Тропарь Божией Матери пред иконой Ее Почаевской

Пред святою Твоею иконою, Владычице,/ молящиися исцелений сподобляются,/ веры истинныя познание приемлют/ и агарянская нашествия отражают./ Темже и нам, к Тебе припадающим,/ грехов оставление испроси,/ помыслы благочестия сердца наша просвети/ и к Сыну Твоему молитву вознеси// о спасении душ наших.

---

Св. Иоанн Златоуст. О том, что не должно отчаиваться и быть беспечным

Беспечность и отчаяние, то и другое, пагубны для нашего спасения. Отчаяние не позволяет встать лежащему, а от беспечности падает и стоящий; то обыкновенно лишает приобретенных благ, это не позволяет избавиться от постигших зол. Нерадение низвергает и с самого неба, а отчаяние сводит в самую бездну, тогда как упование на Бога скоро изводит и оттуда. Вот, смотри на силу того и другого. Диавол прежде был добр; но, сделавшись беспечным и отчаявшись, пал в такую злобу, что после уже и не восстал. А что он был добр, так послушайте, что Христос говорит: Я видел сатану, спавшего с неба, как молнию (Лк. 10, 18). Сравнение с молнией показывает и светлость прежнего состояния, и быстроту падения. Павел был хулитель, и гонитель, и обидчик; но как возревновал и не предался отчаянию, то и восстал, и сделался равным ангелам. Напротив, Иуда был апостолом, но, предавшись беспечности, сделался предателем. Опять, разбойник, так как не отчаялся и после такой злой жизни, то прежде всех других вошел в рай; фарисей по самонадеянности упал с самого верха добродетели; мытарь, не поддавшись отчаянию, так исправился, что упредил и фарисея. Хочешь, покажу тебе и целый город, сделавший это? Так спаслись ниневитяне. Хотя приговор повергал их в отчаяние, ибо пророк не сказал, что если они покаются, то спасутся, но просто: еще сорок дней, и Ниневия будет разрушена (Иона 3, 4); однако ж несмотря на то, что Бог угрожал, и пророк вопиял, и приговор не допускал ни отсрочки, ни ограничения, они не упали духом и не потеряли доброй надежды. Бог для того не сделал ограничения и не сказал: если покаются, то спасутся, чтобы и мы, когда услышим Божий приговор, произносимый без ограничения, и тогда не отчаивались и не унывали, взирая на этот пример. Но человеколюбие Бога видно не из того только, что Он, хотя и не сделал ограничения в приговоре, однако ж примирился с покаявшимися, но даже из того, что произнес безусловный приговор. Он сделал это, чтобы увеличить в ниневитянах страх и поразить великую их беспечность. Да и самое время покаяния показывает неизреченное Его человеколюбие; ибо что бы такое сделали сорок дней, что могло загладить столь великие пороки? Не видишь ли, как и отсюда открывается Божия попечительность! Она преимущественно содействовала спасению этого города.

Итак, зная это, не будем никогда отчаиваться, ибо нет ни одного столь сильного оружия у диавола, как отчаяние. Поэтому мы не так радуем его, когда грешим, как когда отчаиваемся. Можешь видеть на блуднике, как Павел страшился отчаяния больше греха. Пиша к коринфянам, он так говорил: есть верный слух, что у вас появилось блудодеяние, и притом такое блудодеяние, какого не слышно даже у язычников (1 Кор. 5, 1). И, повелев предать грешника сатане, Павел, после того как тот переменился и сделался лучше, говорит: для такого довольно сего наказания от многих... И потому прошу оказать ему любовь (2 Кор. 2, 6, 8). Так как он всем представил его как общего врага и неприятеля, отлучил от стада и отсек от тела,— то смотри, сколько употребляешь теперь старания, чтобы снова сблизить и присоединить его. Не просто сказал: полюбите его, но — прошу оказать ему любовь, то есть покажите любовь твердую и неизменную, жаркую, горячую и пламенную; покажите благосклонность, равносильную прежней вражде. Что сталось, скажи мне? Не сатане ли ты предал его? Да, говорит; только не для того, чтобы он оставался в руках сатаны, но чтобы скорее избавился из-под власти его. Смотри, сколько Павел, как я сказал, боялся отчаяния как сильного оружия диавола. Сказавши: прошу оказать ему любовь, присовокупляет и причину: дабы он не был поглощен чрезмерною печалью (2 Кор: 2, 7). Овца, говорит, в пасти волка; поспешим же, исхитим ее, пока волк не поглотил и не погубил нашего члена. Корабль обуревается волнами: постараемся спасти его, пока не потонул. Ибо как ладья тонет, когда море вздымается и волны восстают со всех сторон, так и душа, когда отовсюду обнимает ее печаль, скоро гибнет, если никто не подаст ей помощи; и спасительная печаль о грехах от неумеренности становится гибельною. И смотри, какая точность в словах. Не сказал: да не погубит его диавол,— но что? Чтобы не сделал нам ущерба сатана (ст. 11); а здесь слово «ущерб» значит похищение чужого. Итак, показав, что согрешивший чрез покаяние сделался уже чужим для диавола и своим в стаде Христовом, Павел говорит: чтобы не сделал нам ущерба сатана. Ибо если сатана и после этого будет удерживать его, то он похищает уже наш член, берет овцу из нашего стада, потому что тот уже сложил с себя грех через покаяние.

Так Павел, зная, что сделал диавол с Иудою, боялся, чтобы и здесь не случилось то же самое. Что же сделал диавол с Иудою? Иуда раскаялся: согрешил я, говорит, предав кровь невинную (Мф. 27, 4). Услышал эти слова диавол, понял, что Иуда вступает на путь к лучшему и идет к спасению, и — устрашился такой перемены. Человеколюбив, говорит, у него Господь; когда хотел Иуда предать Его, Он плакал о нем и многократно вразумлял его; не гораздо ли более примет его кающегося? Когда он был неисправим, и тогда влек и звал его к себе; не гораздо ли более привлечет к себе исправившегося и познавшего свой фех? Для этого Он пришел и на распятие. Что же диавол сделал? Смутил Иуду, омрачил чрезмерностью печали, гнал, преследовал, пока не довел до петли, пока не вывел из настоящей жизни и не лишил намерения покаяться. А что спасся бы и Иуда, если бы остался жив, это видно из примера распинателей. Если Господь спас вознесших Его на крест и на самом кресте умолял Отца и просил им прощения в грехе, то явно, что Он со всем благоволением принял бы и предателя, если б этот принес надлежащее покаяние, но он не в состоянии был воспользоваться сим врачевством, будучи поглощен чрезмерною скорбью. Сего и Павел опасаясь, понуждает коринфян исхитить того человека из челюстей диавола. И зачем говорить о том, что было у коринфян? Петр трижды отрекся от Господа после участия в таинствах, но слезами загладил все. Павел был гонитель, богохульник и обидчик, гнал не только Распятого, но и всех последователей Его,— но раскаялся и стал апостолом. Бог требует от нас только малого повода — и дарует нам отпущение многих грехов. Скажу вам и притчу, которая служит подтверждением этого.

Были два брата; они разделили между собою отеческое имение, и один из них остался дома, а другой прожил все, что было ему дано, и ушел в чужую сторону, не будучи в состоянии переносить стыда от бедности. Эту притчу нашел я нужным сказать для того, чтобы вы знали, что отпускаются и грехи, сделанные после крещения, если мы будем внимательны. А это говорю не для того, чтобы вовлечь вас в беспечность, но чтобы отвести от отчаяния, ибо отчаяние причиняет нам больше зла, нежели беспечность. Итак, этот (блудный) сын представляет собою образ падших после крещения, а что он означает падших после крещения, видно вот откуда: он называется сыном, а сыном никто не может назваться без крещения. Он и жил в доме отеческом, и получил долю во всем отеческом имуществе, а прежде крещения нельзя воспользоваться отеческим достоянием, ни получить наследство. Таким образом, все это указывает нам на сословие верных. Притом блудный сын был братом жившего честно, а братом не мог быть без духовного возрождения. Итак, этот сын, дойдя до крайней степени порока, что говорит? Встану, пойду к отцу моему (Лк. 15, 18). Отец для того и отпустил его и не помешал ему уйти на чужую сторону, чтобы он опытом узнал, сколько получал благодеяний, живя дома. И Бог часто, когда не убедит словами, дает урок самими делами; об этом он говорил к иудеям. Так Он, когда, потратив чрез пророков множество слов, не убедил и не склонил их, то, определив дать им урок наказанием, говорит к ним: накажет тебя нечестие твое, и отступничество твое обличит тебя (Иер. 2, 19). Следовало бы верить Ему и прежде самого события, но как они были столько бесчувственны, что не верили Его увещаниям и советам, коими Он предотвращал их от порока, то Он уже попускает самим событиям вразумить их, дабы хотя таким образом привлечь их к Себе. Когда же блудный сын, уйдя на чужую сторону и дознавши опытом, как гибельно удаление из дома отеческого, возвратился,— отец не позлопамятствовал, но принял его с распростертыми руками. Отчего же так? Оттого, что он был отец, а не судья. И вот уже ликование и пиршества, и праздники, и светел и радостен стал весь дом! Что говоришь? Это ли плата за порок? Не за порок, человек, но за возвращение в дом; не за грех, но за покаяние; не за худые дела, но за исправление. И что еще больше: когда старший сын огорчился этим, отец и его ласково успокоил, говоря: ты всегда со мною... а брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся (Лк. 15, 31—32). Когда, говорит, нужно спасти погибшего, то тут время не суда и строгого исследования, но только человеколюбия и прощения. Ни один врач вместо того, чтобы дать лекарство больному, не подвергает его взысканиям и наказанию за беспорядочную жизнь. Если же блудному сыну надлежало непременно понести и наказание, то достаточным наказанием для него была жизнь на чужой стороне. Ведь столько времени он провел вдали от нашего сообщества, боролся и с голодом, и с унижением, и с крайними бедствиями! Поэтому говорит: был мертв и ожил, пропадал и нашелся. Не смотри, то есть, на настоящее, но подумай о великости прежнего несчастия. Пред тобою брат, не чужой. Он возвратился к отцу, который не может помнить прежнего, а охотнее помнит только то, что может побудить к состраданию, милосердию, любви и снисходительности, свойственным родителям. Поэтому и сказал отец не о том, что сделал возвратившийся сын, но о том, что он потерпел; напомнил не о том, что он истратил имущество, но о том, что перенес множество несчастий. С такою же, или еще с большею, ревностью искал он овцу. Здесь сын сам возвратился, а там сам пастырь пошел и, найдя овцу, привел ее, и радовался о ней больше, чем о всех, возвратившихся благополучно. Смотри еще, как и возвратил заблудшую: не бичом погонял, но, возложив на плечи, принес и снова соединил со стадом.

Итак, зная, что Бог не только не отвращается от обращающихся, но и принимает их не хуже добродетельных; что не только не подвергает наказанию, но и Сам идет отыскивать заблудших и, найдя их, радуется более, чем о тех, которые были в безопасности, не будем ни отчаиваться о грехах, ни излишне надеяться на добрые дела, но, и живя добродетельно, будем бояться, чтобы от излишней надежды не пасть, а когда согрешим, станем каяться. Ибо что сказал я вначале, то говорю и теперь, то есть, что и излишняя надежда стоящего, и отчаяние лежащего — то и другое гибельны для нашего спасения. Потому Павел, остерегая стоящих, говорил: кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть (1 Кор. 10, 12), и опять: усмиряю и порабощаю тело мое, дабы, проповедуя другим, самому не остаться недостойным (9, 27); а восставляя лежащих и побуждая к большей ревности, писал к коринфянам так: опасаюсь... чтобы не оплакивать мне многих, которые согрешили прежде и не покаялись (2 Кор. 12, 21), показывая этим, что слез достойны не столько согрешающие, сколько не раскаивающиеся во грехах. Да и пророк к ним говорит: разве, упав, не встают и, совратившись с дороги, не возвращаются? (Иер. 8, 4) Поэтому и Давид их же убеждает, говоря: о, если бы вы ныне послушали гласа Его: «не ожесточите сердца вашего, как в день искушения» (Пс. 94, 8). Итак, доколе говорится это ныне, не будем отчаиваться, но, имея благие надежды на Господа и помышляя о бездне Его человеколюбия, изгнав из совести все злое, с великим усердием и надеждою возьмемся за добродетель и покажем самое глубокое покаяние, дабы, здесь сложив все грехи, с дерзновением могли мы стать пред судилищем Христовым и получить Царство Небесное, которого да сподобимся все мы по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу вместе со Святым Духом слава, держава, честь ныне и всегда, и во веки веков. Аминь.

Св. Иоанн Златоуст. Из 1-й беседы о покаянии