В колонках играет - Samael/Chosen Race"Угадайте, кто мы, где берут таких?
Мы не из дурдома, мы -- ролевики!"
(Филигон)
По наводке тов.
Красный_яхонт рискнул прочитать занятную книжку Марии Галиной "Хомячки в Эгладоре". Ну да, почти о попаданцах, только не совсем: молодая парочка волею судеб... ну, в общем, делать людям было нехрен, а тут подвернулась возможность развлечься участием в ролевой игре (поручики, молчать!) по мотивам толкиеновского Средиземья. Пришли, увидели, согласились -- и началось.
Как водится, мастер вкратце ввёл их в курс дела и даже помог вспомнить настоящий мир Средиземья, откуда они родом (одного из главных героев, правда, занесло на историческую родину, и он вспомнил Исход, но это не помешало ему стать хоббитом. 8-) Сначала вся эта игра выглядит обычным дуракавалянием (эльфы верхом на палочках с лошадиными головами, например), Леголас и Гимли оказываются особями женского полу (как и Арагорн тащемта), да вдобавок ещё и с лесбийскими наклонностями (
"У них все бабы. Просто улитка на склоне какая-то, а не властелин колец" -- это просто вогнало меня под стол), но когда в подземельях метро Мории появляется Барлог, причём совсем как настоящий (а может, и на самом деле настоящий) -- спинным мозгом начинаешь чувствовать, что хиханьки заканчиваются.
"Барлог, тускло мерцая, нависает над Гэндальфом как красный гигант над белым карликом" -- прекрасно, просто прекрасно же!
Да и начиналось всё в этом метро как-то мрачненько:
"Летом в вагоне метро красивого человека не найдешь. Непонятно, почему это так, но это так — даже молодые женщины все на подбор страшненькие. Должно быть, красивых вывезли на отдых в Турцию, думает Генка, озирая пассажиров, на чьих бледных застывших лицах лежит зеленоватый отблеск.
Да это же сплошь мертвецы, ужасается она. Боже мой, мы сели в поезд, набитый зомби!
Зомби мерно покачиваются в такт движению поезда. Некоторые задумчиво решают большие кроссворды. Один читает Акунина. Над его головой пылает слоган: «Она ищет тебя!»
На плакате изображена рассыпающая искры светящаяся женщина, на которую ошеломленно таращатся четверо молодых людей…
Ужас какой, думает Генка, а вдруг и вправду ищет?" 8-)
Несмотря на достаточно небольшой объём, персонажи получились достаточно колоритными. Например, сидевший некогда в психушке с вялотекущей шизофренией Боромир, чья жена, начитавшись всяких там альтернативных историй ("Не так всё было, совсем не так...") типа ЧКА или "Последнего кольценосца", прониклась идеей пересмотра и перепоказа перепройденного: мол, оболганный Мелькор должен вернуться и переиграть Игру. Или эпизодическая исполнительница роли Арвен, от которой вообще ничего не зависит, но в создании общей атмосферы её облик просто незаменим. 8-) Или невинноубиенный Кракен, к которому приволокли прятаться Дюшу и Генку (Генка -- это девушка) и который с ходу напомнил мне секту кракенистов, у которых скрывался главный герой мьевилевского "Кракена". Или Саруман, сидящий в Ортханке МГУ. Или Галадриэль со своими боевыми эльфами в камуфляже,
возделывающая свой сад выращивающая эланоры.
Кстати о Галадриэль. Именно она и поясняет недогадливым хомячкам, что к чему и чем пахнет:
"— Погоди, я все объясню, — серебристым голосом говорит Владычица, — все дело в том, что сейчас венец лета!
— Чего?
— Ну, Иванов день по-вашему. А в скрытых книгах написано, что раз в эпоху, под венец лета, при особом расположении созвездий то, что произошло, можно изменить. Ну, переиграть по-другому."
И вообще строгая она, но справедливая:
"— В принципе, — говорит Владычица, — мы бы вас могли подстраховать. Мы, собственно, и собирались. Ибо нашим боевикам начистить морду вашим назгулам как два пальца обоссать…
— Владычица, — осторожно говорит Боромир.
— Пардон. Мои рыцари-эльфы легко разделались бы с этим жалким подобьем мерзкого отродья." 8-)
Между прочим, вот вам и немного Страшной ПравдыЪ:
"— Надо же… вот тут, прямо тут… А я думал, вы ушли на Заокраинный Запад…, — тихонько говорит он.
— Что мне там делать? Была я там… скукотища! Потом, как можно жить в краю, где нет наших мэллорнов?
— А тут они что, есть?
— Нет… но это неважно…
— А вы валар видели? — с замиранием сердца спрашивает Дюша.
— Видела.
— Ну и какие они?
— А, по-всякому, — неопределенно отвечает Владычица. И, наклонившись так близко, что он чувствует у себя на щеке ее нежное дыхание, шепотом говорит: — кстати, дорогой мой, чтобы увидеть валу, вовсе не обязательно отправляться на Заокраинный Запад…
— А в «Сильмариллионе» написано…
— Что в «Сильмариллионе» написано, это все глупости и одно сплошное вранье. Его специально попросили.
— Кто?
— Понятное дело кто."
Ну, это так, лирическое отступление. Фокус же в том, что бутафорское Кольцо, выданное хоббитам по игре, набирает вполне реальную силу по мере того, как разворачиваются события, и за этим Кольцом начинается вполне настоящая охота. И более того: чем дальше, тем больше элементов магического мира просачивается в наш мир, в котором никакой магии нет (а если и есть, то, как говорит Лутиэнь, такая, то лучше бы вообще никакой).
"— Привет, прекрасные дамы! — говорит тоненький голос. Генка оглядывается. Потом опускает глаза — из-за живой изгороди выглядывает крошечный человечек в красном колпачке и полосатых чулочках. Поверх колпачка он, точно корону, нахлобучил блестящую пивную пробку.
— А этот? — устало спрашивает она.
— Еще чего не хватало, — холодно говорит Лутиэнь, — это тоже ваш. Да чтобы в Средиземье водилась вот такая пародия на гнома…
— Какая я тебе пародия, дамочка, — обиженно говорит человечек, — я и есть самый доподлинный гном. Ишь чего!
И он, возмущенно фыркнув, вновь прячется в зарослях.
— Теперь что, — возмущается Генка, — под каждым кустом будет сидеть какое-нибудь чучело?
— Теперь на каждом шагу, — говорит Лутиэнь, — будут встречаться чудеса. Когда веселые, когда страшные. Вы же этого хотели, разве нет?
— Мы не этого хотели, — отпирается Генка, — лично я вообще ничего не хотела. Я хотела только поиграть. Потому что больше делать было ну совершенно нечего."
Вспомнились "Сказки роботов" Лема:
"Еще раз сделал Клапауций дракона вполне невероятным; интенсивность импоссибилитационности стала столь высокой, что пролетавшая бабочка принялась передавать азбукой Морзе вторую «Книгу джунглей», а среди скальных завалов замелькали тени колдуний, ведьм и кикимор, отчетливый же топот копыт возвестил, что где-то позади дракона гарцуют кентавры, извлеченные из небытия чудовищной интенсивностью мортирки. Однако дракон, словно ничего не произошло, грузно присел, зевнул и принялся с наслаждением чесать задними лапами обвисшую кожу на горле. Раскаленное оружие обжигало Клапауцию пальцы, он отчаянно нажимал курок, ибо ничего подобного до сих пор ему переживать не доводилось; ближние камни, из тех, что помельче, медленно поднимались в воздух, а пыль, которую чешущийся дракон выбрасывал из-под седалища, вместо того чтобы беспорядочно осесть, сложилась в воздухе, образовав вполне разборчивую надпись: «СЛУГА ГОСПОДИНА ДОКТОРА». Стемнело — день превращался в ночь, компания известняковых утесов отправилась на прогулку, мирно беседуя о всякой всячине, словом, творились уже подлинные чудеса, однако ужасное чудовище, расположившееся на отдых в тридцати шагах от Клапауция, и не думало исчезать."
Похоже? Как по мне, так весьма-с. А всё почему? Потому, что вероятность пофигу, когда начинает действовать Вера. "Верую, ибо абсурдно" -- не поверяю алгеброй гармонию, но истово верую. В то, что Кольцо на самом деле делает невидимым (не зря некая Анечка на вписке попросила надеть это колечко, добавив толику веры), в то, что существуют эльфы, маги, Саурон, Средиземье... Помнится, Пелевин в своём "Омон Ра" продемонстрировал, что никакой советской (как, впрочем, и любой другой) космической программы в реальности никогда не существовало, но тем не менее она существует, пока в неё верят. Так и тут: выясняется, что вся эта суета вокруг
дивана Кольца затеяна ради того, чтобы вернуть людям веру в сверхъестественное в такой степени, чтобы из фактического небытия вернулись забытые и голодные
Древние вместе с Ктулху прежние боги.
"— А! — говорит Моргана, — опять эти глупые сказки… Какой еще Мелькор? Он мне был совершенно не нужен. Мне нужны были вы. Ваш, извиняюсь, энтузиазм. Ваша вера.
— Вера, — механически повторяет Генка, — во что?
— В то, что в мире есть магия. Вы ведь так хотели открыть ей ворота.
Звезды начинают сиять все острее, все нестерпимей, и от хоровода стоячих камней по траве бегут глубокие тени…
— Нам было так хорошо, — пожаловалась Моргана, — нам, маленьким богам. В деревьях, в ручьях, в священных рощах… Вы кормили нас, помнили о нас, рассказывали про нас, боялись… Вы уважали нас! И вдруг что-то случилось — ужасное, да, ужасное! Неправильное, несправедливое! Вы перестали в нас верить. Сначала эти, черные, с их крестами — ох, как они жгутся! Они сказали — нас нет! Ничего нет, только Он! От него — свет, а вы посмотрите на них, на них, на них! И вы посмотрели! И отвернулись от нас, и мы ушли во мрак и сидели там, как пауки — каждый в своем углу, каждый — на своей привязи! Ненавижу мрак! Ненавижу пауков! Потом пришла эта ваша наука. Эти ваши машины. Все стало рационально, все — по правилам… Законы природы, надо же, — фыркнула она, — только вы могли такое измыслить! Для наших чудес не осталось места. А у природы нет законов!
Ее волосы пылали на ветру, словно костер.
— Да, я ждала. Долго! Пряталась во мраке и ждала, ждала… пока не пришли люди, которые стали играть в чудо! Не в нас, пускай, но в таких, как мы. Почти в таких, как мы! Вы так в них играли, что почти сотворили их, всех этих фальшивых властелинов, игрушечных королей, поддельных эльфов! И мы сначала просто смеялись, все так смеялись — как вы нам, настоящим, предпочли подделку, чужую выдумку, и теперь верите в нее и рядитесь в пестрые тряпки, и плащи, и короны, а я сказала — нет, это хорошо! Это правильно! Они опять так поверят в магию, что в конце концов впустят ее в свой мир! Они откроют ей ворота! И мы вернемся! Мы, настоящие, вернемся! И поглотим тех — как солнце глотает пламя свечи, — и опять будем в силе! Опять будем живы! Я, я, я буду жива!
— Моргана? — полувопросительно говорит Генка.
— Морриган! — говорит Моргана, — нас много, но открыла ворота я — Морриган!
Она вырастает до небес, и тени хоровода Великанов вьются вокруг нее, и в волосах у нее сияют звезды, и с неба трубным гласом вторит ей Дикая Охота."
Вообще, конечно, "Хомячки в Эгладоре" -- книга скорее из серии т.н. "юмористического фентези". Но, как и у того же Белянина, пишущего в этом жанре, местами нет-нет, да и прорежется мрачно-тоскливая нота из нашей реальности. Например, в разговоре в дурке:
"— Ничего-ничего, — успокаивает ее девушка, — тут нет сумасшедших.
— Да? — Генке неловко, и она отводит взгляд и смотрит на ту, желтую женщину…
— Эта? — шепотом говорит собеседница, — о, она совершенно нормальна. Она окружена любящими людьми. У нее замечательная семья. Замечательный муж, дети. Они ни разу за всю жизнь даже не поссорились, представляете? Просто как раз сейчас так получилось, что они все на минутку куда-то вышли. По делу, понимаете. И она ждет их звонка. Вот-вот они позвонят ей и скажут -встречай, мы здесь.
— Но… где же они? Я хочу сказать — на самом деле?
— Не знаю, — печально ответила ее собеседница, — может, их никогда не было. Но разве ждать близких — безумие?"
Но вообще, конечно, смешно. И Бомбадил в "комнате страха", и этот/эта Юджин неизвестного пола, который/которая оказывается далеко не случайной эпизодической фигурой (вообще мне положительно понравилось, как лихо и непротиворечиво закручен сюжет):
"Юджин стоит на зеленом холме. В общем-то он/она не особо изменился/ась, и у Генки по-прежнему большие сомнения касательно его/ее пола. И вообще вид у него какой-то кургузый. Морриган с ее ослепительной женственностью смотрится гораздо эффектнее. Тем не менее Генка с удивлением наблюдает, как та бледнеет и выцветает, точно старая фотография.
— Я тебя не знаю, — говорит Морриган, и голос ее, точно шелест травы.
— Откуда же тебе меня знать? — говорит Юджин, — ты знаешь только своих…
— Никого, кроме моих, не существует, — шепчет Морриган, — вас выдумали. А мы устали. Мы голодны. Мы хотим домой.
— Средиземье существует, а это значит, что вам некуда идти. У вас нет дома, — говорит Юджин.
Он оборачивается и машет рукой с металлическим перстнем-когтем, словно вспарывая темноту, — Генка видит, как оттуда, из клубящейся тьмы, по колено в высокой траве, спотыкаясь, бредут четыре очень усталых человека. И пока она близоруко щурится, пытаясь разглядеть пришедших, Лутиэнь, у которой зрение гораздо острее, за Генкиной спиной пронзительно кричит:
— Берен!!!
Генка видит, как Лутиэнь вихрем проносится мимо, путаясь в полах белого халата, несется к выступившим из тьмы людям и кидается одному из них на шею.
— Ну вот, — говорит Юджин, — по крайней мере, это улажено. Она нашла свое Средиземье. Он, конечно, никудышный муж, из народных героев всегда получаются паршивые мужья, но она его обломает. Эльфы и не таких обламывали.
— Средиземья нет, — кричит страшная бледная женщина с темными провалившимися глазами, — есть только я, Морриган!
— Есть все, что они придумали, — возражает Юджин, — потому что нельзя придумать того, что в принципе не существует, разве нет? А отсюда следует, что все, что можно себе представить, существует на самом деле. Очень далеко, очень давно, очень иначе, но существует. Все, что вы когда-либо измыслите, в ту же минуту подтвердит свое существование, обернется и посмотрит вам в глаза. Пошли, дорогие мои, мне не нравится это место.
Он делает широкий жест рукой, и сияющие ворота повисают перед ним в темном воздухе. Генка видит, как они втроем входят туда — руки Юджина лежат на плечах Берена и Лутиэнь. Генка поднимается на цыпочки и видит бледный кусочек золотистого неба, которое отражается в мягко светящемся море. Или что-то вроде этого… Может, еще яблоневый сад, но в этом она не уверена."
Вот такая вот загадочная фигура получилась. А кто он/она такой/такая -- кто его/её знает... по крайней мере бывший узник психушки Боромир высказал несколько бредовое предположение:
"— Юджин-то, а? — Генка уже тянет Дюшу прочь, но на миг останавливается, — как вы думаете, неужели он…
— Вала, да, — говорит Боромир рассеянно, забираясь на заднее сиденье, — как знать, может даже, и сама…
— Что, — в ужасе говорит Генка, — неужели Элберет? Вот это?
— Почему бы нет? Кто ее, эту Элберет, видел?" 8-)
Это я, собственно, всё к чему веду-то?
"Идеи становятся силой, когда они овладевают массами." В.И. Ленин, работа "Удержат ли большевики государственную власть?", ПСС, т.34.