Раньше лета его не ждали, а он заявил о себе весной. Смотришь на Бориса Моисеева – вроде, каким он был, таким и остался. Все тот же - Дитя Порока... Хотя как можно оставаться прежним, если ты пережил второе рождение? Боре все еще трудно говорить, но чувствуется – ему просто необходимо обратиться к своему зрителю. «VIVA!» представляет первое интервью артиста.
Чудак с грустными глазами – этот образ в последнее время особенно шел Борису Моисееву. Уже не мальчик, а респектабельный мужчина за 55, спокойный, обаятельный, уютный. Он давно перестал появляться на сцене в блестящих лосинах, обтягивающие туники были убраны подальше в шкаф, а публика продолжала называть его «Дитя порока», «Просто Щелкунчик» и вспоминать «Голубую луну». Газеты не уставали называть его самым скандальным артистом или королем эпатажа, а он не развенчивал миф. Быть «городским сумасшедшим» в постсоветском эстрадном мегаполисе для Моисеева означало чувствовать себя по-настоящему свободным.
Это ощущение позволяло ему делать феерические шоу без оглядки на мнения коллег. Моисеев первым спел песню, сидя в гробу. До него никто из мужчин не выходил на сцену в колготках и с ярким макияжем. Даже безусловные примы не появлялись перед зрителями в роскошных боа, а для него это был всего лишь один из образов…
Моисеев никогда не реагировал на злостные выпады, едкие колкости и даже оскорбления. Он продолжал удивлять и поражать. А то, что многие называли словом «эпатаж», сам артист именовал «признанием зрителю в любви». Да, таким странным, как и он сам. И публика ответила ему взаимностью. Те, кто был на концертах Моисеева, постоянно наблюдали аншлаги, где бы он ни выступал.
Накануне нового 2011 года в новостях появилось сообщение: Борис Моисеев экстренно госпитализирован с инсультом. Несколько дней в коме, противоречивые прогнозы врачей. Комментируя состояние артиста, пресс-служба Моисеева обнадеживала, что он быстрыми темпами идет на поправку. Комментариев самого Бориса Михайловича никому получить не удавалось. «VIVA!» представляет первое интервью и первую фотосессию артиста после болезни.
– Борис Михайлович, как себя чувствуете? Глядя на вас, и не скажешь, что вы пережили такое серьезное испытание…
– То, что я испытал, сравнимо с пожаром, очаг которого удалось локализовать, но его разрушительные последствия еще долго придется преодолевать. Но самое важное во всем этом – понять, что тот пожар, который произошел во мне, не был случайным. Это даже сложно назвать испытанием. Это настоящая катастрофа, которая позволила мне по-новому взглянуть на свою жизнь, окружение и своих друзей.
– Как вы решились на эту съемку и интервью?
– Очень просто! VIVA! – это победа! Сегодня я делаю все, для того чтобы совершить очередную победу над самим собой, над историей, которая случилась со мной. Я ведь целенаправленно ограничил себя от общения с прессой сегодня. Это вынужденная мера, связанная с тем, что все мои силы направлены на прохождение курса реабилитации. Но поверьте, у меня очень много мыслей, которыми я хочу поделиться со всеми. Чего только я ни начитался и ни услышал за то время, что находился на лечении. И это страшно, что пишут!!! Именно поэтому я хочу, чтобы все поняли: не в моих правилах сдаваться! Только победа!
– А если вернуться на три с половиной месяца назад, вспомните, чем были наполнены ваши дни накануне инсульта?
– Декабрь – это вообще жесткий месяц в жизни артистов. Постоянные съемки новогодних эфиров, запись песен, интервью. На конец месяца у меня еще и презентация нового клипа была назначена. Поэтому об отдыхе даже и речи не шло. Всё происходило в безумном темпе. А на 19 декабря у меня по плану стояли запись двух новых песен и эфир на радио. Я и правда устал. Но я представить себе не мог, что будет катастрофа.
– Ваша первая мысль, когда пришли в себя?
– Когда я очнулся в больнице, первое, что я подумал: «Я жив! Я не умер! Как же здорово!» Меня мучила дикая головная боль, я не чувствовал левой руки. Я плохо видел… Все это казалось мне страшным сном! Я не понимал: за что? За какой такой поступок мне дали это испытание? Даже сложно объяснить эту мысль. Какое-то странное чувство. Я не мог понять, почему я лежу в реанимации весь в каких-то трубочках и капельницах. Но мне не было страшно. Скорее, я испытывал какое-то неизвестное чувство спокойствия или умиротворения. Мне стало казаться, что, если бы этой паузы не случилось, ее просто нужно было бы придумать. Ведь за тридцать лет работы я забыл о том, что такое настоящий отдых. А отдых – это время, когда ты не думаешь ни о чем. И только спустя несколько дней я по-настоящему осознал, что я жив! Это большое счастье, которое не сравнить ни с чем на свете.
– Когда стало страшно и почему?
– Страх появился, когда я действительно понял, что ни презентации нового клипа, которая была намечена на конец декабря, ни нового шоу в феврале не случится! Я в отчаянии недоумевал, за что меня лишили самой главной моей любви – сцены? Потерять сцену – это дико и страшно. Потому что сцена – это все, что есть в моей жизни. Но именно этот страх подстегивает меня не сдаваться, а идти вперед. Сегодня я занимаюсь танцами, и это помогает мне вернуть ощущение, что я нахожусь на сцене. Ничто не сравнится с этим чувством, когда ты стоишь перед огромным залом, и все на тебя смотрят. Это настоящий праздник. Когда гаснет свет и зал пустеет, мне кажется, что жизнь подошла к концу. Я не хочу уходить со сцены, я хочу оставаться на ней вечно, чтобы продолжать жить дальше. Еще тогда, в больнице, я часто видел сон: город, улицы, люди… Все они танцевали совершенно разные танцы, но потрясающе красивые, и вместе были одним целым… Мне казалось, что я улетаю куда-то ввысь и вдаль!
– А что говорили врачи, каковы были их прогнозы в первые дни?
– Поначалу мне говорили какие-то ужасные вещи, но пришли директор клиники и главврач и дали мне надежду жить. И я понял, что у меня все получится… Я смогу жить! Я смогу вернуться к прежнему образу жизни и вновь посвятить себя музыке и танцам. Так началась ежедневная упорная и кропотливая работа над самим собой! Эта работа продолжается до сих пор.
– Кто был рядом с вами?
– Только лечащие врачи и младший медицинский персонал: нянечки, медсестры. Они на какой-то период стали моей командой – людьми, которые помогали мне снова встать на ноги. Ну и конечно, друзья. Без них у меня бы вообще ничего не получилось.
– Кто помогал и поддерживал?
– Ну, я не знаю. Может быть, это покажется достаточно странным, но поддержку я получал от всего мира! Это правда. Сколько я получил писем и телеграмм – это килограммы конвертов. Все переживали, все писали слова поддержки. Мне из Беларуси вообще отправили какие то целебные стельки для обуви. (Улыбается.) Дело не в стельках, а в той любви, которую я получал в те дни. Наверное, если бы не эта любовь, может быть, мы бы и не встретились сейчас.
– А кому был Ваш первый телефонный звонок?
– Алле Борисовне Пугачёвой! Я позвонил ей, чтобы поблагодарить за безумно вкусные котлеты, которые она приготовила и передала мне в больницу. Конечно же, Иосифу Давыдовичу, который приложил все усилия, для того чтобы спасти меня! Именно ему я обязан своим вторым рождением. И моему бессменному директору Сергею Гороху, мы вместе работаем уже 20 лет. И он с честью прошел со мной это испытание.
– Как думаете, все это дано вам за какой-то проступок?
– Я до сих пор прошу судьбу меня простить. Я безусловно грешен перед Богом, но чист перед людьми. Да, возможно кто-то испытывает отрыжку от того, что я делаю на сцене. Но в моих действиях никогда не было ничего такого, что может кого-то унизить и оскорбить. Я всегда был, есть и буду честен перед своим зрителем. И еще. Я знаю, как сегодня трудно Людмиле Марковне. Так случилось, что нам обоим одновременно выпали испытания. Сегодня я, пользуясь правом первого интервью после своей болезни, прошу прощения у этой великой актрисы. Теперь уже неважно, кто первым и кого оскорбил. Главное другое – осознание того, что жизнь так коротка! И в этой жизни не должно быть места для упреков обид и оскорблений. Людмила Марковна, я желаю Вам скорейшего выздоровления. Простите меня за все!
– Как будет выглядеть ваша новая жизнь?
– Я мечтаю создать свой благотворительный фонд. Он будет помогать людям справиться с последствиями той болезни, которую я перенес. Я знаю, каково это бороться с инсультом. И насколько было важно, что вокруг меня оказались настоящие друзья, которые ежедневной заботой помогли мне бороться с моим недугом.
– Когда мы вас снова увидим на сцене?
– Надеюсь, что летом на фестивале «Новая волна» в Юрмале моя мечта вернуться на сцену, наконец, осуществится. Я постараюсь сделать все для этого. Но думаю, что помимо сцены я все же смогу осуществить и другие проекты. Я очень хочу в кино. Концерт – это самая мимолетная вещь на свете. А с кино ты останавливаешь время. Поэтому сейчас моей новой мечтой стал кинематограф. Я вижу себя более продуктивным в кино – режиссером и актером собственных фильмов.
асть оскаровской кампании. Сара исполняла около 95% балетных сцен в фильме, а на компьютере к ее телу была приставлена голова Портман.
