В 2019-м из жизни ушла последняя из деревенских - Галка. Ее дом стоял последним в левом краю деревни, а в правом крыле последним был дом бабы Зины. В середине 80-х ей было уже за 90, и, несмотря на возраст, огород бабы Зины до самой ее смерти был эталонным: грядки, как по линеечке, ни сорняка, ни лишней травинки. Под каждой яблоневой ветвью - подпорка. Стерильная чистота в доме и корова в хлеву. Её молоко не кисло несколько дней, в то время как молоко второй коровы, которую держала сноха бабы Зины сильно поддающая Нинка, скисало к вечеру: банки и бидоны Нинка не мыла принципиально, считая это излишней придурью приходящих за молоком дачников.
Про бабу Зину я упоминала в 1999-м, делая интервью с Иваном Абаджиевым:
— ...Я знала одну бабушку, которая всю жизнь - до 105 лет прожила в маленькой деревне, держала хозяйство, корову. Но потом решила, что вставать рано утром, доить, косить траву и заготавливать на зиму сено слишком тяжело в ее возрасте. Отдала корову соседке. И умерла через несколько месяцев...
Абаджиев мне тогда ответил:
— Когда человек перестает напряженно работать - чем бы он не занимался - организм мгновенно теряет защитные силы. Человек начинает болеть. Но... Я подумаю. Может быть, подержу свою корову еще немного…
Он и жил, пока держал свою «корову» - болгарскую (пусть и женскую) тяжелую атлетику. Умер в 2017-м где-то в Германии. А я до сих пор вспоминаю наши с ним беседы. Как и беседы с бабой Зиной.
Обратиться к ней с расспросами про Барскую гору меня надоумила Анна Ивановна. Родилась баба Зина в самом конце позапрошлого века и до революции работала одной из «кухонных девчонок» в барском доме. Усадьба располагалась на горе, и, спасибо за исторический экскурс Тарделли, цитирую:

«...На карте 1770 года Головино фигурирует,как сельцо. Сельцом называли поселение,где был барский дом.
В 1769 году сельцо принадлежало Аграфене Михайловне Долгоруковой. Она родилась приблизительно в 1716 году у Михаила Владимировича и Евдокии Юрьевны Долгоруковых. У Аграфены было семь братьев и сестер. Умерла она в 1775, в возрасте 59 лет...»

Не знаю уж, чьим потомком был барин, которого помнила баба Зина, но по ее рассказам, человеком он был необыкновенным. Во-первых, просто красавцем. Не старым, к тому же. Барин имел прекрасное европейское образование, и был натурально помешан на парках и садах. Из каждой своей поездки вёз какие-то саженцы — одной сирени на Барской горе насчитывалось более сотни сортов.
Не буду утверждать насчет количества, но утопающее по весне в разноцветной сирени Головино отчасти подтверждает версию. Когда я, помню, спросила бабу Зину, можно ли отколупать побег от огромного куста ее махровой лиловой сирени, старуха сурово сказала: «Не глупи. Бери лопату и иди на Барскую гору. Дорогу покажу».
И я пошла...
От самой барской усадьбы давно не осталось ничего, кроме обломков кирпичного фундамента. Сначала я даже пожалела, что поперлась на гору с лопатой: вокруг лесной дороги стояли мощные, в человеческий рост заросли крапивы и ежевичных кустов. Там, где крапива заканчивалась, ежевика ползла по холмам, цепляясь и царапаясь. Но чем дальше я забиралась, тем причудливее становился пейзаж: из ниоткуда вдруг взялась мощеная кирпичом заросшая аллея, вдоль которой тянулись толстенные липы. По сторонам змеились извилистой лентой кусты желтой акации, которые когда-то совершенно несомненно были живой изгородью. И море высоких крупных колокольчиков. Подобный саженец я как-то хотела купить на Рижском рынке у бабки, продающей рассаду, но обожглась о цену. «Сто рублей, - сказала мне бабка, противно поджав губы и сжимая в пальцах тонкий желтоватый стебель с голыми подсохшими корнями. - Дешевле не отдам. Это старинный русский сорт».
Барская гора надолго стала для меня питомником необыкновенных по тем временам растений. Помимо сирени, я таскала оттуда жасмин, шиповник и барбарис. Колокольчики и можжевельник. Ежевику и малину. Все, что растет у меня на участке, за исключением посаженного в последние пару лет, - имеет те самые, барские корни. Саженцы приживались стремительно, их было много, и я твердо знала: даже если какой-то куст угодит под газонокосилку, он непременно вырастет заново, причем быстро.
Несколько лет спустя на Барскую гору положил глаз мой братец — взял ее в аренду. Земли в Головино имели совершенно копеечную цену и оформлялись даже не в Можайске — в местном сельсовете — посредством вписывания в амбарную книгу имени владельца за невеликую мзду наличными. Наличные, по словам председательницы, были нужны для того, чтобы платить электрикам, сантехникам и трактористам. И ее можно было понять.
Одна из фантазий брата заключалась в том, чтобы найти на горе наполеоновские сокровища. Байки про эти сокровища, утопленные в озере, колодце, или зарытые в тайном месте, существуют в той или иной вариации на всем минском направлении, а, возможно, и шире. Понятное дело, что без них не обошлось и тут.
По одним данным, сокровища при отступлении были утоплены в лесном озере: огромном, очень глубоком, к которому совершенно невозможно было подойти со стороны, кроме как по тропе, известной местным егерям: со всех сторон к воде подходил лес, продраться сквозь который не представлялось никакой возможности.
Вторая версия предписывала искать сокровища на Барской горе в колодце. Его Мишка и нашел, загнав туда на веревках всё тех же охранников (по-моему, таким образом он мстил им за сгоревшую баню).
Копали три дня. На четвертый в колодце стала появляться вода и человеческие кости. Лезть глубже не рискнул уже никто ни за какие деньги.
Грандиозная во всех смыслах идея восстановить на Барской горе усадьбу обернулась пшиком: Мишка выписал из туркменского города Мары одного из своих знакомых по военной службе — крепкого и практичного мужика (как раз тогда в республике начались гонения на русских и семья страшно нуждалась). Практичность, как я потом узнала, заключалась в том, что, свой полностью убитый «Запорожец» мужик закопал в собственном саду, вырыв яму полковым экскаватором. Машину он предварительно застраховал и даже ухитрился получить за нее деньги — как за угнанную.
На подступах к барской усадьбе Мишка поставил рубленый дом с печью, теплый сарай для скотины, купил поросят и овец, провел воду (одному богу известно, сколько все это стоило!), но закончилось всё ровно так, как заканчиваются любые благие намерения: постоялец первым делом перевез из Туркменистана всех своих родственников, в планы которых, как выяснилось, физический труд не входил в принципе. Пожив на Барской горе полгода и получив очередную зарплату на три месяца вперед, семейство исчезло в неизвестном направлении бросив скотину на произвол судьбы и захватив с собой все, что не было приколочено.
За последние двадцать лет и до прошлого года я не была на Барской горе ни разу. А прошлым летом меня потащила туда младшая дочка. Мы долго продирались сквозь крапиву и сорняки, уже не находя ни следа от прежних каменистых остовов, и внезапно наткнулись на земляничную поляну с крупными, вдвое больше обычных, ягодами с невероятным, одуряющим запахом.
Алинка обещала непременно вернуться на гору еще раз — в следующий приезд. Накопать земляничной рассады.