Полный Степенко это: www.blog.stepenko.com, www.stepenko.ru, www.forum.stepenko.ru, www.twitter.com.stepenko
Только хорошие мысли – в голове трейдера |
Я всегда могу скорректировать свои убеждения. Мое сознание открыто для новых фактов и впечатлений. Я радостно и охотно работаю над своим сознанием. Моя внутренняя сила помогает мне в достижении успеха. Я люблю процесс познания себя и мира.
Удача, как и возможность, приходит к тем, кто работает ради ее достижения и готов к ней. Орисон Марден
|
Зря Уоррен Баффетт называл производные финансовые инструменты оружием массового поражения. |
На самом деле они незаменимы для защиты экономики, считает Крейг Донохью, главный управляющий директор CME Group: «Мы не сидим на бомбе». Во время недавнего визита в Москву делегация крупнейшей в мире биржи по торговле срочными инструментами, чикагской CME Group, во главе с Крейгом Донохью встретилась с десятками людей — с правительственными чиновниками, руководителями бирж и биржевым сообществом. Донохью говорит, что американцам интересно разбираться в тенденциях российского финансового рынка, чтобы понять, что CME Group могла бы делать в России. В интервью «Ведомостям» биржевик с 20-летним стажем рассказывает, кто виноват в скачках цен на нефть и сколько бирж на самом деле нужно России.
— Как по-вашему, мы уже миновали последний кризис?
— Ответ на вопрос зависит от того, что вы понимаете под кризисом. (Улыбается.) Думаю, мировой экономике еще нужно время, чтобы полностью восстановиться. Мои ощущения основаны на фундаментальных макропоказателях основных мировых экономик — динамике ВВП, дефиците бюджета и др. Некоторые страны, например Бразилия, движутся вперед семимильными шагами, некоторые восстанавливаются не так быстро.
— В разгар кризиса CME Group провела несколько сделок по покупке других бирж, а мировые финансовые регуляторы обеспокоены институтами, которые слишком велики, чтобы рухнуть. Не представляют ли биржи в этом смысле угрозу для экономики страны?
— Очень важно понимать, что большинство бирж являются частью глобальной экономики, а не просто работают в какой-то отдельной стране. У CME Group удивительная история успешного развития бизнеса. Мы более века являемся одной из крупнейших биржевых площадок, прошли через все кризисы и потрясения, падения рынков: Великую депрессию, все кризисы XX века. И за все это время мы ни разу не нарушили своих обязательств перед клиентами, выполняли все требования безопасности и регулирования.
— Глобальные биржи стремятся к универсальности — не собирается ли Чикагская биржа запускать торги акциями? Не мешает ли CME Group развиваться то, что она торгует только деривативами?
— На самом деле CME Group более диверсифицирована с точки зрения предложения инвестиционных продуктов, чем многие универсальные площадки. Мы не торгуем акциями, но у нас есть производные инструменты почти на все базовые активы: сельхозтовары, металлы, энергоносители, фондовые индексы, процентные ставки, долговые инструменты, валюту и т. д. Мы сконцентрированы на этих инструментах, а рынки акционерного капитала нас не привлекают.
— Наша стратегия и наше видение — быть крупнейшей в мире площадкой по торговле деривативами, создавать дополнительную стоимость для клиентов и акционеров CME Group, но классический рынок акций — не наш фокус.
— У NYSE есть своя платформа в Европе, не планирует ли делать что-то подобное СМЕ Group?
— Мы уже серьезно присутствуем в Европе: например, предлагая европейским клиентам наши глобальные продукты. Поэтому необходимости покупать компанию в Европе нет. Мы могли бы покупать биржи, но так мы не создадим ту самую дополнительную стоимость и не увеличим капитализацию группы. У нас есть европейский офис, в котором трудится 150 человек, сейчас мы запускаем клиринговую палату в Лондоне — ее будет регулировать британское агентство финансовых услуг (FSA).
— Сейчас в России идет дискуссия, нужна ли стране одна биржа, на которой будет как классический рынок акций, так и срочный рынок, или несколько бирж — фондовая, срочная и другие площадки. Как по-вашему, каким путем надо идти, если иметь в виду развитие конкуренции, новых продуктов и финансовых услуг для клиентов?
— Безусловно, это внутренний вопрос Российской Федерации, решить его должны власти вместе с участниками рынка.
— А каково ваше личное мнение?
— Мы активно ведем бизнес во многих странах мира, и создание национального биржевого чемпиона — это признак и атрибут развивающегося рынка, международного финансового центра (МФЦ), если хотите. У меня был опыт работы в совете директоров крупнейшей бразильской биржи BM&F BOVESPA, и я видел, что латиноамериканский рынок становится конкурентом развитых биржевых рынков. То же самое можно сказать о Южной Корее, других странах. Одна крупная площадка — это превалирующая модель в нынешнем мире.
— Каковы, на ваш взгляд, основные составляющие МФЦ, который планируют развивать в России? И как быстро это можно сделать?
— Очень серьезный вопрос, ответить на него кратко сложно. В первую очередь для создания МФЦ необходима политическая воля. Нужна прозрачность и честность действий властей и рыночного сообщества, манипуляций быть не должно ни в коем случае. Рынок должен быть целостным и при этом диверсифицированным, на нем должны работать как российские, так и иностранные игроки. Он должен быть безопасным — это очень важно для инвесторов, только так рынок будет гибким, эффективным и производительным.
Отдельные вопросы можно решить через инициативу частного сектора, а некоторые — только на государственном уровне, если речь идет о национальной политике.
— Очень непростая и интересная тема — высокочастотная компьютерная торговля. Обвал на рынке 6 мая спровоцировал трейдер, запустивший сделки с фьючерсным контрактом E-mini, который как раз торгуется в Чикаго. Биржи поощряют высокочастотных трейдеров, для них действуют пониженные комиссии, — огромное число сделок приносит биржам дополнительную прибыль. А многие участники рынка не любят таких трейдеров. Не входят ли действия биржи в противоречие с интересами игроков, в том числе долгосрочных?
— Я давно работаю на финансовом рынке — и, поверьте, на CME Group мы всегда находили компромисс между самыми разными участниками торгов. Были вещи, которые не нравились институциональным инвесторам и, наоборот, — розничным клиентам. Напряжение между ними естественно. Есть самые разные группы инвесторов, которые сосуществуют друг с другом, и мы никому не отдаем предпочтения в ущерб остальным. Наша задача — сделать так, чтобы покупатель и продавец встретились на бирже, предоставить им равнозначный доступ к технологиям, услугам клиринга, управления рисками и т. д.
— Почему же тогда Комиссия по срочной биржевой торговле (CFTC) уделила этому вопросу так много внимания?
— Проблема высокочастотной торговли раздута на пустом месте, она не приносит вреда или какого-то ущерба, напротив, обеспечивает необходимую ликвидность на рынке. Нужно, чтобы люди больше понимали, как эта торговля работает. Послушайте, сейчас все процессы в мире ускоряются, а электронные технологии важны в любом аспекте нашей жизни! Если вы напишете письмо от руки, то оно в лучшем случае дойдет до Китая через неделю, а e-mail — через несколько секунд. И если это письмо важное, но отправлено не тому адресату, все сразу узнают об этом. Но я не считаю, что мы должны возвращаться к прежним методам переписки или голубиной почте. Просто проверяйте, кому отправляете письма.
— CME Group — одна из немногих бирж в мире, где сохраняется технология торговли «открытым выкриком» и живые трейдеры в торговом зале. Зачем они еще нужны, как распределяются торговые обороты между биржевым залом и электронными системами?
— Во-первых, живые трейдеры нам действительно нужны. С точки зрения степени сложности, например, рынок фьючерсов и опционов отличаются друг от друга. Абсолютное большинство контрактов, торгующихся на фьючерсных рынках CME Group, примерно 93%, электронные. А вот опционы активно торгуются «на полу», это не аукционный рынок, это call-market.
— Вы не считаете, что финансовая система вообще и рынки срочных инструментов в частности все больше усложняются? Из-за этой сложности мы уже получили один кризис, но вряд ли он остановит процесс усложнения. Не приведет ли это к полному коллапсу и уничтожению рынка? Уоррен Баффетт как-то назвал деривативы финансовым оружием массового поражения. Сложные деривативы спровоцировали кризис. А CME Group как раз биржа производных инструментов. Вы не чувствуете, что сидите на финансовой ядерной бомбе?
— Нет, мы не сидим на бомбе. (Улыбается.) Базовое понимание вопроса состоит в том, что если бы у вас не было возможности хеджировать риски с помощью самых разных инструментов, то потери абсолютно всех участников рынка были бы колоссальными. Наличие такой защиты принципиально важно для национальной экономики.
Баффетт, конечно, публичный человек, но он должен говорить сам за себя. И он не против деривативов, он активно использует их в своем бизнесе, например при покупке компании Gen Re. Эта фраза, на мой взгляд, вырвана из контекста.
— Согласны ли вы с тем, что в 2008 г. цены на нефть взвинтили биржевые спекулянты? Как биржа может ограничить их действия?
— Во-первых, никаких доказательств того, что нефть подорожала из-за спекулянтов, нет. Цены взвинтили рыночные законы — наличие спроса и предложения. Вспомните отчет Goldman Sachs, который прогнозировал цену на нефть в $200/барр., прогнозы экономистов о росте потребления энергоресурсов, росте продаж автомобилей и т. д.
Во-вторых, как биржа мы регулируем деятельность игроков, концентрацию рынка и определяем уровень контроля за теми, кто торгует фьючерсами на нефть.
— Больше 10 лет назад в Чикаго начали торговаться фьючерсы на рубль. Как вы считаете, есть ли место российским продуктам на глобальном биржевом рынке?
— Конечно, есть. Мы видим колоссальный спрос на продукты и инструменты, которые существуют на развивающихся рынках. Это часть нашей стратегии — предоставление клиентам доступа к более широкому набору инвестпродуктов и рынков. Сегодня у них есть возможность работать с различными инструментами бирж Бразилии, Кореи, Малайзии, Сингапура.
— Можно ли считать альтернативные платформы серьезными конкурентами электронным площадкам?
— Мы живем в очень конкурентной среде, сегодня все являются нашими конкурентами. Это и Нью-Йоркская фондовая биржа, в группе которой есть Euronext, конкурирующая с нами по торговле производными инструментами, и внебиржевой рынок. Инвестпродукты могут быть структурированы по-разному, у них разный клиринг, но по сути это одни и те же инструменты.
— Есть ли в ваших планах какие-то проекты в России — может быть, совместные?
— Сейчас таких специальных планов у нас нет. Но, как вы знаете, CME Group работает по всему миру и является крупнейшим электронным биржевым рынком. У нас большая история международных партнерств на важнейших рынках в самых разных уголках мира. Россия с ее обширной географией — это огромная экономика и крупный во всех отношениях рынок: в частности, здесь уже получил развитие наш профильный рынок — фьючерсов и опционов. Все это говорит о том, что нам интересно присутствовать здесь.
— Сколько российских участников торгует на CME Group сейчас? И какова их доля в общем обороте?
— У нас очень ограниченная информация по этому вопросу, так как многие инвесторы торгуют анонимно через различных финансовых посредников. Фактически можно сказать, что число российских клиентов, использующих наши продукты для управления своими рисками, существенно. Одновременно они используют различные информационные продукты, и активность российских игроков будет увеличиваться по мере роста национальной экономики. Она, уверен, будет все больше интегрироваться в мировую экономику и международные рынки капитала.
Ведомости
|
ФРС собирается произвести вливание в экономику США до $2 трлн. |
Совет управляющих Федеральной резервной системы /ФРС/ США не позднее среды объявит о новом вливании денежной массы в американскую финансовую систему. По мнению аналитиков, центральный банк закупит на открытом рынке ценных бумаг на сумму от $500 млрд до $2 трлн, чтобы «разблокировать кредитование экономики США». Речь идет о покупке казначейских долговых обязательств, других видах инвестиций с целью вкачать дополнительные деньги в финансовую систему страны и попытаться подстегнуть экономику США, выходящую из спада черепашьими темпами.
«Вопрос состоит в том, насколько агрессивно будет действовать ФРС, и принесет ли это сколь-либо ощутимые результаты для экономики в целом», — замечает газета New York Times. Она обращает внимание на то, что биржа уже некоторое время ведет себя так, будто «инвесторы не ожидают от ФРС ничего иного». Так, с августа на волне ожиданий того, что центробанк начнет новый раунд смягчения денежно-кредитной политики, фондовый рынок идет вверх. В результате поднялся курс акций и цена на золото, а доллар и процентные ставки снизились. New York Times напоминает, что в конце 2008 г, на волне разразившегося в США финансового кризиса, ФРС начала скупку казначейских обязательств и ипотечных ценных бумаг на сумму $1,7 трлн. Сейчас инвесторы ждут новой накачки экономики деньгами, о чем недвусмысленно намекнул глава ФРС Бен Бернанке.
Готовящиеся меры, по мнению экспертов, оправдывает целый ряд тревожных сигналов и, в первую очередь, упорно не желающая снижаться безработица, которая застыла на отметке 9,6% рабочей силы, очередной пересмотр в сторону понижения прогноза роста ВВП в третьем квартале, который теперь ожидается не выше 2%, а также повышение основных личных потребительских расходов всего на 0,8%. Предполагается, что насыщение экономики денежной массой будет растянуто на многие месяцы. ФРС ежемесячно будет тратить на закупку ценных бумаг от $80 млрд до $100 млрд, постоянно отслеживая ситуацию с тем, что удостовериться в том, что программа оказывает надлежащий эффект. «Если эти усилия увенчаются успехом, можно будет, наконец, попытаться снизить неприемлемо высокий уровень безработицы», — пишет Washington Post. Однако если ФРС «перестарается, вкачивая сотни миллиардов долларов в экономику, это может привести к такого же рода пузырям в жилищном секторе и на фондовом рынке, которые и вызвали нынешний спад», предупреждает газета. Она не исключает и такого варианта развития событий, при котором усилий ФРС может оказаться недостаточно для стимулирования экономики. Тогда возникнет «четкое ощущение того, что у могущественной ФРС больше не осталось в запасе других вариантов действий» и тогда «и без того уже зловещая ситуация станет еще более тревожной», предупреждает Washington Post. Ведомости
|
Инвесторы вновь полюбили акции американских и европейских компаний |
Инвесторы вновь заинтересовались акциями компаний США и Европы. Если в течение всего этого года большинство из них предпочитали вкладывать средства в облигации и в ценные развивающихся стран, в октябре настроения изменились. По данным Emerging Portfolio Fund Research(EPFR), только за прошлую неделю в американские акционерные фонды было вложено $2,7 млрд, в европейские — $840 млн, пишет Financial Times.
Отдельное исследование от Investment Company Institute также показало рост притока наличных в акции впервые за последние шесть месяцев.«Возможно, инвесторы чувствуют, что уже хватит вкладывать в облигации и пора немножко больше инвестировать в более рискованные бумаги», — рассуждает Брэд Дерхам, управляющий директор EPFR.
По данным EPFR, с начала года из инвестфондов США инвесторы забрали около $50 млрд. Из фондов Европы ушло $20 млрд. Однако с начала сентября в фонды США и Европы вернулось $13,3 и $1,2 млрд соответственно.«Инвесторы становятся более уверенными, возможно, причиной тому обещанное“количественное смягчение-2”, обещанное Федеральным резервом», — считает Дерхам.
Читайте далее:http://www.vedomosti.ru/finance/news/2010/11/01/1136387#ixzz142XpjBzp
|
План биржевых сделок на 01.11.10: 6 покупок, 12 продаж, 3 вне рынка. |
Если цены будут повышаться, то я буду покупать акции Сбербанк, СевСт-ао, ВТБ, ГМКНорНик и фьючерсы RTS-12.10, GMKR-12.10. Если цены будут понижаться, то я буду продавать акции ЛУКОЙЛ, Роснефть, ФСК ЕЭС, Сургнфгз по 29,913, ГАЗПРОМ, РусГидро и фьючерсы GAZR-12.10, ROSN-12.10, GOLD-12.10, LKOH-12.10, SBRF-12.10, GMKR-12.10. Торги фьючерсами VTBR-12.10, ED-12.10, Si-12.10 запрещены из-за экстремальной волатильности инструментов.
|
Полчаса свободного времени: Первое очное интервью Платона Лебедева и Михаила Ходорковского — «Новой газете» |
Предисловие
11 октября журналистам «Новой газеты» председатель Хамовнического суда Виктор Николаевич Данилкин дал (в ответ на запрос редакции) письменное разрешение на очное интервью с обвиняемыми «по делу ЮКОСа» Платоном Лебедевым и Михаилом Ходорковским. Они, в свою очередь, передали судье свое согласие на эту беседу с журналистами «Новой». На съемку было отведено 5 минут, на разговор полчаса.
Мы и этому были рады: первый раз за семь лет заключения Лебедев и Ходорковский лично общались с российским изданием.
Около двух с половиной часов ушло на утрясание разных деталей с конвоем.
Текст, который вы прочтете, в процессе подготовки и визирования расширен несколькими фрагментами.
Лебедев и Ходорковский, как всегда, отказались отвечать на любые вопросы о своем тюремном быте и здоровье, мотивируя тем, что жаловаться не собираются.
Цвет лиц — бледный, но выглядят прилично. Отлично формулируют. Никакого надрыва. Жесткая уверенность в своей правоте и одновременно, как нам показалось, в том, что на свободу их не отпустят под любым предлогом. Как ни странно, видимо, силу дает им и то и другое. Во всяком случае, когда обвинение запросило для них 14 лет, они даже не вздрогнули.
— Платон Леонидович, Михаил Борисович! Спасибо, что нашли немного свободного времени!
Лебедев (смеется): Ну что у нас теперь есть — так это свободное время!
— Тогда вперед. В статье, предшествующей отставке Юрия Михайловича Лужкова, утверждалось, что выход на свободу обвиняемых «по делу ЮКОСа» приведет к дестабилизации обстановки в стране. Как бы вы могли прокомментировать это утверждение?
Лебедев (после паузы): Не ожидал, что такой вопрос будет первым. Прокомментировать могу очень кратко: я сомневаюсь в том, что выход на свободу Ходорковского и Лебедева приведет к дестабилизации обстановки. Тем более в стране. Но то, что это приведет к дестабилизации нашей семейной жизни (смеется), что родным придется к нам опять привыкать и мы дестабилизируем их привычный уклад жизни, потому что наконец-то внуки, дети, жены увидят этих самых нас в мужском обличье, — это да. Не сомневаюсь, что это, может, даже шокирует на определенное время наши семьи, пока они к нам снова не привыкнут.
— Михаил Борисович, вы что-нибудь добавите к ответу Платона Леонидовича?
Ходорковский: Нет. Мы друг друга очень ценим, но при этом значимость друг друга для страны не переоцениваем.
— Извините, мало времени, поэтому вопросы без раскачки. Как вы считаете, можно ли говорить, что бизнес в России стал по преимуществу государственным, а большая часть предпринимателей стала лояльной власти и по сути волей-неволей превратилась в государственных служащих?
Лебедев: Из того, что по крайней мере я читаю, из того, что мне становится доступным, — похоже на то. Но не со всеми так происходит. Опять же из того, что мне известно: некоторые пытаются все-таки быть бизнесменами. Правда, у них по-разному потом судьба складывается. Но это другое.
Ходорковский: Согласен.
Как быть с элитой и что грозит стране?
— Тогда главный вопрос: с какими ключевыми политическими, экономическими, социальными вызовами столкнется президент 2012 года? Долго ли протянет система без политической и экономической конкуренции? Кого из кандидатов вы бы поддержали и видите ли вы возможность появления реальной политической альтернативной силы?
(Платон Лебедев поднимает руку.)
— Да, Платон Леонидович!
Лебедев (указывает на Ходорковского): Вот он знает, политика у нас — это по его части. Меня на процессе научили разным словам — типа: «инструмент», «способ», «механизм». Вот у меня способ следующий: я перевожу стрелки на соседа. (Смеется.) Он знает, что ответить, а я нет.
Ходорковский: Ключевые вызовы для человека, избранного президентом в 2012 году? Нарастающее противоречие между снижением потенциала немодернизированной экономики — с одной стороны, алчностью бюрократии — с другой, и ожиданиями населения — с третьей.
Невозможность модернизации экономики определяется, в свою очередь, неэффективной системой государственного управления с ее архаичностью и тотальной коррумпированностью.
По многим причинам очередная кризисная точка придется где-то на 2015 год.
Список проблем длинный. Среди них (не в порядке важности):
— исчерпанность потенциала сырьевого роста. То есть и добывать больше не сможем, и цены больше не дадут необходимого прироста доходов;
— непрерывное сокращение доли активного (работающего) населения;
— непрерывный рост численности силовиков и бюрократии, то есть той части работающего населения, которая не только сама не создает продукцию, но и перераспределяет ее в свою пользу;
— крайне медленный рост производительности труда, поскольку не она сегодня — действительный критерий успешности управленцев;
— отсутствие промышленной политики (про основные направления, выдвинутые президентом, уже все забыли) в результате вбабахивания сил и средств в обреченные на неудачу проекты, направленные на конкуренцию с Китаем и, в будущем, с Индией в тех областях, где эти страны имеют очевидные конкурентные преимущества (например, дешевизна рабочей силы).
В общем, для будущего президента выбор прост: либо работающее население больше производит, либо остальная часть — меньше потребляет.
А внутри остальной части — еще проще: если больше потребляет бюрократия, значит, меньше — все остальные. И наоборот.
Давить производителя не выйдет. Сбегут. Уже бегут.
Хотите мое предсказание? Пока гром не грянет — наша элита не перекрестится. На все президентские попытки частных изменений ответом будет саботаж. На институциональные изменения решимости не хватит.
Значит, рост цен, тарифов, коммунальных платежей; сокращение фактического перечня и качества бесплатных услуг в медицине и образовании; повышение пенсионного возраста, обесценивание социальных выплат; создание неконкурентоспособных промышленных мощностей третьей технологической волны.
— И где выход? С момента публикации в «Ведомостях» вашей статьи «Левый поворот», где вы ратовали за примирение свободы и справедливости и видели выход для России в ее политическом повороте влево, прошло пять лет. Считаете ли вы и теперь так же? Есть ли в России при тех факторах, которые вы предсказали, опасность прихода к власти уже не левых, а нацистов?
Ходорковский: Я в «Левом повороте» писал, что «полевение», понимаемое максимально широко, — объективный процесс нынешнего этапа развития и в России, и в мире, а политические силы, которые хотят быть влиятельными, должны эту объективную ситуацию учитывать.
Здесь речь идет и об экологических движениях, и о запросе на большую социальную справедливость. Националистические настроения — объективная неизбежность на этапе строительства национального государства. А мы очередной раз пытаемся сделать выбор между империей и национальным государством.
И этот выбор нам придется сделать. Но искусство идеологов, интеллигенции, всей элиты заключается не только в правильности выбора, но и в том, чтобы суметь направить подобные общественные процессы, настроения в позитивное, по-настоящему патриотическое русло.
Не в болтовню о том, как «мы любим Россию», и уж точно не в избиение и унижение тех, кого мы сами пригласили в наши города, пусть даже из-за собственной лени и глупости. А, например, в инфраструктурное и культурное объединение российских просторов от Владивостока и Сахалина до Пскова и Калининграда, в борьбу с пьянством, наркоманией, с безнадзорностью детей и подростков, с дедовщиной в армии.
Да мало ли реальных задач, которые необходимо решить, чтобы страна, русский народ занимали достойное себя место? Чтобы нам завидовали и хотели здесь жить, а не скрыто презирали, чтобы мы сами ощутили себя единым народом, а не случайными соседями в заплеванной нами же общаге.
— Вот вы сказали про элиту и ее ответственный выбор. А вас не изумляет ловкость, с которой наша властная элита настаивает на том, что у русского народа нет привычки к свободе, что свобода для него гибельна, что он любит сильную руку. Вот и на Западе уже популярно мнение, что у русских — ген сталинизма и нет привычки к демократии. Или у нас больше проблем с элитой, чем с народом? Вы 7 лет не на свободе. У вас исчезла привычка к ней?
Ходорковский: Нет привычки к свободе? На индивидуальном уровне — ерунда. Свобода воли дарована нам Творцом. Наши люди за границей прекрасно адаптируются. А вот на уровне государства и общественных институтов — здесь действительно выжженная пустыня. Элита ленива, и при всей патриотической лексике — абсолютно компрадорская. Надо заметить, это — не только ее вина. Существующие правила игры мешают даже элите ощутить свою ответственность за страну.
Нет постоянной и защищенной собственности, нет постоянных и эффективных общественных институтов, нет общепризнанных моральных норм — везде однодневки и временщики. Это очень опасная ситуация, ее необходимо срочно изменить.
А сделать это можно только с помощью институтов, которые должны стать именно институтами, а не симулякрами — красивыми картинками для «экспортного» использования. Декларируемые ценности должны стать реальными целями каждодневной работы, а не дежурными лозунгами в духе «генеральной линии». Народ, страна и даже элита не могут нормально развиваться в условиях навязываемой ценностной и функциональной шизофрении.
Именно шизофрении, потому что почти все является не тем, за что себя выдает. Партии — не совсем партии, профсоюзы — не вполне профсоюзы. Суды — по сути, не суды, собственность — не собственность, закон — лишь тема для дальнейших рассуждений и торговли правоприменителей.
Лебедев: На мой взгляд, из того, что мне известно про историю России, во все времена в России была элита. Просто ее положение, место, роль всегда менялись. Сейчас элита тоже есть. Вопрос заключается в том, насколько сама элита хочет быть нужной и востребованнойособенно в те кризисные моменты, когда очень существенная часть населения считает, что от мнения элиты зависит и ориентация людей в окружающем пространстве по вопросам и вызовам, стоящим перед страной. Мы привыкли к тому, что под словом «элита» подразумевается круг людей, который составляет гордость нации, круг людей, на чье мнение многие ориентируются. Если брать последний период, последние 20 лет, то у нас к такого рода людям принято причислять Сахарова, Лихачева… Очевидно, что именно сейчас людей такого уровня не видно. Это не значит, что их нет. Их просто не видно. Большой элиты, представителей этой элиты как выразителей чаяний, мнений и нужд, потребностей и ожиданий населения, их сейчас не видно. А тогда это было. Все с этим соглашались. Это была почти аксиома или теорема, точно подлежащая спокойному доказыванию. Сейчас с этим сложнее. Вопрос вот еще от чего зависит: сами представители элиты должны определяться, кем они себя считают. Если они себя в эту элиту зачисляют, то значит, они должны соответствовать не только своим потребностям, но вызовам времени. Ну и тут, естественно, вопрос: кто эту элиту формирует, с помощью каких средств? У нас же есть несколько видов элит: в «ящике» мы можем смотреть одну элиту, по радио у нас может быть другая элита, в желтой прессе — четвертая. А вот в общественном сознании кто является элитой? Сейчас проблема в том, что у нас общепонимаемой и признаваемой всеми элиты не существует практически. Я не беру единицы, и употреблять их тоже фамилии не буду на всякий случай. Но вывод примерно такой: элиты, которую понимают и признают даже их оппоненты, типа Сахарова и Лихачева, нет.
— А назовете главный признак элиты? Чтобы ее, незаметную, распознать?
Лебедев: Здесь, на нашем судебном процессе (чуть по-другому его не назвал), очень часто употребляю слово «добросовестность». Это слово — ключевое для понимания реального смысла всех терминов или слов, которые мы произносим. Добросовестность — ключ.
«Вопрос: и чего мы здесь делаем?»
— Платон Леонидович! Хотите — отвечайте, хотите — нет. Нам тут стало известно, что вы получили некоторые давно ожидаемые бумаги, связанные с тем, что потерпевшие признали: ваша деятельность принесла прибыль компании, а не убыток. Это в принципе ломает всю логику обвинения. Если это можно комментировать, то расскажите, пожалуйста, что это за бумаги?
Лебедев: Да вот мы как раз сегодня с адвокатами, как ни странно, эту тему обсуждали. Событие замечательное произошло: практически в последний день судебного следствия судья нам сказал, что наконец-то пришли бумаги, которые суд запрашивал. Суд даже грозил этим «потерпевшим», что если они эти бумаги не пришлют, то он…
Ходорковский: Их оштрафует. (Смеется.)
Лебедев: …Каким-то образом на них повоздействует. В общем, пришли в итоге бумаги от так называемых потерпевших. От «Роснефти», например (Лебедев раскладывает на своем столике в «аквариуме» эти бумаги и показывает. — Ред.) Как вы знаете, инкриминируемое нам действо называется «хищение всей нефти». Что «Роснефть» рассказывает про это «хищение»? Что за 2003 год она при этом изумительном хищении получила выручку 68 миллиардов 862 миллиона рублей и потратила на это 61 миллиард 672 миллиона. То есть получилось более 7 миллиардов прибыли от продажи этой нефти. Вот это у нас — «хищение»! От этого они потерпели!
— А на самом деле получили прибыль…
Лебедев: Ну да, 7 миллиардов. И они от этого «потерпели». К сожалению, мы у самих представителей «Роснефти», тем более у того, кто подписал эти бумаги (это представитель «Роснефти» по доверенности господин Поклонов), не можем выяснить, как они потерпели? Но вот бумаги, их бумаги! Уже ничего с этим не сделать. Была прибыль от добытой нефти, а не хищение.
— В суде потерпевших не было?
Лебедев: Да, в суд они не пришли.
Ходорковский (незлобиво): А хотелось бы выяснить, как они с похищенной нефти получали выручку…
Лебедев: Да и вообще хотелось бы узнать, сильно ли они терпели. Может быть, просто не знали, куда сложить эти 7 миллиардов? Может быть, думали, что эти 7 миллиардов в монетах? Это тогда тяжело. Может, они не заказали склад? Мы бы им подсказали форму, как это хранить…
— Еще про свидетелей. Михаил Борисович, вы хотели, чтобы в суд были вызваны несколько крупных государственных чиновников. Приходил господин Греф, приходил Христенко. А премьер-министр господин Путин и (до недавнего) руководитель компании «Роснефть» Богданчиков не пришли. А не могли бы вы сказать, какие вопросы вы хотели бы задать этим свидетелям?
Ходорковский: В рамках процессуальных возможностей, которые сейчас имеются, я бы, естественно, их спрашивал именно о том, что им известно по обстоятельствам дела. Владимир Владимирович Путин был сначала премьер-министром, потом президентом в течение всего срока, когда мы «похищали», по мнению обвинения, нефть. Хотелось у него узнать, насколько он считает реальным, чтобы такой факт, как пропажа 20% всей добытой в России нефти, прошел бы для него на тот момент незамеченным? Хотелось бы, конечно, также узнать, насколько та позиция, которую сейчас занимает Российская Федерация в Страсбургском и Гаагском судах (а там, вы знаете, не абы кто выступает сейчас — заместитель министра юстиции с позицией Российской Федерации), и говорит о том, что ЮКОС продавал нефть, получал прибыль, то есть являлся законным собственником, обязанным уплатить налоги, и, мол, налогов уплатил недостаточно, поэтому его обанкротили законно и обоснованно — так вот, насколько эта позиция, занимаемая одним ведомством — правительством, вверенным Владимиру Владимировичу, соответствует позиции другого ведомства — Генеральной прокуратуры. Последняя утверждает на этом процессе, что нефть была «похищена». Как мы понимаем, с похищенного имущества налоги требовать было бы смешно. Поскольку оба эти направления курируются правительством (и предъявление обвинения в суде, во всяком случае — в экономической его части, и позиция Российской Федерации в международном суде) и поскольку они явно друг другу противоречат, хотелось бы выяснить: кто из них прав? Или, может быть, оба неправы? (Смеется.)
Лебедев: А мой вопрос этим людям был бы связан со следующим. Я уже на эту тему говорил и полагал, что она до этого судебного разбирательства для всех общеизвестна. Это заведомая несопоставимость, экономическая несопоставимость цен внутреннего рынка на нефть и цен на российскую нефть в Роттердаме. Все мои вопросы были бы связаны с феноменом, или синдромом Роттердама. Очень простой вопрос. Один из основных элементов, который бы я взял, — экспортные пошлины.
Всем понятно, что экспортные пошлины платят, когда нефть продается на экспорт. Речь идет о внутренних ценах. Ну и все вопросы или характер основного вопроса и Путину, и Сечину, и Богданчикову был бы связан с тем, а известно ли им, из-за чего возникает заведомая экономическая несопоставимость?
Не в силу ли этой экономической несопоставимости бюджет Российской Федерации ежегодно пополняется за счет экспортной пошлины на нефть, именно в силу того, что экспортная пошлина на нефть и представляет собой механизм изъятия этой заведомой экономической несопоставимости в виде ценовой ренты в доход бюджета?
И известно ли, или, например, помнит ли Путин, что именно он устанавливал в свое время, когда был премьером, размер этой экспортной пошлины? А когда он был президентом Российской Федерации, подписывал законы о бюджете Российской Федерации, основной источник дохода которой зависит от экспортной пошлины. (В конце беседы Лебедев передаст в распоряжение «Новой» копии соответствующих постановлений Путина, в частности 1999 года и 2000 года. — Ред.)
И известно ли им всем, в том числе прокурорам, следователям и судьям, что они и зарплату в конечном итоге получают, ну или часть зарплаты (смеется), именно из этой ценовой разницы?
А если это общеизвестно, то тогда вопрос: что мы здесь делаем?
Если это тайна, или это тайной оказалось для Генеральной прокуратуры, или для ее особо выдающихся представителей, то тот же вопрос: что мы здесь делаем?
Потому что механизм нашего сфабрикованного обвинения построен на очень простом моменте, как вы знаете, на том, что нефть-то продавалась (они даже так и пишут в обвинении), но не по ценам в Роттердаме. А почему она должна была продаваться здесь, в России, по ценам в Роттердаме?! Вот здесь они увидели «хищение»! Так что вопросы мои этим свидетелям связаны с общеизвестными законами, с общеизвестными нормативными актами. Точно так же я бы их спросил: а являются ли сейчас и все это время цены на внутреннем рынке России и в Роттердаме сопоставимыми, и взимаются ли экспортные пошлины, а если взимаются, то почему и кто подписывает эти постановления? Тем более Путин сейчас опять же премьер, он же новые экспортные пошлины и подписывает!
Про коррупцию, полицию и бизнес за решеткой
— Михаил Борисович, вопрос к вам. Ровно два года назад мы написали одну из статей, в которой заметили, что приблизительно 10% ВВП — это рынок коррупции. То есть приблизительно 30 миллиардов долларов. Как бы вы, будучи человеком информированным, несмотря на содержание под стражей, и видящим, что происходит в отрасли, в том числе в вашей, оценили бы рынок коррупции на сегодняшний день?
Ходорковский: Я говорил о 30 миллиардах долларовой коррупции в период 2002—2003 годов. Это были те оценки, которые делали уважаемые мной российские и международные организации, занимавшиеся этим вопросом. Сейчас масштаб коррупции оценил заместитель генерального прокурора, такой у нас есть Буксман. Он 2—3 года назад давал на эту тему интервью, где говорил, что речь идет о 230—300 миллиардах долларов.
— То есть положительная динамика?..
Ходорковский: Да, динамика положительная. Хотя я, конечно, не убежден, что здесь надо говорить о тривиальном понимании тех денег, которые переходят из рук одного человека в руки другого. Скорее здесь надо говорить о том, что называется коррупцией в тех международных соглашениях, к которым мы присоединились: незаконные выгоды, получаемые государственными чиновниками, в частности, путем передачи заказов своим родственникам, путем откатов разного рода… Вот это реальные деньги. Это не гаишники и уж тем более не врачи с учителями…
— После разговора о коррупции нестерпимо захотелось спросить про закон о полиции. Изучили?
Ходорковский: Нам не приходилось в нашем процессе иметь дело с милицией как таковой, но, естественно, закон я прочитал крайне внимательно. Должен сказать, что в значительной мере солидаризируюсь с позицией Ассоциации юристов, которая выступала на эту тему: закон написан так, что поправить его, не меняя сути, будет очень трудно. И главная проблема в том, что президент, когда он будет подписывать этот закон, принимает ответственность за полициюна себя лично, тем более с учетом переименований и всего прочего. Но ничего не изменится! Не потому, что закон плох или хорош (я даже это не беру), а потому, что не подготовлен тот набор организационных и практических действий, который мог бы позволить в течение 11-го года или даже 12-го года заставить этот закон изменить облик милиции или полиции.
Из-за этого ожидания людей окажутся в очередной раз напрасными, а связаны они будут уже, к сожалению, непосредственно с личностью президента. Что касается прочего, то проблемы милиции — это обычные управленческие проблемы: во-первых, слишком большая организация, полтора миллиона человек. Это просто неверно построенная конструкция. Ею невозможно управлять нормально. Ну невозможно набрать полтора миллиона человек и управлять ими эффективно из министерства на такой огромной территории. Во-вторых, кадровый состав. Невозможно произвести отбор таким образом, чтобы полтора миллиона российских мужиков вдруг оказались сильно отличными от остальных… (я не знаю, сколько у нас точно работающего населения), еще тридцати миллионов российских мужиков. Такие же они будут! Только с немыслимыми правами, обозначенными в этом законе! Да еще и сами себя контролирующие. И, наконец, конечно, невозможно в такие короткие сроки провести (даже если был бы представлен прекрасный закон, были бы уже разработаны прекрасные инструкции и прекрасные центры по переподготовке) переподготовку такой массы народа, невозможно им вбить в головы новые инструкции, новые правила поведения за короткий период времени. Я, имея все-таки большой опыт управленческой работы, скажу: если бы даже все было готово, то мне бы потребовалось для решения управленческой задачи в масштабах компании, которая была меньше на порядок, годика два. Вот в этом сегодня, наверное, основная проблема. Очередные надежды, которые неизбежно останутся нереализованными.
— Вы наверняка для себя лично уже оба объяснили, почему, несмотря на поправку Дмитрия Медведева в 108-ю статью УПК, запрещающую арест предпринимателей, почему все-таки такое сопротивление оказывается этой поправке и в вашем деле, и в делах других предпринимателей? Кого-то отпускают, но все-таки… Почему такое сопротивление судебного института, прокуратуры, милиции этой поправке?
Лебедев: Здесь есть несколько моментов. Первый — привычка. Базовая привычка системы к тому, что до тех пор, пока кого-то первым сильно не наказали с позором на всю страну, никто ничего не боится. Не боится по очень простой причине. Вот мы говорим, что кто-то что-то там из судей вместе с прокурорами нарушает, поскольку новая норма запрещает аресты по предпринимательским статьям. Задайтесь вопросом: а что случилось при продолжении игнорирования этой нормы? Что произошло с представителями системы, которые не обращают внимания на президентские поправки? Кто-то лишился работы?
— Пока нет, мы подтверждаем.
Лебедев: Вот вам и ответ на ваш вопрос. Еще одна подоплека: привычка системы или ее представителей к тем или иным видам выгодоприобретения из этой ситуации. Потому что те примеры, которые вы приводите везде и которые я знаю как зэк (извините): каждый второй выход на свободу — это, не забывайте, не просто выход на свободу. Это, как правило, под залог. Суммочки прописаны. И, насколько я понимаю это, мы имеем так называемую системудвойного залога: один залог в суд, а другой, в кавычках, «залог» — в другое место, тогда ты выходишь на свободу! Это, я бы сказал, одна из форм полурэкета, полувымогательства, полукоррупции. Эта практика может превратиться в систему. Просто к ней сейчас еще, я бы сказал, люди привыкают, ищут способы, формы, инструментарий подбирают, как решать эту проблему. А когда научатся, в худшем смысле слова, в негативном, использовать статью 108-ю с точки зрения «бизнеса», опять же в кавычках, то формально людям, которые при этом не будут сидеть, может быть, станет лучше, а с другой стороны, уровень коррупции только вырастет. Потому что общий смысл, который извращается, общий позыв — НЕЛЬЗЯ!.. А ведь помимо всего прочего существует презумпция невиновности: дайте человеку возможность доказывать свою состоятельность в суде, потому что экономика это — аргументы, документы, это не «физика» — «убил — сел», это более сложная тема.
…Вернусь к главному — почему не соблюдается поправка. Все идет от безнаказанности тех, кто ее игнорирует.
Ходорковский: Эта поправка президента ясно и точно написана. Она подрывает уже состоявшуюся «кормушку», то есть ту «кормушку», вокруг которой очень много народу давно и успешно кормится. Надо заметить, к глубокому сожалению, что это мы можем наблюдать со многими инициативами Медведева. Мы видим, какие из них идут, какие не идут. Вот те, которые ломают «кормушки», идут с большим трудом и огромным саботажем. Как и поправка к 108-й статье.
Страха за свою жизнь давно нет
(Рост закончил снимать, время для этого было ограничено, и приступил к вопросам, выходящим за рамки уголовно-политического процесса.)
Рост: У меня из другой области. Свобода — это и отсутствие ожидания страха. В вольной жизни у вас было такое ощущение ожидания? Или вы чувствовали себя свободными? Как бы вы ни ответили на этот вопрос, у него есть продолжение: существует ли это ожидание страха сейчас? Может случиться, что, несмотря на нынешнее состояние, вы более свободны?
Лебедев: Я здесь попробую дорасшифровать ваш вопрос: вы о страхе за свою жизнь?.. Элементы страха бывают разные: страх за ребенка, страх житейский, естественный, ежедневный…
Если речь идет о страхе за свою жизнь, то уже давно — нет! Уже давно нет. А вот страх за судьбы своих любимых, близких людей, конечно, он всегда есть. Чисто такое мужское, отеческое или дедушкино… Ну я бы, может быть, не всегда называю для себя это словом «страх», но опасения, переживания за других — есть, за себя — нет вообще. А на свободе, до ареста, если вы это имеете в виду…
— Да!
Лебедев: Вы знаете, в чем дело: худо-бедно — мне шестой десяток, внуки есть, дети есть. О том, что было, — ни о чем практически не жалею. Я прагматически рассуждаю: из-за чего должен быть страх? За что мне бояться, кроме жизни и здоровья близких и дорогих мне людей? За себя? Ну уже эта тема, она, я бы сказал, бессмысленная: со мной могут в одну секунду сделать все что угодно. И я даже не буду приводить вам примеры. (Смеется.) Поэтому чего уже тут бояться? Поймите правильно… До ареста — ну, наверное, практически тот же самый подход, только совсем другие ощущения. Последние годы, года три-четыре до ареста, у меня было ощущение суперкомфорта работы. Понимаете, замечательное ощущение комфортности работы. Конечно, коллеги (кладет руку на плечо Ходорковского. — Ред.) к этому тоже прикладывали определенные великие усилия. Комфортно было работать. Некогда было, с сожалением могу сейчас констатировать, слишком глубоко задумываться о той параллельной грязи и рисках, которые существуют в стране. Ну иногда что-то читаешь в газетах, видишь по телевизору… Но затягивание в комфортную работу притупляет, что ли, чувствительность ко многим темам, которые на самом деле есть и были, оказывается. Ты их не то что вовсе не замечал, но по-другому оценивал. А сейчас, когда это коснулось себя любимого, ну что ж!..
Знаете, честно говоря, мне теперь всегда даже более смешно, чем страшно. Может, это такой высший уровень страха, который можно придумать?
— Может быть, это защитная реакция?
Лебедев: Не думаю, не думаю. Ну вот если мне смешно, это, может быть, и защитная реакция, не знаю, но мне очень часто смешно на эти так называемые страхи смотреть.
Ходорковский: Я на протяжении очень многих лет был первым руководителем, то есть человеком, который несет ответственность за очень большие коллективы — людей, которые работают, семьи их, акционеров. Это все-таки давит. И когда что-то говоришь или что-то делаешь, в том числе когда разговариваешь с журналистами, то думаешь: а вот как это на людях-то отразится, на тех, кто работает, на тех, кто держит акции в руках? И вот это, конечно, очень напрягает и очень заставляет быть осторожным. А когда эту ответственность с меня сняли (смеются оба), то вот эта часть груза, она, конечно, ушла, я с этой точки зрения, конечно, себя чувствую более спокойно, комфортно.
— В этой части жизни?..
Ходорковский: Да, в этом сегменте более комфортно. Ну а что касается личных угроз, личных проблем, вы же знаете нашу жизнь на протяжении этих 20 лет, они всегда были: и там были, и здесь были, и соразмерить их между собой очень сложно.
— Отведенное нам время кончается. Я хотел задать еще один вопрос. Там, на воле, вас окружало огромное количество соблазнов, которые надо было преодолевать для того, чтобы сохранять себя: и власть, и деньги, и безграничные возможности, все что угодно… Здесь, в этой ситуации, вот в этом закутке, вам нужно преодолеть только одну опасность — опасность потерять достоинство. Только и всего. Скажите, какая из этих задач сложнее?
Лебедев: Если коротко ответить: мы стараемся. Но отношение к соблазнам… Я в общем-то не против, если есть какие-то соблазны!.. (Общий смех.) Возвращусь к вашему предыдущему вопросу. Вот что действительно, по-государственному, страшно — это оппонент Лахтин*. Вот это страшно! Потому что, если государство до настоящего времени позволяет такого человека в таком качестве в нашем процессе (я уже не буду говорить про систему дистанционного управления им), вот это с точки зрения государственных подходов должно быть страшно! Я сейчас специально никаких эпитетов или прилагательных форм не применяю. Вот это должно быть страшно. Это как раз тема, над которой в общем-то надо задуматься всем: вот от этого места (указывает на дверь судьи В. Данилкина. — Ред.)… ну и в общем-то всем присутствующим. Я бы сказал: не дай бог даже на административном производстве попасть на такого оппонента!
Ходорковский: Я только добавить могу, что, будучи на свободе, мы как-то старались держать себя в рамках. Получалось или не получалось — не нам оценивать! Ну а здесь… Они постараются!..(Смеется.) Они постараются. А уж что получится, оценим опять же не мы.
(Конвой показывает, что время беседы истекло.)
— Скажите, за эти семь лет, это же огромный срок, вы были, бывали счастливы хоть как-то, когда-нибудь, в какой-то ситуации?
Лебедев: Конечно! И очень часто.
— Спасибо огромное!
Ходорковский, Лебедев: И вам спасибо! И спасибо вашим коллегам, которые здесь постоянно бывают.
— До встречи!
* Государственный обвинитель на процессе.
За рамками интервью
— Кто сегодня ваши главные собеседники? Какие люди, встречи, письма, разговоры в личном общении (при всей ограниченности контактов) с 2003 года и по сей день поразили вас, произвели сильное впечатление? Есть ли люди, чье мнение вам особенно дорого, авторитетно? Назовите их, если это возможно.
Ходорковский: Вы правильно отметили, что нынешний мой круг личного общения по понятным причинам очень ограничен. Но в России очень много уважаемых мною людей. Они, естественно, работают в различных областях. В физике — одни, в медицине — другие, в юриспруденции — третьи, в литературе и искусстве — четвертые.
В тех областях, которые меня сегодня интересуют, — право, общественное устройство, госуправление, экономика, — понимание действительных взглядов многих людей затруднено из-за самоцензуры.
Возьмите, для примера, таких очевидно серьезных профессионалов, как Сурков, Третьяков, Павловский и целый ряд других. Их интеллектуальная лояльность не позволяет понять действительные взгляды на общественно значимые проблемы.
Я всегда с интересом слушаю и читаю Евгения Примакова, Тамару Морщакову, Виктора Геращенко, Евгения Ясина, Юрия Афанасьева, Юрия Рыжова. Очень помог мне обмен мыслями с Людмилой Улицкой, Борисом Стругацким, Григорием Чхартишвили.
Считаю для себя весьма авторитетными такие исследовательские центры, как Центр Левады, Высшая школа экономики, РГГУ, ИНСОР. Стараюсь не пропускать статьи Владислава Иноземцева, Владимира Рыжкова, Лилии Шевцовой и ряда других экспертов. «Новую газету», как и некоторые другие издания, читаю с удовольствием и практически целиком.
|
Михаил Хазин: Евросоюз уже правит свою «конституцию» |
Не прошло и двух лет с того момента, как в муках и спорах родилась сильно усеченная «конституция» Евросоюза — «Лиссабонский договор», как в Брюсселе, где проходит саммит Евросоюза, лидеры стран ЕС решили внести в него ряд поправок, связанных с необходимостью создания институтов антикризисного управления, в частности в зоне евро.
На создании «постоянного и прочного» антикризисного механизма настояли — чего, собственно, и следовало ожидать — канцлер Германии Ангела Меркель и президент Франции Николя Саркози. Кроме того, они предложили рассмотреть возможность лишения права голоса тех государств, которые будут грубо нарушать основополагающие принципы еврозоны, что, естественно, вызвало страшное возмущение части европейской общественности. Также было предложено заменить автоматические санкции нарушителям Европейского пакта стабильности новой мерой, которая предусматривает шестимесячный срок для выправления бюджетного дефицита, превышающего допустимые 3% ВВП.
Однако о такой мере критически отозвался президент Европейского Центробанка Жан-Клод Трише, полагая, что она подвергает опасности финансовую стабильность в еврозоне. В свою очередь, Трише предложил выносить нарушителям официальное предупреждение, после чего — если спустя полгода не будет принято требуемых мер — перекрывать доступ к источникам финансирования из бюджета ЕС. Впрочем, окончательное решение по Лиссабонскому договору будет принято на саммите ЕС в декабре.
Отметим, что такого развития событий следовало ожидать. По мере развития кризиса странам – экономическим лидерам Евросоюза все труднее и труднее нести на себе бремя финансовой поддержки стран-аутсайдеров. Особенно если учесть, что «новые» члены ЕС политически совершенно не близки ее главным «старым» членам, в первую очередь Германии и Франции, а представляют собой, скорее, сателлитов США, к которым также относится Великобритания, которая много палок вставила в колеса лидерам континентальной Европы.
Собственно, разногласия в рамках «Атлантического единства» до начала кризиса были достаточно ограничены и вполне преодолимы в рамках переговорного процесса. Но тем, кто понимал пути развития кризиса, было очевидно, что по мере его усиления появятся сложности, которые переговорами решить никак нельзя. Мы не будем здесь заострять внимание на деталях, поскольку это уже обсуждали, но смысл в том, что по итогам кризиса производственных мощностей по обе стороны Атлантики будет больше чем в два раза спроса, который может потребить их продукцию. И тут договорами не ограничишься: конкуренция за выживание будет безжалостная.
Понимает ли это руководство США – вопрос, хотя, как я уже говорил, нам итог был понятен еще лет 8 назад. Но в любом случае, поскольку уровень жизни в Европе пониже, чем в США, да и понизить еще сильнее его можно достаточно безболезненно (что, собственно, сейчас активно и делается), у ЕС есть серьезный шанс усилить давление на американские рынки. И руководство США в этой ситуации должно сковывать руки лидерам европейских стран, в частности «вешать» на них дополнительные расходы. В виде поддержки бедных стран ЕС, в частности.
Германия и Франция, в свою очередь, должны от этих проблем избавляться. Но не подрывая «демократических» процедур, поскольку от последних трудно избавиться в рамках брюссельской бюрократии, да и «младшие братья» с поддержкой США активно смотрят за тем, чтобы их законные права не нарушались.
И вот здесь руководство Германии и Франции нашло беспроигрышное решение. Они решили бороться за финансовую дисциплину, в качестве наказания предложив отключить нарушителей от «кормушки». На время, разумеется, пока не исправлены нарушения. Другое дело, что в силу усиления кризиса эти нарушения в принципе не могут быть исправлены, но это же вслух сказать нельзя: согласованное мнение состоит в том, что кризис вообще заканчивается. А если дисциплины мало, то можно еще создать антикризисный фонд и внести в него много денег. Кто не внес – лишается права решающего голоса, остается только с совещательным. Кто скажет, что это нарушение демократии?
В результате у лидеров ЕС образуется не только источник ресурсов, который может быть направлен на поддержку собственных производителей (то есть фактически на захват чужих, в том числе и заокеанских, рынков), но и мощнейший рычаг воздействия на нарушителей, поскольку в отдельных, исключительных случаях санкции можно и отложить… А чтобы эта ситуация стала неизменяемой, предлагается ее постепенно легализовать в рамках новой версии Лиссабонского договора.
Разумеется, все это не будет способствовать устойчивости «Атлантического единства». Но по большому счету остановить объективные процессы уже невозможно – экономический кризис будет продолжаться, и кризис отношения будет только усиливаться. Как именно европейские политические деятели будут реагировать на ситуацию в каждом конкретном случае – пока вопрос, но общие тенденции изменить политическими методами уже невозможно: бытие тут явно определяет сознание. Финтаймс.ру
|
В Кремле задумались о мрачных сценариях: Общественность заранее готовят к экономическим разочарованиям 2011 года |
Нерадостные перспективы развития мировой экономики вынуждают отечественных чиновников заранее готовить общественность к экономическим разочарованиям 2011 года. Как заявил помощник президента Аркадий Дворкович, при негативном сценарии рост валового внутреннего продукта (ВВП) РФ может составить всего 1,5–2%, а не 4%, как планировалось. Вероятность негативного варианта развития событий, по его словам, – менее 50%. Эксперты считают эти прогнозы вполне реальными.
«Пока мы исходим из базового сценария развития экономики в 2011 году с ростом ВВП около 4%, больше – маловероятно, – заявил в минувшую пятницу Дворкович. – «Вилка» роста ВВП будет 3–4%, но если мировая экономика будет развиваться по негативному сценарию, то рост ВВП может составить менее 4%, возможно, 1,5–2%».
При этом, по его словам, вероятность негативного сценария развития мировой экономики составляет менее 50%.
Оптимизм сохраняется и в правительстве. В среду замглавы Минэкономразвития Андрей Клепач сообщил, что рабочий прогноз его ведомства по росту этого ключевого показателя на 2011 год прогнозируется в районе 4,2%. А на следующий день Европейский банк реконструкции и развития (ЕБРР) обнародовал свои предположения, согласно которым рост ВВП России в 2011 году ускорится до 4,6%.
Впрочем, опрошенные «НГ» эксперты скорее испытывают пессимизм по поводу ближайшего будущего. И тот факт, что в Кремле не исключают самого мрачного варианта, кажется им не случайным. «Мне не верится в искренность властей. Эти заявления носят скорее отпечаток политических факторов, – считает директор департамента стратегического анализа компании ФБК Игорь Николаев. – Дело в том, что 2011 год – выборный. Более того, на итоги именно этого года будут опираться политические оппоненты власти. Так что прогноз Дворковича – это элемент перестраховки. Ситуация перевыполнения пусть даже скромных планов всегда выглядит более выигрышно, нежели их полный провал. Представители власти просто не рискуют сегодня озвучить более низкие, но тем не менее вполне возможные показатели. К тому же может оказаться, что и те 1,5–2%, о которых они предупреждают общественность, – излишне оптимистические».
В свою очередь, аналитик независимого агентства «Инвесткафе» Антон Сафонов полагает, что 1,5–2% – это крайне негативный вариант. «Чтобы он воплотился в жизнь, цены на нефть должны опуститься ниже 60 долларов за баррель, при этом главным опасением является уровень инфляции, который останется высоким, – отмечает эксперт. – Бюджетный дефицит текущего года будет финансироваться частично за счет средств Резервного фонда, поэтому в начале 2011 года будет наблюдаться рост денежной массы, что усилит инфляционное давление. И скорее всего в 2011 году мы увидим рост инфляции на уровне 8%».
При этом Сафонов перечисляет фундаментальные факторы, влияющие на рост отечественной экономики в последние годы. «Она росла во многом благодаря увеличению нефтяных цен и постепенному сокращению оттока капитала, – перечисляет аналитик. – Действия Центробанка по сдерживанию укрепления рубля позволили добиться сохранения сальдо торгового баланса положительным – по итогам января–августа текущего года этот показатель составил 105,2 миллиарда долларов по сравнению с 65,2 миллиарда долларов за аналогичный период 2009 года». Однако если ранее нефтегазовые доходы использовались для дополнительного стимулирования внутреннего спроса, то сейчас они направляются на финансирование дефицита бюджета, и такая ситуация будет продолжаться еще несколько лет. «Правительство не планирует значительно сокращать бюджетные расходы, в первую очередь это касается социальных выплат, которые перед выборами-2012 скорее всего будут увеличены, – полагает аналитик. – Потребительское кредитование за январь–август выросло на 6,5%, по итогам года может достигнуть 10%, а в 2011 году вырастет до 15–20%, и, несмотря на то что до докризисных уровней в 30% в год еще очень далеко, главным локомотивом экономики останется именно потребительский спрос». К сожалению, для устойчивого и стабильного роста этого недостаточно, и рост экономики России не будет превышать 3,5–4%. Этот вариант, учитывая заявления Дворковича, сегодня выглядит для властей вполне оптимистичным. Но, как отмечает Сафонов, если правительство решит бороться с дефицитом бюджета путем резкого и значительного сокращения расходов, это может привести к замедлению роста ВВП до 2–2,5%.
По мнению Николаева, страну ждет либо стагнация, либо чисто символический рост. «Скорее всего ВВП будет стоять возле средней отметки в 0%, – отмечает он. – А плюс 1% или минус 1% – это уже не столь важно, это можно отнести к статистической погрешности». Независимая газета
|
С 2011 г. предприниматели смогут уведомлять чиновников об открытии бизнеса через интернет. |
Соответствующее постановление премьера Владимира Путина опубликовано в пятницу.
Уведомления можно подавать в электронном виде с цифровой подписью через портал gosuslugi.ru или сайты Роспотребнадзора, Ространснадзора, Федерального медико-биологического агентства в зависимости от вида бизнеса, объясняет директор департамента Минэкономразвития Андрей Шаров. Из списка необходимых документов исключены копии свидетельства о постановке на учет и выписки из реестров юрлиц или индивидуальных предпринимателей. Эта информация есть у налоговых органов, объясняет Шаров.
Уведомительный порядок для малого бизнеса действует с августа 2009 г. — распространяется на 43 вида деятельности (см. www.vedomosti.ru). По данным Минэкономразвития, к 1 июля подано свыше 36 000 уведомлений.
Не придется стоять в очередях, радуется президент «Опоры России» Сергей Борисов. Отправлять электронные уведомления удобнее, говорит юрист компании «Налоговик» Сергей Литвиненко, но оформление цифровой подписи стоит 3000-7000 руб.
По мнению Борисова, список видов деятельности, на которые не требуется разрешения, следует увеличить. В ближайшее время список расширяться не будет, он и так уже охватывает 75% сектора малого бизнеса, отмечает Шаров. Ведомости
|
Только хорошие мысли – в голове трейдера |
Сегодня, я стою на пороге новых открытий. Сегодня – день великих свершений. Я формирую в разуме четкую картину своих желаний. Я следую своим мечтам и идеалам. Сила творческого воображения делает мои желания реальностью.
Мозговые клетки развиваются в ответ на сильные желания. Где нет желания, там нет и развития. Орисон Марден
|
В конце 2009 г. американцы владели российскими ценными бумагами на сумму свыше $50,8 млрд |
Американцы по состоянию на конец декабря 2009 г. владели российскими ценными бумагами на сумму свыше $50,8 млрд. Более $45,3 млрд у них было вложено в акции, а около $5,5 млрд — в долгосрочные долговые обязательства, сообщается в новом отчете Минфина США о принадлежащих американцам зарубежных портфельных активах. Общая сумма таких активов оценивалась в конце прошлого года примерно в $6 трлн. В конце 2008 г. она была гораздо меньше — приблизительно $4,3 трлн.
Эксперты отмечают, что в кризисном 2009 г. американцы резко увеличили вложения в иностранные ценные бумаги. Среди стран-реципиентов лидировала Великобритания с суммой в $958 млрд. Далее шли Канада, Япония, оффшорные Каймановы острова и Франция (в порядке убывания — от $540 млрд до $362 млрд). Китай находился на 15-м месте с суммой $102 млрд. У ЮАР было $54 млрд и 25-е место в общем списке, на котором его верхняя «презентационная часть» и оканчивалась. Со своей стороны, Россия, по данным Минфина США, по состоянию на конец июня прошлого года держала в американских ценных бумагах около $150 млрд и занимала по этому показателю 17-е место в общем списке стран мира, имеющих ценные бумаги США. Ведомости
|
Родителю о “детских” деньгах: или Почем нынче “стакан воды для моего бедного папочки”? |
+ Глава 7 Как научить детей обращаться с деньгами? из книги Бодо Шефера Деньги хорошо влияют на женщину
Деньги нужны всем. Дети не исключение. Нужно ли давать детям деньги? Как? За что? Сколько? Должны ли они зарабатывать дома или на стороне? Как правильно?.. Из всех подобных задаваемых вопросов самый трудный последний.
В семье Сергея М. два сына, 10 и 13 лет. Так уж вышло, что живут без мамы. Вся домашняя работа определена расценками. Помыть пол — 20 руб., сварить обед — … руб., вынести мусор…
Дома порядок. Папа бюджетник, зарабатывает немного, но ребята всегда сытые, ухоженные.
Отношения в семье неплохие. Соседи и друзья очень возмущаются: “Безобразие! Да они стакан воды отцу не подадут, пока не заплатит!” За раздражением часто прослеживаются свои трудности построения товарно-денежных отношений с детьми.
Как приучить ребенка помогать, работать, делать что-то, что не хочется, а надо? У родителей всего-то в арсенале: просить помощи, заставлять, торговаться. Первое папам почти недоступно, второе нравится не всем и трудно дается мамам, да и затрат энергии требует немалых, вот и остается…
Никаких денег! Дети должны помогать!
Рядом с Сергеем М. живет Василий Е. У него тоже два сына, правда, постарше. Василий — предприниматель. Крутится день-деньской, очень устает. Сыновей “гоняет”. Утром надо машину загрузить на складе, вечером — помыть, в выходные на рынке помочь с торговлей, и не дай Бог мать пожалуется, что ей не помогли картошку принести. Сыновья работящие, но чем дальше, тем больше огрызаются. Одеты и обеспечены они лучше соседей, денег, однако, всегда не хватает, и они часто стараются найти подработку. Но ребята сильные, взрослые.
Люди, считающие, что дети к деньгам никакого отношения не имеют (родители должны обеспечивать, а дети помогать), обычно ссылаются на традиции и требуют их незыблемости. Беда всех почитателей традиций в избирательности. Да и время — сильный соперник.
Спаси семейный бюджет — получи % экономии
У Татьяны и Николая П. трое детей. Дочка поступила в колледж, сын старшеклассник, малышу 4 года. Дочке поставили условие: поступишь на бюджетное место — даем 20 тыс. рублей. Таня говорит: “По-моему, справедливо — нам не мучиться, где взять денег на институт, а она компьютер хочет купить”. Поступила, кстати. Сын тоже очень рвется подзаработать, но в 13 лет это не особо выходит. На лето уезжали в деревню. Работа там, конечно, есть — кому-то надо дров наколоть, кому-то сарай разобрать или огород вскопать. Он много куда собирался, да только после ночных молодежных посиделок не очень-то встанешь рано, и на речку охота… А как заработает 500 руб. — купит наушники или пару дисков, и опять на мели. К концу лета собрались наконец сделать новую крышу на дачном домике, купили материал, приценились к работникам — дорого. Отец предложил Славе с другом все самим сделать. Заработали ребята по нескольку тысяч и мастерство приобрели, а главное, горды собой и работой. Правильно ли? Почему нет, если хорошо и выгодно всем”.
Кое-как
“У меня никак не получается с детьми какую-то систему придумать, — говорит Катерина, мама 12-летних близнецов Саши и Даши. — Когда есть деньги, хочется побаловать, покупаю им то, что просят, даю денег, чтобы сами потратили… Когда напряженка — начинаю отказывать, ругаться. В прошлом году поймала Сашку на воровстве — таскал деньги из кошелька. Дашка, наоборот, копилку разбила как-то, пошла в магазин, принесла сыра, яблок, шоколадку.
Вообще уже отказалась от идеи, что семейный бюджет можно как-то планировать. То срочно зубы надо лечить, то машина сломалась, то, наоборот, муж премию какую-то принесет или детские пособия накопятся…”
Вот и получается, что и у мамы и у детей деньги по случаю.
* * *
Плохо ли, хорошо ли, но мы живем в обществе потребления. Дети окружены атмосферой, в которой предполагается, что надо что-то все время покупать. Сопротивляться этому ребенку почти невозможно.
— Как вы решаете, что ребенку нужно, а что нет?
— Ну как?.. Смотрю: нужная вещь или мусор…
Деньги для всякого человека, а для ребенка особенно — степень свободы, возможность самому принимать решения и расставлять приоритеты. Именно поэтому свои заработки, особенно первые дети тратят на абсолютно ненужные с точки зрения родителей предметы.
Думаю, это важный опыт. Не менее важный, чем опыт заработка. Только пройдя самостоятельный опыт никчемных покупок, потерь, сожалений, накоплений, человек находит варианты планирования и рационализации трат, обнаруживает, как приятно тратить на других или на полезные вещи. И этот опыт вполне можно приобрести в детстве. Только родителям надо потерпеть.
Кто кому должен
Я знаю семью, где мама живет на детские пособия и считает это нормой. И знаю предпринимателя, который говорит, что хотел бы троих детей, но не может себе позволить, так как, по его расчетам, ребенок стоит 200 тыс. евро (его единственный сын учится в Англии). Давным-давно нет единого правила, кто кому должен помогать деньгами, жесткая материальная иерархия разрушена, и пропал куда-то момент взросления ребенка, когда он начинает содержать родителей. Сейчас чаще всего кто может заработать, тот и содержит (помогает) остальным.
* * *
Дочь-подросток как-то вывела меня из себя своими финансово-товарными запросами. Я выложила перед ней деньги и предложила самой определить бюджет нашей семьи на текущий месяц с обязательными платежами, продуктами, срочными покупками и их с сестрой “хочу”.
Эксперимент был жесткий и экстремальный. Но он неожиданно оправдал себя, оказавшись полезным в обе стороны. “Больше так не издевайся”, — сказала мне дочь в конце месяца. С тех пор она просила совсем иначе, и я стала вспоминать, как почувствовала уже забытую зависимость и страх от незнания, кончились ли деньги…
Могут ли дети заработать?
Словосочетание “детский труд” в определенное время стало вызывать священный трепет и возмущение. А зря, пожалуй. В погоне за “счастливым детством” упустили как-то, что у ребенка есть потребность, которая особенно ярко проявляется года в 3—4, потребность помогать, трудиться. Но мы переводим все это в игру и учебу, а потом обнаруживаем целые поколения людей, не желающих работать. А ведь в 18 лет парню, который только учился и спортом занимался, уже очень трудно приобретать привычку к труду, а в 25 тем более.
Хорошо, что сейчас появляются варианты для подростков (укладка покупок в пакеты в магазине, рекламные акции, летнее озеленение…). Знаю семью, где папа приносит домой работу по брошюровке, давая ребенку шанс заработать “карманные”.
Но вернемся в семью. Правильно ли вообще говорить о товарно-денежных отношениях в семье? Думаю, да. Потому что они безусловно есть, значит, лучше говорить. Ребенок приходит и говорит, что очень-очень хочет купить что-то, что не входило в ваши планы расходов. Попробуйте не оценивать полезность вещи: она вам недоступна, полезное вы и сами покупаете или собираетесь. Попробуйте сравнить его “очень хочу” со своими возможностями. А потом не мечитесь, выберите вариант.
— Отказывайте и не злитесь на его реакцию. Примите его расстройство и обиду, поймите.
— Соглашайтесь, но без занудства и дальнейших попреков.
— Предложите ему внести изменения в план расходов (сэкономить на покупке чего-то другого, тратах на развлечения).
— Предложите ему сэкономить вашу часть расходов (помыть машину, заменить дорогую еду на чистку картошки…).
* * *
Сравните ситуации: отец делает ремонт на даче или стеклит балкон и берет сына в помощники.
Платить в этой ситуации нелепо. Другой вариант — отец предпочитает нанять кого-то, а сын предлагает сделать эту работу. В этом случае будет нечестно не обсудить финансовый вопрос.
Деньги — территория, где все вечно лгут и скрытничают. С детьми это обычно плохо проходит, вот и получается, что это зона конфликтов.
Решусь дать несколько советов. Старайтесь не бросаться заведомо ложными заявлениями. Например. Дети постоянно слышат фразу “денег нет” и при этом постоянно видят, что это ложь. Забудьте на минуту о своих сложных построениях. Просто взгляните глазами ребенка… Он просит игрушку, или поездку на карусели, или джинсы и слышит в ответ “денег нет”. Но видит, что вы достаете деньги из кошелька или шкафа и платите в магазине, сберкассе, на бензоколонке, покупаете что-то. Это для вас это совсем другое! А для него — просто обман. Как в сказках — богатые плохие всегда твердят, что денег нет. У них не грех украсть.
Первые детские кражи часто связаны с идеей перераспределения. Украденные деньги дети раздают, покупают подарки, угощают друзей. Попробуйте уверенно и честно сказать: “Я не хочу давать на это деньги”. Или что-то в этом роде. Это не так страшно, как кажется на первый взгляд.
Если вы не голодаете, бесполезно говорить ребенку “нам на еду не хватает”.
Детям, особенно мальчикам, важно понимать ответы на три вопроса: кто устанавливает правила; какие правила; кто и как может поменять правила. Ответы могут по сути быть любыми, важно, чтобы они были.
Последнее. В словосочетании “товарно-денежные отношения” обратите внимание на последнее слово. Ведь именно они, а не деньги и товары, важны в семье. Отношения — штука живая, требующая внимания и работы.
Удачи вам! Московский комсомолец
У Бодо Шефера на эти вопросы есть очень хороший ответ: Читать главу 7 Как научить детей обращаться с деньгами?
|
Индекс Доу Джонс -0,13% за неделю. |
Доу 11118,56
|
Индекс РТС -1,34%, ММВБ +0,27% за неделю. |
РТС 1587,14
ММВБ 1523,39
|
Трейдеры шутят |
Если ты имеешь хорошее здоровье, крепкие нервы и много свободного времени, но тебя мучает ностальгия по прошлому сходи на диспансеризацию в районную поликлинику, и у тебя всё пройдет.
|
Евро/Доллар -0,23% за неделю. |
Евро/Доллар 1,3944
|
Индекс TA-25 -0,15% за неделю. |
ТА-25 1270,38
|
Доллар -0,05% и евро -0,71% к шекелю за неделю. Корзина валют -0,44%. |
Доллар 3,636
Евро 5,0246
Корзина 4,3303
|
Доллар +0,93% и евро +0,45% к рублю за неделю. Корзина валют +0,65%. |
Доллар 30,7821
Евро 42,7256
Корзина 36,7539
|
Нефть за неделю +0,16% |
Brent 83,08
|