Он очень любил эту фотографию. Обругал меня, когда я с фотоаппаратом без разрешения влезла в кабинет, увидев Главного через стекло - уж больно он был выразителен, обсуждая что-то с дизайнером. А потом попросил снимок. Мы и подарили ему его - с этой надписью. И несколько лет снимок стоял в его кабинете. И сейчас стоит. А Михалыча больше нет. 

Он был совершенно не публичным человеком. Ни разу за все 18 лет существования "СЭ" не ходил ни на какие мероприятия, куда звали. Не давал интервью - не видел смысла. Наверное, правильно делал. Все, что он мог, хотел, либо считал нужным сказать - все это так или иначе отражалось в газете. "СЭ" был для Кучмия всем. Это было видно: по тому, как увлеченно и мгновенно он втягивался в любой процесс, как не спешил уезжать домой вечерами, как болезненно реагировал, если не находил поддержки у тех, кого считал единомышленниками.

А еще писал книжку. Энциклопедию о кино. Знал его прекрасно. Любил безумно. Еще с тех пор, когда работал в "Советском спорте". И создавать-то поначалу собирался вовсе не спортивную газету, а журнал о кино, когда понял, что работать с "тем" руководством не может и не хочет. А получился "Спорт-экспресс". Как ребенок, полностью впитавший черты родителя: где-то азартный, где-то - чрезмерно увлекающийся, где-то совершающий ошибки, набивающий шишки... Живой, в общем.

Книжка была закончена в среду вечером. Почти закончена... Ушел он счастливым, с намерением в воскресенье завершить работу уже окончательно...

А мы... Мы портили ему кровь. Ругаться с начальством - это так по-журналистски... Он топал ногами, кричал, потом прощал, хвалил, гордился. Умел совершенно по-детски радоваться достижениям тех, кто вырос в "СЭ". Не только, как журналист. Но и в буквальном смысле.

Прости, Михалыч... Мы постараемся делать хорошую газету...