В Париже, в оперном театре был убит наследник французского престола, племянник короля герцог Беррийский. В Испании произошла революция, отменившая привилегии дворянства. Россия пока оставалась островком стабильности. Но чтобы этот островок сохранить, Александру I пришлось «закрутить гайки» во внутренней политике, в частности, запретить разные тайные общества, расплодившиеся в офицерской среде.

А тут еще Пушкин со своими «экстремистскими» стихами. Одна ода «Вольность» чего стоит: тут и казнь французского короля Людовика XVI, и прозрачные намеки на убийство Павла I. А чего с точки зрения противоправительственного экстремизма стоит следующее четверостишие из оды:

Самовластительный Злодей!/ Тебя, твой трон я ненавижу,/ Твою погибель, смерть детей/ С жестокой радостию вижу.

А вот четверостишие, приписываемое Пушкину:

Мы добрых граждан позабавим/ И у позорного столпа/ Кишкой последнего попа/ Последнего царя удавим.

Уже этих отрывков было достаточно для того, чтобы счесть Пушкина опасным экстремистом, призывающим к уничтожению целой социальной группы. А он ведь еще писал разные «обидные» эпиграммы на влиятельных начальников. Надо сказать, что в это время молодой Пушкин придерживался в творчестве теории, которая звучит, примерно, так: «Ради красного словца не пожалею и отца». Пушкин не жалел никого. Вот какую эпиграмму он написал на своего друга историка Николая Карамзина:

В его истории изящность, простота/ Доказывают нам без всякого пристрастья/ необходимость самовластья/ и прелести кнута.

К счастью, Николай Карамзин, будучи умным человеком, на Пушкина не обиделся и продолжал с ним дружить. Но Николай Карамзин был частным человеком, а не начальником.

Пушкин пошел дальше и «поднял руку» на второе лицо в государстве – военного министра Алексея Аракчеева. Известно, по крайней мере, две эпиграммы Пушкина на Аракчеева этого времени.

Первая:

В столице он – капрал, в Чугуеве – Нерон:/ Кинжала Зандова везде достоин он.

Вторая:

Всей России притеснитель,/ Губернаторов мучитель/ И Совета он учитель,/ А царю он – друг и брат./ Полон злобы, полон мести,/ Без ума, без чувств, без чести,/ Кто ж он? Преданный без лести,/ <Бл...> грошевой солдат.

Конечно, Аракчеев затаил на дерзкого поэта злобу. Не удовлетворившись Аракчеевым, Пушкин «замахнулся» на самого главу великой державы и написал стихотворение «Сказки. Noel»:

Ура! в Россию скачет/ Кочующий деспот./ Спаситель горько плачет,/ За ним и весь народ,

– далее по тексту.

При Советской власти это стихотворение входило в школьную программу, а верноподданническое стихотворение «Клеветникам России» – не входило. Тогда из Пушкина упорно делали декабриста. Сейчас тоже кого-то из него делают.

Не так давно в Армавире по инициативе священника местного Свято-Троицкого собора отца Павла тиражом 4 тыс. экз. была издана сказка Пушкина: «Сказка о купце и работнике его Балде». Попа, как было у автора, заменили на купца, как было во всех официальных дореволюционных изданиях по соображениям церковной цензуры. Подредактировал авторский текст Василий Жуковский после смерти Пушкина.

Но вернемся к главной истории.

Подобной дерзости от какого-то подданного «поэтишки» Александр I снести не мог. Он отдал необходимые приказы, государственная машина завертелась. Наблюдение за политическим благонравием граждан было сосредоточено в то время в Особой канцелярии министерства полиции. Весной 1820 года это учреждение предприняло необходимые меры против поэта. В то же время военный генерал-губернатор Петербурга граф Михаил Милорадович получил распоряжение произвести обыск у Пушкина и арестовать его. Но Милорадович был боевой генерал, а не паркетный – «чего изволите?» — к тому же он был знаком с Пушкиным.

Дело в том, что Милорадович, так же, как и Пушкин, был любитель хорошеньких молодых актрис, и они иногда встречались за кулисами. Но приказ – есть приказ, пришлось подчиниться, однако Милорадович смягчил его и не стал арестовывать поэта. Он вызвал Пушкина для официальной беседы по поводу содержания его стихотворений (в том числе эпиграмм на Аракчеева и Александра I), несовместимых со статусом государственного чиновника. Шла речь о его высылке в Сибирь или заточении в Соловецкий монастырь. Лишь благодаря хлопотам друзей, прежде всего Николая Карамзина и Василия Жуковского, удалось добиться смягчения наказания. Пушкина перевели из столицы на юг в Кишиневскую ставку генерала Ивана Инзова.

Так, в 1820 году молодой Пушкин, удачно избежав Сибири, по милости императора Александра I отбыл в ссылку в южном направлении. Однако царский урок Пушкина ничему не научил и поэт продолжал «шалить». После поездки на Кавказ Александр Сергеевич отправился на поселение в Кишинев. Там был достойный круг общения: Пестель, Волконский, Якушкин и другие будущие мятежники. Тем не менее, декабристские проекты государственного переустройства отечества молодого Пушкина не слишком увлекли. Вокруг было столько новых лиц, невиданных в Петербурге: еврейки, молдаванки, цыганки…

Африканский темперамент поэта, вырвавшийся на свободу из лицейских уз, требовал адекватного творческого воплощения. Творческим источником послужило житие Богоматери. Так родилась поэма «Гавриилиада», написанная по мотивам Священного Писания. Поэма была намеренно богохульной. В ней Пушкин подверг сомнению Божественное происхождение Иисуса Христа. Краткое содержание «Гавриилиады» можно упаковать в три слова – последнее искушение Марии.

В самом начале поэмы Пушкин не слишком отвлекался от канонического сюжета, позволяя себе, впрочем, некоторую фривольность изложения. «В глуши полей, вдали Ерусалима» жила-была красавица «никем еще не зрима». Звали красавицу Мария. У нее был муж «плохой столяр и плотник». Красавица была невинной, муж жил с ней как отец с дочерью: «Ленивый муж своею старой лейкой не орошал…» и т.д. Однажды Марии приснился сон, будто она попадает на небо к Всевышнему, и Всевышний ей будто говорит: «Готовь себя к неведомой судьбине». Дальше Пушкин заметно отошел от канона. По его версии Мария была увлечена не столько предсказанием Господа, сколько внешним обликом архангела Гавриила.

На небесах, тем временем, происходили следующие события. Всевышний, признавшись себе в любви к Марии, чтобы подготовить замужнюю деву к своему визиту, посылает к ней в качестве сводника архангела Гавриила.

Между тем, о планах Господа прознал Сатана и по своей сатанинской сущности решил вмешаться в ход событий. Диавол действовал испытанным ранее способом: обернулся змием, заполз на яблоню в саду и затаился. Тем временем Мария в любовном томлении по архангелу Гавриилу улеглась в тени под злополучным фруктовым деревом. Увидев забравшегося на дерево Диавола, Мария стала обвинять его в грехопадении человечества. В ответ лживый бес выдвинул свою версию изгнания первых людей из рая. По его словам выходило, что он не совратил прародительницу Еву, а наоборот, спас ее от низких домогательств Царя Небесного, который намеренно скрыл от первых людей интимные стороны жизни, чтобы не иметь соперников в удовлетворении плотской страсти.

Сатана же пожалел первых людей и открыл Еве разные интимные подробности. Мария поверила в бесовскую версию, забыв текст Священного Писания. Сатана, в свою очередь, воспользовавшись замешательством красавицы, превратился из пресмыкающегося гада во взрослого мужчину и лишил бедную Марию невинности.

В это время по приказу Царя небесного к Марии прилетел архангел Гавриил. Между архангелом и Бесом завязалась драка. Бес нанес архангелу Гавриилу удар по зубам и получил от него удар в висок. Наблюдая за поединком, Мария еще больше полюбила архангела. Кровавая битва прекратилась после того, как Гавриил оторвал Бесу «место роковое». Окровавленный Бес убрался зализывать раны. Мария осталась с архангелом наедине. После интимной близости с Марией, архангел Гавриил, вспомнив о своей миссии сводника, отправился обратно на небо. Скрыв от Всевышнего правду, архангел отрапортовал Господу об исполнении приказа. «Ну что ж она?» – поинтересовался Господь. – «Готова!» – ответил архангел Гавриил.

Между тем Мария, изрядно притомившись от незапланированных любовных утех, пошла в дом отдохнуть. Но не тут-то было. Обернувшись сизым голубем, к ней пожаловал сам Господь.

Колени сжав, еврейка закричала,/ Вздыхать, дрожать, молиться начала,/ Заплакала, но голубь торжествует,/ В жару любви трепещет и воркует.

Когда голубь улетел, обессиленная Мария смогла только произнести: «Досталась я в один и тот же день/ Лукавому, архангелу и Богу».

Через 9 месяцев взошла Вифлеемская звезда.

По цензурным условиям того времени поэма не могла быть напечатана. Однако она быстро разошлась по Российской империи в списках. Через 5 лет жандармский генерал Иван Бибиков донес о поэме и предполагаемом авторстве Пушкина шефу III отделения Александру Бенкендорфу. Пушкина спасло то, что царские спецслужбы в этот момент были завалены делами гвардейских офицеров, поднявших восстание в Петербурге. Гром грянул несколько позже.

В начале 1828 года представители традиционных ценностей из числа дворовых людей представителя тогдашнего креативного класса штабс-капитана Митькова случайно обнаружили список поэмы на барском столе. Как назло, дворовые люди были грамотны, прочли, посчитали себя оскорбленными и донесли, куда следует. По приказу императора Николая I дело было передано особой следственной комиссии. Над Пушкиным опять сгустились тучи. Поэту на этот раз грозила не ссылка, а каторга в Сибирь.

На допросе Пушкин резко отрицал свое авторство, но следствие это не убедило. Репутацию поэта спас царь. Николай I взял дело под свой личный контроль и приказал допросить Пушкина послушному царедворцу графу Толстому. Пушкин договорился с графом, что напишет Государю конфиденциальное письмо. Через несколько дней граф Толстой передал Пушкину ответ Государя в запечатанном виде. Ни письмо Пушкина, ни ответ Николая I до сих пор никому не довелось увидеть.

Первое отечественное издание пушкинской поэмы «Гавриилиада» вышло из печати в начале 1918 года в петербургском издательстве «Альциона». После этого напечатания поэма тут же вошла в широкий культурный оборот, о чем свидетельствует запись в дневнике будущего Нобелевского лауреата Ивана Бунина от 2 марта 1918 года:

Новая литературная низость, ниже которой падать, кажется, уже некуда: открылась в гнуснейшем кабаке какая-то «Музыкальная табакерка» – сидят спекулянты, шулера, публичные девки и лопают пирожки по сто целковых штука, пьют ханжу из чайников, а поэты и беллетристы (Алешка Толстой, Брюсов и так далее) читают им свои и чужие произведения, выбирая наиболее похабные. Брюсов, говорят, читал «Гавриилиаду», произнося все, что заменено многоточиями, полностью. Алешка осмелился предложить читать и мне, – большой гонорар, говорит, дадим.

Сегодня авторство Пушкина поэмы “Гавриилиада” уже ни у кого не вызывает сомнения, хотя рукописи с авторской подписью нет. И понятно почему. Автор, конечно, понимал, что поэма хулиганская и богохульная. Религиозным людям ее лучше не читать. В противном случае оскорбленные чувства могут остаться неудовлетворенными. Ведь на Пушкина в суд не подашь. Он умер 29 января (по старому стилю) или 10 февраля (по новому стилю) 1837 года.

Запрещать издание «Гавлиилиады» тоже как-то неудобно, как ни крути, а все-таки «солнце русской поэзии». От этой фразы не спрячешься ни за депутатский мандат, ни за какую либо другую начальственную «корочку».

Пожалуй, единственное, что можно сделать, это наложить на «Гавриилиаду» возрастные ограничения, – там, 16+ или 18+, чтобы предохранить неокрепшие умы от тлетворного влияния пушкинской поэмы.