Зима 1994 года. Улица Чехова, дом 6. Московский театр «Ленком». В зрительном зале полумрак и тишина. Он наполнен до отказа — хоть ничего и не видно в темноте, это чувствуется по дыханию и пульсу. Зрители ждут. Их взгляды прикованы к сцене. Там, на театральных подмостках, среди едва различимых в смутном освещении декораций, неуклюжей неспешной походкой движется одинокая фигура. Все застыли в предчувствии...

Евгений Павлович Леонов

«Некоторые люди говорят, что театр —
храм.
Я так никогда не говорил, я так не думаю.
Но я живу в нашем обществе,
и жизнь у нас такая... что надо стать
на колени, здесь, и помолиться».

Этим монологом начиналась последняя роль великого, воистину народного артиста Евгения Леонова в спектакле Марка Захарова «Поминальная молитва».

Без притворства, без грима, такой, какой есть, в джинсах, в кроссовках, он опускался на колени и спокойно вполголоса продолжал:

«Господи, ты все видишь... Помоги нам,
вдохнови нас на молитву поминальную.
Ты меня можешь не услышать,
я к тебе никогда не обращался,
никогда не прислушивался.
Если честно — я тебя даже никогда не знал
(меня так воспитали), и все равно, Господи,
сегодня, сейчас мне очень хочется, чтобы ты 
услышал меня и всех нас, всех нас.
А мы — тебя.
И пусть будет музыка...»

И пусть будет музыка — слова эти звучали не игриво и не пафосно. А как-то тихо, просто, грустно и даже немного застенчиво. Но в них угадывалась пронизывающая, живая ностальгия и надежда...

Сквозь маску комика, сквозь видный миру смех его киногероев, столь многих, известных в каждом доме, проступали незримые, неведомые миру слезы. В парадоксальном сплаве улыбки и трагической обнаженности рождалось послание человеко-ролей Евгения Леонова. Послание, которое накрепко врезалось в души и размягчало сердца.