МАРА ЛЕОНИДОВНА

 

- Ви только посмотрите на етот поциент! – кричала на весь двор районный врач Мара Леонидовна Ястржембская. 

Мара Леонидовна работала в поликлинике этого района уже почти сорок лет, поэтому местным языком владела виртуозно.

- Пациент! – пытался исправить общее мнение о себе какой-нибудь дядя Вова, пойманный за рукав.

- Я лучше знаю! – отрезала доктор. – Пациентом будешь, когда сдашь все анализ!

Лечила она виртуозно. Ослушаться ее боялись даже биндюжники Сема и Яня – здоровущие мужики с пудовыми кулаками и бронебойными лбами.

Она, маленькая и толстая, подходила, например, к дяде Яне, который, по случаю субботы, уже только что съел шкалик и планировал запить вторым, и говорила строго, но печально:

- Ты завтра умрешь!

- Как? – огорчался Яня.

- Алиментарно! Как мадам Баренбухер в прошлый год, – невозмутимо отвечала Маара Леонидовна, - сегодня ляжешь, а завтра не встанешь…

- Почему? За что? – лепетал несчастный Яня.

- Потамушта свой норма не знаешь!

- Я же только шкалик…

- А в обед на работа? – заглядывала ему в глаза Мара Леонидовна.

Яня стыдливо опускал голову и начинал шаркать ножкой сорок восьмого размера.

- Так я тогда не буду…

- Дай! – говорила доктор и протягивала руку. Яня покорно отдавал ей шкалик и с надеждой спрашивал:

- Ну, как?

Мара Леонидовна лезла в сумку, доставала бутербродик, завернутый в газету и протягивала ему. 

- Ешь! Водка надо закусывать!

- Та я ел! – врал Яня.

- То было вчера, - отмахивалась доктор. И Яня покорно ел, заглядывая ей в глаза:

- А теперь?

Она доставала записную книжку, что-то смотрела там, водя пальцем по записям, а потом разрешала.

- Живи, пока. До вторник. А там я посмотрю!

И счастливый Яня уходил. До вторника еще много времени и много работы.

Ястржембская, не считаясь с листом вызовов, ходила по квартирам. Квартиры были разные. В иных ей и деньги совали – рубль-два. Она брала. Впрочем, это богатство тут же оставляла в квартирах других, прикладывая деньги к выписанному рецепту.

Закончив обход, Мара Леонидовна шла пить чай к мадам Гоменбашен. О, это были самые счастливые минуты для обеих. Никто и никогда не смел нарушить их общение. Бывало, конечно, что какой-то невежа, из приезжих, конечно, влетал во двор с диким воплем:

- Где Мара Леонидовна? Мне сказали, что она тут! 

Ему пока вежливо объясняли, что доктор пьет чай у мадам Гоменбашен и тревожить ее нельзя. Обычно, этого было достаточно. Но не всегда. Тогда крикуна спрашивали:

- Кто-то умирает?

- Нет, но…

- Никаких но! – отвечали ему.

Несколько раз было, что человек начинал спорить. Залупаться, как говорили грамотные люди. Тогда кто-то, например, тот же Яня или Никита, брали его одной рукой за ворот, а другой за штаны, там, где попа, и вели к воротам.

- Тут почекай! – говорили этому бестактному человеку и выбрасывали на улицу.

А врачихи и мадам, не ведая, что во дворе такой исицер хойшер, мирно пили чай, обмениваясь кулинарными рецептами.

- Ты, Мара, мене не лечи, - укоряла мадам Гоменбашен, - в форшмак, если ты хочешь иметь настоящий форшмак, надо положить антоновка!

- А семеринка уже форшмаку не подходит? – ехидничала Мара Леонидовна.

- Не морочь голова, - отмахивалась мадам Гоменбашен, - ты профессор там, за окном, а тут сиди тихо и учись, пока я жива!

И Мара Леонидовна таки училась. И приносила плоды своего ученичества, как на зачет или экзамен. И волновалась, ожидая приговора. И в то же время, цепко, но украдкой, оглядывала мадам, задерживая ее руку в своей и определяя пульс.

Советы врача мадам Гоменбашен встречала шумными протестами, но исполняла неукоснительно.

Через какое-то время, Мара Леонидовна, тяжко вздохнув, поднималась и шла лечить в другие дворы, где имелись свои Яни и Сени, но не было и не могло быть другой мадам Гоменбашен.

- Штучный товар! – думала о подруге Мара Леонидовна.

- Штучный товар! – думала о ней мадам Гоменбашен.

Странно, но старухи, всегда и во всем не согласные друг с другом, думали практически одинаково.

Хотя… Что тут странного?

 

 

ИЗ КНИГИ "КАК ЭТО КУШАЮТ В ОДЕССЕ"

УХА
Так я об ухе.
Если честно, самая вкусная уха в одесских условиях получалась где-то на ставке (это водоем такой, типа озерца) или Турунчуке, то есть, из рыбы пресноводной. Морская рыба на побережье Одессы представлена не очень широко. Из всех видов на уху годились только бычки, но что это за уха из одних бычков? Веселое дело, правда? Город у моря, а уху варить на речку. А что делать? «Шаланды полные кефали» давно уже в Одессу не заходят… Эх, если б вы только знали, какая рыбалка имеется напротив через море, в Батуми!
Пресноводная фауна у нас богаче. Соответственно, и уха получше. Бедняги. Мне вас уже жалко. Я ж постараюсь вкусно рассказывать.
Итак, мы на берегу какого-то водоема… Например, в Беляевке на рыбразводе или Маяках на Турунчуке. Снасти заброшены… На карпа японки с макухой, на белого амура и прочую вкуснятину спиннинги. 
Ждем-с.
Ожидание это довольно томительно, ибо в открытом багажнике уже стоит бутылка холодной водоньки, огурчики малосольные, редисочка и другие яства. И ждут… Выпить-то полагается после первой пойманной рыбы! Поэтому над местом действа и висит такая напряженная, даже в чем-то гнетущая тишина. Все в своих укрытиях, никого не видно, поэтому негодующие взгляды на тему:
- Ну, что ж ты! – пропадают зря.
И!
Вдруг!
Комочек глины, налепленный на леску японки, дернулся и повис. Скорей, скорей… Леска натянута, бьется в руке. Доигрался, карп! Хватит тебе бесплатно мою макуху сосать! Подсечка. И тащить!!!
Есть!
Неплохой сазанчик. Грамм на триста!
А тут и у остальных клев пошел. Так что, выпили поспешно и за дело.
К обеду, когда рыба уже сыта, а мы, наоборот, голодны, скапливается довольно большое количество добычи. Ну, самые красивые экземпляры опять укладываются в садки для демонстрации домашним. Пусть полюбуются. Им рыбу эту чистить морально легче станет. А нам для ухи сильно много рыбы и не надо. Ведерко, в котором варить станем, небольшое. Литров на восемь.
И вода уже кипит!
Приступаем?
Такие лишние подробности, как чистка, нарезание рыбы опускаю. А дальше…
Большой кусок марли, примерно пол на пол метра, расстилается на траве. Туда идут красноперки, карасики, окуньки и прочая мелочь пузатая, а также плавники да головы с хвостами рыбы крупной. Марля сворачивается, завязывается туго и в ведро. Минут на десять. Пока закипит… И покипеть немного должна.
Я лично еще кладу в эту рыбье ассорти лавровый лист. Я его не люблю, но суровую необходимость в ухе признаю. 
Через десять минут марля из воды выбрасывается. А бульон уже можно пробовать. Конечно, посолив, перец красный кинув. А черный перец кидать повременим. Успеем! Разве что, перец-горошек…
А теперь овощи. Морковку в первую очередь. Она долго варится. Помидоры, очищенные от кожуры, перцы-гогошары, лук, конечно, лук!
А еще? Да все, что хотите! Кабачки? Я бы лично этого не делал. Но воля ваша. Картошка? Многие ее в ухе не терпят. А я, как раз, не против.
А теперь… Тяжело, конечно, но признаюсь. Да, я лично знаю людей, кладущих в уху крупу. Перловую. Или даже рис. Вполне нормальные люди. Даже в КПСС не служили. Но я их что-то остерегаюсь. Раскланиваюсь, конечно. Но не более. Не более!
И с грибами заковыка. Я их очень люблю. Люблю, как вы поняли, и уху. Но грибы в уху класть бы не стал. Что-то в этом противоестественное. Будто Жанну д’Арк выдать замуж за Илью Муромца.
Баклажаны или синенькие в уху не кладут. Не смейте это делать! 
А лучше нарежьте-ка, нашинкуйте побольше зелени. Лучок молодой, чесночок, петрушка, сельдерей, укропчик, реган, мяты немного… 
Кинзу? Тут вопрос сложный. Я ее, опять-таки, очень люблю, а кто-то не выносит. Так что, от кинзы воздержимся, ладно?
Да, зелень порезана, но лежит рядом. А в уху кидаем, пока, с десяток бульонных кубиков.
Это на любителя, конечно. А можно куриные горлышки да крылышки. И это, опять, на любителя. Ну вот так мне уха видится. 
Попробуйте! Век потом благодарить станете! 
Да, и черный перец теперь кинуть не забудьте!
И… Вот оно мгновение! Кидаем крупно нарезанную настоящую рыбу: сазана, судака… Ох, сомика бы еще! Но нету…
Пять минут все это поварилось? Теперь зелень. И крышку закрыть! Все? Нет!
От себя отрываете, наливаете полный граненый стакан водки и туда же, в уху! И снова крышкой закрыть! 
Не терпится?
Ну, подождите хоть пять минут!
И еще пять, когда ведро уже снято и стоит в сторонке. Все там должно освоиться, настояться.
Невмоготу?
Ну, тогда наливайте!

Александр Бирштейн

Сперва, конечно, скандалили. Что еще делать вечером у ворот? А потом из подъезда вышла девушка Валя, и Камасутренко мечтательно сообщил:
- Самый цимес!
- Цимес – это вкусно! – невесть откуда и, как всегда, некстати выскочил Межбижер.
- А чтоб на тебя понос напал в два часа ночи! – поддержала разговор мадам Берсон. – И тут же спросила:
- А ты, шлимазл, откуда про цимес знаешь?
- Так, давали… - растерялся Межбижер и с надеждой посмотрел на тетю Риву.
- У нас, оказывается, цимес всякой сволочи раздают… - ни к кому не обратился дядя Петя.
- Это было два года назад! – испугалась тетя Рива.
- Два года… - протянула тетя Маруся. – Что-то мы, девочки совсем настоящую кухню забросили…
- Так этот цимес два часа минимум готовить, а сожрут за пять минут, - сказала тетя Бетя и, почему-то, неприязненно посмотрела на дядю Марика.
- И фасоля теперь не такая. – поддержала ее мадам Берсон.
- Именно! Да и не до разносолов! – сообщила тетя Рива.
- И где время лишнее взять? – зевнула тетя Аня.
Тетя Сима ничего не сказала, но своим видом показала, что полностью согласна с предыдущими ораторами.
В общем, решили, что цимес блюдо необязательное, тем более, трудоемкое, дорогое и времени много отнимает. Засим пошли спать.
Знаете, что сделала тетя  Рива перед сном? Она замочила в воде без соли два стакана белой фасоли.
А уже утром… Нет, тетя Рива не сразу стала готовить. Она проводила дядю Петю на работу, сделала домашние дела, а потом поставила фасоль вариться. Фасоль, даже предварительно замоченная, варится долго. За это время можно и лук почистить и порезать, и орехи наколоть и… Ну, стоит ли вникать в быт семьи Топтуновых? Тем более, лук поспел. Золотистый такой. И пахнет! А тетя Рива его с фасолью смешала, отваренной, готовой. И немножко воды, в которой фасоль варилась, добавила. Потом развела в холодной воде немного муки, растерла, чтоб не было комочков, и к фасоли и луку добавила. И на маленький огонь. Через минут пятнадцать добавила чуток соли и одной ей известные приправы. А еще минут через пять – сахар.  А соус густел на глазах. Тогда тетя Рива его еще чуть-чуть разбавила. Чтоб блюдо смотрелось, как суп-пюре. А вкус… Но времени ушло на это масса. Вот уже дядя Петя на обед явился. Так что, закончив стряпню, тетя Рива позвала дядю Петю к столу. Взяв ложку наперевес – вилкой в таких ситуациях он пренебрегал! – дядя Петя ринулся на цимес, как, в свое время, революционные матросы на штурм женского батальона, засевшего в Зимнем. В результате недолгой, но напряженной работы он осилил половину казана цимеса. Но оставалась вторая половина…
Есть тете Риве не хотелось. Напробовалась.  Тогда она наполнила своей стряпней литровую банку и пошла к тете Марусе.
- Рива! Как хорошо, что ты пришла! – обрадовалась тетя Маруся. – Я тебя своим цимесом угощу!
- Я, вообще-то, тоже цимес готовила… - слегка обиделась тетя Рива и поставила банку на стол.
- Да-а, - протянула тетя Маруся. – Теперь вся надежда на мадам Берсон.
Мадам Берсон оказалась легка на поминках. Но пришла она не одна, а с кастрюлей цимеса.
- Вот выговорите,, что я жадная, а я вам целую кастрюлю цимеса принесла!
- Как кстати… - фальшиво обрадовалась тетя Рива.
Приниматься за дегустацию дефицитного блюда что-то никто не торопился.
Может, еще кто-то придет… - тоскливо молвила тетя Маруся.
Пришла… Тетя Сима. Угадайте с одного раза, что она принесла?

© Copyright: Александр Бирштейн, 2016
Свидетельство о публикации №216050801581

Александр Бирштейн

 

Эй, кто там диету держит. Слушайте сюда, я вас такому научу, что век благодарить станете.  Хотя… Диеты – они разные бывает. Бывает мясная, а бывает и вегетарианская. Ни тебе мяса, ни тебе колбасы.
Но рыбку можно.
Так что, идете себе на базар. Это обязательно. Никаких суперов и гастрономов. Ни, Боже мой! Свежье и только свежье. Для начала, травку. Побольше! Перечисляю:
Базилик, мята, кинза, тархун, цицматы, укроп, петрушка. Это – минимум!
Лучок зеленый, чесночок – если никуда идти нельзя. Помидорку-другую обязательно. А вот огурчик по желанию. Редисочку берем, не думая.
Теперь яйца свеженькие, по полдоллара десяток.
И в молочный корпус. А там брынзу твердую, крепкую. Овечью, короче. И сметанки баночку. Крестьянской.
Все? Никак нет, главное не брали. А главное сегодня тюлечка-сарделечка-килечка-фириночка. Столько имен, а вкус один – изумительный. Это если верно приготовить.
Ну, что, пора домой.
А дома от каждого пучка зелени толику отщипываем, моем и режем мелко. Да, пару яиц варить ставим. Потом помидорку пластинами и на четыре части каждую пластинку. Редисочку пополам и  тоже на пластинки. И все в наш салат. Лучок с чесночком туда же. Это справедливо. Теперь брынзу натираем и тоже туда. Все? Нет, только начали. Яйца закипели давно. Из кастрюльки их и под холодную воду. Чтоб чистились славно. А почистив, на терочку. И тоже в салат.
Солить не надо! Сок салат пустит, а у нас еще много работы!
Тюлька! Правой рукой за головку, левой за тушку и тянем в противоположную сторону. Чик и головка с хребтиком и кишечками в одной – правой! – руке, а в левой тушка. Пара минут и рыбка почищена. Моем и делим на три части. Одну будем тушить в постном масле с уксусом на обед, другую слегка посолим и отложим к ужину и водочке, а третью…
А для третьей нужен кляр. Элементарно! Разбиваем два яйца, взбиваем, добавляем ложку муки, опять взбиваем, чтоб однородно и ни комка. Посолить надо. Поперчить. Ставим сковородку на огонь, масло подсолнечное туда. Масло раскалилось? Отлично! Три-четыре рыбешки в кляр и сразу эдакой котлеткой на сковороду. И следующую поцию. И переворачиваем, и добавляем, и вынимаем готовое.
Оп-па! А рыбка-то пожарена.
Теперь доводим салат. Сметанку туда. И перемешиваем. И слегка – только слегка! – солим. И порцию в тарелку. И сверху рыбку нашу замечательную. Выпить хотите? Так лучше чая нынче ничего и нет. Утро же. Не вечер. Так что, поели и за дела: книжку там почитать, сон новый посмотреть, с соседкой поругаться. Что кому нравится.
А ближе к обеду опять за стряпню браться придется. Ох, доля…
Тюлечка у нас есть. Лучок репчатый найдется. Что еще надобно: листиков пару лавровых, перец горошком, уксус винный – совсем немного, не больше столовой ложки. И масло подсолнечное. Всего-то…
На дно казанчика лук укладываем. Сверху слой тюльки. Сверху снова лук. Ну и так далее. Штук восемь горошин перца. Заливаем все это смесью масла с уксусом и на огонь не шибко большой. И крышкой закрываем, чтоб тушилось. Под конец лавровый лист кидаем минут на пять. И обязательно – слышите: обязательно! – столовую ложку сахара!
И вперед. Это вкусно!
А на вечер у вас соленая тюлька. Ее кладут на хлеб с маслом. Можно отварить картошку. А как холодную водку в хрустальную рюмку налить, вы и сами знаете.
 

© Copyright: Александр Бирштейн, 2016
Свидетельство о публикации №216042000837  

Александр Бирштейн

К селедке всегда полагалось еврейское сало – тонко нарезанные белые кружки лука, обильно смоченные уксусом и постным маслом и чуть-чуть присыпанные сахарком.
Картошку в мундирах ели, не снимая кожуру. Взял картофелину, положил сверху ножом кусочек коровьего масла, откусил, добавил кецык селедки и много лучка. И ешь, запивая сладким, крепким чаем из большой глиняной кружки.
Это счастье называлось – воскресный завтрак.
И происходило счастье, конечно, в Одессе. Вообще, счастья в других местах были какими-то одноразовыми…
До поры до времени, конечно, до поры до времени…
Но вернусь туда, где точно было хорошо, в детство, в одесское утро. В давно… Бабушка жива, мама, папа… Даже две бабушки! И – это важно! – еда! Я рос голодным. Может, поэтому воскресная еда без всяких каш и порошковой яичницы была счастьем.

Селедка была трех видов: Атлантическая, Тихоокеанская и Балтийская. Потом появилась Иваси. Но ее не очень праздновали. Домой покупали селедку за рубль тридцать. Была еще за рубль десять, но не нравилась. Не нравилась и за рубль пятьдесят четыре. Больно жирная. У селедки была вкуснейшая рыжая икра, которую мне давали, положив на кусок хлеба с маслом.
Лук для еврейского сала покупали на Привозе. Лук был двух видов – фиолетовый и золотистый. Брали золотистый. Его продавали на вес и плетенками. Бабушка любила покупать плетенки лука. Их можно было подвешивать, и лук не прорастал.

Слово – еда – было священно. Вернее, не слово, а понятие – еда! А какая еда обходится без лука? Даже в сладкое блюдо – цимес – полагался лук. Лук ели всякий – жареный, тушеный, сырой.
Жареный лук – это котлеты,  подливы, соусы, шейка, фаршированная рыба…
Тушеный – это плов, жаркое, луковый суп… Да-да, луковый суп. Вы что думаете, что его одни французы трескали? Моя бабушка варила такой луковый суп с гренками, что никаким французам не снился!
И, наконец, лук сырой – еврейское сало в самом чистом виде. Он шел и к селедочке, и в салат настоящий летний с помидорами, огурцами и брынзой, да и так он вполне годился на закусь, когда его просто резали на четыре части и подавали на стол – чаще всего командировочный! – в блюдечке с солью и постным маслом.

Еврейское сало… Писатель Аркадий Львов называл его «жыдивськым».
- Жыдивського сала побольше! – орал он официантке, принявшей заказ, на весь ресторан. На нас оглядывались.
Дело было в Ильичевске, и он рассказывал нам про Малку - еврейскую маму князя Владимира, крестившего Русь. Мы не верили…
Потом выяснилось, что так оно и есть.
- Он высокий, красивый, с усами. Но он наш учитель. И старый… - говорила мне самая красивая девочка в нашем классе. Нас после десятого класса зачем-то отправили в колхоз.
- Он завтра приедет! – радовалась она.
Приехал… Преподаватель труда Аркадий Львов. К литературе и истории его не подпускали. Он читал нам свои рассказы на куче свеклы, от которой мы отрубали хвостики.
- В Америке издали роман Аркадия Львова «Двор» - передало годы спустя «нехорошее» радио.
В Америке… Именно там. Он уехал туда, едва это стало возможно, захватив бывшую самую красивую девочку нашего класса, свою тогдашнюю жену.
Принесли селедку, густо-густо посыпанную луком. Налили. Выпили. Мы закусили селедкой. Он луком.

Если не спорят о вкусах, тем более, не стоит спорить о запахах. Я лично обожаю запах жареного лука. А он годится всюду. Жарю, жарю… Иногда кажется, что специально становлюсь готовить, чтоб пожарить лук. До золотистости. Конечно, до золотистости.

На Мангышлаке лука не было. Вернее, был, но стоил семь рублей за кило. А в Хорезме, где мы до того работали, лук стоил двадцать пять копеек. Четыре кило на рубль. И? Правильно. Снарядили мы экспедицию. Это ж надо: две тысячи километров Устюртом, чтоб купить немного лука. Но интересно же!
Конечно, мы заблудились. Устюрт ровный, дорог валом…. Но, сперва неплохо было. Останавливались, фотографировались. У нас служебный фотоаппарат имелся – «Смена-2».
Потом надоело. Едем, скучаем, грустно. Остановились чай попить в заброшенной кошаре. Там, для начала, один йолд мне камень на мизинец правой ноги уронил. Камень он нес, чтоб огонь от ветра заслонить. А с другой стороны камня скорпион отдыхал. Йолд его заметил, подошел ко мне и спросил:
- Это кузнечик такой? – йолд же.
- Ага, скорпион! – врезал я правду-матку.
Ну, он камень и уронил.
Потом, часами двумя позже, я треснулся копчиком о генератор в будке ЗИЛа. Да так, что перестал ходить. Стоять мог и даже не падал. А ходить, временно, нет. Так что, стоял, когда меня вынимали из машины и ставили.
Так и в том ауле было. Ну, в который мы, наконец, попали. Обрадовались. Раз аул, значит дорога. Она нам и нужна! Так что, меня вынули, установили и в ближайшую юрту на разведку.
Но не заладилось. Вылетели они оттуда пулей и к машине.
- Интересно, - думаю, - обо мне вспомнят?
Вспомнили. Забрали с собой. Потом рассказали, что в той юрте прокаженные в карты играли.
Дорогу они так и не узнали. Зато, отъехав километров пятьдесят, затеяли мыться. Дело полезное. Но с перегибом. Последнюю бутылку водки на протирания употребили. И ни единого голоса против!
Самое смешное, что мы как-то доехали. Не до Хорезма. До станции Каракалпакия. Там у нас другая бригада работала. Ну, мы их и навестили.
- Водка есть? – потребовали они.
И нам стало стыдно.
А в магазине один «Агдам»… Горе… Представляете, лук есть, шашлык из сайгачатины есть. А с чем этим богатством лакомиться? Вот она трудная судьба наша.
Отдохнув, дальше поехали. Я, как раненый, поездом, остальные машиной.
А в Хорезме лука просто море. И  лук белый, и желтый… Бери-не хочу. Но мы-то хотели. Кто-то говорил, что надо брать тонну, кто-то, что две.
А я сказал, что надо на ярмарку в Ташауз прошвырнуться, глянуть, какой дефицит бог послал. Ну, против ярмарки в Ташаузе никто не возражал. Поехали… А там… Онораки японские, сапоги женские австрийские, шарфы исландские, духи французские двадцати – минимум! – видов!
- Не зря ехали! – радовались, растратив все деньги.
- Хорошо, хоть билеты обратные куплены! – умилялись.
- А лук? – пискнул кто-то.
Стали рыться по карманам, гривенники считать. Рубля три наскребли. Полпуда лука купили. И хлеб. А тушенка у нас имелась.
- Доедем!
И, таки, доехали.

Поздней осенью, когда холодно и сыро, открываем мы сезон. Триста водки, что-то горячее и две порции селедки с луком. Чокаемся, выпиваем… Все. Впереди зима. 
Летом водку не пьем. Собственно, обычно, вообще ничего не пьем. Кроме кофе. Но к кофе лук не пристегнешь. Вот не сочетаются они и все! И вообще их рядом даже упоминать преступление.

Хотя… Был, был в моей биографии более страшный грех.
Прилетели мы с Вовкой – товарищем моим боевым в Батуми. Из отпуска. А часть наша, военная, высоко в горах. Как ночью туда добираться? А мы и не добирались. У нас в пригороде Кахабери третий друг имелся. И автобус туда еще ходил, и телеграмму мы ему вовремя дали. В смысле, чтоб встречу готовил.
Он и приготовил. Шампанское. Ящик, по-моему. 
- А еще? – спрашиваю.
- А этого мало? – удивляется.
- Мы кушать хотим! – настаиваю.
- Закусывать! – Вовка меня поправляет.
Порылся третий друг в сусеках и нашел полхлеба и две луковицы.
То еще застолье получилось.

В небольшой итальянской не то харчевне, не то просто кафе мне принесли маленький графинчик с граппой, пиццу, потому что я точно знал, как ее заказать и продолговатую тарелочку с селедкой, правда, без лука. Тарелка с селедкой была на картинке в меню. Все было здорово, но чего-то не хватало. А не хватало мне еврейского сала. Лука, то бишь. Но как, как попросить еще и лук?
И вдруг я вспомнил!
- Чиполлино! Чиполлино! – возопил я к официанту.

В песках под Хивой любая погода неудачна. Даже дождь. Но дождя не было. Зато был звездопад. Рыжие, упитанные звезды, сорвавшись с насеста, летели к земле. Обычно, при этом, загадывают желание. Но нам было не до того. Готовили ужин. Часа за три до этого выехали мы на охоту. И не прогадали. Четыре зайца пали жертвами новых постановлений туркменского правительства. А эти постановления убрали, в частности, столовые с компрессорных станций. Представляете, пустыня, через пустыню газопровод, на газопроводе – компрессорная. А до ближайшего жилья сто-сто пятьдесят километров. Ну, и чем питаться командированным? Местные раз в неделю-две гоняли на базар. А мы? В вагончиках условий для готовки не имелось. Охотились…
О. эта умопомрачительная пора, когда с десяток луковиц нашинкованы кружками, а казан, подвешенный над горящим саксаулом уже готов принять масло. Масло хлопковое, нелюбимое. Чтоб отбить его запах, в кипящее масло выливается немного воды. Шипение, треск… Можно кидать лук. Нет ничего лучше аромата жарящегося лука. Сначала, он самостоятельно царит среди черных, ночных песков, потом к нему буквально на мгновенье примешивается запах крови и дичи. Но лук побеждает и тут. Он всесилен и прав. Перемешав варево, добавляем туда дикий чеснок и помидоры. Казан закрывают крышкой и поднимают повыше. Скоро, уже скоро станем цеплять ложкой куски зайчатины, дуть на них и вгрызаться в сочное, мясо. И главное – главное! – макать куски лепешки в прозрачную луковую карамель, оставшуюся на дне казана.

К водке в Хорезме, при застолье, полагалось хе, цыплята, испеченные в духовке и закуска особая, ургенчская. Кстати, мое любимое блюдо, пригодное, правда, к употреблению только в долгих командировках. Компоненты: постное масло в блюдце, горка соли там же, и местный белый лук, разрезанный на четыре доли. Ну и хлеб конечно. А лучше и полезней слоенная лепешка с помидорами. И достаточно. Мы ж просто посидеть, а не наедаться.

Говорят:
- Горе луковое!
Почему горе? Наверное от слез, которые текут, когда чистишь лук. Есть масса способов избежать этих слез. Но зачем? Эти слезы полезны. Они промывают глаза и лучше, много лучше видно, как славной, золотистой луковицей над Одессой взошло солнце.     

 

© Copyright: Александр Бирштейн, 2015
Свидетельство о публикации №215041800932 

 

ФАРШИРОВАННЫЕ ПЕРЦЫ

 

– Как, – возопила мадам Берсон и хлопнула ладонями себя по ляжкам, - ви не пробовали моих перчиков?

– Нет… – растерянно ответил ее собеседник по имени дедушка Саша.

– Зачем ви тогда семьдесят лет землю страдаете? – начала убиваться мадам.

– Не семьдесят, а шестьдесят пять… - растерянно поправил ее дед Саша.

– Еще лучшее! – загадочно обрадовалась мадам Берсон. У нее на деда Сашу были свои виды. Во-первых, он хорошо зарабатывал, спекулируя программками и билетами в Зеленый театр. А во-вторых, еще и подрабатывал в пункте ремонта бытовой техники…

– Ой, как я фирширую перчики! – запела мадам. – Таки так никто уже не может! Ни Маруся, холера ей в бок (Маруся мыслилась, как конкурентка), ни Аня, дай Бог ей здоровья, а то совсем калека! (Аня тоже!).

– Надо бы попробовать! – наконец сказал заветные, давно из него выбиваемые слова дед Саша.

Мадам тут же пригласила его на обед.

Так. Самое простое было сделано. Теперь оставались более сложные вещи. Например, избавиться от конкуренток Ани да Маруси. И главное – главное! – научиться фаршировать эти проклятые перцы. Нет, мадам точно знала, что для фаршировки перцев надобны сами перцы, рис, мясо, лук… Но сколько чего, в каком порядке? Сие было тайной.

И мадам Берсон пошла к тете Ане.

– Ты только посмотри на эту придурошную Марусю! – возопила она еще с порога.

Узнав, что Маруся «придурошная», тетя Аня не очень огорчилась, но для порядка спросила у мадам, в чем дело. 

– Как в чем? Как в чем? – затосковала мадам. – Она ж собирается перцы фиршировать, а сама не знает даже, скольки времени рис отваривать для фаршу…

– Полчаса! – машинально молвила тетя Аня.

Ага!

Теперь, по плану, Аня должна была спохватиться и спросить:

– А с чего это вдруг эта лентяйка Маруся собралась фаршировать перцы?

Аня все сделала в точности.

– А для этого малахольного Саши! – как можно небрежней молвила мадам.

Это меняло дело!

– Нет, лучше не полчаса, а целых полтора! – задумчиво поправила себя Аня. – Это, в смысле, рис варить!

– А лук? – пришла ей на помощь мадам Берсон.

– Ложить надо сырым! Зачем его жарить, а потом молоть?

Ясно… 

– И мясо не молоть?

– Молоть, молоть! – спохватилась тетя Аня, но потом дала волю фантазии, – Но потом отваривать в уксусе…

Тут у мадам голова пошла слегка кругом. Не в силах отделить «зерна от плевел», она, вроде, как спохватилась:

– Слухай, Аня, а можит, ты для Маруси перцы приготовишь? А то она знаешь, какая неумеха! 

– Я-то могу… – засомневалась тетя Аня, но базар сейчас такой дорогой…

– Шо ты боишься? – успокоила ее мадам Берсон. – Вот пять рублей. А если не хватит, Маруся отдаст.

Так. Отравленные перцы уже почти что у мадам. Теперь следовало подумать о настоящих. И мадам потопала к тете Марусе.

– Маруся! – завыла она с порога. – Аня таки имеет наглость!

Наличие наглости у тети Ани Марусю не удивило.

– Ну? – спросила она тем не менее.

– Аня сказала, шо делает фиршированные перцы лучше тебя!

Нет, эта Аня таки да имела наглость!

– Лживая женщина! – обозвала с чувством тетю Аню тетя Маруся.

– Она предлагает соривнаванию! – засомневалась мадам Берсон.

– Какую? – удивилась Маруся.

– Она готовить эти фиршированные перцы и передает через меня тебе. Ты готовишь фиршированные перцы и передаешь через меня ей. Ви обе пробуете и честно решаете, кто совсем кращий!

Пари выглядело честным, и Маруся согласилась.