Старый армейский анекдот. Лейтенант после училища приходит на дивизион, ему объявляют, что завтра он едет на полигон. «Да я же ещё ничего не умею!» «А что тут уметь - наливай да пей!».

Разведки вероятных противников интересуются организацией процесса боевой подготовки у нас. Через иуд достают бумаги с грифом «сов.секретно». Что же получают рыцари плаща и кинжала за свои тридцать серебряников? Х.. они получают - реальная жизнь ничего общего с приказами не имеет. Пользуясь тем, что ПВО страны, как и страна, упразднены за ненадобностью, я возьму на себя смелость описать выезд на полигон нашей гвардейской части.

ПВО готовится к отражению внезапного налёта, а посему о выезде на стрельбы объявляют внезапно, примерно за полгода. «Цель будет скоростная, высотная». Вплоть до выезда беспощадно проводятся непрерывные регламентные работы. В результате аппаратура раскручивается в полную небоеготовность, не говоря уже о выводе её из строя. Лично я, одурев к ночи от суточного сидения в кабине, перепутал клеммы и спалил один хороший прибор. Остальные выступали в том же ключе, комиссии дивизии, вместо того, чтобы прекратить безобразие, нагоняют жути.

За 2 недели до выезда - инструктаж в полку. Его почему-то проводит начПо. Рабочие блокноты иметь при себе. «Вы думаете залить двойку спиртом?!» Пометка в блокнот. «И не пытайтесь!!! В прошлом году Свободная бригада на глазах всего честного люда промахнулась, но они так напоили группу аппаратуры контроля, что инструктор оборвал ленту самописца за 2 секунды до точки встречи!!! Это безобразие!!! Они получили тройку и уехали домой!!!» Ещё пометка в блокнот. 
По результатам инструктажа проходит открытое партсобрание дивизиона. В констатирующей части: «Нравы пали. Инструктора больше не пьют спирт. Скажите спасибо, что не едем туда, где стреляют демократы, после них Содом и Гоморра, пьют только бренди. Но Сибирь ещё держится - от водки отказов не бывает». В постановляющей части: «Обеспечить минимум 4 балла. Каждому офицеру взять коньяк - 1 бут. сухач - 2 бут. Водки взять без счёта. Пить самим до момента срабатывания радиовзрывателя строго возбраняется. Закусь обеспечить коммунисту С...(Батя)»

Батя запел. «Хорошо, что едем весной. По осени после нереста на стрельбы косяком идут камчатские дивизионы. Икра, красница. После них инструктора от свинины морду воротят. А сейчас они отощавшие, мы им окорочка, мы им сальца. Старшина, ладь коптильню, коли свиней.»

Надежды Бати рухнули по прибытии. По соседству с нами на огромной поляне раскинулся табор полка из Средней Азии. В загоне блеяли бараны, в воздухе витал запах шашлыка. Инструктора выглядели упитанными, шерсть лоснилась, глаза блестели, носы были красные. На свинину инструктора смотрели как перекормленные коты на магазинную сосиску.

Ожидалась скоростная высотная цель по краю зоны поражения - приятного мало.
Ставки больше чем жизнь. Вот все кому не лень ругают И.В.Сталина за деспотизм, а его методы применяют без кавычек. Что значит классик! Промазав, дивизионы на месяц попадали в отстойник, где они занимались с утра до ночи лесоповалом в прямом смысле слова. Кругляк шёл на нужды округа, а оставшееся время использовалось для поднятия боевого духа. После месяца лесоповала боевой дух был настолько высок, что в истории полигона двух промахов подряд не бывало. 
Теперь всё зависело только от командира. Полковник принял нестандартное решение. Вместо того, чтобы поить инструкторов, он отвёз дары тем, кто пускает мишени, о них как-то все забывали. Растроганная знаками внимания стартовая команда поклялась в вечной дружбе и побожилась если надо - сбить своей мишенью нашу ракету. Программу мишени переделали на средневысотную, среднескоростную, прямо в лоб дивизиону.

Вечером состоялся совет в Филях. Стреляем сосредоточением, как приказано высшим начальством. Но с одним дополнением - первый стреляет тот, кто цель захватит, а вот второй стреляет сразу после первого, независимо от того, видит он цель или нет. Расчёт на то, что первая ракета подорвётся, а вторую при промахе зальём коньяком.

С утра мишень пошла. Меня из кабины управления выгнали, поэтому то, что там происходило, со слов офицера наведения. Батя проявил себя молодцом (у него был первый боевой пуск в жизни). Он дал все команды правильно и своевременно, за исключением одной - «Пуск». После того, как операторы взяли мишень на устойчивое сопровождение и офицер наведения пару раз доложил об этом, на Батю напал ступор. Он тупо смотрел на экран, где отметка не спеша уходила из зоны поражения. «Пуск», не выдержав, заорал инструктор офицеру наведения. Наведенец пару секунд колебнулся, но, зная Батю, понял, что от того толку сегодня больше не будет, и пустил ракету.

В кабине у второго дивизиона в это время был свой цирк. Их офицер наведения полгода тренировал расчёт и натренировал его до полного автоматизма и идиотизма. Бойцы могли сопровождать цель с завязанными глазами только по шороху, который издавала отметка на экране. Но с одним условием - цель обязана была лететь высоко и быстро. Так им говорили: «высотная, скоростная». Поэтому когда оператор по углу места увидел цель на экране, он стал крутить штурвал что есть силы, цель, за ним, естественно, не поспела и с экрана ушла. Так повторялось до тех пор, пока не услышали наш пуск. Тогда офицер наведения не стал ждать, а выстрелил ракетой просто вверх. «Поехали», - как говорил Гагарин. 

Пока изделия шли к цели, возле меня шакалил инструктор. «Всё не как у людей. Ты смотри - ваша вообще прямо идёт, а у соседей болтается как проститутка. Промахнётесь, лучше бы сразу налили». Второе изделие действительно шло по синусоиде, но неожиданно для всех подорвалось вслед за нашим. Инструктор пришёл в себя: «Ленту принесут - промах будет в лапоть. На четвёрку всё равно наливать придётся». 

Из кабины объективного контроля вышел потрясённый майор с лентами самописцев. У него был убитый вид человека, которому не дадут опохмелиться. Наше изделие подошло первым с промахом 4 метра. Вес БЧ - пара центнеров, мишень просто испарилась. В это облако металлических брызг дурниной влетела вторая ракета. И радиовзрывателю и аппаратуре контроля показалось, что мишень - вот она - и очень большая, метров 200 в обхвате. От обалдения радиовзрыватель сработал, а аппаратура показала у второго дивизиона нулевую ошибку. «Пятёрка без разбора» сказал руководитель стрельб и убыл с командиром полка на банкет. Я взял секретный портфель, в воспитательных целях, на глазах у инструкторов сорвал печать, достал из портфеля коньяк, два сухача и мы удалились с приятелем в передвижную ремонтную мастерскую подводить итоги.

Так какое самое яркое впечатление осталось у меня от полигона? Я отвечу: это внешний вид майора Овсянникова после того, как он, отслужив банкет, упал лицом на моток колючей проволоки.

(А.Шлаг)

 ностальгия...  умели люди - и жить и служить... взято с www.bigler.ru

ХОЛОСТЯЦКИЙ ДНЕВНИК.

15 ОКТЯБРЯ
Сегодня нас с Гошей Новиковым наконец-то отправили к месту службы. Когда я только приехал в округ, меня сразу послали... нет, нет, к направленцу в отдел кадров. Маленький и шустрый майор с порога взял меня в оборот: «Пойдем, лейтенант, покурим... твоих»
- Как добрался? - неразборчиво поинтересовался он, прикуривая.
- Спасибо, не без приключений, но добрался, - вежливо ответил я.
- Эт хорошо-о-о! - задумчиво поглядел на меня майор, выпуская дым.
- А скажи, лийтинант, - поинтересовался он на третьей затяжке, - ты любишь теплую водку и потных женщин?
- Да вы ох...ренели, - закашлялся я дымом, забыв про субординацию.
- О, я так и подумал, - оживился направленец.
Что-то я отвлекся. Итак, мы с Гошей летим к месту службы. В Бухту Провидения. Если подойти к большой настенной карте России и отложить ладонь от ее верхнего правого края влево, где-то там и обнаружится наше место службы. Майор говорил, что там теплицы в части, огурцы жрут круглый год и зеленый лучок. А вот с женщинами проблемы, особенно с потными. Перед вылетом я символически попрощался с цивилизацией, купив пачку тонких коричневых More с ментолом. Шинель утрамбовал на дно парашютной сумки, одел верную ДСКу. Сейчас лежу на чехлах возле рампы в «чебураторе» Ан-72, посасываю ментоловые сигареты, а правильный Игореха дает дуба в своей шинельке возле коричневого чемоданчика. Да-а-а, «полькинская» закалка, уставная.
Привыкшие к нормальным заходам «по коробочке» мы с Новиковым растерялись, когда самолет встал в вираж и изредка выходил из него, быстро заваливаясь из одного крена в другой, а снизу в это время быстро приближалась серая вода. Но вот сумасшедшие летчики поставили самолет прямо, и вскоре он уже запрыгал по булыжникам «несвязанного каменного материала» ВПП аэропорта Провидения.
14.00 После остановки и открытия дверей на самолет налетела какая-то банда, шустро потащившая в разные стороны коробки из его нутра, ополовинив груз. Я замерзал, стоя под крылом «чебурашки», а Гоша так просто трясся крупной дрожью. В Петропавловске было +10, здесь -15. Начиналась легкая метель...Пробегавшие мимо махновцы (по некоторым признакам, типа кокарды, все же военные) не обращали на нас никакого внимания. Зато обратил командир Ан-72: «Молодежь, вы чо тут делаете? Марш в ангар». В ангаре было теплее, да и нас скоро заметили, заботливо погрузили в машину (открытый бортовой «зилок», клянусь мамой, я эту машину после того дня ни разу не видел, может, её для нас держали) и отправили в часть. Гоша на ветерке быстро синел, при попытке похлопать руками в казенных коричневых п/ш перчатках, раздался мелодичный звон.

 Город N является не только крупнейшим металлургическим центром нашей Родины, но это еще и своеобразная Мекка для российских (ранее советских) военных летчиков. Большинство пилотов фронтовой авиации, переучивающихся на новую авиационную технику, училось именно в этом городе. Легенда гласит, что некогда там учился будущий одиозный руководитель люфтваффе, особо доверчивым даже показывают стол, за которым он якобы сиживал в довоенные времена. Недоверчивых убеждают тем фактом, что за время войны ни одна авиационная бомба не упала на город. Де не смогли фашисты бомбить таких славных представительниц города N, с которыми когда-то пребывали в близких знакомствах.

Некоторым авиаторам за время службы достается нелегкая доля учиться два-три раза, а то и больше. Неспроста при наборе в летные училища так тщательно проверяют состояние здоровья поступающих абитуриентов. Титанические нагрузки на организм при обучении может перенести далеко не каждый среднестатистический человек.

Вот переучивающийся летчик сидит на лекциях, и не выспавшийся до потери офицерского облика, мучительно "штопорит" отравленным похмельным сознанием. Изображая прилежное конспектирование глубоких мыслей военного лектора, слушатель крепко и бдительно держит в руке авторучку, опасно рискуя наткнуться на нее мутно-красным глазом при очередном "пикировании" безвольно опущенной головой. Пыточные занятия продолжаются до обеденного перерыва. Похлебав жиденького и горяченького в летной столовой, мученик военной науки отчасти приходит в приемлемое состояние. Во время, отпущенное на самостоятельную подготовку, он пытается устранить хронический недосып и коматозно кемарит в классе, примостив многострадальную головушку на стопку конспектов или замертво упав на составленные в ряд стулья.

И вот наступает долгожданный момент - конец занятий. Поспешно чистятся перышки, подсчитывается имеющаяся наличность и вперед, в атаку, на разграбление города. Пленных не брать, кроме лиц женского пола, шампанского и водки не жалеть! Петь до хрипоты, плясать до хромоты, пить до икоты, любить до ломоты. Глаза горят, в движениях офицеров появляются хищные повадки.

 Ошибочка вышла

Какой идиот, простите, придумал в такой мороз проводить строевой смотр? Двадцать минут, и у тебя в хромовых сапожках не ноги, которые ты уже не чувствуешь, а два дубовых протеза. Тридцать минут - и судорожно сведенные стужей губы вместо разудалого "взвейтесь соколы орлами" выталкивают только клубы пара и хоровое бу-бу-бу! Сорок минут - и начинаешь проклинать тот день и час, когда ты надел эту ненавистную шинель, которая больше для красы, а не для спаса.

Начальник технико-эксплуатационной части авиационного звена Юрка Ковшов стоически переносил нестерпимый холод. Чтобы унять противную дрожь, выбивающую из тела остатки тепла, он натренированно расслаблял мышцы спины. Кроме того, ему придавали силы мысленные вариации на тему предстоящего обеда. Как быстро-быстро прибежит домой, разогреет до кипения кастрюльку знатного борщечка, как опрокинет в рот большую рюмку вкуснющей водочки из своих личных запасов, надежно спрятанных от бдительной подруги жизни. И как же благостно будет разливаться медленное тепло по закоченевшему телу, как в приятной истоме будут отходить окостеневшие ноги.

Взгляд Ковшова уткнулся в затылок сутулого капитана Ходакевича, стоящего в передней шеренге строя. И такая острая жалость проснулась в Юркином сердце к давнему однокашнику по училищу... "Если мой вес за сто килограммов и мне так холодно, как же приходится Ходакевичу, ежели в нем килограммов пятьдесят вместе со всей амуницией и гантелями в карманах?!" - размышлял сердобольный Ковшов.

"Слышь, Хоттабыч, давай на обеде ко мне домой заскочим, с мороза залудим по чипетке", - вполголоса пробубнил в затылок Ходакевича Юрка.

- А твоя Надюха не погонит?
- Она на смене до вечера.
- Тогда скоротечно, с одного захода!
- Заметано!

Запыхавшись, отряхивая намерзший иней, влетели в квартирку, тут же в небольшой прихожей суматошно скинули на пол портупеи и шинели. Пока крупно дрожащий Ковшов неверными движениями разливал водку и неровно резал сало, Ходакевич, счастливо постанывая, припадал к батарее отопления красными руками.

Чипеточка легла в озябшее нутро, не задевая стенок осипшего на морозе горла.

- Ух ты! Аж лампочка зажглась!
- Какая лампочка?
- Да в животе потеплело, точно лампочка зажглась.
- Все, я выруливаю до дома, а то Валька на обед ждет!

Размашисто надев шинель, Ходакевич спешно хлопнул дверью. Юрка, уже немного отогревшись, неспешно приступил к обеду. Он еще не успел дохлебать дымящийся сытный борщ, как в дверь настойчиво забарабанили.

На пороге стоял Ходакевич, скальпированный от бровей до подбородка и желтоватыми мозгами наружу разбитой головы. Ковшов в немом страхе отпрянул от него вглубь полутемной прихожки. Присмотревшись к предмету, который протягивал ему страшный в своем безмолвном плаче друг, Юрка опознал женские колготки. Ковшов все понял. Сразу не определив последовательности действий: оказывать первую помощь пострадавшему Ходакевичу, плакать или смеяться, он только смог только выдавить: "Хоттабыч, похоже, ошибочка вышла!"

Ошибочка физически и морально потерпевшего Хоттабыча заключалась в его слишком размашистом облачении в тесной прихожей Ковшова, что привело к случайному прихватыванию шинелью колготок, сушившихся на бельевой веревке.

Когда под пристальным взглядом принюхивающейся жены у него выпали причиндалы женского нижнего белья, Валентина, женщина свирепого вида и нрава, долго не разбираясь, всей остро отточенной пятерней затесала ему фасад лица. Затем экстренно убегающему из дома Ходакевичу еще досталось по лысоватой черепушке кастрюлей с кашей. Остатки пшенной каши создали реальную имитацию вытекающих мозгов на окровавленной голове бедолаги, что так напугало впечатлительного Юрку Ковшова. Ошибочка вышла!

Мелочь, но интересно. Обратил внимание на то, как в американские военные отдают честь - очень выверено движение, с которым рука опускается вниз. В нашей армии этому никогда не удиляли особого внимание - рука просто опускалась вниз "кратчайшим путем", что лишает процесс значительной степени лихости и изящества.

Плюс у нас есть, на мой взгляд, глупое ограничение - отдавать честь только в головном уборе. Это все равно, что запретить рукопожатие без шапки. В результате военные обмениваются воинским приветствием в несколько раз реже.

А между тем, красивое воинское приветствие в значительной степени оказывает влияние на популярность армейской службы среди американской молодежи. Впрочем в наших условиях оно бы вряд ли сыграло роль на фоне нищенского существования военных в целом.