___Звон. Каждый стук сердца отмечен ясным, скрежещущим звоном. Он так близок, так тонок, он не дает ни на мгновение остановиться, расслабиться. Гудит будто бы ставший совсем густым воздух вокруг двух сталкивающихся лезвий.
Они всегда вразрез: широкая плоская глава изящной секиры и быстрая, полная мощи стрела двуручника. Ни одной царапины, ни одной засечки не подарили они друг другу, но с такой яростью касаются они, что кажется: вот-вот переломятся оба гордых лезвия.
Твердые, но лукавые и опасные руки ведут исполинский меч, секущий воздух на полосы. Над ним - небо, и оно особенно смеется. Как ни для кого. Другие руки, тонкие, сжатые на серебристо-лучистой поверхности секиры, держат в себе веру, отчаяние, слабость и что-то еще... Именно оно делает возможным крест примирения, защиту, столь непохожую на повадки кровожадной сестрицы топора. Эта рука не посылает ее в бой, не бросает отвесно. Лишь изредка, когда не остается ничего иного, секира счастливо взвизгивает в безудержном полете на врага.
А враг смеется. Хохочет. И чем смертельней становится танец, в который он втянут силами внутри него, сильнее него, тем звонче этот ледяной смех. Все ближе и ближе он к вскрикам обезумевших клинков.
А над ними - перепуганные серые облака, меняющиеся, несущиеся куда-то прочь от двух противников, от того странного места, где они их видели.
Звон не прекращается ни на мгновение. Он звучит однообразно, но его бешеный ритм дарует противникам силы противостоять друг другу. Пока он есть в воздухе, схватка не остановится.
Сегодня побеждает князь. Гибкий, изворотливый мальчишка начинает постепенно ощущать, что с каждым новым ударом он опаздывает, каждая его новая защита разрушается быстрее и легче. Это становится опасным, но он не бросает секиру: такого не приемлет Великая Тень, такого он не сделает сам.
Вот, вновь задержка.
Тень сегодня сражается слишком быстро. Лицо его напряжено во время поединка. Он не произнес за все время ни одной фразы. Лишь свистит перед ним, словно легкий клинок, его длинный двуручник с золотыми полосами на крестовине. Подарок Гутарна.
Из чьих же рук он принял этот подарок? Может, из тех самых, маленьких, в дорогих перчатках?
Скрежетнуло совсем близко от головы Гэбриэля: он с трудом смог остановить новое нападение. Нет, он теряет ловкость. Это заметно. Или князь сегодня сражается за троих.
Так различимо, но и так быстро летит справа новый удар. «Кошачья защита» поворачивается и не дает убийце пройти дальше себя. Едва успела.
Гэбриэль теперь уже ясно понимает, что в этом поединке ему остается все меньше шансов на обычный исход. Здесь что-то по-другому. Он решает ускориться, поднять свою готовность и силу до уровня борьбы с настоящим врагом. Иначе с князем не совладать. Что-то особенное сегодня ведет Великую Тень.
Опять мгновенное нападение. Но на этот раз светлый эльф оказывается к нему почти готов: перед самым его лицом останавливается задержанный защитой меч. Теперь чувствуется, как Гэбриэль двигается все быстрее, и от этого схватка становится все опаснее, а противник все чаще предпринимает атаки. Вот уже звон зазвучал непрерывно, почти слился в одну долгую ноту. Серебристая сестрица и тяжелый двуручник так полюбили друг друга, что больше не хотят разлучаться хоть на минуту. Скользят по воздуху их светлые тела и касаются так часто, что в глазах встает лишь одно их соприкосновение.
Теперь Гэбриэль быстр уже настолько, что схватка превращается в острое противостояние. Как будто смерть ждет кого-то в конце ее. Светлый эльф страстно желает, но никак не может изменить ее ритма: это уже не в его власти. Он сам действует лишь в ответ на молниеносные выпады противника.
А князь с улыбкой продолжает.
Но вот: вновь его атака. Скрежет. Секущий меч остановлен, но он тут же вновь бросается в бой. Гэбриэль приказывает своей веселой сестрице задержать его, она летит...
И не встречает на пути ничего.
Защита князя в последний момент снята и уходит в сторону, а на пути свистящего лезвия оказывается лишь черная одежда, за которой скрывается плоть.
Холод словно пламя охватывает светлого эльфа. В удар вложено слишком много силы - его уже не остановить. Никак.
Почему-то запоминаются лишь ждущие дикие глаза. Неужели им нужна смерть?
Всей своей силой, всей своей волей, ставшей вдруг совершенно ощутимой посреди жуткой тишины и медлительности, эльф отвращает секиру с ее пути, не дает ей достигнуть желанной цели.
Широкое лезвие-полумесяц останавливается лишь у самой груди князя.
Последовавшая за этим тишина длилась долго. Гэбриэль не мог отдышаться, хотя больше всего ему хотелось не дышать вовсе. Князь все так же стоял, только опустив меч.
-Зачем вы это сделали?
Молчание.
-Я же мог убить вас?! Зачем это? Делайте со мной, что хотите, но это...
-Это была проверка, - наконец прозвучал его хриплый голос.
Гэбриэль, услышав это, закусил губу. Вкус с железа тут же наполнил его рот. Подобрав уроненную секиру, он повернулся и пошел к дверям, ведущим вниз из башни.


«Я вернусь и убью его. Или себя на его глазах. Тварь! Жестокая, бездушная тварь!»


Он шагнул вперед, и никому не дано было понять, сделал ли он это с величайшим трудом или же с облегчением. Точно в омут шагнул.
Темный эльф, воин с темными глазами, полными бушующего дикого огня, поднял к нему лицо, взглянув на него, и этим движением как бы спрашивая: «И что же тебе от меня нужно?»
Гэбриэлю это было уже давно невыносимо. Он понял, что больше идти просто некуда. Ничего позади, никакого пути вперед (будущего просто нет!), ни даже той полуреальной жизни, которую он вел еще совсем недавно. Пока не отняли... Он вдруг почувствовал страстное желание расколоть этот мир, изменить его насильно, перевернуть. Его собачья несмелость превратилась внезапно в настоящую ярость. Он подошел к князю так близко, как никогда раньше не осмеливался и, пристально глядя в самое сердце бессильных сейчас темных огней, мучительно сжал плечо темного.
Князь не двинулся.
И тогда юноша-безумец потянулся к нему лицом и коснулся губами самых губ. Струйка крови скользнула от уголка его рта, соприкасаясь с кожей темного эльфа. Гэбриэль чувствовал ее привкус не только во рту, но и в своем сердце. Она пылала, словно горючая смесь, билась в виски. С бессильной страстью, забывшей жалость, лаская чужие равнодушные губы, стремясь выпить через них всю холодность чужой души, убивая себя и растворяясь в желанном соприкосновении, он знал, что ничего не изменить. Даже этого огромного, ужасного, что захватило его, было недостаточно, чтобы сдвинуть судьбу с каменного пьедестала. Целуя самое страшное для него существо, он лишь хотел узнать, будет ли хуже, чем уже есть.
Но вот он внезапно почувствовал, что ему отвечают. Еще не веря, он ощутил, как чужие губы вторят его движениям, касаясь его так же мягко и нежно, как и он сам.
Этого не могло быть.
Эльф разорвал хрупкую связь поцелуя и вымученно взглянул на свое чудовище.
Ничего не видя.
Он застыл, не смея даже дышать. «Неужели даже это?.. Только ради моей погибели?..»
Что ж, получите, хотелось закричать ему. Нет ничего проще!
Он сделал неловкий шаг назад. Потом еще. И вдруг бросился вон, хлестнув прядями белых волос.
Он бежал. Бежал и не видел, что...
У арки остался один темный эльф. Широко, по-детски раскрытые глаза Великой Тени и алое пятнышко чужой крови на губах.


Гэбриэль покинул Смерть-на-вершине. Никто не знал, как он смог увести коня и оказаться за главными воротами. Внешние стражи видели отчаянного всадника, несущегося по тропе-насмешке и направляющегося глубоко в горы.___

___Вновь эта проклятая стена. Вновь темно-синий шелк. Вновь ледяной цвет стали.
Вновь одиночество. Приветствую!
Вновь массивные, тяжелые двери. Вновь, к Тооор Куэйну их!
Все как было, так и осталось. И даже сквозняки, что всегда летели из левого прохода в зал, опять струятся по воздуху.
Слева.
И сумерки за высокими окнами в витражах - как вы умудрились остаться теми же? Ведь что-то же должно меняться: оттенки, сгущения, быстрота наступления. Нет? Ну ладно.
А тишина? Как она смогла остаться неизменной? Тишина бывает такая разная. Тысячи видов! А здесь только одна. Почему?
Он знал, что сходит с ума. Ждать осталось совсем недолго. Еще чуть-чуть. А что будет дальше - это уже подскажет безумие. Оно-то уж наверняка знает. Еще совсем немного страха за свою грешную душу. Под конец. Еще немного счастья от отравленной любви. Потом этого всего не будет. Как жаль! Есть, что пожалеть...
После возвращения двух отрядов в Смерть-на-вершине Гэбриэлю стало совсем плохо. Ночи окончательно испарились, сменившись часами горячего бреда несбыточных мечтаний. С рассветом - бой с самим Тооор Куэйном. Как можно остаться в живых после этого? Остальное - день, самое спокойное и самое жестокое время. И так всегда.
Продолжение

___Светлый эльф ехал вторым после главы отряда и не переставал разглядывать окружающую местность. Белые уши его коня все время маячили впереди. Гэбриэль держался в седле даже ровнее, чем это было нужно: его ни на миг не отпускало многодневное напряжение. При своем огромном желании он не мог расслабиться.
Светлый эльф чувствовал себя еще более неуютно оттого, что ему пришлось оставить свою секиру в замке – у седла в ножнах покачивался меч Цегиры. Секира в его руках была, но тоже чужая. Черная гарпия с чудовищными узорами. Последнее, что удалось выговорить одному из магов замка, было предупреждение не носить своего оружия - спутника темной души. Душа Гэбриэля к его сожалению темной не была, но это распространялось также и на него. Серебристая сестрица сейчас нежилась в чьих-то чужих руках.
«Если речь идет о князе, я могу сражаться и пылающей головней,» - подумал про себя он. Это было недалеко от правды.
Ехали близко друг к другу, постоянно переглядывались. Пока следовали только знакомыми тропами, изъезженными эльфами за много лет. Опасность попасть в засаду была очень велика, но весь отряд состоял из темных, а это означало многое.
За настороженным Гэбриэлем следовал Фэйнше. С недавнего времени светлый эльф неожиданно для себя самого обнаружил, что способен не только находиться среди других стражников замка, но и считать кого-то из них своим другом. Молодой защитник явини, который, как казалось Гэбриэлю, отличался от всех остальных, легко нашел с таинственным нелюдимом общий язык и теперь не давал ему окончательно провалиться в одиночество. Гэбриэль был ему очень благодарен.
Голос главы отряда сорвался и полетел вместе с ветром. Кто был ближе, смог расслышать, что скоро начинаются земли, принадлежащие лишь самой горной стране и больше никому. Где-то там должен находиться отряд князя.
Продолжение

Утро было кристально-прозрачным и свежим. Облака тянулись над пиками гор долгим мирным караваном. Привычно и вместе с тем красиво кричали орлы. Невидимые птицы свободы были совсем близко.
Гэбриэль возненавидел это утро. Теперь его душа могла гореть от самого легкого прикосновения. И она зажглась зеленым огнем ненависти.
Он оставался в замке, в то время, как отряд из двадцати четырех темных уходил глубоко в горную страну на два десятка дней. Если повезет – на двадцать. А если нет - насовсем. Среди них был тот, о ком вот уже несколько месяцев не мог забыть юноша.
Он стоял на стене Смерти-на-вершине, перед всеми ветрами горной страны, и не смотрел вниз. Там отпирались ворота, и небольшой пеший отряд - темная кучка фигурок - ступал на узкую тропу-насмешку.
Впереди, прямо перед глазами эльфа, возвышался гигантский столп простора. Холодный воздух, птицы, носящиеся в нем, звуки скрипящих внизу ворот - все это необозримый океан, заполняющий впадину между безумно далекими горами и скалой, на которой возвышалась Смерть.
Будь он проклят! Зачем он, если нельзя ничего изменить? Нельзя покинуть замок, уйти с отрядом. Приказ... Может, кинуться сейчас туда, вниз, сквозь толщи призрачной воды, в удивление воинам, к ним под ноги? Дикий полет, желанная цель. Вдвойне. Ведь, он, возможно, подойдет, заглянет в леденеющие глаза...
Гэбриэль почему-то улыбнулся. Почувствовал, как мысль о прыжке нежно обтекает его сознание, кротко молит об исполнении. Как она притягательна!
Продолжение

Прошло совсем немного времени, но вскоре стало еще хуже. Судьба Гэбриэля явно решила заняться своим питомцем всерьез и усложнила правила и без того сумасшедшей игры. Отныне эльфу приходилось буквально скользить по острию ножа.
Это случилось спустя месяц.
Гэбриэль вернулся невероятно усталым после бдительной ночной стражи и едва-едва начал засыпать, когда к нему заглянул темный. Он был знаком Гэбриэлю.
-Мне жаль, Гэб, что я вынужден поднять тебя с постели. Тебя хочет лицезреть наш Великая Тень. Прямо сейчас.
-Да-да, - почти прошептал светлый эльф, все еще не проснувшийся, но внезапно почувствовавший щемящий холодок в животе. - Ты не знаешь, что от меня требуется?
Темный развел руками.
-Понятия не имею, Гэб. Но ты даже не думай, что можно опоздать. Наш князь требует, чтобы дисциплина соблюдалась точно.
-Странно. Как-то однажды князь говорил мне, что давно уже не придает значения ритуалам.
Пока они говорили, Гэбриэль успевал лихорадочно одеваться, ежась от стойкого мороза в комнате.
-Что? Правда?
-Я не люблю лгать.
-Удивительно. Нет, правда: так и сказал?
-Даже более: что ему плевать.
Темный в дверях замер в недоумении, осмысляя сказанное светловолосым собратом. Тем временем Гэбриэль был уже готов. Приветственно обхватив сестрицу за тонкий стан, он отправился к князю.
Продолжение

Небеса, угрюмые и темные, висели над скалами. На такой вышине ветер никогда не прекращался. Он дул беспощадно, лаская струями серый камень зубчатой стены, за которой раскрывалась гористая бесконечность. Туда были направлены два взгляда, прежде чем пересечься. Темный эльф поднял лицо.
-Захватывает, правда, Гэб?
Он помолчал. Прислонившись к краю, он мог только чуть-чуть податься вперед и уже увидел бы тонкую тропу-карниз, насмешливо ведущую из сердца горной страны к самим воротам замка, располагающимся сейчас как раз под ним. Он так и сделал, надолго зависнув над бездной безумной высоты, с улыбкой восхищаясь ее головокружительностью. Он и не думал о страхе. Бесстрашие и равнодушие сплелись в его душе давным-давно. Потом он вернулся.
-Можешь отрицать хоть тысячу раз, но я знаю, что ты был в подземельях, - произнес он небрежно. И, конечно, не мог знать, что заставил своего собеседника вмиг похолодеть.
Его звали Цегира. Удивительный воин, ловец счастья, неутомимый весельчак. Впрочем, как и все темные эльфы. Гэбриэль чувствовал себя рядом с ним одновременно и ребенком, и таким же воином, как и он. Странное было ощущение.
-Я был совершенно уверен, что ты ничего мне не ответишь. Лгать было бы глупо и незачем. Но скажи: разве ты считаешь это таким странным? Всем нам было с самого начала (а это чертовски давно!) интересно, за кого мы сражаемся, за кого идем на поле боя. Ведь умереть и не узнать, зачем, было для нас не очень приятно. Мягко говоря (он рассмеялся). Мы стали находить всевозможные способы, чтобы узнать его имя. Каждый по-своему. Я, например, во время «большой заварушки» у Эйлисто-Нуэ (ну, ты знаешь...) охотился за одним очень знатным индром - Шаарта, кажется, - который остался единственным живым из Великого Посольства, присланного нам с их стороны. Я решил, что уж он-то наверняка знал имя «нашей Тени», так как по обычаю должен был обращаться к нему полностью. И не прогадал: этот шакал ответил на все мои вопросы, прежде чем приступить к схватке со мной. Впрочем, схваткой это назвать трудно: очень уж она была короткой.
Темный весело расхохотался.
Продолжение

-Через пару-тройку дней будете совсем здоровы.
Лекарь привычно улыбнулся.
-Знаю. И это меня беспокоит, - тоже улыбнулся эльф, только несколько печальнее. Но этого было почти не видно.
Ему было страшновато жить.
Тогда, в замурованной заклинанием комнате он думал, что умирает, но проснувшись через несколько дней в замке, очищенном от Тварей, хоть и дорогой ценой, он обнаружил, что все-таки еще жив. Смерть теперь казалась гораздо более далекой, и звать ее обратно вовсе не хотелось. Оставалось смириться с собой и с миром, что окружал так тесно, но и так привычно.
Гэбриэль знал, что ничего не изменилось. Сумасшествие не ушло. Стоит только закрыть глаза и представить себе... Нет, даже просто случайно увидеть в коридоре... Лучше об этом не думать.
Он пытался понять, почему это так больно. Каждый раз, как вновь приходил вечер (а здесь, на вершине скалы, он подкрадывался неуловимо быстро), он погружался в какое-то неизъяснимое состояние тоски, и не думать об этом просто не мог. Прислонившись к стене, у себя в каморке, где молчало большое задумчивое окно, эльф замирал, и в эти минуты его самые сокровенные мысли оживали и начинали медленно сжигать его. Он понимал, что они жаждут воли, что стоит отпустить их совсем, как они уничтожат его, выжгут душу, спалят бедное сердце. Только раз подумать о чем-нибудь... о чем-то его, как начинает грезиться, будто вокруг - другой мир, где все возможно... Все. И это...
Продолжение

___Они наступили неожиданно. Никто не знал, что в тоннелях, окружающих внутрескальные стены Смерти-на-вершине, велись подкопы. Как обычно со стен смотрели на горные перевалы неутомимые глаза стражи, патрули бродили по опасным тропам, но ничего не предвещало нападения. Опасность давно скреблась в двери замка, но только в этот день ее когти пробили дерево насквозь. В Смерти появились чужаки.
Первая и основная стража могла бы поклясться, что ничто не нарушало покоя за стенами крепости, что в случившемся была какая-то жуткая магия... Но клятвы не помогли бы им. Когда неведомое докатилось до второго круга защиты замка, они были уже мертвы.
Смерть распространялась, как пожар. Молниеносно и неумолимо. Хотелось кричать: «Постой! Ты ошиблась!» Но она не желала ничего слушать, шла все дальше и дальше. Вот уже приняли удар клинки третьего круга, заскрипела зубами обиженная сталь. Эльфы бились, хотя отлично знали, какая цена объявлена за их жизни: пять минут. Эти зыбкие мгновения даны оставшимся для того, чтобы успеть достигнуть Центрального зала, сердца замка, единственного места, которое еще обещает возможность обороны.
И оставшиеся бежали. Горьким был этот бег, с каждой секундой удаляющий их от горстки еще держащейся защиты, от тех, что кинули им спасение в руки. Такое чувствовал каждый.
Но война не делает щедрых даров в виде возможности размышления. Вскоре все помыслы темных, спешащих разными путями к Центральному залу, заняло лишь одно огромное желание - успеть.
Продолжение

Привычная беседа рубак, текущая мирно и размеренно уже в ночной тишине, была внезапно прервана. Встали из-за стола старые охранники, кто-то осветил зал сильнее. Гэбриэль впервые обратил внимание, какие странные у него стены, но тут же это внимание перекинулось на другое.
Вошел широкоплечий воин, облаченный во все черное. Темные глаза без единого всполоха, несмотря на свет огня, бросили взгляд на стоящих, перечеркнули их фигуры, окинули Гэбриэля. Левая бровь воина слегка поднялась. Лицо его выражало ровный интерес.
Гэбриэль внешне спокойно сидел перед князем, но почему-то именно в эту минуту ему захотелось оказаться на зубчатых стенах любого, хоть вражеского, замка, обвеваемому безудержным ветром, и дышать, дышать, дышать...
-Ты и есть Гэбриэль, прибывший в мою крепость, будучи посланным светлыми эльфами, чтобы служить мне верным охранником?
Прозвучало спокойно. Гэбриэль вздрогнул.
-Да, - был ответ.
-Что ж, твоя новая служба начинается завтра. Ты отлично знаешь, но я повторю, что ты должен будешь служить мне своей волей, душой и сердцем, даже ценой своей собственной жизни. И разорвать эти узы, связавшие тебя - моего охранника и меня - твоего хозяина, смогу только я или моя смерть. Продолжение

___Переговоры были очень напряженными. Князь Великая Тень едва сдерживал себя, чтобы не встать и продолжить свою гневную речь в непокорной позе, сжимая в руке золотой кубок и тигром шагая по залу. Его руки стискивали подлокотники княжеского кресла все сильнее и сильнее. Видя это также ясно, как и то, что князь пренебрег всеми обычаями переговоров, выставив за дверями стражу и оставшись при полном оружии, послы приходили во все возрастающую тревогу и при этом все сильнее укреплялись в решимости отстоять свои требования. Теперь их не мог остановить ни князь, ни его союзники, ни сам Тооор Куэйн, и мятежный предводитель войска темных эльфов это уже понял. Ему оставалось лишь до конца наполнить их души страхом и выставить вон из Смерти-на-вершине.
Так он и поступил.
Послы вышли из малого княжеского зала через тяжелые кованные двери, гневно распахнутые ближайшими советчиками князя. Провожал их сам Великая Тень. Темным взглядом диких глаз. «И прекрасных,» - мог бы сказать кто-то, кто был совсем рядом.
Продолжение