Привет тебе, Барак Хусейн Обама,

иль попросту Барак, для простоты.

Прости, что я на ты вот так вот прямо.

Ты тоже можешь быть со мной на ты.

Мы в курсе, что у этих ваших Штатов —

куда я скоро в гости соберусь —

имеется довольно много штампов

насчет страны с названьем кратким Русь.

Чтоб ты представил быт далеких россов,

я подготовил список из пяти

обычно задаваемых вопросов

и правильных ответов. Захвати.

Где нервы вам империя трепала —

сейчас разверзлась черная дыра.

У вас о русских судят как попало,

а все сложнее раза в полтора.

Начнем с того, что злобные соседи

разносят слух (Европа ли, Орда) —

как будто здесь на улицах медведи.

На улицах — отнюдь, а в Думе — да.

Не верь, однако, их ужасной славе,

о коей все кричат наперебой:

у вас слоны сражаются с ослами,

у нас медведь един с самим собой,

и по всему тверскому околотку

бежит в испуге мелкое зверье…

Вот штамп другой: у нас тут любят водку.

Не любят, нет. Но как тут без нее?

Не усмотри, пожалуйста, лукавства

или насмешки в пьяном кураже —

мы пьем ее как горькое лекарство,

а то с ума бы спрыгнули уже.

От многих советологов ученых

доносится и вовсе ерунда —

что будто бы у нас не любят черных.

Своих не любят, нет, а ваших — да.

В любом своем прорыве и провале,

в бесчисленных страстях родной земли

за то, что ваших негров линчевали,

мы снова уважать себя могли.

Ты будешь ощущать себя как дома,

все будут сострадать тебе притом —

у нас тут все жалели дядю Тома,

живя стократ страшней, чем дядя Том.

Наверное, среди переполоха

российских либералов меньшинство

успеет крикнуть: «Здесь ужасно плохо!».

Так ты не верь. Все, в общем, ничего.

Конечно, этот кризис бьет по нервам,

и кое-кто попал под колесо,

но, знаешь, по сравненью с сорок первым

(а с ним у нас тут сравнивают все)

любая ситуация бледнеет.

Наш социум устроен по уму:

элита никогда не обеднеет,

а прочие привыкли ко всему.

Стабфонда, может, хватит на полгода,

воды у нас опять же по края…

Ты, может, спросишь: где у нас свобода?

Свобода есть, у каждого своя.

У нас — свобода лаяться свободно

о власти, о кинжале и плаще;

у них — свобода делать что угодно:

и с тем, кто рот открыл, и вообще.

 Такой свободы даже слишком много,

тут ею все буквально залито, —

а то, что телик врет, так ради Бога.

Его давно не слушает никто.

С тревогой подхожу к другой проблеме,

воистину проблеме всех проблем.

Тут говорили, что у нас в тандеме

старшой — злодей, а младший — не совсем.

Оставь свои наивные идеи,

задумайся о чем-нибудь ином.

Они в тандеме оба не злодеи,

и сам тандем, признаться, не бином.

Наверное, иной застынет немо,

но ты поймешь. Усвой себе одно:

у нас тут все по принципу тандема,

поскольку у всего двойное дно.

Страна глупа, но в ней ума палата;

не ценит слов — но ценит сильный жест;

страна бедна — однако так богата,

что никогда никто ее не съест;

страна слаба — и все ж непобедима;

страна плоха — и все же хороша,

и наш тандем, не будь я Быков Дима, —

орел и решка одного гроша.

На аверсе у нас орел двуглавый,

на реверсе — практический расчет,

но ты не обольщайся громкой славой,

что между них конфликт проистечет.

Ты давеча заметил о премьере —

мол, в прошлом он стоит одной ногой,

но борется с собой по крайней мере

и в будущее топает другой.

Премьер не стал глотать твою подначку

и солоно заметил, как всегда,

что мы стоять не можем враскорячку —

одной ногой туда, другой сюда…

Не стану подражать ехидным рожам,

что прекословят лидерам своим, —

но на ухо шепну, что очень можем

и, если честно, — вечно так стоим.

В ней наш ответ на вызовы, угрозы,

на вражеские шашни и клешни…

Устойчивее шаткой этой позы

мы ничего покуда не нашли.

Раскусишь эту главную задачку —

и все предстанет ясным, как пятак.

Ты не сумел бы править враскорячку —

а здесь, в России, можно только так.

Услышав краткий мой путеводитель,

который я вручить не премину, —

ты скажешь нам: ребята, не хотите ль

покинуть эту странную страну?

Ведь это не Отечество, а бездна,

болотный газ, беспримесная жесть…

А я скажу, что нам она любезна,

причем такая именно, как есть.

Какая ни угрюмая, а мама.

Так любят невезучую семью.

И Родину свою, мой друг Обама,

мы б не сменяли даже на твою.

Мы любим наши розвальни, разливы,

расхристанность, расплывчатость в судьбе,

 и сверх того мы очень терпеливы.

Но если скажет кто-нибудь тебе,

что будет вечным это время срама,

разврата и бессмысленных потерь, —

то ты не верь, пожалуйста, Обама.

И я не верю, брат, и ты не верь.