Посвящается Ирине - единственной из "милых дам", кто по  человечески поинтересовалась, что у меня "болит".
    Мы познакомились  этой ночью на Московском вокзале. Я как всегда остановился на оживлённой улице, как бы в ожидании халтуры, и высматривал симпатичную и свободную женщину,  чтобы провести с ней ночь. (Ну вы ещё Берия вспомните). У меня было правило, если такая женщина проходила мимо меня три раза, я обращался к ней с вопросом: "Я не хотите-ли вы прокатиться на шарабане и получить пакетик леденцов?". Если она соглашалась, я давал ей денег и просил для начала купить 2 бутылки портвейна и, обязательно, жареных пирожков на вокзале, а на остальные всё, что сама пожелает.  И, на теперешнее  удивление, я ни разу не получал отказа и ни разу женщина не пропадала с деньгами. 
    Так было и на этот раз. С её возращением, когда она села в машину, мы познакомились и согласовывали "программу" на ночь. Мы быстро понимали друг друга. Я не рвался к ней домой и не хотел везти на конспиративную квартиру, что могло бы способствовать сближению, но мне этого не хотелось.  Поэтому я всегда выбирал тихий безлюдный двор подальше от дома. Машина моя была довольно приметная и по ней меня уже находили. 
    На этот раз я почему-то выбрал место в соседнем дворе.  Двор  большой и хорошо просматривается, с хорошим выездом. Не хотелось по утру после пьянки утруждать себя вождением или конфликтами на чужой территории. А тут без проблем развернулся, довёз подружку до Московского и сам потихоньку до дома. Мы пили и разговаривали всю ночь. Женщина попалась смышлёная, много "несла", и, даже изрядно поддав, не тупела, не бубнила, как нередко бывает, одно и то же.  Такие ночи пролетают быстро.
   
    Раннее летнее  утро.  Солнце уже светило в верхние этажи домов.  Вместе с подружкой мы сидели в машине в одном из дворов моего квартала. У нас ещё оставалось полбутылки портвейна и три пирожка.  В такие минуты, глядя на синее небо, чувствуя, что впереди ещё один день жизни, у меня всегда появляется мысль - Боже, как же хорошо!  Но уже настало утро и мимо двора по Лиговскому на трёх лапах пробежал Санчо.  Он шёл по следу, поэтому не облаивал редких прохожих виляя белым пушистым хвостом. Значит уже около 5-ти часов и мама выпустила его, чтобы он своим лаем, требуя прогулки, не будил всех соседей во дворе.  А мне придётся, поставив машину,  подождать, когда он вернётся, открыть ему двери на лестницу и в квартиру, иначе он будет громко и непрерывно лаять пока не добьётся своего.
   
    Появились дворники. Уже тогда они стали почему-то ходить по дворам только стайками. Они разбредались по разным углам двора, в  разнобой махали мётлами,  скрежетали жестяными совками, хлопали крышками мусорных баков,  да перекрикивались.  Им было так веселей и интересней.
    Вдруг где-то на третьем этаже с шумом распахивается окно и оттуда раздаётся крик на весь двор:
    - Валька! А ну, давай скорей сюда! Здесь инвалид помер!
    Побросав мётлы к открытой лестнице побежали дворники.  Я живо представил, как по теперь уже пустой квартире снуют чужие люди. Пошла суета-работа. Они заглядывают в каждый угол, открывают все ящики буфетов, комодов, шкафов, роются в белье и обязательно заглядывают под матрас, громко переговариваются не обращая внимание на лежащее на полу скрюченное тело.  У них действует простое правило: животных - на улицу, а всё сколь-нибудь ценное - по домам.
    Сегодня уже никто работать не будет. Сегодня будут делить награбленное.
VictorIvanKushin

- Опять в пробке час простоим!
Досада водителя мне понятна. Уныло стоять и ждать, когда трезв и бодр.
- Наверное, проехал кто - тоном бывалого москвича ответил я.
- Да Люську хоронят. - ответил водила и беззлобно матернулся.

Только вечером по ящику я посмотрел, как хоронили Гурченко. Всеобщее оживление и толкотня царили при входе и вблизи открытого гроба. На чёрном фоне толчеи выделялись лица знаменитостей и даже уважаемых мною. Над толпой возвышался шикарный гроб. К телу во гробе возлагали цветы. Много цветов, как на свадьбе. Многие, не сумев придать лицу скорбное выражение, прятали глаза за чёрными очками, но на лицах всё-равно была видна не то улыбка, не то гримаса. Как по канонам греческой трагедии, режиссёр создавал гнетущее настроение, чувство невосполнимой утраты, всенародную скорбь. И.., апофеоз - вынос гроба на свет Божий. Сразу аплодисменты, крики "браво" со всех сторон. Это что, одобрение, что умерла? Что хорошо исполнила роль и доставила удовольствие? Как будто она не в гробу лежит, а исполняет блистательный номер. Тогда почему бы не кричать "бис".
Помните, как после войны нас учили на западный манер культурно вести себя в театре, "в концерте" - не хлопать, а аплодировать (американцы до сих свистят и ногами топают), обязательно стоя, кричать "браво, бис" и кидать цветные веники к ногам, на сцену. И вот теперь те же веники летят под колёса катафалка.
Как актриса Гурченко, на мой взгляд, весьма примитивна и одномерна, в каждом фильме играет саму себя.
Обыкновенная опереточная актрисулька. Под старость она высохла, как мумия. Её помрачительная окраска отражали тот страх и ужас перед старостью и смертью, которые поселились у неё в душе. Её обтягивающие наряды, танцы с гротесковой фиксацией угловатых поз, свидетельствовали о полной потере ума и вкуса. Но была дана команда - "Показывать!". В этом отношении её можно смело поставить рядом с другим народным кумиром А.Менакером. Не знаете такого? А ведь это всеми вами любимый А.Миронов. Он, как и многие другие деятели политики и культуры, А.Певзнер (Пугачёва) например, постеснялся взять фамилию отца. Ну, Алла-то хоть талант имела и неплохую энергетику и для карьеры и папа-бухгалтер львовского электролампового завода, отсидевший 5 лет за хищения, не мог сослужить хорошую службу. Ну, а чем Менакер-то перед сыном провинился? Дуэт Миронова-Менакер был звёздным на эстрадах СССР. Ах, да - всем известная мимикрия..!

Гурченко похоронили рядом с Т.Шмыгой - великолепной актрисой, мастером своего жанра. В этом
смысле Людмиле было бы сподручней находиться рядом с Т.Пельцер. А так в этом же ряду покоятся М.Ульянов, доктор Шумаков, балерина Н.Бессмертнова, О.Янковский, В.Тихонов. Ровная среди неравных. А ведь по церковным канонам лицедеев, скоморохов, шутов положено хоронить за кладбищенской оградой и без отпевания.

Ещё в дореволюционные времена на сцене поселился изощрённый разврат. В поисках воли и свободы от морали молодёжь даже обеспеченных родителей убегала с бродячими труппами. Мельпомена и Терпсихора, как впрочем, и вся интеллигенция, уже в те времена была скопищем грязи и разврата. Она выросла на этих дрожжах, ещё когда была крепостной. Интеллигенция всегда считала, что щекотание чувственности есть неотъемлимая часть творческого процесса и каждая их фантазия, даже порочная, должна быть осуществлена и описана. "А за голеньких у нас отдельные деньги", - часто говаривали меценаты.

Не надо быть историком театра или литературы, чтобы знать или по крайней мере догадываться, какими рассадниками мерзости были стационарные театры. А уж после революции она всем кагалом перешла и в кинематограф. МХАТ яркий тому пример. В его "грязевых ваннах" находили удовольствие видные писатели и поэты. Чехов, например, в свои предсмертные годы находил там забвение. Но кто осудит умирающего от революционной болезни великого писателя. Здесь Маяковский вкушал плоды растления и сам же их взращивал. Так доказывался и утверждался еврейский постулат - Еврейские женщины лучшие актрисы, лучшие жёны руководителям партии и правительства, лучшие любовницы советской интеллигенции. Их блуд возводился в революционную добродетель. Здесь создавалась новая мораль.
"Других писателей у меня для вас нет" - говорил Иосиф Виссарионович. А за него хотелось бы продолжить: - Мы их всех перебили. (Уж мы их душили.., душили...)

Комиссары из артистов делали кумиров, им воздавали почести. Только в театре пролетарский писатель мог отдохнуть душой и "попользоваться насчёт клубнички". Поведение "мастеров культуры" не подлежало осуждению, а грехи замалчивались. Зритель ничего не должен знать о пороках "кумира", а только восхищаться и подражать героям экрана и сцены.

"Поцелуй меня в пачку" (балерина Волочкова)
Тут интересна история появления балетной пачки. Без пачки балет, возможно, и не родился или даже не получил бы такую популярность. Балет, как извращение театра, появился для услады дворян. Изнывая от скуки долгими зимними вечерами, помещики собирались вместе, без жён, пили, гуляли и предавались благородному занятию - искусству. Им приелись наивные пасторали со статичными позами. Хотелось чего-то новенького, более живого. Пресыщенные самцы уже не возбуждались от ненароком мелькнувшей в танце из-под юбки кусочка ноги. Жадность взора требовала сорвать эти юбки прочь, но неприличное поведение было бы тут же осуждено религией и общественной моралью. И коллективный разум похотливых бар нашёл выход - балет. Раз юбки мешают танцевать - долой их. Но дворовые девки отказывались потешать господ в голом виде. Они и при откровенном-то разврате прикрывали наготу то нижней юбкой, то одеялом, а то и куском ткани. А при ярком свете, при одетых господах показывать сокровенное - срам-то какой! Теперешние дефки добавили бы: А главное за бесплатно!

Известно, что дворовые девки, как впрочем, и поместные барыни под юбками белья не имели, Далеко не каждая даже богатая женщина в ту пору носила панталоны. "Барыня лишь когда с места сдвинется, станет видно, что она облегчиться изволила", - рассказывала мне бабушка о временах своей молодости. Бюстгальтеры-то в России (не знаю, зачем здесь "ь" - бюстгалтер, копфгалтер, бухгалтер от немецкого слова "поддерживать, держать") появились только в начале прошлого века.

И вот, чтобы "балерина" не увидела свои срамные места, не пришла в ужас и не сгорела со стыда, на пояс ей одели этакую "ширму" - пачку в несколько слоёв накрахмаленной тонкой ткани. Теперь выделывая ногами фигуры с "красивыми" французскими названиями у неё создавалась иллюзия, что никто её ног и срамных прелестей не видит.

Ещё и в моё время простые люди, не развращённые искусством, называли балет не иначе как "срамота" и "непотребство". А интеллигенция кричала на весь зал "браво, браво ...", а ещё и "бис". Такое поведение называлось культурным и отличало эстетствующих эротоманов от простых любителей балета. Правда сегодня им больше нравится смотреть на обтянутое "хозяйство" мужчин, чем на ластовицу балерин.

Что значил для девушки стыд и срам ещё до войны, мне также рассказывала бабушка. Стоит девушке
заневеститься, как появится не разгаданное ещё томление, и дома её уже не удержишь. Начинает пропадать она на вечорках, скрытных местах, где собирается молодёжь села. Все здеся: и музыканты, и певуньи, и молчуны, и балагуры... Отсюда ведут стёжки-дорожи, да тропки в леса, поля, в овин, в стога. Много у любви укромных мест. Долго-ли до беды, если девушка воспитана в вольностях. А Стешу воспитывали в строгости. И была не только симпатична на вид, но и тиха в поведении. С некоторых пор и она стала пропадать за околицей. Нравился Стеше парень один. Бывало сидит она с подружками, а сама все смотрит по сторонам - не идёт-ли. И вот однажды он подошёл прямо к ней и сел рядом. Она вся зарделась и, поправив платок, низко опустила голову ожидая не весть зная чего. Он был не так уж хорош собой, но держался бойко, легко перебрасывался шутками со всеми девчатами. А Стеша всё молчала и всё краснела. И вдруг громко и раскатисто пукнула. Не дожидаясь реакции, она опрометью бросилась к ближайшему амбару и там со стыда повесилась на вожжах.
Это, конечно, крайности. Но спросите любого мужчину, какую женщину он выберет - стыдливую или
бесстыжую. Но об этом как-нибудь другим разом.

"Вышли мы все из народа..."
Я иногда задаюсь вопросом: откуда берутся плохие актёры. Я сам в далёкой молодости был близок к
театральной среде, поступал в театральный на режиссёрский. Помню этюд на первом туре:
- Изобразите-ка нам окурок. - попросил какой-то мэтр из комиссии.
Это было не трудно: лечь на пол, скрючиться и слегка раскинув руки, высунуть язык. Но комиссии сегодня было очень скучно.
- А почему не дымились? - съехидничал тот, кто помлаже.
- А на меня плюнули.
Всё, прошёл на второй тур - пускай с ним теперь другие разбираются. А другая комиссия подумала: "Ну что …?, но ведь его первая пропустила…".

Тогда я с жаром спорил о школах Акимова и Товстоногова. А вот книгу Станиславского "Моя жизнь в искусстве" осилить не смог, также как и книги Кони, когда хотел быть адвокатом… Меня ввергали с большое уныние описание театральных течений советской школы, фото футуристических сцен, рассуждения о ТРАМПе и об авангардизме Меринхольда (ну, нет такой русской фамилии, а значит написать её правильно невозможно), статьи театральных критиков. То-ли дело пьесы Островского - всё просто, ясно, выпукло, но и у того меня замучила "Гроза". В театральный меня не приняли из-за сценического движения, незнания истории театра и полного неуважения к профессии. Я был так расстроен, что мне в утешение предложили перейти на театроведческий. На что я с вызовом ответил: - Что, с вашими крысами в архивах рыться?! И был изгнан из кабинета ректора - строгой, как Ермолова на портрете, дамы. Но я имел-то в виду настоящих крыс.

"Есть мнение, что народные театры вскоре вытеснят, наконец-то, театры профессиональные..." (Евстигнеев, "Берегись автомобиля")
Я не поступил, не стал режиссёром, но зато познакомился с замечательными людьми увлеченными театром и видящими в нём великое искусство. Они жалели меня и старались передать мне эту любовь, заразить своим увлечением, чтобы и в моём мире засияли эти "великие иллюзии". Но я уже и тогда был прост и не хотел ничего усложнять. Вечера театральных репетиций я удачно совмещал с посиделками у меня в гараже. "Я никогда не был пионером, но в моём дворе был форпост" - сказал Р.Быков в ч/б фильме.

Я тогда ещё не пил, дал слово маме, но в гараже у меня всегда был стакан. Некоторые доармейские парни нашего двора предпочитали, чем на подоконнике в парадняке, проводить время у меня. Они выпивали, слушали новые записи, а я с увлечением крутил гайки, да принимал участие в мальчишеской беседе. Жизнь двора проходила мимо. Меня неистово ограждали от неё и из этих разговоров я узнавал много интересного. Кроме того, мои постоянные ковыряния в машине не добавляли ей прочности поэтому два приятеля в салоне не только не скучно, но и полезно. Среди этих парней выделялись двое - Никотин и Иванес. Здоровенные парни имели свирепый вид и отличались буйным нравом Они принимали участие в любой драке, и за "белых", и за "красных" и были способны на самые отчаянные поступки, как то - залезть без страховки на трубу кочегарки, поджечь мусорный бак, или выпросив у меня канистру с бензином и разлив вензелями на асфальте, тут же поджечь его, подавая знаки марсианам, а потом тут же взорвать и канистру. К их великой радости после 8-го класса их выгнали из школы, но мы все были в таком радостном возрасте, когда это не имеет никакого значения. Ко мне они относились снисходительно и всегда помогали мне. Да и я старался не ссориться, видя их физическое превосходство.

Однажды Никотин и Иванес спросили меня:
- А чего это ты ходишь вечерами во дворец культуры?
- Я занимаюсь в Народном театре.
- И чем же там занимаешься, суфлёром что-ли?
- Нет, - чуть-ли не обиделся я. - Я собираюсь поступать на режиссёрский и для этого набираю стаж.
- А можно и нам посмотреть?

И вот я иду во дворец культуры в сопровождении двух "громил". Мои приятели приоделись. Мешковатые брюки, давно нечищеные ботинки, приглаженные патлы белобрысых волос. Вообщем как в кино "Руки крюки, морда ящиком". По дороге они обсуждали, как надо себя вести, чтобы, по выражению Никотина, было всё "экстра и вагантно". Чувствовалось - волнуются. Мы вошли, когда все уже собрались. Все поздоровались.
- Новенькие? - спросил режиссёр. – Ну, посидите, послушайте, сегодня у нас читка ролей.

Я сел рядом с друзьями, чтобы в случае чего вовремя остановить их, а сам наблюдал за участниками. Парни отрабатывали текст, не обращая внимания на гостей. А вот девицы усердно старались, поглядывая на кучерявых. Никотин уставился в пол и громко сопел, пряча свои грязные, с грубой ободранной кожей руки. Иванес с любопытством следил за происходящим. Я же в тот вечер старался помалкивать, боясь, что мои приятели, по простоте душевной, тут же обсмеют меня.

После перерыва на покурить и туалет Иванес ушёл не попрощавшись. Никотин остался. Я видел, как во время перекура он разговаривал с Лидой и Аллой. Он что-то говорил, размахивая руками, а они смеялись, переминаясь на своих длинных ногах. Я успокоился, что он не рассказывает свою любимую историю, как он по заданию ЛОВД собирал вдоль железнодорожных путей в большой чемодан куски трупа, человека сбитого электричкой, и доставлял его в отделение.

Расходились уже за полночь. На улице никого. Асфальт был мокр и чёрен. Из ближайшего сада осенний ветерок доносил запах опавших листьев. До ближайшей остановки шли шумной толпой. Я, Лида и Никотин чуть поотстали, но разговор не клеился. Я, из-за разницы в росте, всегда предпочитаю разговаривать сидя, а Никотин, идя рядом с Лидой, развлекал её пересказами из школьной родной литературы. При этом он размахивал руками и, выписывая ногами кренделя, то отдалялся, то приближался к девушке. Лида хорошо училась в нашей школе и окончила все 11 классов, но Никотина слушала внимательно. Не доходя до остановки Никотин исчез, словно растворился во тьме.
- Забавный парень, - сказала Лида, садясь в автобус. - Ты приводи его ещё.

Наша труппа была малочисленна, рабочая молодёжь шла неохотно, особенно ощущалась нехватка парней. А ведь от этого зависели и репертуар, и финансирование, и звание, а также смотры, гастроли, слава. Профсоюзы уделяли большое внимание самодеятельности, но ему была нужна массовость, охват. Больше Никотин занятия в студии не посещал, но с Лида ему понравилась. Он часто расспрашивал о ней. Иногда "случайно" встречал её после репетиции и провожал до остановки, развлекая разговорами. А однажды, галантно припав на колено, преподнёс ей маленький букетик цветов, очевидно сорванных с клумбы неподалёку. Меня не удивило, когда после ночного прогона, обсуждая вопрос премьеры и полного зрительного зала, Лида сказала мне:
- А пригласи-ка и ты своих друзей. И Шурика тоже. - и вручила приглашения.
Конечно, никто из моих приятелей приглашения не взял, у них была своя более интересная жизнь. А вот Никотин билету обрадовался и просто-таки заставил пойти и Иванеса.

В день премьеры я встретил приятелей в буфете. Они были приодеты и причёсаны, а у Никотина вместо халстуха выделялось кружевное жабо. Оба были пьяны, но старались не качаться и постоянно говорили "пардон" и "мерси". В зрительный зал Никотин вошёл с букетом цветов и коробкой конфет. Мы сели вместе на передние ряды. Я всегда люблю садиться ближе к проходу, а с другого боку сел Иванес. Прочитав программку и увидав там фамилию Лиды, Никотин пришёл в сильное волнение. Он раскрыл коробку с конфетами и стал настойчиво угощать всех сидящих рядом и громко объяснять каждому, какая Лида хорошая артистка и человек. При этом лицо его багровело и заставляло со всем соглашаться.

Наконец, погас свет, и занавес был поднят. Сцена была оформлена скромно - играли не классику, а малоизвестную пьесу из современной жизни. Действие развивалось медленно и позиционирование мне казалось скучным. Никотин смотрел, вытянув ноги, и громко сопел. Он оживился только тогда, когда появилась Лида. Не отрывая глаз от сцены, он стал шарить руками по сторонам. Наконец, найдя букет, забытый он лежал у него на ногах, с криком «браво» кинул его на сцену. Лида спокойно подняла букет и вынесла его за кулисы. Когда она вернулась, действие продолжилось.
Когда Лида появилась на сцене второй раз, Никотина опять охватило волнение. Он внимательно слушал и следил за движениями Лиды и, когда закончилась сцена, восторженно захлопал. Но его поддержали не многие. Тогда, подождав некоторое время, он встал и, повернувшись лицом к зрительному залу, крикнул:
- А ну, хлопать всем!
Сцена опять замерла... и зрители вокруг нас зааплодировали.

В наши годы многие увлечённые профессией, подавая документы в театральный, старались попасть на курс определённого режиссёра и ради этого готовы были пропустить год, другой, третий. Так, мы с Юрой Трошихиным хотели поступать на курс только к Товстоногову, ходили к нему на репетиции, чтобы примелькаться, но только не к Акимову или, какому другому. Лида перед поступлением ходила ещё на вокальные курсы и дополнительно в театр музыкальной комедии. Некоторые на лето уезжали подрабатывать в периферийные театры. И всё это при том, что все они ещё днём и работали. А теперешним всё равно к кому, лишь бы попасть. А потом лишь бы понравиться, а мэтр пристроит куда-нибудь. Вот и пополняется актёрская среда смазливыми дурочками и мальчиками неясной ориентации. А не хочешь всё-равно нагнут, как без работы посидишь. Как говорится: На экран через мой диван.

Хорошему актёру некогда преподавать, он востребован и зарабатывает неплохие деньги, а плохие рыскают в поисках какой-нибудь "халтуры", кормушки, лезут в учителя и плодят себе подобных. Сейчас у "интеллигентов" появился новый вид халтуры - подписывать "подмётные" письма и воззвания, будоражить общественное мнение, "выносить нам мозг". Особо усердствуют Басилашвили, Герман, Агиджакова, Фатеева, Догилева и другие. Они сменили искусство на политику, режиссёров на "кукловодов", признание на пятаки. Иначе бы о них все давно бы забыли. Подлое и низкое сословие.

Лет десять назад, когда я только зарегистрировал свой благотворительный фонд, и ко мне обращались за вспомошествованием совсем молодые театры. Любая кучка безработных актёров, собравшись, могла объявить себя театром. Как чёрт из табакерки появлялся еврей-режиссёр и пошло-поехало: дайте помещение, дайте оборудование, дайте костюмы, дайте зрителя, а самое главное, дайте спонсоров и… побольше денег. Их совершенно не волновал один из принципов благотворительности: Чтобы что-то дать - надо где-то взять. А эти разговоры о возрождении русского меценатства просто достали: - Ну как не поддержать молодых актёров и возрождающийся русский театр, которому гарантирован успех и признание. Вы не представляете, какие спектакли разыгрывались у меня дома. Только один раз я подписал платёжку в пользу молодого театра "Особняк", да и то только потому, что директором в то время была моя, по первой жене, знакомая. "За большие деньги услаждать богатых, а за малые развращать массы" - вот лозунг современного искусства.

Мои иллюстрация - Автоцитаты по теме из моей переписки с "милой дамой".
" В комнате у моей мамы есть пианино, хотя училась она на скрипку, и всё моё детство она старалась "привить" мне вкус к классической музыке. Помните дедушку Мичурина? Не может подвой на груше давать полноценную вишню, как не может быть смесь лучше исходных материалов. Но меня тогда привлекал грохот барабанов. Из классики в младости же я частенько на полную мощь слушал прелюды Баха в обработке Exeption или реквием Моцарта. А теперь же когда я утыкаюсь в монитор, частенько напеваю полонез Огинского, в застолье могу запеть из Бетховена "Э-эй… Выпьем ей Богу ещё, последний до гробу стакан ...", а в споре с женщиной хорошо помогает ария Мельника из оперы "Русалка" - "…Вот то-то, упрямы вы. Одно и тоже надо вам твердить сто раз…". Это всё из далёкого детства, где "по улице шагает весёлое звено" (нигде не могу найти этих замечательных песенок). Классическая музыка, она только потому, что появилась и стала массовой раньше, на мой взгляд, очень искусственна и надуманна, требует сосредоточения и навязывает своё настроение…". Музыка считается хорошей или плохой а по степени воздействия на современника - старинной или современной.

"...Когда у моей мамы по знаменательным датам собирались мелкие депутаты и женщины из совета ветеранов и блокадников, а водку она совсем не пьёт, "свадебным генералом" становился я. Музыку я им, как молодёжи, не включал, а вот после водки, перед чаем возникал вопрос: А не спеть ли нам? Так вот солидные всё люди, а моих любимых песен не знают. Ну там: "Ленин всегда живой", "Марш ком.бригад", ... Особенно я люблю: "Эх, дороги", "Соловьи, соловьи...", а "Уральская рябинушка" и "Одинокая гармонь", "Сормовская лирическая" - вообще шедевры - каждая фраза - картина. Был такой период моего детства, когда в мозг кроме этих песен ничего не попадало...

...И насчёт театра я с вами согласиться не могу. Где милые сердцу спектакли с Яншиным, Андровской, Грибовым, Прудкиным? Их даже по телевидению показывать нельзя, чтобы лишить зрителя возможности сравнивать. Исчезло желание работать, осталось только желание зарабатывать. Вот слоняются по тёмной сцене без декораций подобия артистов, мямлющих текст, машущих руками и ногами и мечтающих о славе. Свет включать нельзя, чтобы не показать публике всё это убожество. Некому разогнать этот всероссийский балаган. Ну разве можно Миронова назвать артистом! Да у него кроме "хлопающей морды" и вихляющих ног ничего и нет. Выражение не моё, а самих "господ артистов".

...Недавно смотрел по ТВ фильм о репетиции в нашем горьковском. Горстка стариков репетируют за столом, стараясь сидя показать эмоции и страсть на своих морщинистых лицах. Ну нет энергии, господа, не пыжьтесь, уйдите, пропустите молодёжь. Товстоногов давно умер и клоунам надо разбегаться, а не цепляться за сцену. Да был талант. Но талант для своего выражения требует огромной энергетики...
И если нож, обрезающий излишки колбасы с моего "правильного бутерброда", похож на гильотину, то и кусочки колбасы напомнят об отрубленной плоти…".

В жизни каждого молодого парня вдруг появляется мысль, что надо жениться. Вот ты отгулял на свадьбе у одного, потом у другого приятеля, а сам-то. Всё ходишь по вечеринкам. Вот же Толик как хорошо живёт. Придёшь к нему в гости - встречает жена, проводит в комнату. Ты бутылки на стол, а она стаканчики, да закуску по-быстрому. Затем появляется Толик и понеслась...
Ну и что, что они ругаются и при мне, и на кухне, и за стенкой, но не всё же время. Зато, приходит Толик нажратый, как он сам рассказывает, ему слова никто не скажет. Жена встретит, разденет, накормит и спать положит. Красота! Не то что моя мама и бабушка, если пришёл поздно - заполучи "шкандаль" ("За двумя зайцами") на всю ночь. И утром ещё не успокоились. Собрал у себя массовку, в 22 всех разогнали, а мне скандал на неделю.
Вот и начинаешь внимательнее смотреть по сторонам. А избранных-то и нет. Вот эта такая, а вот та другая, третья этакая. Но как представишь, что надо встречаться только с ней чуть-ли не каждый день, как переедет она ко мне, как утром после свадьбы, когда вся полуда с невесты сойдёт, предстанет она в новом качестве и обличии....
Однажды я проснулся утром - рядом девушка лежит. Вспомнил прошедший вечер. Кто это, зачем, и откуда? Не помню. На всякий случай отодвинулся подальше и растолкав, спрашиваю прямо:
- Ты кто?
Она медленно просыпается и поняв вопрос, смотрит на меня, как на алкоголика:
- Я? - Люда.
Затем она встаёт, ни капельки не стесняясь, берёт сумочку и, отвернувшись, начинает краситься. Затем поворачивается ко мне:
- Ну, а теперь?
Я в изумлении:
- Ах, Люда!
С натуральными блондинками такой эффект бывает довольно часто. Косметика их меняет очень сильно. Мог ли я себе представить, что действительность окажется ещё суровее.

Вот припоминаю я скромную, спокойную девушку. Сейчас уже не помню её имени. Познакомился я с ней в общежитии, кои я любил посещать по праздникам. Я дал ей телефон и она стала навещать меня. Причём приходила она ни когда я массовку собирал, а просто так в гости:
- Вот была рядом, решила зайти.
Каждый раз она приносила с собой, как я помню, шесть эклеров в коробке.
Угощала маму, бабушку. А со мной садилась чай пить.
- А давай выпьем вина. - дежурно предлагал я. Эклеры под портвейн - закуска
знатная.
- Я не буду.
- А может сухого?
- Нет. Давай лучше чаю.
Она сама шла на кухню, приносила чашки-блюдцы, сама разливала и угощала меня. А я на полную включал Катэрину Козелли, Таню Иванову, Мидл оф вэ роуд, Челентано… Хип, Папл, Криденс она не любила, и всегда садился напротив её. Я и сейчас не люблю, когда кто-то неблизкий сидит рядом со мной. И никаких вольностей. Я, и когда выпимши был, ничего такого себе не позволял, робел сильно и этим всех удивлял, хотя на словах был весьма боек. А мне тогда почему-то казалось, что любое прикосновение к девушке поступок очень ответственный. Мне и сейчас положить руку на ногу женщине стоит больших усилий. Сейчас или никогда. Сегодня рано - завтра будет поздно. К счастью, сейчас женщины весьма смелые пошли.
Визиты её стали так часты, что мама стала говорить:
- Смотри какая хорошая девушка к тебе приходит, а тебе жениться пора.
Любому здравомыслящему парню следует остерегаться таких слов мамы. Чуть прорастёт брошенное зёрнышко и "век свободы не видать". Я понимал, что дружба жены с мамой грозит тяжёлой кабалой и это "...крах личной жизни" ("Серёжа"), но всё же надеялся на "свободу".
- А где живут твои родители?
- У меня нет родителей. Я из детдома. - сразила она меня своей прямотой.
Я немного оробел. Как начинающий журналист, я уже занимался темой девушек-выпускниц детдомов и получил от этого некоторое удовольствие. Но здесь параллель никак не проводилась.
- У тебя и родственников никаких нет?
- Есть братья и сёстры. Хочешь познакомлю?
- Да, конечно. - ответил я и проглотил голый крючок.
Я уже тогда знал что: Чтобы добыть информацию, следует хотя бы увидеть, чтобы добыть секретную информацию надо устроить массовый опрос (сформулировал только что - VIK).
Недели через две она пришла не одна, а с двумя братьями, как сообщила мне по телефону. Мы познакомились. Вроде бы обыкновенные не высокие парни, совершенно не похожие друг на друга. Только взгляд бегающих глаз был у них одинаков. Такой взгляд я встречал позднее на зоне и у тех, кто только что "откинулся".
Вечерок прошёл более весело, а ещё и полезно. Мы не чурались вина, любимая музыка на полную катушку, я расспрашивал и мне охотно отвечали, я с интересом подыгрывал и перескакивал с темы на тему. В 22 часа гости ушли самостоятельно, оставив меня в раздумье. Проснувшись утром, решение уже было принято.
Позднее я познакомился и с другими её "братьями и сёстрами". Их у неё оказалось более 15 человек. Я их даже по имени перестал узнавать. Сёстры меня как-то чурались, а вот братья стали захаживать запросто, даже не позвонив по телефону. Они, если заставали у меня массовку, ничего не внося садились за стол, заигрывали с девушками, танцевали с ними. Мне очень не нравились халявщики, но приятели успокаивали меня, им очень не хотелось танцевать. Вот выпить, курнуть или колёсико заглотить это да. На "баяне" играть я у себя не разрешал.
А в дни, когда подъезжали "братья" и у меня никого не было, начиналась другая "песня".
- А дай мне мафон послушать? Не бойся не сломаю.
И далее: дай плёнки послушать, пластинки, дай куртку поносить и т.д. Причём так наивно и бесцеремонно, что прямо сейчас взял и понёс. "А что тут такого у нас в детдоме всё общее". И нет ему никакого дела, что каждый аппарат под 1000 рублей стоит. Мафон и мафон и всё тут. И что самому мне он нужен не волнует. И хотя, когда я был маленький меня бабушка и называла "раздайбеда", но братьям я отвечал твёрдо: - Нет.
И привиделось мне: вот будет у меня такая большая "семья". Каждого прими, накорми, приодень и спать уложи. А иначе нельзя, родственники ведь.

Это повелось давно ещё на Комсомола, на старой квартире. Там у нас был большой балкон и я вместо того, чтобы делать уроки, часто просто часами смотрел в окно. Мне это казалось гораздо интересней, чем поймать муху, макнуть её в чернила и пускать ползать по страницам тетрадок. Как-то на перилах нашего балкона я заметил маленьких сине-жёлтых птичек. В отличии от воробьёв они деловито прыгали, заглядывая в каждую щель. Уже давно была осень, с деревьев опали листья и цветы на балкона были убраны. Ещё какой-нибудь месяц и балконная дверь будет закрыта на зиму. А между балконных дверей будет выложена баррикада из кастрюль, тарелок, свёртков, пакетов. У нас не было холодильника и так удавалось сохранять продукты.
Мне нравились эти юркие птички, которые заглядывали в окна, стучали по раме и стремглав улетали на ближайшее дерево. Я выпросил у бабушки кусок сала, как у украинки оно было у неё всегда, и нитками привязал его к перилам балкона напротив окна. Уже на следующий день я с интересом наблюдал, как одна из синичек долбит сало. После серии ударов она поднимала голову, что-то жевала клювом и зорко поглядывала по сторонам. Время от времени птичка изгибала хвостик, немного расправляла крылышки, вытягивала шейку и раскрыв клюв делала угрожающие выпады то в одну, то в другую сторону, отгоняя соседок. Иногда эти танцы превращались в лёгкие потасовки и тогда синички забывали про осторожность, позволяя подойти к окну. Готовить уроки теперь стало гораздо веселее.
Зимой, в сильные морозы, наружная балконная дверь примерзала так, что её было не открыть. Но синички уже стали нашими, частью нашей жизни и оставить их без еды на зимние холода было уже не по силам. Зимой бабушка стала привязывать сало на оконную раму, где форточка. Теперь её было не закрыть, зато птичкам было немного теплее. Птицы оценили это. С морозами пока было светло они летали одна за одной. В ожидании очереди они усаживались между окон на форточку и уже обходилось без драк.
Оживились они только весной, когда с крыши за окнами повисли большие сосульки. Было радостно слышать их "пинг-пинг-пинг". Это значит - Я жива! Я здорова! А вот когда синичка умирает, её маленьких лёгких хватает только на одно еле слышное "пинг", как будто говорит тебе "прощай". Опять начались устрашающие танцы и взаимные пикировки. Птички так увлекались, что в пылу этих споров залетали в комнату и опешившие быстро устремлялись к форточке. А более смелые обнаруживали, что и здесь есть, чем поживиться. В отличии от воробья, синичка никогда не ворует, не уносит кусочек в укромное место, а ест в открытую, тут же, у всех на виду. Только подсолнечное семечко, кои я любил лузгать перед телевизором, птичка уносила на шкаф, где уже долбила его, зажав лапками. К нам, вниз уже летела шелуха. Очень скоро некоторые из синичек настолько осмелели, что свободно летали по комнате, прыгали по электропроводам и отставшим карнизам обоев, смахивая всю скопившуюся пыль вниз. Кое-где они что-то выискивали, долбили, отдирали кусочки обоев. Оказалось птички искали клопов. Да, да, была тогда у нас такая напасть. Запомните синичка - единственная птица, которая ищет и поедает клопов. Правда, плодовитость клопов такова, что вы сможете прокормить огромную стаю синиц.
Синички совершенно не мешали нам. Их полёты вносили оживление, но устройство птиц таково, что срут прямо налету, а не выискивая подходящее место. Но это "бомбометание" не было прицельным, а на кого Бог пошлёт, но на воле это не так заметно. Когда взрослые приходили с работы, мы обедали, за столом под горящей люстрой. Дедушка нарезал хлеб, а бабушка накладывала (а не "лОжила") в тарелки. Ещё долго, после того, что каждый из нас пережил, эти обеды были чуть-ли не праздником. Но теперь надо было внимательно следить за "небом" и прикрывать свою тарелку. В тот день бабушка сварила борщ, не флотский, а, как я помню, украинский (тут есть значительные отличия). Вдруг, где-то наверху над люстрой послышалось "пинг" и маленькое тельце упало замертво прямо с открытую кастрюлю с горячим борщом. Больше внутреннюю форточку мы не открывали.
Вообще-то бабушка не любила животных. "От них только одна грязь", - говорила она. Мама рассказывала, как ещё до войны бабушка длинной палкой уничтожала ласточкины гнёзда над балконом вместе с птенцами. А о том, чтобы приютить кошечку или собачку, нечего было и говорить.
С возрастом всё меняется. Из внешнего мира, где царит Зло, взгляд человека всё чаще обращается внутрь себя, где живёт Добро, чтобы переоценить всё накопленное за жизнь. У многих людей это ещё не понимание, а ощущение должноствования победы Добра и отрицания Зла. Но и это меняет поведение. К 80-ти годам моя бабушка изменилась настолько, что её любимая кошка Гера пила только топлёное, подогретое (иначе оно не пахнет) молоко, да и то только с разбитым в него сырым яйцом. Просто воду Гера пить отказывалась. Ей покупалось отличное мясо и нарезалось на тонкие полоски. Её надо было, как собаку выпускать на улицу рано утром, а потом разыскивать по всему кварталу и уговаривать пойти на обед. Если Гера пропадала, мы расклеивали объявления и её возвращали за вознаграждение. Я целиком и полностью поддерживал такое отношение к кошке, но был сильно удивлён, когда оно не изменилось даже после того, как Герина чёрная туша о 10-ти кг ночью упала со шкафа прямо на лицо спящей бабушки и сломала ей передние зубы.
Когда мы переехали на новую квартиру, бабушка попросила меня сделать кормушку для птиц и сама вывесила её за окно кухни. Кормушка должна была отвечать следующим требованиям: устанавливаться через форточку, быть недоступной для голубей, иметь ёмкость для семечек и крепление для кусков сала, её не должно заметать снегом. За полчаса конструкция из консервной банки и проволоки была создана и служит без ремонта уже более 40 лет. Правда птиц она на кухню не пускала - у нас уже появился чёрный кот Мао.
С тех пор прошло много лет. После смерти бабушки синички перестали получать сало. Теперь они получали только семечки, а во время перестройки бывали дни, когда и просто порезанную булку, пропитанную подсолнечным маслом, или им специально жарились блины. Когда я зимой гулял с кошкой или собакой, проходя мимо деревьев и кустов, я обращал внимание на снег под ними, усыпанный лузгой. Поднимая голову вверх, я видел кормушку на окне моей кухни. С ближайших веток к ней одна за другой, вереницей слетались синички и схватив зёрнышко устремлялись обратно на ветку, где зажав его лапками начинали долбить. Голод зимой страшная вещь. Следя за моим взглядом, прохожие тоже замечали кормушку и, иногда, я слышал фразу - "Деньги людям некуда девать...".
Мы уже не в силах содержать животных и никто не кричит под дверями, не просит помощи. Теперь мама не ходит по магазинам и не может каждую неделю приносить килограммы семечек. Нам приходится заказывать их с ближайшего рынка. Отборные чёрные семечки нам доставляют в мешках по 50 кг. Господа, да что же это делается на России-матушке: вызываешь водопроводчика - приходит негр, натуральный чёрный негр, а не араб, не постфестивальный метис - дитя блуда, дворник - киргиз, электрик - узбек… Мы уже привыкли: еврей - врач, учитель, юрист, финансовый вор, азер - рыночный торговец, грузин - бандит (абрек), кореец - лучший огородник, … А тут семечки нам приносят 2 тюрка. Они внимательно осматривают квартиру, и на плохом русском выспрашивают, кто здесь живёт. А когда узнают, зачем нам столько сильно удивляются, что не на продажу. Южане настолько добры и простодушны, что заходят ещё несколько раз с вопросом: - Не нужно ли ещё чем-нибудь помочь?
А вот синички теперь летают по всей квартире. Весной они улетают в лес, а осенью возвращаются к нам. И наша задача сделать их пребывание временным и безопасным. Поэтому форточка на кухне зимой не закрывается, особенно ночью. Некоторые птички настолько осмелели, что продолбив фольгу сливочного масла "Валио" угощались только им. Приходилось отрезать испорченные места и выкладывать им в кормушку. Видя их такое стремление, мы попробовали заказывать им маргарин, но они предпочитают, всё-равно, "Валио". А так как у нас в квартире никогда, ни днём, ни ночью, не выключается освещение, то синички по коридорам и в моей комнате летают и по ночам. Я сплю очень чутко и, не открывая глаз, слышу, как птичка стучит коготками по моей подушке или по одеялу, но иногда она пропархает надо мной так тихо, что только лёгкий ветерок коснётся моего лица, как-будто чужая душа пролетела.
А во дворе, под "кремлёвской стеной" целое кладбище наших "друзей", живших с нами и умерших у нас "на руках". Существует поверье, что домашних животных нельзя фотографировать. Проверено на практике - это так. У нас нет фотографий, но мы с мамой помним и Мао, и Багира, и Геру, и Марусю, и Мишку, и Русю, и Санчо, и Дона, и Клёпу. Все они были кем-то выброшены и сами находили нас, а не покупались, как игрушки, и всю свою жизнь отдали нам. Ибо сочувствие это восприятие чужой боли, чужой беды, как своей собственной. А не "...как я тебе сочувствую..." равно "...как я тебя понимаю"..., не более. Test the difference between.

Как-то резко похолодало. А за окном, на "пятачке", буйно расцвела черёмуха. Она каждое утро приветствует меня, качает ветвями, как и старый дуб из моего детства, как и вишня под ночным дождём на Ашхабадской улице из моей далёкой молодости (…там был счастлив я, как никогда, не буду никогда... ). И так случается из года в год, сколько помню я эту черёмуху за окном. У нас в России это явление называют черёмуховыми холодами. Значит это явление наблюдается из века в век. Но для г-на Лимфлянда - "…неожиданно похолодало…". Учёные-синоптики запускают спутники, рисуют на картах изотермы и изобары, а самое главное сидят на жопах ровно и получают огромные зарплаты, а предсказать когда зацветёт черёмуха не могут. Это загадка и для моего пытливого ума. То-ли становится холодно потому, что зацветает черёмуха, то-ли она цветёт только тогда, когда приходят холода. Скорее всего первое. Ведь похолодания бывают и апреле и июне, а она тогда не цветёт.
Другой огромной загадкой для меня является самолёт. Я прекрасно понимаю про кривизну профиля крыла, про разницу давления сверху и снизу, про мощность турбин, даже про то, что очень хочется лететь, но вы посмотрите на самолёт. Он не просто большой, он огромный и очень, очень тяжёлый. Мне его даже не приподнять. В молодости я одной рукой поднимал канистру с бензином в багажник, но всегда знал, что ни одна турбина не облегчит мне работу. Шуму наделает много, но канистру не поднимет. Может быть, если быстро-быстро что-то вращать, то создаётся иллюзия искривления пространства и времени у каждого человека. Ведь возможно Мир существует внутри каждого человека в отдельности и в одно целое он ещё не объединён. Это работа для душ.
Другое дело паровоз. Сразу после войны мои родители были железнодорожниками. Мой папа был начальником Финляндского вокзала, а мама - диспетчером Финляндской товарной станции. И я с детства любил паровозы. Когда меня мама спрашивала: - Ну, куда мы пойдём гулять? Я неизменно отвечал: - К паровозам. Огромные машины завораживали меня. Я проходил мимо большущих колёс и меня обдавало жаром живого механизма. Стоя на рельсах паровоз тяжело дышал, но стоило ему сдвинуться с места и отправить в путь, как "дыхание" его становилось быстрым и лёгким, всё внутри начинало петь и играть, и меня охватывал восторг. Мама же очень боялась этих огромных машин и, когда я кричал машинисту: - Дяденьки машинист погуди! - в ужасе зажимала уши. В детском саду я с удовольствием рисовал паровозы. Я мог объяснить, где у него находится тендер, песочница, гудок, поддувало и для чего они предназначены. Зато сейчас, после университета, я могу объяснить, как влияет Красная звезда и портрет Сталина спереди у паровоза на его скорость и надёжность.
И вот совсем недавно, роясь в тёмных шкафах в поисках какого-то документа, я нашёл небольшую книжечку в жёстком переплёте, а на нём мчащийся на всех парах паровоз. Я сразу узнал её и надпись на обложке - "за отличную учёбу в 1 классе". Это была первая книга, которую я прочёл с удовольствием. А потом уже "Что я видел" Жидкова. И уже в университете по-английски "Сказки Киплинга". Больше я книг в жизни не читал.
Иногда летом, когда окна моей комнаты открыты и на улице тихо, до меня доносятся далёкие звуки паровозных гудков со стороны Московского вокзала и Обводного канала.
Куда зовёте вы меня, паровозные гудки? В далёкий, далёкий путь? Мне ещё рано… Я не готов...