В колонках играет - Arnold Schoenberg/Psalm 130, De Profundis, for Mixed Chorus a cappella, Op. 50B
Казалось бы, а что плохого в вышиванках? Или в тех национальных костюмах, в коих бегали по улицам Кигали расово чистые хозяева Богом зданої землі -- хуту (в фильме "Отель «Руанда»", например)? Да ничего: одежда как одежда, красивая и нарядная, навевающая мысли о корнях, садке вишневом коло хаты... всё, как сотню лет назад. Кровь и почва, два кольори мої, два кольори, и никаких проклятых порождений Жёлтого Дьявола -- городов. Со всеми вытекающими в виде становящихся ненужными крупномасштабных цивилизационных проектов, в орбиту которых некогда втягивалась периферия и с орбиты которых она наконец-то уходит. Куда? -- это уже другой вопрос, на который даёт ответ Виктор Мараховский в своей заметке "Страшная правда о вышиванках. К проблеме городского одичания".

"…Жителю российского мегаполиса достаточно трудно понять, чем опасно массовое надевание т.н. «национальных костюмов» на сугубо городских жителей во время исполнения ими сугубо городских обязанностей. Он просто не видел этого у себя и не знает, что это значит — когда фолк-культура приходит в город и никуда не уходит. Когда она расползается за пределы праздников и становится стержнем мировоззрения.

Беспечный российский горожанин спросит: какую угрозу могут нести надетые на преподавателе, чиновнике, враче белые сорочки, вышитые ромбами и петухами? Трогательные тесёмочки-завязочки под горлом, внезапные пастушьи шапки, чубы, пейсы, национальные усы и прочее? Усиленное обязательное изучение сельских песен и танцев в городских школах? Ну, уважают люди свою старинную культуру — это ж хорошо.

А вот жители национальных периферий, отвалившихся от Большой земли в начале 90-х, знают о тёмной стороне Вышиванки.

«Нашествие вышиванок» на западные окраины бывшего СССР началось лет 20–25 назад. Оно, конечно, было не самой болезнью, а её симптомом. Но оно было симптомом того, что в города, центры цивилизации, пришла антицивилизационная идея.

Это не было экспансией села в города. Конечно, в миллионники массово стали прибывать носители хуторской ментальности — но хуторян никто не стремился поднять до городского уровня. Всё случилось наоборот — это города стали опускать до уровня гигантских хуторов и «мястечек».

Штука тут вот в чём. Когда союзные восточноевропейские республики начали отпиливаться от естественного евразийского пространства, то на практике это было разрушением цивилизации. Той единственной и общей, что тогда у всех нас была — русской/имперской/советской.

И тогда началось самое интересное и трагичное. В большинстве постсоветских республик самыми завязанными на империю были крупные города — они же научные и индустриальные центры. Рига, Кишинёв, Киев, Харьков, Одесса, даже Тарту какой-нибудь: общие исследования, общий производственный супермеханизм, общий рынок, общее культурное пространство. И когда в этих городах начала сыпаться имперская цивилизация — её пустое место стало занимать «пробудившееся национальное сознание». На городских чиновниках, директорах предприятий и депутатах вдруг зацвели национальные петухи и маки. Социальная реклама принялась воспевать колосящиеся поля и бегущих куда-то детишек в народных рубашонках. Когда планы светлого будущего для десятков миллионов человек были отменены — в городах-миллионниках вдруг страшно полюбили всё сельское, тутошнее, исконное.

Едва ли это был чей-то злодейский план, хотя западные друзья и эмигрантские общины, конечно, помогали фолк-революциям как могли. Основную роль тут сыграли чисто насущные вещи: нужно было чем-то заменить отменённое Светлое Будущее — и его заменили ретро-идеализмом. Нужно было что-то противопоставить гигантской городской русской культуре — и её стали выпихивать культурами «антирусскими», то есть анти-городскими. Новые государства заявили о своей европейской ориентации — а «европейским периодом» в их истории было как раз начало прошлого столетия, отрезок между двумя мировыми войнами. Молдавия была под Румынией, западная Украина под Польшей, вольные прибалты под Европой в целом.

А главное, имперские города после распада империи просто не могли не деградировать экономически и культурно — и упаковкой для этой деградации стали национальные праздничные лапти.

Почему мы говорим именно о деградации? Ведь столицы восточноевропейских городов сейчас просто конфетки?

Потому что, как ни странно, задымлённый уральский индустриальный облцентр — организм посложнее нарядного туристического Таллина настолько же, насколько сеть дворцов детско-юношеского творчества сложнее сети кинотеатров, а закрытый завод сложнее открытого в его корпусах супермаркета. Промышленный город есть город исследований, испытаний, системных знаний. А турстолица — это гостиницы, увеселения и местный колорит.

С постсоветскими мегаполисами произошло именно упрощение до местечковости — не слишком нарядные на вид, но настоящие советские города стали избавляться от признаков «настоящести» и превращаться в презентационно-рекреационные комплексы пополам с базарами.

Настоящий город занимается массой дел, которыми декоративному «мястечку» заниматься не положено.

К примеру, советский город Рига делал электронику и автомобили, и локомотивы, и суда, и целлюлозу, и много чего ещё. Но потом у него началась острая вышиванка, и эти имперские сущности были с омерзением попилены и распроданы. Ещё раз, чтобы было понятнее: их не «приватизировали» и не «остановили производство». Их ликвидировали на корню, совсем. Разогнав специалистов и сдав на металлолом оборудование.

Эта ликвидация всего сложного вышла далеко за рамки известной российским гражданам деиндустриализации: со сложным и по определению имперским расправлялись под торжествующие крики об очищении родной земли от Советских Монстров.

Аналогичная картина творилась и в других европеизирующихся республиках.

На этом уничтожение слишком сложных штук, кстати, нигде не остановилось. За индустриальной средой естественно деградирует идейное, интеллектуальное и культурное пространство. Иначе не может быть. Просто неестественно, чтобы нация, вырвавшаяся из имперского сознания с его имперскими масштабами и задачами в сельский фолк, продолжала думать с прежней глобальной наглостью. Масштаб мышления естественным путём эргономично усохнет. Сначала сложные темы исчезнут из пространства публичных дискуссий, а затем их просто перестанут понимать. Останутся простые и конкретные вещи: «налоги растут», «цены на городскую парковку снижены», «Ирландия открыла для наших граждан рынок труда».

Высокая культура сведётся к переводам западной продукции. Массовая — к девицам, которые «добились успеха на европейской танцевальной сцене и сегодня рассказывают в эфире нашего радио, как им это удалось».

Международная политика в европеизирующихся через вышиванки обществах становится поэтичной и понятной. Полутона пропадают. Публицисты рубят отважную правду: «Сегодня в спивающейся России диктатор Путин и другие ненавистники европейской демократии собрались, чтобы думать о нашей свободе злые мысли. К счастью, цивилизованный мир поддерживает нас в противостоянии российской агрессии, но мы должны активнее разъяснять в ЕС агрессивные намерения русского империализма».

…На Украине сейчас некоторые думают, что это русский империализм уничтожает «Мотор Сич» и КБ Антонова. На самом деле наоборот — их уничтожает его отсутствие, символизируемое Вышиванкой. Как съело оно аналогичные сложные сущности в других молодых демократиях от Гданьска до Софии без всякой войны с Россией.

Итогом этого плавного и праздничного одичания становится то, что из носителей одной цивилизации — рождается обслуживающий персонал другой.

Чтобы понять, как форматируется вышитое петухами сознание, приведу пример из свежей колонки польского публициста в официозной польской газете «Ржечьпосполита». Пишет он, само собой, об агрессивной России, которая против Свободы.

«Свобода обладает большей силой, чем все стволы и ракетные установки вместе взятые. Дни Путина будут сочтены, если украинцам удастся из нынешней нищеты и немощи вырваться на Запад, как это удалось полякам», — сообщает свободный восточноевропеец.

И через пару абзацев хвастается, как им это удалось: «Сейчас у нас есть профессиональная армия: небольшая, но хорошо оснащённая и обстрелянная в заграничных миссиях. Польская армия играет роль экспедиционного корпуса для поддержки наших союзников в их колониальных войнах…»

Да-да, уважаемые читатели. Мы такие свободные, что в своих колониальных войнах союзники выделили вспомогательную роль нашей армии. Не побрезговали.

Это нам тут кажется, что Свобода и радостное прислуживание в колониальных войнах — вещи несовместные. А вышитое петухами сознание не видит никакого противоречия. По одной простой причине: хуторское мировоззрение — это в первую очередь утрата способности воспринимать мир системно и целостно. Ибо целостное и системное восприятие мира необходимо только тем, кто его системно же намерен и менять. Вот ему нужно уметь стыковать конкретику и идеи, жизнь отдельных семей, хозяйств и городов — с макроэкономикой, макрополитикой и стоящей за ними философией.

А городской дикарь из конкретики воспринимает только конкретные стеклянные бусы (подержанный ауди дёшево, тарифы на воду, айпад). А из мира идей ему доступны лишь вызубренные заклинания и боевые кличи.

…Я это всё к чему. До сих пор описанное выше состояние восточноевропейского сознания использовалось в относительно мирных, хоть и некрасивых целях. Лозунги для народов, стряхнувших с себя имперскую цивилизованность, звучали примерно так:

«Мы теперь европейцы! Мы можем прислуживать в настоящей Европе! Каждому будут бусы!».

Но сейчас, как показывает практика, лозунг может звучать и иначе:

«Мы европейцы! Душу и тело мы положим за нашу свободу! Стрелять по недочеловекам! Каждому бусы!»

...Берегитесь вышиванок, граждане. Неслучайно все "анти-имперские", то есть по факту анти-цивилизационные агитки в союзных республиках Евразии приходят к нам именно в них."

Убедительно прошу понять правильно: сами по себе вышиванки не опасны, опасен культ анти-имперской местечковости, возводимый вокруг них. Стране Вышиванок не нужны крупные цивилизационные проекты, не нужна индустрия, не нужна фундаментальная наука -- ей более чем достаточно быть эдаким этнографическим заповедником для состоятельных туристов из т.н. "цивилизованного мира" и обслугой, що пишається цім. Собственно, лучше, чем тов. Мараховский, тут уже вряд ли скажешь.