Вы хотите путешествовать, не выходя из дома? В этом Вам поможет серия превосходных путеводителей «Золотой глобус»! С нами Вы побываете во всех частях света, познакомитесь с историей, культурой и обычаями других народов, своими глазами увидите захватывающие дух чудеса природы и замечательные памятники старины.
Так как роликов много, больше ста, - я разобью этот пост на 6 частей. Каждый фильм - это уникальные места, огромное количество впечатлений, и море интереснейшей информации! ВПЕРЕД, ДРУЗЬЯ!!!! МИР ПЕРЕД НАМИ!!!!!

Курица по-французски с виноградом в киндзе...

Как запекать курицу вы все знаете. Изюминка здесь в винограде с киндзой. Киндзы много, у нее удивительный аромат. И когда курица нарезана, берешь в рот кусочек мяса, добавляешь виноградину и... упиваешься ароматным соком.

Приятного аппетита!

Челлини Бенвенуто


1 ноября 1500 года - 14 февраля 1571 года

Бенвенуто Челлини родился 1 ноября 1500 года. Он был сыном флорентийского музыканта и архитектора маэстро Джованни Челлини. Маэстро хотел, чтобы сын, обладавший талантом игры на флейте, тоже стал музыкантом.
Однако, как пишет Челлини в своей знаменитой книге «Жизнь Бенвенуто», «достигнув пятнадцатилетнего возраста, я, вопреки воле моего отца, поступил в мастерскую к золотых дел мастеру Антонио ди Сандро, по прозвищу Марконе. Это был отличнейший работник и честнейший человек, гордый и открытый во всех своих делах. Был у него побочный сын, единственный, каковому он много раз приказывал, дабы оберечь меня. Такова была великая охота, или склонность, и то и другое, что в несколько месяцев я наверстал хороших и даже лучших юношей в цехе и начал извлекать плод из своих трудов. При этом я не упускал иной раз угодить моему доброму отцу, то на флейте, то на корнете играя; и всегда он у меня ронял слезы с великими вздохами, всякий раз, как он меня слушал; и очень часто я, из любви, его ублажал, делая вид, будто и я тоже получаю от этого много удовольствия».





В своем всемирно известном жизнеописании "Жизнь Бенвенуто Челлини, сына маэстро Джованни Челлини, флорентийца, написанная им самим во Флоренции" автор рассказывает, что однажды, когда ему было пять лет, его отец, сидя у очага с виолой, увидел маленького зверька вроде ящерицы, резвящегося в пламени.

Он подозвал Бенвенуто и дал ему затрещину, от которой малыш заревел. Отец быстро осушил его слезы ласками и сказал: "Сынок мой дорогой, я тебя бью не потому, что ты сделал что-нибудь дурное, а только для того, чтобы ты запомнил, что эта вот ящерица, которую ты видишь в огне, это - саламандра, каковую еще никто не видел из тех, о ком доподлинно известно".

Читая эту книгу, написанную рукой старца, дрожащей не от слабости, но от заново переживаемого гнева или восторга, видишь пламень, пожирающий самого Челлини.

Ярость буквально душит его. От первой до последней страницы он неистовствует, бесится, бранится, громит, обвиняет, рычит, угрожает, мечется - работа, потасовки и убийства лишь ненадолго выпускают из него пар.

Ни одна обида, как бы незначительна она ни была, не остается неотомщенной, и о каждом возмездии рассказано простодушно и чистосердечно, без капли сожаления и раскаяния. Удивляться тут нечему - это Италия Борджа и кондотьеров. Тигр не терпит, когда его дергают за усы. Челлини, этот бандит с руками демиурга, пускает в ход кинжал не реже, чем резец. Помпео, золотых дел мастер папского двора, с которым у Челлини были счеты, убит им в Риме прямо на улице. "Я взялся на маленький колючий кинжальчик, - повествует Челлини, - и, разорвав цепь его молодцов, обхватил его за грудь с такой быстротой и спокойствием духа, что никто из сказанных не успел заступиться".

Убийство не входило в его намерения, поясняет Челлини, "но, как говорится, бьешь не по уговору". Какого-то солдата, убийцу своего брата, он выслеживает "как любовницу", пока не закалывает его у дверей кабака ударом стилета в шею. Почтового смотрителя, который не вернул ему после ночлега стремена, он убивает из аркебузы. Работнику, ушедшему от него в разгар работы, он "решил в душе отрезать руку". Один трактирщик возле Феррары, у которого он остановился, потребовал уплаты за ночлег вперед. Это лишает Челлини сна: он проводит ночь, обдумывая планы мщения. "То мне приходила мысль поджечь ему дом; то зарезать ему четырех добрых коней, которые у него стояли в конюшне".

Наконец "я взял ножик, который был как бритва; и четыре постели, которые там были, я все их ему искрошил этим ножом". Свою любовницу-натурщицу, изменившую ему с одним из его подмастерьев, он заставлял часами позировать в самых неудобных позах. Когда девушка потеряла терпение, Челлини, "отдавшись в добычу гневу… схватил ее за волосы и таскал ее по комнате, колотя ее ногами и кулаками, пока не устал". На следующий день она снова ласкается к нему; Челлини размякает, но как только его снова "разбередили" - опять беспощадно колотит ее. Эти сцены повторяются несколько дней, "как из-под чекана". Кстати сказать, это та самая натурщица, которая послужила ему моделью для безмятежной "Нимфы Фонтенбло".






Здесь я должен напомнить читателю то, что говорится в великолепном предисловии Проспера Мериме к "Хронике царствования Карла IX". "В 1500 году, - пишет Мериме, - убийство и отравление не внушали такого ужаса, как в наши дни. Дворянин предательски убивал своего недруга, ходатайствовал о помиловании и, испросив его, снова появлялся в обществе, причем никто и не думал от него отворачиваться. В иных случаях, если убийство совершалось из чувства правой мести, то об убийце говорили, как говорят теперь о порядочном человеке, убившем на дуэли подлеца, который нанес ему кровное оскорбление".

Да, Челлини был убийцей, как и половина добрых католиков того времени [Стендаль в одном из писем (24 февраля 1801 г.) приводит такую статистику итальянских нравов, относящуюся к более цивилизованным временам: в Брешии, пишет он, на 30 тысяч жителей ежедневно случается 60 - 80 убийств, Париж с его 800 - 900 тысячами горожан дает могильщикам в два раза меньше работы].

Конечно, иной раз и он мог бы, вытирая свой "колючий кинжальчик", сказать вместе с пушкинским Дон Гуаном: "Что делать? Он сам того хотел"; конечно, и ему можно было бы возразить вместе с Лаурой: "Досадно, право. Вечные проказы - а все не виноват". Совесть даровала ему "легкий сон", а жизнь выработала у него привычку широко огибать углы домов - предосторожность, не лишняя в тот век даже для человека, который не знал, "какого цвета бывает страх". Участие Челлини в обороне Флоренции от войск Карла Бурбона и головокружительный побег из папской тюрьмы имеют тот же духовный источник, что и его беззакония. Думаю, слово "мужество" будет здесь уместно.
Там, где нет возможности или повода выяснить отношения при помощи ножа или шпаги, Челлини обрушивает на врагов всю силу своей гомерической брани.

Его ругань льется какой-то кипящей лавой, противник оказывается совершенно раздавлен глыбами его проклятий. Так и кажется, что слышишь, как он поносит скульптора Бандинелли, который в присутствии герцога Козимо Медичи осмелился хвалить своего "Геркулеса" в ущерб искусству Челлини. "Государь мой, - начинает свою оправдательную речь Челлини, - вашей высокой светлости да будет известно, что Баччо Бандинелли состоит весь из скверны, и таким он был всегда; поэтому, на что бы он ни взглянул, тотчас же в его противных глазах, хотя бы вещь была в превосходной степени сплошным благом, тотчас же она превращается в наихудшую скверну". И затем он обрушивается на "Геркулеса" с гневом Аполлона, сдирающего кожу с Марсия: "Говорят, что если обстричь волосы Геркулесу, то у него не останется башки, достаточной для того, чтобы упрятать в нее мозг; и что это его лицо, неизвестно, человека оно или быкольва, и что оно не смотрит на то, что делает, и что оно плохо прилажено к шее, так неискусно и так неуклюже, что никогда не бывало видано хуже; и что эти его плечища похожи на две луки ослиного вьючного седла; и что его груди и остальные эти мышцы вылеплены не с человека, а вылеплены с мешка, набитого дынями, который поставлен стоймя, прислоненный к стенке. Также и спина кажется вылепленной с мешка, набитого длинными тыквами; ноги неизвестно каким образом прилажены к этому туловищу; потому что неизвестно, на которую ногу он опирается или которою он сколько-нибудь выражает силу; не видно также, чтббы он опирался на обе, как принято иной раз делать у тех мастеров, которые что-то умеют.
Ясно видно, что она падает вперед больше, чем на треть локтя; а уже это одно - величайшая и самая нестерпимая ошибка, которую делают все эти дюжинные мастеровые пошляки. Про руки говорят, что обе они свисают без всякой красоты, и в них не видно искусства, словно вы никогда не видели голых живых, и что у правых ног Геркулеса и Кака [Как, или Какус, - великан-разбойник. Похитил у Геркулеса часть стада и был им убит за это] двух икр не хватит на одну ногу; что если один из них отстранится от другого, то не только один из них, но и оба они останутся без икр, в той части, где они соприкасаются; и говорят, что одна нога у Геркулеса ушла в землю, а что под другою у него словно огонь".
После всего этого странно читать, как Челлини называет себя меланхоликом.
Беззастенчивая похвальба и горделивое сознание своего достоинства в равной мере присущи ему, и порой невозможно отличить, где кончается одно и начинается другое. На замечание одного дворянина, что так роскошно, как Челлини, путешествуют только сыновья герцогов, он ответил, что так путешествуют сыновья его искусства. В уста папы Климента VII он вкладывает такие слова о себе: "Больше стоят сапоги Бенвенуто, чем глаза всех этих тупиц". Какому-то заносчивому собеседнику он сказал: "Такие, как я, достойны беседовать с папами, и с императорами, и с великими королями, и что таких, как я, ходит, может быть, один на свете, а таких, как он, ходит по десять в каждую дверь". Он приписывает себе убийство Карла Бурбона и Вильгельма Оранского в дни осады Рима и отражение атаки французов на Ватикан. А о своей жизни до пятнадцатилетнего возраста он говорит: "Если бы я захотел описывать великие дела, которые со мной случались вплоть до этого возраста и к великой опасности для собственной жизни, я бы изумил того, кто бы это читал".
Челлини никогда не унижается до того, чтобы назначать плату за свои произведения. Он чувствует себя королем своего искусства, а иногда - святым.





В тюрьме ему являются ангелы и Христос с лицом "не строгим и не веселым" (это лицо мы видим на его "Распятии"). С подкупающими подробностями он говорит - и это не самое удивительное место в книге - о появившемся у него нимбе. Это сияние, поясняет Челлини, "очевидно всякого рода человеку, которому я хотел его показать, каковых было весьма немного. Это видно на моей тени утром при восходе солнца вплоть до двух часов по солнцу, и много лучше видно, когда на травке бывает этакая влажная роса; также видно и вечером при закате солнца. Я это заметил во Франции, в Париже, потому что воздух в тамошних местах настолько более чист от туманов, что там оно виделось выраженным много лучше, нежели в Италии, потому что туманы здесь много более часты; но не бывает, чтобы я во всяком случае его не видел; и я могу показывать его другим, но не так хорошо, как в этих сказанных местах".
Однако он не прочь заглянуть и в мир демонов, для чего участвует вместе со своим учеником в опытах какого-то священника-некроманта. Когда появившиеся легионы демонов испугали ученика, Челлини приободрил его: "Эти твари все ниже нас, и то, что ты видишь, - только дым и тень; так что подыми глаза".

Челлини не опускал глаза и перед папами, грозными пастырями, железным жезлом пасшими свои стада. Удивительные люди были эти Юлии II, Клименты VII, Павлы III! Искусство было их второй религией (первой была политика), славу христианства они видели в том, чтобы распятия в церквях были изваяны так же хорошо, как античные боги. Они чтили художественный гений как Божью благодать, ниспосланную в мир, и боялись оскорбить ее своей необузданностью.

Микеланджело для Юлия II имел ценность собственности римского престола, попытка сманить скульптора грозила анафемой. Когда Микеланджело бежал от его суровости во Флоренцию, Юлий писал громовые послания флорентийской сеньории, обвиняя ее в воровстве и требуя выдать творца Сикстинской капеллы. Ему пришлось самому ехать за ним в Болонью. При новой встрече папа не смог удержать свой гнев: "Итак, вместо того чтобы приехать к нам в Рим, ты ждал, что мы приедем искать тебя в Болонью!" Один из кардиналов неуклюже попытался смягчить Юлия, сказав: "Пусть ваше святейшество на него не гневается, ведь люди этого рода невежды, которые не понимают ничего, помимо своего ремесла".

Разъяренный папа ударил посохом глупого попа: "Сам ты невежда, раз оскорбляешь того, кого мы сами, мы не хотим оскорбить!" У Челлини бывали с папами не менее выразительные сцены. Климент VII называл его Benvenuto mio [Мой Бенвенуто, однако в буквальном смысле это значит "мой желанный"] и прощал ему любые выходки. Челлини затягивал и менял сроки работы, откладывал папские заказы ради своих замыслов, не отдавал выполненных работ и гнал к черту папских гонцов. Папа скрежетал зубами и вызывал его в Ватикан. Их ссоры были ужасны и в то же время комичны. Вот Челлини является с гордо поднятой головой. Климент яростно смотрит на него "этаким свиным глазом" и обрушивает на строптивого художника гром небесный:

"Как Бог свят, объявляю тебе, взявшему себе привычку не считаться ни с кем в мире, что если бы не уважение к человеческому достоинству, то я велел бы вышвырнуть тебя в окно вместе со всей твоей работой!" Челлини отвечает ему в тон, кардиналы бледнеют, шепчутся и беспокойно переглядываются. Но вот из-под плаща мастера появляется готовая вещь, и лицо папы расплывается в отеческой улыбке: "Мой Бенвенуто]" Однажды Челлини ушел от него взбешенный, так как не получил просимой синекуры. Климент, знавший его свободолюбивый нрав и боявшийся, что мастер покинет его, в растерянности воскликнул: "Этот дьявол Бенвенуто не выносит никаких замечаний! Я был готов дать ему это место, но нельзя же быть таким гордым с папой!

Челлини мог наполнить Рим убийствами и бесчинствами, но стоило ему показать папе перстень, вазу или камею, как милость тотчас бывала ему возвращена. Полурельеф Бога Отца на большом бриллианте спас ему жизнь после сведения счетов с убийцей брата; убив Помпео, он попросил помилования у Павла III, грозя в противном случае уехать к герцогу флорентийскому, - прощение тут же было даровано ему. Недовольным его решением папа объявил:

"Знайте, что такие люди, как Бенвенуто, единственные в своем художестве, не могут быть подчинены закону". Искусство Челлини принесло последнее утешение умирающему Клименту VII. Заказав ему медали, папа вскоре заболел и, боясь, что не увидит их, приказал принести их к своему смертному одру. И вот, умирающий старик приказывает зажечь вокруг себя свечи, приподнимается на подушках, надевает очки - и ничего не видит: смертельный мрак уже застилает ему глаза. Тогда своими негнущимися пальцами он гладит эти медали, стараясь ощупью насладиться прекрасными рельефами; потом он с глубоким вздохом откидывается на подушки и благословляет своего Бенвенуто.

Челлини пользовался покровительством и дружбой Франциска I, северного варвара из еще убогого тогда Парижа. Король не уставал ходатайствовать перед папой об освобождении Челлини из тюрьмы и приютил его у себя после побега.

Трудно указать другой пример, когда бы монарх был столь искренен в своем восхищении искусством. Как некогда крестоносцы изумлялись чудесам Востока, он радуется всему, что Челлини, словно чародей, достает перед ним из своего рукава. Щедроты, которыми он осыпал флорентийца, изумили даже самого Челлини, знавшего себе цену. Франциск дает ему деньги, не дожидаясь выполнения работ. ("Хочу придать ему бодрости", - поясняет король.) "Я утоплю тебя в золоте", - говорит он ему однажды. Вместо мастерской он дарит Челлини замок Маленький Нель и выдает грамоту на гражданство.

Но Челлини для него не подданный, король предпочитает звать его "мой друг". "Вот человек, которого должен любить и почитать всякий!" - не устает восклицать Франциск.

Этот король, проведший жизнь в эпических войнах с громадной империей Карла V, умел испытывать сладостное забвение, разглядывая какую-нибудь маленькую безделушку вроде изготовленной Челлини солонки с аллегорическими фигурами Земли и Воды с переплетенными ногами. Однажды кардинал Феррар-ский повел короля, озабоченного возобновлением войны с императором, взглянуть на модель двери и фонтана для дворца Фонтенбло, законченные Челлини. Первая изображала нимфу в кругу сатиров, сладострастно изогнувшуюся и обвившую левой рукой шею оленя; вторая - нагую фигуру со сломанным копьем.

Развеселившийся Франциск мигом забыл все свои горести. "Поистине, я нашел человека себе по сердцу! - воскликнул он и добавил, ударив Бенвенуто по плечу: - Мой друг, я не знаю, кто счастливее: государь ли, который находит человека по сердцу, или художник, встретивший государя, умеющего его понять". Челлини почтительно сказал, что его удача, безусловно, гораздо больше. "Скажем, что они одинаковы", - смеясь, ответил король.

Но не было никого, кто бы относился к искусству более благоговейно, чем сам Челлини. Его тело могло вытворять что угодно, преступая все законы, божеские и человеческие, и все же, когда утро заставало его в мастерской, изнуренного безжалостной лихорадкой вдохновення, он должен был чувствовать себя Адамом, совлекшим ветхую плоть. Я не хочу сказать, что это кто-нибудь оправдывает. Искусство - к чему заблуждаться на этот счет? - не выписывает индульгенций, и красота не спасет мир (разве что кого-нибудь из нac?).

Достаточно того, что желчь и кровь, которыми пропитаны страницы его жизнеописания, испаряются там, где Челлини говорит о своих произведениях.

Конечно, и здесь его корчит от ярости, лишь только речь заходит о первенстве в искусстве ваяния (надо отдать ему должное: он не унижается до спора с соперниками, он просто отрицает их талант - полностью и безоговорочно). Но, как сказал Честертон, в человеке, который не скрывает своего честолюбия, всегда есть некая толика смирения. Челлини знал это смирение, когда говорил о равных себе. "От Микеланджело Буанаротти, а никак не от других, я научился всему тому; что знаю", - признается он в одном месте. Неизменным остается его уважение к Донателло и Леонардо да Винчи; он одобряет учеников Рафаэля, которые хотели убить Россо за то, что тот унижал их учителя.

Красота, в чем бы она ни заключалась, тотчас переполняет его восторгом.
Человеческий костяк, символ Смерти для большинства его современников, исторгает у Челлини в "Речи об основах рисунка" настоящий гимн великолепию изящества его форм и сочленений. "Ты заставишь своего ученика, - поучает он воображаемого собеседника, - срисовывать эти великолепные тазовые кости, которые имеют форму бассейна и так удивительно смыкаются с костью лядвии.
Когда ты нарисуешь и хорошо закрепишь эти кости в твоей памяти, ты начнешь рисовать ту, которая помещается между двух бедер; она прекрасна и называется sacrum… Затем ты будешь изучать изумительный спинной хребет, который называют позвоночным столбом. Он опирается на крестец и составлен из двадцати четырех костей, называемых позвонками… Тебе доставит удовольствие рисовать эти кости, ибо они великолепны. Череп должен быть нарисован во всевозможных положениях для того, чтобы навсегда закрепить его в памяти.

Потому что, будь уверен, что художник, который не держит в памяти четко закрепленными всех черепных костей, никогда не сможет нарисовать мало-мальски грациозную голову… Я хочу также, чтобы ты удержал в голове все размеры человеческого костяка для того, чтобы затем более уверенно одевать его плотью, нервами и мускулами, божественная природа которых служит соединением и связью этой несравненной машины". Говоря о своем "Юпитере", он упоминает наряду с другими членами совершенство "прекрасных детородных частей".

Настоящим драматизмом насыщена сцена отливки "Персея" - главного произведения Челлини, от которого его долгие годы отвлекали заказы государей и вельмож и жизненные обстоятельства. Здесь вдохновение неотделимо от ремесла, творческое дерзание - от робости перед величием замысла. Челлини тщательно записывает все подробности своего титанического труда, словно маг, старающийся заклинаниями вызвать из огня чудесное видение. "Я начал с того, что раздобылся несколькими кучами сосновых бревен… и пока я их поджидал, я одевал моего Персея теми самыми глинами, которые я заготовил за несколько месяцев до того, чтобы они дошли как следует. И когда я сделал его глиняный кожух… и отлично укрепил его и опоясал с великим тщанием железами, я начал на медленном огне извлекать оттуда воск, каковой выходил через множество душников, которые я сделал; потому что чем больше их сделать, тем лучше наполняются формы.

И когда я кончил выводить воск, я сделал воронку вокруг моего Персея… из кирпичей, переплетая одни поверх другого и оставляя много промежутков, где бы огонь мог лучше дышать; затем я начал укладывать туда дрова, этак ровно, и жег их два дня и две ночи непрерывно; убрав таким образом оттуда весь воск и после того как сказанная форма отлично обожглась, я тотчас же начал копать яму, чтобы зарыть в нее мою форму, со всеми теми прекрасными приемами, какие это прекрасное искусство нам велит. Когда я кончил копать сказанную яму, тогда я взял мою форму и с помощью воротов и добрых веревок осторожно ее выпрямил; и, подвесив ее локтем выше уровня моего горна, отлично ее выпрямив, так что она свисала как раз над серединой своей ямы, я тихонько ее опустил вплоть до пода горна, и ее закрепили со всеми предосторожностями, какие только можно себе представить.

И когда я исполнил этот прекрасный труд, я начал обкладывать ее той самой землей, которую я оттуда вынул; и по мере того как я там возвышал землю, я вставлял туда ее душники, каковые были трубочками из жженой глины, которые употребляются для водостоков и других подобных вещей. Когда я увидел, что я ее отлично укрепил и что этот способ обкладывать ее, вставляя эти трубы точно в свои места, и что эти мои работники хорошо поняли мой способ, каковой был весьма отличен от всех других мастеров этого дела; уверившись, что я могу на них положиться, я обратился к моему горну, каковой я велел наполнить множеством медных болванок и других бронзовых кусков; и, расположив их друг на дружке тем способом, как нам указывает искусство, то есть приподнятыми, давая дорогу пламени огня, чтобы сказанный металл быстрее получил свой жар и с ним расплавился и превратился в жидкость, я смело сказал, чтобы запалили сказанный горн.

И когда были положены эти сосновые дрова, каковые, благодаря этой жирности смолы, какую дает сосна, и благодаря тому, что мой горн был так хорошо сделан, он работал так хорошо, что я был вынужден подсоблять то с одной стороны, то с другой, с таким трудом, что он был для меня невыносим; и все-таки я силился". Работа вызывает у него лихорадку, и он ложится в постель, уже не чая встать живым. В это время ученики докладывают ему, что в его отсутствие работа ими испорчена - металл сгустился. Услышав это, Челлини испустил крик "такой безмерный, что его было бы слышно на огненном небе". Он бежит "с недоброй душой" в мастерскую и видит там ошеломленных и растерянных подмастерьев.

С помощью дубовых поленьев удается справиться с этой бедой. Он приступает к наполнению формы, но тут не выдерживает горн: он лопается, и бронза начинает вытекать через трещину. Челлини велит кидать в горн все оловянные блюда, чашки, тарелки, которые можно найти в доме, - их оказалось около двухсот, - и добивается-таки наполнения формы. Нервное потрясение побеждает болезнь - он вновь здоров и тут же закатывает пир. "И так вся моя бедная семеюшка (то есть ученики), отойдя от такого страха и от таких непомерных трудов, разом отправились закупать, взамен этих оловянных блюд и чашек, всякую глиняную посуду, и вес мы весело пообедали, и я не помню за всю свою жизнь, чтобы я когда-либо обедал с большим весельем и с лучшим аппетитом".

Так, на манер доброй сказки, заканчивается книга Бенвенуто Челлини о себе самом. (Тридцать последних страниц, заполненных мелкими обидами и придворными дрязгами, не в счет.) Остальное - тюремное заключение по обвинению в содомии, принятие монашества и разрешение от обета через два года, женитьба в шестидесятилетнем возрасте - случилось уже с другим человеком, усталым и разочарованным и, видимо, безразличным к самому себе: с человеком, больше не верящим в свой нимб.
Ссылка на книгу - http://www.vostlit.info/Texts/rus15/Cellini/frametext11.htm

Мало (псевдоним, настоящее имя - Сувол Чёнг) – южнокорейская джазовая певица, недавно достигшая международной известности. У Мало свой, по-современному остро-интенсивный стиль, в котором равно представлены и огненный драйв и утончённые блюзовые медитации. Она поёт на английском и корейском языках, и сама является автором ряда исполняемых ею песен. Данный CD, This Moment – пятый альбом Мало. Её называют «корейской Эллой Фицджеральд» и «королевой вокальной импровизации» (Queen of Sсat)

Найджел Кеннеди появился на свет 28 декабря 1956 года в английском городе Брайтоне. Оба его родителя были музыкантами. Джон, виолончелист Royal Philharmonic Orchestra, оставил жену еще до рождения сына и вскоре эмигрировал в Австралию. Силла зарабатывала на жизнь, давая уроки игры на фортепиано. Денег на няню не было, и маленького Найджела приходилось брать с собой. Он буквально рос «под роялем». Неизбежно наступил момент, когда он из-под рояля выполз и начал пробовать пальчиками клавиши. Матушка не сомневалась в музыкальной одаренности сына и, как только он начал проявлять интерес, стала обучать его. В шесть лет он был зачислен в музыкальный класс школы Arundel, но одновременно отправился на прослушивание в школу Иегуди Менухина. Великий артист разглядел в скромном (тогда еще) мальчике большой потенциал и принял его. Матери он сообщил, что Найджел получил стипендию на обучение. Только после смерти Менухина обнаружилось, что Мастер самолично оплачивал обучение юного Кеннеди из собственных средств.









Вскоре после этого Силла вторично вышла замуж и сменила место жительства. Вдали от родных и с не особенно любимой скрипкой в качестве основного инструмента, Найджел не был слишком прилежным учеником, но зато со страстью отдался изучению музыки во всей ее полноте. «Мне гораздо больше нравилось играть на фортепиано, на котором я сразу мог добиться относительно достойных созвучий. Когда вы учитесь играть на скрипке, вы слышите кошмарный скрежет. И еще вы можете издавать только одну мелодическую линию, без гармонии. Фортепиано - другое дело: можно быстро научиться играть осмысленные мелодии». Единственное утешение Найджел находил в конфетах, которыми его угощала учительница, как только ему удавалось хоть немного продвинуться в обучении.





Другая музыка становилась все притягательнее для юного Кеннеди. Личность великого учителя сама по себе была этому стимулом, ведь не кто иной как Иегуди Менухин познакомил западный мир с Востоком, популяризировав Рави Шанкара задолго до Beatles, и «свел» классику с джазом, записав в разные годы четыре альбома со Стефаном Граппелли. Найджел слушал джаз, от Колтрейна и Коулмена до Монка и Майлза, и джаз-рок: Mahavishnu Orchestra, Сантану, Билли Кобэма. В один прекрасный день Граппелли собственной персоной явился в школу своего друга - и Найджел обрел еще одного учителя и покровителя. Старому джазмену было не в тягость таскать сорванца по клубам, играя джаз в две скрипки. Найджел отсыпался на уроках. Менухину приходилось время от времени разбираться с делами своего протеже… Уже позднее Кеннеди как-то опоздал вовремя внести квартплату, будучи пьян, и владелец недвижимости отправил счет сэру Иегуди. Менухин ответил открыткой: «Дорогой Найджел! Я ничего не имею против выпивки. Но, прошу тебя, НИКОГДА не кури!»





В 16 лет Найджел окончил школу и отправился продолжать обучение в престижнейшей школе Julliard в Нью-Йорке у знаменитой Дороти Дилэй. Конечно, он продолжал играть в джазовых клубах, набираясь опыта - а нахальства ему уже тогда было не занимать. «В школе Иегуди нас учили, что на свете нет ничего невозможного. Я наивно заявлялся в черные клубы. Во-первых, я был белый; во-вторых, англичанин; в-третьих, тинейджер; и в-четвертых, играл на скрипке - что за инструмент для гарлемской публики! Но если ты научился справляться с ТАКИМИ ситуациями, нет причин не верить в себя». Нью-Йорк оказался благосклонен к Найджелу: Джульярд он закончил с максимальным баллом, впервые за всю историю школы; и ему даже довелось выступить вместе с Граппелли на сцене Карнеги-холла.









Через три года, по окончании школы, Кеннеди вернулся в Лондон. Не сразу ему удалось «пробиться» в качестве солиста. В 1977 году Найджел дебютировал на сцене Royal Festival Hall в скрипичном концерте Мендельсона, выступал с Берлинским филармоническим в 1980 году и с оркестром лондонской филармонии под руководством Риккардо Мути. Добрым волшебником опять выступил Менухин, предложив Найджелу исполнить скрипичный концерт Элгара в Алберт-холле. За пультом стоял сам маэстро, который в свое время прославил этот концерт, играя с оркестром под управлением самого Элгара. После первого выступления Найджел продолжил исполнять концерт уже под управлением Вернона Хэндли и Чарльза Гроувза. Его трактовка произвела впечатление, и довольно скоро был заключен записывающий контракт с EMI Classics. (Не устаю восхищаться прозорливостью A&R-менеджеров EMI: едва ли не половина всех великих музыкантов записывалась у них, едва ли не половина всех великих альбомов за 110 лет отмечена печатью технического совершенства EMI). Скрипичный концерт Элгара в 1984 году стал первым в каталоге записей Кеннеди и принес ему первые награды - 1985 Gramophone Record of the Year с пятикратным отрывом от следующего номинанта, Лучший классический альбом года в Британии - и первое место в английском классическом топе. Он также стал первым рекордом Кеннеди по количеству проданных экземпляров - триста тысяч дисков мало кому известного молодого артиста что-нибудь да говорят о качестве музыки.





Найджел, привыкший к вольной атмосфере джаза, чувствовал себя все более скованным рамками консервативного мира классической музыки. Но время для открытого бунта еще не настало. Пока что его репутация укреплялась, один за другим выходили диски: скрипичный концерт Чайковского в 1986 году; концерты Уолтона для скрипки и альта в 1987; скрипичный концерт и 5 симфония Сибелиуса в 1988 году и в этом же году - скрипичные концерты Мендельсона и Бруха. Последний принес ему еще один золотой диск. И уже на обложке этого альбома, одного из самых восхитительных в музыкальном плане, мы видим Найджела в привычном теперь облике - в одежке с барахолки и с «перьями» на голове. В это же время он отказывается откликаться на имя «Найджел», называя себя просто «Кеннеди». Совсем еще молодой парень (хотя ему уже 32), не очень уверенно глядящий с обложки, еще не знает наверняка, насколько круто он перевернет классический мир через год, но уже вполне готов к этому.





А через год были «Времена года» Вивальди в сопровождении Английского камерного оркестра, невероятный взрыв популярности, шесть месяцев на вершине классического топа Англии, запись в книге рекордов Гиннесса и неслыханные два миллиона проданных дисков. (С тех пор цифра еще приросла и теперь превышает три миллиона - самый продаваемый альбом классической музыки и по сию пору). Говорить об этом концерте нет смысла, его нужно слышать, а еще лучше видеть - великолепная видеозапись бережно передает каждый коллективный вздох блестящего оркестра, не нуждающегося в дирижере, каждое движение души невероятного солиста, полностью погруженного в музыку, играющего без нот, на память, с закрытыми глазами…

















Критики воспевали трактовку Кеннеди; он получил вторую Brit Award; дважды выступил для членов королевской семьи; видеозапись концерта также обрела свои награды; и наконец-то залы на его выступлениях были переполнены. Материальный успех позволил Найджелу выкупить в собственность скрипку, на которой он играл, Cathedrale работы Антонио Страдивари - как только он стал ее владельцем, он незамедлительно обменял ее на Lamont, рожденную в 1736 году скрипку Джузеппе Гварнери дель Джезу, в которую буквально влюбился годом ранее. (Недавно хулиган Кеннеди перекрестил свою красавицу стоимостью в миллион фунтов в… Kylie). За Вивальди последовали еще два диска: скрипичный концерт Брамса с Лондонским филармоническим под управлением Клауса Теннстедта в 1991 году и с ним же - Бетховен в 1992. Оба они моментально стали золотыми. Но Кеннеди чувствовал, что в исполнении классической музыки он достиг своего предела. И он объявил о своем уходе от активной концертной деятельности. Формальным поводом стала необходимость второй хирургической операции на шее - боль давно мучала его и стала причиной отмены нескольких концертов - но в действительности Найджел хотел получить возможность в тишине обдумать свой дальнейший путь, записать диск собственных сочинений, поиграть с рок-музыкантами. Пять лет он скрывался от света юпитеров, играл в маленьких клубах, Оксфорде и Кембридже, сочинял, просто жил. Вначале он планировал издать альбом вариаций на музыку Джими Хендрикса (это был не первый «отход» от чистой классики - альбом джазовых стандартов «Kennedy Plays Jazz» вышел в 1984 году, в 1986 году был записан диск с музыкой Бартока и Эллингтона «Mainly Black» - переработкой сюиты «Black, Brown & Beige», и на концертах на «бис» Кеннеди давно уже исполнял джазовые композиции). Однако проблемы с наследниками Хендрикса не позволили осуществить проект в то время. Кеннеди не унывал: «Ладно, отложим Хендрикса на потом - этот альбом я могу записать хоть в восемьдесят лет, потому что Джими - классический композитор, как Бах или остальные». Вместо этого он собрал своих друзей, у многих из которых уже успел отметиться на дисках, и записал альбом «Kafka». Запись заняла четыре месяца, в ней приняли участие Дэнни Томпсон, Ману Катче, Донован, Джейн Сиберри, Нана Васконселос, Джон Этеридж. Сам Кеннеди играл не только на акустической и электрической скрипке и альте, но также на фортепиано, мандолине и даже саксофоне. В композиции «Melody In The Wind» Найджел уступил ведущую партию своему учителю в музыке и в жизни, Стефану Граппелли; их трогательный дуэт - украшение диска. Самый искушенный слушатель затруднится точно определить жанр этого альбома. Не джаз-рок, но и не джаз, в основном электрический, но местами просто эфирный, с необычными вокальными партиями на полузнакомом языке, с родным Кеннеди кельтским духом, с великолепной скрипкой, порой неотличимо имитирующей электрогитару - с восхитительными мелодиями, классными музыкантами и безупречно продуманной концепцией - это, безусловно, один из лучших электрических альбомов всех времен.





В апреле 1997 года Кеннеди вернулся на классическую сцену. Невзирая на разгар предвыборной кампании, первые полосы английских газет были оккупированы заголовками «Kennedy is back!». Триумфальные гастроли по всему миру, восторг аудитории и восхищение критики, запись нескольких альбомов - новая версия концерта Элгара под управлением Саймона Рэттла, вместе с воздушной «The Lark Ascending» Воэна Уильямса, в 1997 году; альбом-посвящение великому скрипачу и композитору Фрицу Крайслеру в 1998; великолепнейшая коллекция классических миниатюр «Classic Kennedy» в 1999 (мгновенно взлетевшая на первое место в чарте). Наконец, в 1999 году настало время «Hendrix Concerto» - вначале именно в концертном варианте, сперва с камерным оркестром в Германии, затем в составе группы из восьми музыкантов, включавшей гитариста Soft Machine Джона Этериджа, две виолончели, бас, флейту и гобой. Кеннеди написал партитуры для всех инструментов, кроме струнных и гитары - их партии были полностью импровизационными. Диск вышел в том же году и оказался одним из самых захватывающих экспериментов. Абсолютная противоположность стандартному трибьютному альбому - не просто новая аранжировка, но полная деконструкция и рекомпозиция, открывшая такие глубины новаторской музыки Хендрикса, о которых сам Джими мог не иметь полного представления, совершенно отличная по форме от оригинала и совершенно родственная ему по духу. Немногие с первого раза распознают в трактовке Кеннеди «Fire» или «Purple Haze» - но тому, кто готов слушать одновременно головой и сердцем, откроется гармоничность и многозначность этой сверх-авангардной музыки. Альбом посвящен памяти недавно умершего Граппелли.





Символично, что именно Хендрикс стал источником вдохновения для Кеннеди: насколько Джими был революционером в роке, настолько же Найджел стал революционером в классике. Сотни классных и десятки отличных гитаристов в одночасье стали звучать серо и уныло после «Hey Joe». Они не перестали играть, просто теперь это уже была музыка прошлого века. Сотни классных и десятки отличных скрипачей тоже не перестали играть после взлета Кеннеди - но на фоне его умной, страстной, огненной, свободной, очень мужественной и невероятно точной игры они звучат почти ученически, шаблонно, скованно… В технике Кеннеди отчетливо слышны интонации обоих его великих учителей - но, свободное дитя свободного века, он превзошел даже их. (Единственный раз за все время изложения я высказываю собственное личное мнение; согласитесь вы или нет, но в определенном смысле Кеннеди - лучший музыкант нашего времени. Его виртуозная техника, столь легкая на первый посторонний взгляд, при внимательном рассмотрении совершенно непостижима. Голос скрипки Найджела Кеннеди, также как голос души Тима Бакли, одни могли бы стать оправданием существования человеческой расы. Слушая его, я вспоминаю знаменитую историю про Эйнштейна, впервые посетившего концерт Иегуди Менухина, когда тому было всего тринадцать лет. После концерта потрясенный Эйнштейн ворвался за кулисы и воскликнул: «Теперь я знаю, что Бог существует!» Теперь - и - я - знаю).





После ошеломляющего «Hendrix Concerto» и восхитительного «Classic Kennedy» Найджел записал в 2000 году несколько более традиционных альбомов - дуэты с виолончелистом Линном Харреллом; не особенно выразительный оркестровый трибьют Doors, «The Doors Concerto», в котором он принял участие только в качестве исполнителя, сыграв партии чужого сочинения; и, впервые на записи со знаменитым Берлинским филармоническим, скрипичные концерты Баха. В следующем году он немного «сбавил обороты», стараясь проводить больше времени со своим сыном. Сарк Айвз Амадеус Кеннеди родился, когда Найджел и его подруга, Ив Уэстмор, уже собирались расставаться. Но Найджел не хотел, чтобы сын рос без него. Мальчик живет поочередно у матери и отца, с которым он проводит по меньшей мере 10 дней в месяц. Сейчас ему идет седьмой год, и Найджел собирается отдать его в частную школу: «Я, конечно, социалист и все такое, но я хочу, чтобы у парня были лучшие возможности с самого начала». Благодаря Сарку Найджел обрел свое нынешнее семейное счастье. Познакомившись на вечеринке со студенткой из Польши Агнешкой Шовниец («Я подумал - Бог мой! Какая красивая женщина»), он вспомнил про нее, когда малышу потребовалась няня. Живя в одном доме, Найджел и Агнешка постепенно сблизились и в прошлом году поженились. Сарк был единственным свидетелем на скромной свадьбе. Агнешке 25 лет, она изучает право в Лондоне. Все отмечают ее редкую тактичность и поразительную красоту, а Найджел хвалит еще и за бережливость. «Что мне нравится в ней, так это то, что она не тратит денег зря. Я не скряга, но сами посудите, как бы смотрелась женщина, одетая от Версаче или Гуччи, рядом со мной?» Найджел по-прежнему предпочитает одежду с блошиного рынка. Они живут поочередно в Лондоне, Малверне и Кракове. Здесь Найджел нашел свое новое вдохновение, а также новую работу - он стал художественным руководителем Польского камерного оркестра. Должность, которую до этого занимал Иегуди Менухин…





Суперзвезда и миллионер, Кеннеди каждый день отдает упражнениям на своей бесценной скрипке не менее трех часов. Он играет не более 40 публичных концертов в год, чтобы не потерять свежесть восприятия. Требовательный к себе, он требователен и к своим партнерам по концертной площадке. Не раз становились достоянием публики скандалы по поводу недостаточного времени для репетиций, предоставляемого английскими оркестрами. Однажды Кеннеди даже отменил по этой причине назначенное выступление на Gramophone Awards, сыграв вместо запланированного концерта для скрипки с оркестром сонату Баха для скрипки соло. С горечью он говорил о том, что большинство английских оркестров готовы довольствоваться второразрядной продукцией… Недавно Кеннеди выступил с беспрецендентным предложением: три года он будет выступать в Англии без гонораров, при наличии достойных репетиционных условий и возмещении затрат. Скептики сразу возразили, что запросы у Найджела ого-го какие, возмещение затрат уже влетит в копеечку: тут и шампанское определенной марки в номер, и увлажнители воздуха в каждом помещении… Шампанское, положим, не перевесит гонораров, а постоянная влажность нужна вовсе не Найджелу, а его возлюбленной «Кайли».





В 2002 году EMI Classics выпустила сборник «Nigel Kennedy’s Greatest Hits». «Когда ребята из EMI предложили издать сборник, я подумал: не самая лучшая идея. Я что, уже миновал свою вершину? Я отказался, парни не стали сердиться и настаивать. Но потом я начал размышлять: чего ты из себя примадонну строишь? Можно ведь рассматривать это и как повод для гордости. Много ли классических скрипачей имеют в своем активе хотя бы один «хит»? Так что я перезвонил парням и сообщил, что передумал». Приуроченный к двадцатипятилетию сценической карьеры Кеннеди, альбом вышел в однодисковом и двухдисковом вариантах. На обложке Найджел в боевой красно-синей раскраске, вцепившийся зубами в скрипку. «Пинок» в сторону Ванессы Мэй? Нет, просто это цвета любимой футбольной команды Кеннеди, «Астон Вилла», которой он предан настолько, что даже вошел в состав правления - верх конформизма для бунтаря и панка. В его гардеробе частенько есть что-нибудь красно-синее - то фирменный астонвилловский шарф, то носки разного цвета - один красный, другой синий, то еще более интимные предметы туалета. Правда, в последнее время «Вилла» выступает неважно, огорчая своего вице-президента… Помимо шокирующей обложки и коллекции уникальных фотографий, «Greatest Hits» ценен еще одной важной деталью: Кеннеди вернул себе имя! Теперь он опять Найджел. Ну, мы-то всегда это знали… В Германии вообще обозначение «Кеннеди» не в ходу: даже кассиры в филармониях кличут его исключительно по имени. На этом диске впервые проявляется новое увлечение Кеннеди - клезмер, музыка восточноевропейских евреев.





Вместе с польским клезмер-трио Kroke он исполняет одну из жемчужин скрипичной музыки, «Чардаш» Витторио Монти. Безупречно канонический и непередаваемо прекрасный на «Classic Kennedy», на «Greatest Hits» этот номер искрится характерно еврейским юмором. Найджел очарован музыкой Kroke: «Эти парни звучат как целый оркестр!». Он выступает с ними на концертах в Лондоне, Варшаве, Кракове под оглушительные аплодисменты публики. В июне этого (2003) года выходит альбом «East Meets East - Nigel Kennedy and the Kroke Band». Еще один жест признательности Учителю - название перекликается с Менухинским «West Meets East». В альбом вошли как обработки народных мелодий, так и написанные в таком же духе собственные композиции (забавно подписанные Bawol/Kennedy/Kukurba/Lato) и одна вещь Горана Бреговича. В целом эта работа сильно отличается от других дисков Кеннеди. Если «Hendrix Concerto» - безусловно, музыка «для головы», «Kafka» - музыка для сердца, классические альбомы - музыка для души, то новый проект - в некотором смысле - музыка для тела. С первых звуков невозможно спокойно усидеть на месте. Даже если вы сможете удержаться от искушения пуститься в пляс, вы неизбежно будете притопывать ногой, хлопать рукой, покачивать головой под каждую мелодию, будь то «танец» или «плач». По «отдаленности» от привычного звучания Кеннеди этот альбом уступает только Hendrix Concerto.

Часть1. Возвращение к жизни через смерть
Авторы фильма приглашают зрителя отправится в загадочный высокогорный Тибет - родину буддизма. Посмотрев этот фильм, вы возможно кардинально измените свой взгляд на вечный вопрос о жизни и смерти, волнующий умы людей на протяжении тысячелетий.




Часть 2.Энергия Ци. Вселенная внутри тебя
Второй фильм из цикла "Мистическая Азия" рассказывает о потенциалах человеческого организма. Хотите жить, не зная о болезнях все 12 месяцев, и забыть о лекарствах на 365 дней в году, оставаясь при этом молодым и полным сил всю жизнь? Тогда посмотрите этот фильм. Вы узнаете, как один доктор вылечил более двух миллионов пациентов с диагнозами от нервных расстройств и бессонницы, от ужасных ожогов, желтухи, болезней сердца и раковых заболеваний. И все это без таблеток и скальпеля! Все еще не верите? Тогда только для Вас: иглоукалывание, массаж, гимнастика Цигун, специальные дыхательные упражнения и медитация, которые помогают забыть о лекарствах на всю жизнь! Не уверены, что неизлечимое излечимо? И существует панацея от всех заболеваний? Тогда этот фильм точно для Вас!




Часть 3. Библия секса
Третья часть цикла "Mystery of Asia" приглашает зрителя совершить экскурс в историю Древней Индии, где берет свое начало Камасутра — искусство сексуальной жизни между мужчиной и женщиной, невообразимые позы которой и сейчас шокируют наших современников. Посмотрев этот фильм, Вы поймете, что секс остается непрочитанной книгой и узнаете много нового о незаслуженно забытом учении Камасутры — библии секса, изучив которую, древние индусы пытались приблизиться к Богам и добиться святости.




Часть 4. Шаманы




Часть 5. Элексир жизни
Есть древняя китайская легенда, о том, как император династии Цинь владел огромными землями и всем, что только мог пожелать, но у него не было одного - рецепта вечной молодости и бессмертия. Однажды к нему пришел человек, его звали Сьюйфу, пообещавший достать эликсир вечной молодости. Вы отправитесь по пути экспедиции Сьюйфу на экзотические острова Китая, Кореи и Японии жители которых, благодаря древним традициям и легендам, используя лечебные свойства растений и грибов, сохраняют свое здоровье и продлевают жизнь, оставаясь вечно молодыми и полными энергии и сил. А не это ли путь, ведущий к бессмертию?




Часть 6. Семь вопросов по поводу лица




Часть 7. Ферментированные продукты. Вкус природы
Фильм приоткроет тайны древних рецептов приготовления знаменитых корейских соусов, которые лежат в основе гармонии вкуса этой кухни...




Часть 8. Кумари девочка-богиня
Фильм перенесет зрителя в столицу Непала город Катманду, где живет Кумари, девочка-богиня в человеческом облике. Непальцы верят, что Кумари - это живое воплощение Бога, символизирующее чистоту и святость. Она живет в собственном дворце, и ее буквально носят на руках. Вы совершите увлекательное путешествие и увидите:
- обряд реинкарнации Богини в тело девочки до первой крови;
- жертвоприношения во имя исполнения всех желаний;
- новое позитивное отношение к кремации;
- третий глаз Будды, который видит весь мир;
- храм на вершине Гималаев, где исполняются все желания. И узнаете еще много нового о неизвестном, находящемся за гранью реальности...




Часть 9: Ниндзя. Путешествие в поисках тени
Данный фильм цикла о мистической Азии позволит зрителю совершить экскурсию в японские провинции Ига и Кого, где во времена яростных междоусобных войн и частой смены правителей, зародилось, окутанное тайной, искусство ниндзя. Зритель побывает в Доме Ниндзя полном невообразимых ловушек, познакомится с реальными родственниками древнейших кланов Ниндзя и узнает не только об их реликвиях, но и сможет увидеть постановочные сражения ниндзя-разведчиков и многое другое.




Часть 10: Сема. Танец для Бога
Фильм рассказывает о том, как в 13 веке в Турции стали зарождаться мистические тенденции в исламе, в том числе и обряд медитации - Сема. Вначале этот обряд был запрещен официальным исламом и его последователи жестоко преследовались. В фильме рассказывается также о процессе обучения этому танцу и тайным обрядам – например, похорон и жертвоприношения, во время которых проводится этот танец...




Часть 11: Стремление к пустоте
Легкость тела через совершенство духа... Возможно ли научить человека летать? Наверное, левитация - это красивая сказка-иллюзия. Но есть люди, существующие на грани фантазии и реальности. Они не верят в ограниченность возможностей человека. Всю жизнь они учатся, как ни странно - пустоте. В фильме пойдет речь не только о двух самых популярных в Китае боевых искусствах Кунгфу и Вуданг, еще существует стиль Кинтун, в основе философии которого лежит искусство легкого тела. Его цель сделать ученика вместилищем вселенской энергии, а для этого надо очистить разум и облегчить тело. И тогда люди смогут познать универсальную истину и взлететь, как птицы...

Этот фильм рассказывает об экстрасенсорных и паранормальных способностях некоторых видов животных. Акулы - прекрасно улавливают слабое электрическое поле, излучаемое человеческим телом в воде. Лягушки владеют искусством выживать в условиях криогенных температур. ящерицы умеют бегать по поверхности воды. Использование самых последних достижений в области науки и технологий киносъемки, широкое применение компьютерных спецэффектов, дают зрителю уникальную возможность проникнуть в секреты восприятия животными окружающего мира. О сверхъестественных возможностях животных: почему акулы чувствуют электромагнитное поле человека, ящерицы ходят по воде, африканская рыба практикуется в телепатии, а жуки спонтанно воспламеняются? Ответы на эти и многие другие вопросы – в новом телесериале.

1 серия. Сверхчувствительность



2 серия. За гранью возможного



3 серия. Тайные силы природы



4 серия. Восприятие времени



5 серия. Сверхъестественное



6 серия. Близкое знакомство

Этот фильм посвящён великому австрийскому композитору, инструменталисту и дирижёру - Вольфгангу Амадею Моцарту. К документальному фильму авторы подошли со всей серьезностью, как к большому кино. Сценарий, картинка, звук, глубина погружения впечатляют. Выстроенный сюжет, в котором мелодрама сочетается с мистической или даже детективной загадкой. Работа над "Моцартом" шла три года! В итоге получилось произведение совершенно нового жанра - экспериментальный фильм, который можно назвать документальной иллюзией.

Увлекательное путешествие по одному из старейших и крупнейших художественных музеев мира. В фильме рассказывается о более чем 800-летней истории Лувра и об истории Франции. Каждый правитель Франции привносил что-то новое в архитектурный облик и коллекцию музея. Зрители увидят всемирно известные шедевры Леонардо да Винчи, Рафаэля, Караваджо, Клода Лоррена, Энгра, Делакруа, Жоржа де ля Тура, древнеегипетские и древнегреческие скульптуры. Также зрители узнают историю их находки и реставрации, побывают в тех уголках Лувра, которые недоступны для посетителей.

Данный сериал посвящен истории парфюмерии и ее роли в жизни человека, он имеет культурологическое, образовательное и эстетическое значение.
1-я серия:
Рассказ о том, какими благовониями пользовались египетская царица Клеопатра и греческий философ Диоген, как и когда впервые появилось розовое масло, и,
наконец, как парфюмерия связана с обычаями, обрядами, модой той или иной цивилизации.




2-я серия:
Зарождение парфюмерии во Франции. Средние века и появление первых аптекарей-парфюмеров в Грасе (центре мировой парфюмерии). Легенда о "воде
Венгерской королевы" - первых духах на спиртовой основе. Парфюмеры из Италии, знаменитый Рене Флорентин - изготовитель ядов, пахнущих цветами.
Первая парфюмерная лавка в Париже. Боязнь воды и мода на туалетные уксусы. История "четырех воров".




3-я серия:
Начало XIX века. Эпоха ампира, платья а-ля Наташа Ростова, мода на легкие ароматы - резеда, фиалка, ландыш. Основание в Париже парфюмерного дома
"Герлен". Легенда об "Императорском одеколоне", изготовленном для императрицы Евгении, супруги Наполеона III. Связи дома Герленов с Россией. Новое
направление в парфюмерии - синтетические душистые вещества заменяют природные ароматы. Зарождение парфюмерии в России. Рассказ о знаменитых
парфюмерах Альфонсе Ралле, Генрихе Брокаре - авторе "тройного одеколона" и "меховых духов" для улицы.




4-я серия:
Ароматы Cеребряного века в культуре, искусстве, моде, парфюмерии. Судьба русского парфюмера Августа Мишеля, создателя лучших духов начала
XX века - "Любимый букет императрицы". История известного парфюмера Эрнеста Бо, творившего в России и Франции и создавшего великолепные духи
"Шанель №5" и "Русская кожа". Эпоха нэпа и рождение советской парфюмерии.