Дети — это напоминание о том... что мы должны помнить
(Все фото тут и далее вставлены мной, в переводном файле их не было. Подбирала на свой вкус...)
ШБ: Ты теперь не только сын, но и отец. Это изменило твое восприятие детства и невинности?
МД: Скажу тебе так. Я думал, что готов стать отцом, но оказалось, я ошибался! Всю свою жизнь я читал о том, как чудесны дети. Люди недоумевали: «Да что тебя так тянет к этим младенцам?» Я постоянно читал книги по детской психологии. Но это оказалось гораздо большее счастье! Принс и Пэрис изменили меня во многом. Я учусь у них не меньше, чем они учатся у меня. У детей учишься иметь доброе сердце и быть хорошим человеком. И, в силу своего характера, я стараюсь подражать им. Люди всегда говорят: «Веди себя по-взрослому». Но я стараюсь вести себя больше как ребенок, потому что дети простодушны, они созданы по образу Господа, они чисты. Я пытаюсь быть таким же непритязательным и добрым, как они.
ШБ: То есть ты говоришь, что это не родители должны стараться вырастить детей так, чтобы те отражали их ценности, но это почти как если бы Бог давал нам детей, чтобы мы сами смогли вновь стать детьми?
МД: Я на самом деле так считаю. Дети — это как будто напоминание о том, какими мы должны оставаться, о том, что мы должны помнить. Когда апостолы спорили между собой, кто самый великий в глазах Иисуса, Иисус сказал им: «Пока вы не начнете вести себя, как это дитя… умалите гордыню, как это дитя…» [Полагаю, Майкл ссылался на слова Иисуса в Евангелие от Матфея, 18: «В то время ученики приступили к Иисусу и сказали: кто больше в Царстве Небесном? Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное; итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном».] И это правда.
ШБ: Но как тебе удалось сохранить присущие детям качества при таком давлении и столь высоких ожиданиях от тебя?
МД: Это трудно даже объяснить. Я просто откровенен с собой. Мне кажется, большинство людей неискренны с собой. Я даю себе волю, выпускаю на свободу свою личность в ее самой чистейшей форме, и это и есть простодушие.
ШБ: То есть ты отринул давление окружения, ты не собираешься становиться тем, что хотят видеть в тебе люди. Но тебе пришлось заплатить за это?
МД: Да, огромную цену. Но я никогда не потеряю своей детской сущности, потому что таково мое сердце. Оно так и не выросло со мной — не знаю, почему. И не хочу, чтобы вырастало. Мне кажется, у меня сердце простодушного ребенка — и я не нахваливаю себя, не подумай. Я вижу жизнь так, как видят ее дети. Когда они что-то чувствуют, я чувствую то же.
ШБ: Так значит, многие из нас теряют детское простодушие. Мы превращаемся из людей с большим сердцем и широкой душой в ограниченных и мелочных людей? Как мы попадаем в заблуждение, что простодушие — это плохо? Почему расточаем свое природное сокровище, детскую естественность, и становимся такими, какими хотят видеть нас окружающие? Одна из твоих особенностей, Майкл, — в том, что ты рано увидел две стороны зрелости. Зрелость несет разум и мудрость, но также и пустоту, воплощение жестоких амбиций и искаженных ценностей, при том, что на самом деле король-то голый. Ты смог сказать: «Я этого не хочу. Я хочу наслаждаться естественными радостями, танцевать как ребенок и быть абсолютно свободным».
МД: Мир вынуждает нас вырастать. Он вокруг нас, и он влияет на детей — поначалу через других, старших ребят. Когда родители отводят детей в школу и целуют на прощанье, что говорит им ребенок? «Не надо, мам, мои друзья увидят!» Разве же это плохо: продемонстрировать ребенку свою любовь? Но мир уже повлиял на тех, других детей. Они дразнятся: «Это не круто… А я теперь крутой!» Им уже привито такое
восприятие.
ШБ: Конформизм и давление среды делают свое дело и гасят искру индивидуальности. Знаешь, как Авраам Линкольн сказал: все мы рождаемся божьими подлинниками, а умираем человеческими копиями.
МД: Великолепно. Как точно, не правда ли?
ШБ: Нашим детям рассказывают большую красивую ложь. Мы говорим: пока ты ребенок, ты в Эдеме. Адам и Ева были как дети. Они воплощали в себе все детские качества. В них не было высокомерия, не было неискренности. И Змей приполз к ним и сказал: «Это не настоящая жизнь. В этом месте, что вы зовете Райским садом, царит незрелость, глупость. Вам пора вырасти из этой ребяческой ерунды. Там, снаружи, вас ждет целый мир». И люди начинают верить в эту ложь. Они принимают решение покинуть Райский сад и уйти за Змеем
из этого состояния детства. Это происходит и с нашими детьми. Быть ребенком считается не круто. Детей подталкивают к вере в то, что «быть взрослым», испробовать «взрослые» вещи — лучше, чем оставаться ребенком. Что это лучше, чем простодушие и свобода детства. А потом, когда они становятся старше, мы не можем понять, почему их жизни выстроены на столь шаткой основе. Они словно деревья, не имеющие корней.
МД: Если бы мне не пришлось испытать столько взрослых впечатлений в детстве, я бы гнался за ними сейчас, чувствуя, что иначе упущу что-то важное. Из любопытства люди хотят увидеть мир, который их окружает. Но я уже видел его и делал все это. Зато я буду тем, кто скажет: «Послушайте! В вашей жизни сейчас — самый чудесный, волшебный период. Не пытайтесь вырасти раньше времени! Не пытайтесь стать похожими на кого-то другого! У вас еще вся жизнь впереди на то, чтобы побыть взрослыми. Волшебство — здесь». Дж. М. Барри, написавший «Питера Пэна» описал это лучше кого бы то ни было. Когда его младший брат умер в возрасте двенадцати лет, он почувствовал зависть, потому что понял, что брату не придется вырастать. Он навсегда останется мальчишкой, и в этом настоящее золото. Это и вдохновило Барри на книгу о Питере Пэне. Правда, «Питер Пэн» вырос из этого переживания. Автор чувствовал, что его брат навсегда останется мальчишкой, и так оно и было.
ШБ: И ты считаешь себя Питером Пэном, поскольку понимаешь необходимость всегда оставаться ребенком? Но насколько ты ассоциируешь себя с этим героем? Только в том, что он никогда не вырос, или еще и в том, что мир сделал ему больно?
МД: В том, что он хотел сохранить свою чистоту навечно и знал, в чем заключается золотая магия детства. Он хотел, чтобы мы держались за нее. Потому что как только ты вырастаешь, она исчезает, и поэтому Питер Пэн — это древняя, древняя душа. Он, как E.T., (из фильма «Инопланетянин»), живет уже миллионы лет, но так и не вырос. И вот он находит эту семью и забирает детей в Неверлэнд, где они навсегда останутся юными.
ШБ: Ты познал секрет, как остаться вечно юным?
МД: Сердцем — да.
ШБ: Неужели вся ненависть, с которой тебе пришлось столкнуться, никак тебя не испортила? Ты никогда не чувствовал горечь? Люди превращаются в циничных взрослых, потому что иногда шрамы, оставленные этим миром, болят, и боль разрушает людей изнутри. Они не могут позволить себе оставаться наивными и чистосердечными. Мир воспользовался их простодушием, так что им приходится сжать кулаки в целях самозащиты. Как тебе удалось подняться выше этого?
МД: Я остаюсь выше этого, потому что верю в правду. Я верю в детей — в то, что нужно снова стать ребенком в душе. Если бы только мы могли всех научить верить детям… Я думаю, секрет в этом. Честное слово.
ШБ: Но если среднестатистический человек сталкивается большим количеством ненависти, он либо начнет ненавидеть в ответ, либо, во всяком случае, станет меньше доверять людям.
МД: Мне это несвойственно. Я пытаюсь быть любящим, пытаюсь находить любовь и видеть любовь во всем. Я люблю природу, люблю лес. Мне нравится изящество и нежность природы и то, как легко ей быть великодушной. Она лишь дарует. Это прекрасно!
ШБ: Ты видишь природу как мир ребенка, а город как мир взрослого?
МД: Да, уличная жизнь совершенно чужда мне. Я ненавижу город. Я люблю природу.
ШБ: Город полон высоких зданий и грандиозных сооружений. А природа для тебя нежна и ласкова, сердечна и радушна?
МД: Да, и щедра. Я обожаю ее. Детей и природу я люблю одинаково.
ШБ: Когда ты строил Неверлэнд, ты задумывал его как особое место, где ты чувствовал бы себя в защищенности, так же как Адам и Ева чувствовали себя среди природы Райского сада? Место, где ты мог бы уединиться и в котором черпал бы силы?
МД: Да, где я мог бы гулять, зная, что за мной не следят, чувствовать единение с природой, лазать на дерево, и делать все то, чего мне не довелось делать в детстве. И я обожаю это! Когда я сижу на этом дереве, окруженный миром веток и листьев, и слышу журчание воды внизу, я блаженствую. Я в настоящем раю и чувствую, что все мне под силу. И так же я себя чувствую рядом с детьми. Мне все под силу, мои
возможности не знают границ.
ШБ: Если бы ты привел взрослых всего мира в Неверлэнд, думаешь, это было бы чем-то вроде крещения?
МД: Однозначно. Я не представляю, как это может не изменить человека! Нас притягивает вода. Есть в наших душах что-то, что требует воды. Мы стекаемся на пляжи, даже если не купаемся. Мы паркуемся там просто чтобы посмотреть на успокаивающий океан. Это как терапия, как медитация. Как пища для души — она нам необходима. В этом, как мне кажется, и есть роль природы. Она необходима нам. Многие
великие творцы, которых знала история, оказавшись в тупике, чувствуя раздражение или усталость от работы, выходили в лес или совершали длительные прогулки на чистом воздухе и возвращались с новыми силами. Нам это необходимо. Для этого и нужны отпуска.
ШБ: Знаешь, Библия говорит, что через Райский сад протекали четыре реки — в его центре была вода. Ты говоришь очень близкие к этой истории вещи, даже не сознавая того. Называй это уподоблением Питеру Пэну, как хочешь, но это попытка воссоздать Рай, потому что дети в некотором смысле живут в Раю.
МД: Наибольшую радость мне доставляет видеть детишек, играющих в красивой местности, где есть вода, деревья. Я люблю озера за их неподвижность (от вида океана мне немного неуютно), и чтобы рядом играли дети, и кругом трава, холмы. Нет ничего более волшебного! Помнишь сцену из «Звуков музыки», где они в Альпах, и дети бросают друг другу мяч, а у Джули Эндрюс гитара? Камера отъезжает, и захватывает монументальные горы. Боже! И солнце светит с нужного ракурса, так что волосы у них имеют серебряный ореол, и это снято на широкоугольный объектив. Просто восхитительный момент!
ШБ: Ты, кстати, бывал там? В Оберзальцберге, в Австрии?
МД: Да, мне очень понравилось. Мы проезжали его зимой. Мне нравятся такие места, они нужны. За это я люблю Рузвельта: он берег и охранял национальные парки. Если бы не Рузвельт, Йосемити был бы уже уничтожен. Его бы застроили многоэтажками, и от него бы ничего не осталось.
(Позволю себе познакомить вас с этим чудом природы! Красота необыкновенная!
)
ШБ: Ты хочешь помочь людям сохранить их детскую сущность, детский дух, верно? Похоже, что взрослые, начав жизнь великими людьми, позже мельчают. Боль и жизненные злоключения истощают их личности. Некогда ласковые и добрые дети, они постепенно мрачнеют. Как плод, который срывают с дерева: в первые дни он сочен, но потом начинает увядать. Дети ведь гораздо ближе к природному началу, не так
ли, и потому добрее. Но как нам научить взрослых восстановить эту связь с природой, чтобы не угасать — не становиться меркантильными, озлобленными и одинокими? Предложить им не вымышленный фонтан молодости, но некий источник природы и рая, который они могли бы обрести внутри? Ведь внутри фонтан молодости есть всегда, и ты веришь, что испил из него. Так что тебе теперь нужно привести людей к этому источнику. Мы должны понять, как взрослые люди теряю это божественную природу, почему, вырастая, они становятся более меркантильными и несчастными? Что с ними происходит? Ты видишь примеры тому в твоей индустрии?
МД: Знаменитости пытаются быть такими, какими они хотят, чтобы их видел мир. «Пора мне вести себя на 18 лет, пора вырасти. Пойдем, подцепим девочек! Пойдем, потанцуем, пойдем, оторвемся!» Они считают, что должны соответствовать тому образу, что показывают на большом экране. Но это чья-то чужая теория, чужая концепция того, как надо жить. Это не значит, что надо ей следовать. Они забывают о том, что волшебство — здесь.
ШБ: Так я хочу спросить тебя, что для тебя значит Неверлэнд? Ты вложил в это место помыслы, деньги и душу. Ты пытался создать какое-то подобие Эдема, Рая?
МД: По правде говоря, я просто создавал мир, каким хотел бы его видеть, наполнял свою жизнь вещами, которые мне не довелось испробовать в детстве, такими как аттракционы и кинотеатры. Я хотел иметь все, что мне нравилось делать, на своей территории, потому что знаю, что не могу выходить в мир. И мне хотелось, чтобы это было место, куда будут приезжать больные малоимущие дети со всего мира — рай для них, где они будут чувствовать себя в безопасности и смогут ненадолго убежать от действительности. Или дети из бедных районов, которые никогда не видели подобных вещей… чтобы они могли подышать свежим воздухом, увидеть горы и все такое. Мне хочется, чтобы в Неверлэнде было гораздо больше воды: я хочу устроить больше водопадов и пещер. Таким я его вижу. Я считаю, что вода обладает целительным действием, а животные — это лучшая терапия… Природа лечит.
ШБ: Но все это для того, чтобы забирать детей туда из реальности? Или чтобы дети могли окунуться в эту атмосферу и распространить ее? Ты хочешь сделать таким остальной мир? Неверлэнд — это модель или пристанище?
МД: Ты знаешь, это отличное предположение — про модель, — потому что люди, побывавшие там, после чувствуют себя гораздо лучше. Они чувствуют себя помолодевшими, исцеленными… я это видел! Неверлэнд преображает людей. Природа и любовь делают свое дело. Музыка проникает в траву и побуждает деревья расти красивее, птиц слетаться. Я постоянно поддерживаю такую атмосферу. Когда туда приезжают дети, она становится осязаемой, ты прямо чувствуешь чистоту! Олени приходят, и это просто потрясающе. В этом мире я живу.
ШБ: То есть он похож на Райский сад, где все наслаждения земли — музыка, красота животные, что мирно живут с людьми, — находятся под рукой.
Серия сообщений "Дань почтения":Книга Шмули Ботича "Дань почтения душе ребенка"
Часть 1 - Дань. Предисловие
Часть 2 - Внимание, почет и уважение
Часть 3 - Детское простодушие
Часть 4 - Творчество и вдохновение
Часть 5 - Любознательность
...
Часть 15 - Открытость и уязвимость
Часть 16 - Уверенность
Часть 17 - Всемирный день детей
