поверх, извините, вольер - уши, а в клетке скелета лелеющий - что бы вы думали? угадайте, такое певучее, певчее, чистый  нечто, подчас величаемое нутром: чуять, чаять и, кажется, петь - что? пока непонятно, не приложить ума, ясно только, что где-то там что-то зреет - ее и петь; уж как некто, кому в несусветном гаме да гуле улиц, проулков, пролетов, туннелей и прочих, как говорится, труб, очень, в принципе, медных да яростных, тот, которому в крике да скрежете их  был зов, был голос, словом, тот самый, - как хорошо он всем певчим нутром своим голос тот слышит, отчетливо сколь. Об этом. Слышит и неотвратимое чует. Об этом. Чует и понимает: ему, его. Кто бы грезил: об этом.

 

 

. О том, как - порывист - весь прямо движение - сдвиг в иное - во вне так иль эдак, но именно так, как нужно, как надлежит, вероятней всего, что резко, - не правда ли? - резко рванув судьбой точно так же, как в экстренном случае там, где должно, где принято, рвут какую-нибудь отчаянную рукоять, не исключено, что стоп-крана. Рвут вздорного рода мосты, векселя, купюры да всякие там еще узы, включая дверные цепoчки - цeпочки, по-цыгански сказать. - ОН, поскольку последователен дотла, соответственно поступает и впредь: как требуется, как следует быть. То ли дело и впрямь происходит под стук колес, то ли нет - нет разницы-  только не взяв ни сурка, ни курева, что называется, налегке, взял да сошел вдруг на первой же шепетовке: шлак, кипяток. Честь имея, метнулся  прочь, в сплошное ненастье, умалчивая - дабы не в рифму - про ночь. Где бы ни был - оттуда и вон. И только тогда начинается: все остальное. Тогда. И только.  Да, да, разумеется, о чем разговор, неужели же где-нибудь там, где положено, где надлежит, не сказано: отразится. Ответ однозначен: сказано. Оттого-то и отражается - отразилось, сим: в силу слова. Вот. 

Правда, несколько незнакомо, ломано, ровно в рябом канале - каналья, зачем ты улыбки нам столь исковеркал, ведь счастье было так коверкотово. Тем не менее видно, как кто-то из этого круга,  кто-то в чем-то дорожном, неброском, как бы навыворот, - торопится на трамвай.  Алеющей ранью. Лепечущей рощи аллей.  Воистину. Впрочем, неправда: торопится, но не аллеей, не рощей: торопится пустырями окраин, тропою в разрыв-траве. Ничего не сея, не взращивая, рвет походя блеклые лютики, ноготки. Рвет когти из ненаглядного Криворожья, цитатой из почты окрестных ведьм говоря. Не смейтесь, папаша, он мертвецов оставляет теперь мертвецам не напрасно, верней, не из прихоти, не потехи для. В данной юности с ним творится особенное. Так, в день осознания лжи у него создалось отчетливое впечатление, будто бульвар спотыкался, дождь шел на изящных пружинах, и фонари по углам разложили фанерные тени. И Дантова тень, в зеркалах отразясь - как эхо - давно многократна. Да и вообще, человек сей художник, в значеньи - поэт, а потому - почему бы ему не отправиться в путь, в другие места, и там не открыться во всех своих впечатлениях, не объясниться в пристрастиях.

Странствовать - в частности, на трамваях - тем паче на ранних - это же столь пристало таким вот на вид неброским, небритым, но, в сущности, страшно неистовым, прямо взрывчатым существам. Между прочим не важно ведь, что такие взрываются сдержанно, методом солнц, как ни в чем не бывало. Так в рассуждении пороха даже лучше, ибо хватает надолго. Сравнительно навсегда. 

Да, кстати, смотрите: деревья ладонями машут: прощанье, исчезновение за. Не выйти. Ни им, ни дому, который поэт построил двумя штрихами. Где свет погас. Где форточку открыли. Построил и вскоре оставил: быть. И на лбу возникающего экипажа чтит долгочаянное число. И в том же канале, смекай - кристалле, рябом, но магическом различимо, как кто-то другой, но из тех же вышеозначенных и насквозь же ранимый, хоть до поры хранимый пернатыми горних сфер, - он в рассуждении выйти пройтись, чтоб уже никогда не вернуться, - рвет рану на ранней заре. Неверно, досадная несуразка: не рану, но раму. Но на заре. Оконную раму, но: то ли заклеено, то ли заело, то ль что. Что бы ни. Не играет. Не в этом суть. Не открывается - вот в чем. И все. И поскольку это именно так, то постольку он просто берет и шагает вышагивает сквозь колкое стекло непосредственно в высь - в эфир - в эти тихие вечера - в жанре - нету его родней - приблатненного городского романса. Не спрашивай же, с чего начинается, ибо знаешь. А знаешь - так заводи, воспевай; хочешь - волком, а хочешь - молчком, волчком. И вышагнул, и воспел, и се: невредим, воспаряет над ерундой обстоятельств, над вздором семейных терзаний, дворовых драм. Этот мальчик растроган.  В духе прощанья, прощенья, исчезновения за. Пав, встает. И по лестнице, полной чего-то онтологического, или во всяком случае не лишенной его, он восходит. Он мыслит вернуться в свою кубатуру, в обитель, в уютный фамильный склеп. Вернуться и раздобыть по сусекам с пригоршню каких-либо изумительных слов: возвестить свободу парения. Да возвестит. Да возвысит. А восходить еще высоко - на пятый. Но вот и какая-то дверь. Кто там? Ваш искренне. Отворяют. Вернее, не отворяют, а нe отворяют. Не. Наверное, не хотят: вероятно, поэтому. Или хотят, но не могут: расслаблены, утомлены. То ли попросту томны. Но так как поэт все стучится, то все-таки отворяют, но не совсем. Отворяют отчасти. Приотворяют, навесив ту самую цeпочку. Но поскольку поэтов путь - взрыв да взлом, то что цeпочку, что цепoчку - он все равно ее, понимаешь, срывает - и там. Где его почему-то не ждали. Там ждали хорошего сына, а заявился не больно-то, а главное, что не свой, свой еще за Можаем, когда еще. Сверху мальчик, соседский. Он сверху-то сверху, да тоже ведь не презент. Рос тихоня, а вырос колоброд, сладу нету, когда разгуляется, прямо хоть караул. Поэта уничижают, бранят, говорят ему безуханное "вы". Как странно: как к звездам - так непременно чрез тернии.
Что  за  притча  такая???

Он жалует в некую комнату вроде своей и садится за клавесин типа бабушкина. И в тетради для нот, между струн пресловутой Лунной: Полина, полынья моя. А далее - все остальное, все строки. И видно, как вольно им там, в этой общей тетради. Но видно: с комплектом смирительного является караул. Но это не угнетает поэта, это не напрягает его. Потому что Полина уже на крыле, и не на пару ли с кралею, сам в тулупе с заячьего плеча, в новомодном треухе воспарит над препонами Пугачев. То есть все, что случится отныне, - не столь уж и гибельно. И ничего, что какого-то мальчика свыше по лестнице, не лишенной не этого, так того, сводят вниз и усаживают в экипаж откровенно трамвайного облика. Ничего не поделаешь, вот: случается.  "Настоящая справка выдана певчей Фортуне о том, что ни в чем не повинна, ибо не ведала, что творит: просто пела". И подпись, вплетенная в акростих памяти Ли Цин-Чжао: Грачи Улетели; Будучи Art Nouvo, Осень Волнительна.  Звездой не звездой, но с цепи как пить. Спросите любого Гончего Пса: Пес знает, чем в юные луны беглого веял последнего след.  След пылко петлял, обрывался. Но жизнь как видение, в качестве фата-морганы блазнилась как ни при чем, точно сама не своя. Не своя, а чужая, нагаданная. И дальними были дороги ее, а дома - и казенны, и скаредны: что ни дом, то вон, а улицы - медные трубы. Да будут, кстати воскликнуть, неладны клаксоны таксомоторов, зловонье омнибусов, блеяние менял. Неладны и прокляты. Вы согласны? Лишь в доме блистательно обнищавших духом обрящешь ты благодать. Ибо лишь там тишина . Но тут ряд змееносных чинов в измерение входит. Эксперты.  Все в белых хламидах, в бурнусах, чины начинают и сразу  проигрывают. Ход. Вы не поэт ли? Ход. Аз прост. Ход. Про что-с? Ход. Про то-с, как заря с зарей, ворон с горлицей, град с дождем, а цыганочка с кастаньетами в гуще сандаловой рощи доводит до сандальет: ламца-дрица. Проэт - это, если угодно, бастард, помесь прозаика с лириком, полу-полу. Но то, что он сочиняет, пролаза, - проэзия есть высоких кровей, чистых слез. Слез по сути своей изумления, каковое назвать умиленьем, в мажоре ли, наизнанку, наружу ль  - невозможно не. Это проэзия незамутненного изумизма здесь, среди мерзостей мира есть. Не угодно ль. Начну, разумеется, ниоткуда, точней, наобум, как взрыв. То бишь попросту ни с того ни с сего, с середины. Правда, хотел бы оговориться: грешен. Имею дурную наклонность к рифмам. Так что забудьте их мне, не вменяйте, все как-то не волен избавиться, отвертеться. Однако ведь отверчусь же, избавлюсь. В долине реки Цинандали Дали живопишет сюжет: из псевдоклассической дали струится изысканный свет, и, весь преломляясь в рояли, Вертинский роняет куплет. Ход. Чудно, милый, вы явно молодцом: посвежели, окрепли. Вам хорошо. Вы чувствуете себя в пределах положенного. Как должно. Нормально до изумления. Вольно, считайте себя резервистом. Счастливого лета, паренья.

Выйдя, следует повернуть за угол, где дует, и, делая вид, будто это не ты, а некто, тебе почти незнакомый, пусть тоже в шинели, в ушанке, с ушами, метущими персть, прошествовать мимо Дантовой лужи со вмерзшей по горло баклагой. По горло, которое на ветру дойну Сен-Санса сифонит. А в кассе чертова колеса, не смущаясь, что та заколочена, позабыта, заплевана, да и вообще - не сезон, надо взять да и подарить себе на прощанье билет на трамвай, идущий куда-нибудь. Закатиться бы, сударь: где хорошо. Например,  в бор, в пенаты серебряной молодежи. Короче - прочь. Это будет трамвай гумилевского толка; вагон, ударившийся в бега; экипаж, насвистывающий на ходу грибоедовский вальс пополам с каким-то персидским мотивом. Экспресс подают. Ты входишь. А все остальные - они уже там как там. И тогда начинается все остальное. Особенно - ваше время. Поздравь себя с ним, обернувшись; не оттого ль исцелиться от оного не дано никаким иным, что оно бесподобно. Оно подобало вам, подходило, шло. Вашему кругу  было оно сколь кстати, столь и под стать: было певчим. И голубы руки его мольбертов зам были. И над трамваем присущей ему современности, резко сорвавшимся в лебединый запев - в смелость - в мысль в образ - и, разумеется, в глубину, - реял манифест  жизни и любви. Ваганьково следующая, вещал кондуктор. Но вы не страшились. Ты помнишь? Героем был всяк.

И не далее как февраля отрывного числа - числом своим взрывчатым - честь имели. Мело. Гололедило. И с какою-то легкостью, щегольски, беззаботно, как Боткин бы будто - цитаты из Цицерона и Тацита, улица имени терапевта роняла прохожих и перспективы.  Сомнений не оставалось: лишь оставалось начать. Начать и только. Причем почти ни с того ни с сего, с середины. В средине семидесятых - из самого их средостенья - из нутра - заговорить человеческим голосом, наговорить откровений, притч. Только спокойно. Без нервов. В манере далеких солнц: так, будто бы ничего не случилось. Чу: нормальной проэзией. Нормального изумления.

КОРОЧЕ - ВЗОРВАТЬСЯ .МИЛОСТИВЫЙ  ГОСУДАРЬ.
ВЗОРВАТЬСЯ!

Соколов....и я.
 

 

Всё напоминает к сожалению дырявые сапоги.. "тут заклеил - там отклеилось"... проще говоря возможен ремонт системы-детский лепет.

Настроение сейчас - мерзкое