Мам, я в плену, но ты не плачь.
Здоров почти твой сын бедовый.
Меня лечил донецкий врач
С уставшей внешностью суровой.
Лечил меня. Подумай, мам:
Я бил по городу из градов,
А мой же враг меня лечил,
И успокаивал: «Так надо».
Мам, я – чудовище. Прости.
Я видел город разбомблённый.
Мам, что же сын твой натворил!
Я – монстр, идеей закалённый.
Нас провели по городам,
По сёлам тем, что мы бомбили,
А мы не верили глазам:
Что мы с Донбассом натворили!
Больницы полнятся людьми,
Там всё затоплено слезами,
Там изувеченный народ
Без рук, без ног предстал пред нами.
Ребёнок плакал на руках.
Девчонке годик есть, едва ли,
А мы родителей её
На мине, мама, подорвали.
Мать, я – чудовище, палач.
И нет здесь, мама, террористов.
А мы, пришедшие с войной,
Для них подобие фашистов.
Нас, мам, кидали напролом,
И в пекло жуткое бросали,
А в спины, нашим же бойцам,
Заград отряды выставляли.
И все мы шли на смертный бой,
Плечом к плечу с моим собратом,
А ополченец мне кричал:
«Ложись, сопляк», - и сыпал матом.
Он не хотел в меня стрелять,
Меня в бою прикрыть желая,
Он мне пригнуться предлагал
Жизнь мне - врагу в бою спасая.
Мам, я в плену, но ты не плач.
Здоров вполне твой сын бедовый.
Меня лечил донецкий врач
С уставшей внешностью суровой.
Он выполнял врачебный долг.
Я, от стыда пред ним сгорая,
Впервые думал про себя:
Кому нужна война такая?
