Могла бы история ХХ века сложиться по другому? Могла, если бы одного человека вовремя приняли в Венскую академию художеств
Решение Верховного суда Соединенных Штатов, вынесенное в апреле 2002 года, положило конец одной длинной судебной тяжбе. Истцом в ней выступал некий техасский миллионер, коллекционер живописи и предметов искусства. Ответчиком - правительство Соединенных Штатов. А предметом судебного разбирательства стала судьба четырех картин - акварелей, написанных около 90 лет назад.
Этим акварелям выпала странная судьба. В США они попали во время послевоенной оккупации Германии. Бывший хозяин картин, фотограф Генрих Хофман, почти сразу же подал иск против правительства США, требуя возвращения работ. После смерти Хофмана в 1957 году дело продолжила его дочь Генриетта, а через некоторое время - тот самый техасский миллионер по имени Билли Ф. Пирс, на которого Генриетта Хофман перевела права на наследство.
Но, несмотря на то, что решением суда штата Техас конфискация картин была признана неправомерной, а правительство - обязанным выплатить наследникам Хофмана большую компенсацию, дело
пересмотрел Верховный суд. И здесь техасский миллионер проиграл вчистую. Все его требования были отклонены. Картины никогда не будут ему возвращены, они останутся в собственности правительства США. Мало того, они никогда не будут показаны публике, поскольку признаны «крайне опасными»... доступ К НИМ запрещен всем, кроме нескольких проверенных экспертов-искусствоведов. А их дальнейшая судьба - провести остаток жизни в секретных сейфах Центра военной истории американской армии.
...За последнее время человечество увидело невероятное количество ужасов, причем большинство - в прямом эфире. Что же должно быть изображено на этих картинах, если их разрешено осматривать только специалистам, да и то, видимо, в сопровождении вооруженных солдат? Почему акварель с названием «Старый двор в Мюнхене» признана крайне опасной - что же такое происходило в этом дворе, что не укладывается нив какие рамки категории ХХХ? Но искать ответ в содержании картин бессмысленно. В Мюнхенском дворике, который изображен на одной из них в далеком 1913 году, не происходит ровно ничего.

...То, что он будет художником, мальчик решил еще в 12 лет. И сразу получил взбучку от отца: таможенный чиновник, прошедший свой путь из самых низов, желал видеть в сыне солидного, обеспеченного человека, а не шалопая. Их отношения, и без того холодные, ухудшились. Мать попыталась поправить дело лаской и убеждением, но тоже не имела успеха. Конфликт сына и отца кончился на следующее Рождество, со смертью главы семейства. Нельзя сказать, чтобы мальчик его сильно оплакивал. «Моя мать, ко¬торую я любил, мой отец, которого я уважал» - так напишет он о своих родителях позднее. Семья получила в качестве пенсии 80 процентов доходов покойного. Ее жизнь, кажется, почти не изменилась: они жили, как и прежде, спокойно и прилично - незаметные маленькие люди в таком же маленьком городе.
В следующем году мальчика перевели в другую школу, в маленьком городе Штейр. Мать надеялась, что его оценки, после смерти отца ставшие неудовлетворительными, улучшатся. Но вместо школьных предметов мальчику пришлось бороться с одиночеством: это был первый раз в его жизни, когда дом находился действительно далеко. В старой школе, если что-то было не так, он всегда мог найти утешение у матери. Теперь, когда до дома было больше 25 километров, ЭТО было невозможно. Кроме того, ему исполнилось пятнадцать, и он не знал никого из школьных ребят. Он был ужасно несчастен.
Экономка пансиона, где жили мальчики, рассказывала потом, что он отличался от других детей: был тише, вежливее и проводил большую часть времени за книгами и рисованием. Однако через полгода контакт с детьми постепенно наладился. Оценки по-прежнему оставались слабыми: хотя мальчик был весьма одаренным, школьная дисциплина отбивала у него желание учиться.
В июне 1905 года, когда мальчик вернулся домой после окончания неполной средней школы, с ним В июне 1905 года, когда мальчик вернулся домой после окончания неполной средней школы, с ним случился внезапный приступ. Прибывший доктор констатировал кровоизлияние в легкое. По его мнению, шансов на то, что ребенок понравится, не было. Однако мать, уже потерявшая двоих сыновей, не собиралась сдаваться. Она окружила его лаской и заботой, каждый день будя с стаканом горячего молока. К осени болезнь стала отступать, но для возобновления занятий в школе мальчик был еще слишком слаб. Диплома о законченном среднем образовании он получить так и не смог.
Теперь карьера художника была для него чуть ли не единственным шансом: в другие учебные заведения без диплома путь был закрыт. Он стал проводить за рисованием почти все свое время: или рисуя с натуры, или тщательно копируя все, что попадалось ему под руку открытки, репродукции картин, - подчас делая множество копий до тех пор, пока результат не устраивал его полностью.


В то время он встретил Августа Кубизека, который станет его самым лучшим другом на ближайшие несколько лет. Они познакомились в опере, куда часто приходили - оба заранее, чтобы занять места у колонн, к которым можно было прислониться во время действия. Сидячие места были тогда не по карману молодым людям. Кубизек был сыном успешного обойщика мебели, но тоже избрал карьеру в искусстве. Он играл на фортепьяно, скрипке и трубе, изучал теорию музыки и тоже видел себя в будущем, как и его друг, великим человеком. Горящие глаза юного художника и его уверенность в своем таланте искренне восхитили Августа.
Они стали проводить много времени вместе, мечтая о том, как будут жить, когда их мечты о богатстве и славе сбудутся. Они хотели иметь большую виллу, сделав ее приютом для таких же молодых и талантливых, но бедных художников и музыкантов, какими были они сами. Юный художник делал десятки эскизов их будущего жилья. Прислуживать маэстро должны были бы повар и горничная, пожилые женщины с безупречной репутацией. Относительно женщин молодые люди тоже имели самые высокие идеалы.
Их мечтой была столица, Вена, куда они стремились подобно тысячам молодых людей. Однако мать будущего художника была категорически против. Она считала, что он еще недостаточно оправился после болезни. На семнадцатый день рождения сына она решила (в качестве подарка) отправить его в столицу на каникулы, тайком надеясь, что у сына хватит благоразумия отказаться от карьеры художника.
Однако она недооценила сына. Совершенно очарованный, он целыми днями бродил по Вене, делая эскизы зданий, попадавшихся на его пути. Оперы, театры и мюзик-холлы завертелись сверкающей чередой, такой яркой по сравнению с его родным городом. Он вернулся домой более убежденный, чем когда-либо, и стал готовиться ко вступительным экзаменам в Академию художеств. Домашние почти смирились с его выбором. «Он не такой, как мы, - говорил муж его старшей сестры. - Пусть он идет своим путем». В конце лета мать дала ему часть отцовского наследства, около 700 крон, и благословила его на то, чтобы осуществить мечту. Денег должно было хватить как минимум на год. К тому времени ее собственное здоровье стало ухудшаться. Врач диагностировал рак молочной железы, была проведена срочная операция, но состояние больной попрежнему оставляло желать лучшего.


Однако столица встретила юношу жесточайшим разочарованием: экзамены он провалил. Тот факт, что из 113 абитуриентов зачислили только 28, не утешал его. Неделю он бродил по улицам Вены, потерянный и не знающий, что делать дальше, прежде чем решился вернуться домой. Здесь его ждал еще один удар: врач был уверен, что дни его матери сочтены. Утром 21 декабря ее не стало. Обезумев от горя, он сидел у рождественской елки и плакал. Всю свою последующую жизнь он будет ненавидеть Рождество.
Оставшись сиротой, он решает вернуться в Вену и сделать вторую попытку поступить в Академию. К нему присоединяется и его верный друг Кубизек, мечтающий поступить в Венскую консерваторию. Они сняли комнату на двоих, и молодой художник сразу же завалил ее своими работами. Натурой для большинства его работ служила архитектура, особенно ему нравился Ренессанс. Они часто гуляли по городу, любуясь бесчисленными музеями, церквями и дворцами Вены. Особенно их поражало великолепие замка Шонбрюнн, где в свое время жил Наполеон. После такой роскоши их собственное жилище казалось особенно убогим.
Кубизек вспоминал, как его приятель, увидев во время прогулки какое-нибудь интересное здание, бесконечно долго мог говорить о его архитектуре. «Бледный и тощий, с короткой юношеской бородкой, в потертом костюме, он мог часами анализировать какую-нибудь архитектурную деталь, причем с таким знанием, как если бы он сам был строитель и должен был оплатить замеченные недостатки из своего кармана». Его привлекало планирование городов. Одним из проектов, которые он начертил в то время, была квартира рабочего, в ней он даже задумал неслыханную в то время роскошь - частную ванну. Он рисовал бесчисленные эскизы переустройства Вены, с широкими улицами без толчеи и огромными зелеными парками. Поезда на его проектах уходили под землю, освобождая город от дыма и копоти. Для восемнадцатилетнего провинциального юноши эти проекты были, пожалуй, даже слишком смелыми.


Но в Академии его снова ждет отказ. Профессора говорят, что вместо живописи ему лучше попробовать себя в архитектуре. Но для поступления на архитектурный факультет требуется диплом, которого у юноши нет. И возвращаться ему тоже некуда. Кубизек, уже достаточно устроенный к тому времени, попробовал предложить ему помощь, но получил резкий и решительный отказ. Их отношения дали трещину.
Наследство отца потихоньку таяло. К осени он вынужден был сменить квартиру на более дешевую, а вскоре и это жилье стало для него недоступным. К середине сентября он распродал все свои вещи, включая и эскизы, и единственное пальто. Весь его доход теперь составляли 25 крон, которые он получал как сирота.
Ноябрь того года был необычайно холодным - шел снег с дождем, и молодому человеку просто требовался кров. Пока средства еще оставались, он ночевал в дешевых комнатах на окраине, мылся в муниципальной бане. Но через некоторое время закончились и эти деньги. Он попробовал просить милостыню, но первый же прохожий избил его тростью. С последними грошами в кармане он провел
несколько вечеров в кафе, заказав только кофе и пытаясь там выспаться, но его выгоняли.


В конце сентября, когда ночевки в парке стали невыносимыми, он пришел в благотворительный центр для бездомных, который содержали богатые городские евреи, где можно было бесплатно получать кров и пищу в течение пяти дней. Здесь его ждет еще одно знакомство, которое изменит его жизнь: он встретил человека по имени Рейнольд Ханиш. Тот был профессиональным бродягой и гордился тем, что никогда в жизни не работал. Но и разбогатеть ему тоже не удалось: как только у Ханиша появлялись денежки, он тут же искал счастья на дне бутылки.
Ханиш рассказал новому приятелю все о той жизни, которой сам жил уже много лет. Он показал ему все места в городе, где можно было получить бесплатный обед. Он подсказал юноше, где можно подзаработать носильщиком или выбивальщиком ковров. Он знал все общественные места, где можно было ночевать без опаски быть выгнанным. голод и холод несколько отступили. Узнав, что у парня есть родственники, он убедил его написать им письмо с просьбой о помощи (надеясь сам немного на этом заработать). Когда пришел ответ, в нем было 50 крон: немыслимая сумма для положения, в котором находился молодой художник.


Он купил себе пальто, а в его глазах вновь загорелся азарт. Он решил, что сможет жить своим талантом как уличный живописец. В Вену приезжали туристы, которые охотно покупали картины с видами местных архитектурных красот. Многочисленные кафе тоже хотели угодить клиентами заказывали
приятные пейзажи для своих залов. Даже изготовители мебели нуждались в фоне, на котором выставляли свою продукцию. Ханиш вызвался быть продавцом его картин и даже договорился с одной из мастерских об оформлении зала продаж. Так наш герой получил работу.
Он писал днем, обычно где-нибудь в кафе, а вечером возвращался в ночлежку. Вскоре дела его пошли лучше, ион смог позволить себе новое жилье в мужском общежитии Маннергейм. Здесь он наконец-то получил необходимое для работы уединение, и вскоре заказы стали регулярными. К Пасхе 1910 года они с Ханишем зарабатывали уже по 40 крон за один заказ. Сюжетами обычно были виды Вены, особенно ему удавались «римские руины» в парке Шонбрюнн. С приближением туристического сезона Ханиш распродавал все, что его приятель мог написать, и постоянно ругал его за то, что тот недостаточно быстро работает. Теперь они зарабатывали достаточно даже для того, чтобы иногда ходить в кино или покупать себе пирожные.
Вскоре они поссорились - Ханиш, продав одну из картин, не захотел вернуть за нее деньги (вероятно, пропитые). Но мастер уже не особенно нуждался в уличном торговце для продажи своих работ - их теперь заказывали у него художественные салоны. Когда туристический сезон шел на спад, было много работы попроще: вывески, реклама пудры для лица, гуталина и дамского нижнего белья.
Так прошло три года. Его финансовые дела поправились настолько, что он решился осуществить идею, которая давно блуждала в его голове. 24 мая 1913 года, вскоре после своего двадцать четвертого дня рождения, он упаковал свои немногочисленные вещи и купил билет в один конец до Мюнхена. Этот город часто называли в то время «современными Афинами». Мюнхен был интеллектуальным центром Баварии, здешние короли не жалели средств на покровительство искусствам. Музеям и галереям города не было равных, а университет считался одним из лучших в Европе. 24-летний художник снял комнату в нескольких кварталах от вокзала. Его новый дом располагался в конце артистической колонии, недалеко от университета. Этот район был напичкан студиями, художественными и книжными салонами, пивными ресторанами и арт-кафе. здесь толпилось огромное количество молодых людей, мечтавших, как и он, о славе и успехе. Большую часть времени эти «молодые гении» проводили в многочисленных кабаре и пивных залах.
Хозяином его дома стал Йозеф Попп, портной. Это была вдвойне удачная сделка: портной приобрел очень тихого и благочинного жильца, а художник - возможность хорошо одеваться со значительной скидкой. Впрочем, теперь его дела шли совсем хорошо. Он зарабатывал больше ста марок в месяц, тогда как тратил не больше одной в день. Его картины приносили ему достаточно, чтобы он мог рисовать не торопясь. Его темами опять становится город и многочисленные пейзажи вокруг него...
Еще около года жизнь художника была вполне идиллической. Почти такой, о которой он мечтал ребенком. Все кончилось в августе 1914 года - вместо квартала художником его ждал Баварский пехотный полк, а в личном деле запись: «25 лет, курсант. Тренировки: воинское приветствие, практическая стрельба, владение штыком. Оценка - удовлетворительно».
И с этого момента кончается история молодого художника с бледным лицом и бородкой и начинается история человека с крошечными усиками под носом, которого ненавидел весь мир.
Впереди у него будет фронт, два креста за храбрость, «пивной путч», ночь длинных ножей и все то, что так хорошо известно из учебника истории.
Мир был жесток и несправедлив к художнику. И художник Адольф Гитлер стал фюрером и залил мир кровью.


После победы над миром фюрер намеревался выставить свои картины в музее, который планировал построить в родном городе Линце. К счастью, два других художника и один поэт, пусть и не такие талантливые, но тоже преуспевшие в политике, не дали осуществиться планам диктатора-живописца. Звали их Черчилль, Эйзенхауэр и Сталин.
После войны его картины именовались исключительно «мазней».
Отделять автора от его произведения непросто, особенно когда автор - один из величайших палачей в мировой истории. Сегодня на интернет-аукционах стоимость картин, чьим автором предположительно может быть Гитлер, равна в среднем $ 10 000. Стоимость работ, чье авторство доказано, как правило, не разглашается.
Билли Пирс из-за многочисленных покушений на свою жизнь вынужден был продать коллекцию гитлеровских картин. Покупатель оказался благоразумнее и имени своего открывать не стал. Ему тоже хочется умереть в своей постели. Картины Гитлера много раз снимались с аукционов, торговля ими на некоторых интернет-площадках приравнена к пропаганде фашизма.
Странную силу таит в себе дворик в Мюнхене, нарисованный абитуриентом-неудачником и позже стертый в пыль бомбами союзников из-за его же политических амбиций. Ведь те, кто рассматривают эти картины, не зная, кто их автор, отзываются о них очень хорошо. Вот и разгадка того, почему американцы держат их в секретных сейфах – картины то на самом деле талантливы.
Художественный критик Даг Харви писал: «В городских пейзажах Гитлера имеется определенный шарм, какое-то спокойствие и смирение, столь несвойственное его личности. Его работы выполнены с мастерством и энергией, и, обернись его судьба по-другому, он мог бы сделать весьма успешную художественную карьеру».
Гитлер сделал карьеру злодея и урода - и этим погубил даже то, чем мог бы гордиться.