Эта миниатюра уже была здесь - но я подправил ее и решил запостить снова. "Леоновский" слог, который так нравился мне пять лет назад, сейчас меня страшно раздражает. Так что на этот раз - без "леоновского" слога. Только с norvegicusским.

 

 

Свет блистающего мира

        Зима пришла в середине декабря - так незаметно, что, наверное, даже осень не сразу заметила, что ее кто-то потихоньку смещает. Незаметно удлинились ночи. Незаметно перестало греть солнце. Даже снег появился незаметно: день за днем он понемногу выпадал в виде мелкой пороши, на которую никто не обращал внимания, которая то таяла, то смерзалась, но в конце концов как-то умудрилась образовать белый покров, устилающий газоны и обочины дорог. Точно так же незаметно подкралась и стужа, превратив слякоть в твердую массу, покрыв автострады тонким и опасным слоем невидимого льда.

        Я не люблю зиму. Точней даже сказать – я ее терпеть не могу. Этот поганый мокрый снег, эти обмерзшие – будто кто нарочно водой полил! - дороги, короткие сумрачные дни, заполненные серой дремотой… Ну как это можно любить?.. Зима представляется мне в облике огромного угрюмого великана, дышащего холодным паром; этакого ётуна, приходящего из скандинавских мифов. Приходит этот невидимый великан на осеннюю Землю – и глядит на нее исподлобья, бросая на все и всех тяжелую тень. И давит на мир эта холодная тень, и ветры холодают, и вместо дождя снег сыплется, и мороз почву прессует.

        И даже если нет, как теперь, ни буранов, ни сильных морозов, ни инея на ресницах, все равно чувствую я – здесь он, этот ётун проклятый, стоит над нашими душами, на полнеба плечи расправив. И не придет, как в старину, храбрый Тор, не прогонит гиганта, шарахнув своим громадным молотом… Эх, тоска, тоска, серая, зимняя…

        …Тихо и неприметно пришла зима. Лишь к концу декабря мороз заставил людей надеть перчатки, и снег наконец-то выпал настоящий: пушистый, легкий, кружащийся в воздухе. Странно, но именно снег облегчил нашу зимнюю тоску. И хотя не люблю я снега – тут даже я ему обрадовался. Особое настроение принес он с собой – точнее даже, не столько принес, сколько начало ему положил. Пляшут снежинки перед глазами, нежные ледяные кристаллики, сияют своей белизной, посверкивают крошечными гранями, - и сердце начинает биться громче, ровнее, с затаенной радостью. Как будто крошечная драгоценная искорка блестит у тебя в самом сокровенном тайнике сердца, играет лучиками и всполохами, и сердце от этого бьется веселей, и кровь в жилах немного теплеет – но не по-весеннему, а по-новогоднему. Сначала совсем мала эта искорка, так, что даже и не поймешь, есть она или нет; но понемногу этот огонек разгорается inprofundum, набираясь сил, и светит все ярче и веселей; и главное тут – не затушить его ненароком. Если разгорится эта искра достаточно ярко – тогда весь мир начинаешь по-иному видеть, тогда и ветер, и холод становятся не такими неприятными, и мрачная тень вокруг тебя сразу разбежится. А еще немного – и ощутишь, как и в сердцах других людей такие же звездочки светят; у кого – поярче, у кого – потусклее, у кого – совсем чуть-чуть, едва заметно.

        Светят-сияют внутренние огоньки – и понемногу озаряется мир, помрачневший от зимней скуки. И вроде бы и снег по-прежнему лежит, и холодный ветер за душу хватает, и ноги точно так же по льду скользят – но все это уже чуть-чуть иное, не нарушает внутренней благодати. Словно и воздух, и земля, и небо каким-то незримым сиянием попропитались – тонким-тонким сиянием, астральным, что ли, каким-то… И откуда оно взялось-то?

        Наверное, это наши искорки, слившись в созвездия, создали такую «иллюминацию». Наверное, это тот редкий случай, когда у большей части людей появляется хоть капелька общего настроения и пробуждается (хотя бы частично!) коллективное бессознательное.

        Но мне хочется верить, что невидимое сияние, разливающееся по зимней Земле существует отдельно от нас, и что звездочки, в нас загоревшиеся – лишь его отблески, на манер отражения. Откуда же он тогда исходит, этот добрый новогодний свет?..

        Мне грезится некий иной мир – мир, пронизанный серебряным свечением, заполненный светом и блеском настолько, что ни в солнце, ни в луне нет нужды. Мир, где есть неведомые города, сверкающие, будто изо льда высеченные - но не холодные притом; где есть горы, похожие на стеклянные многогранники, и игольчатые заросли лесов, в глубине которых мерцают таинственные разноцветные огни… И круглый год царит там светлое, спокойно-благодатное настроение, и нет места ни печали, ни гневу. Уж не об этом ли блистающем мире пел Друд из повести Грина?

        И в канун Нового года, по каким-то непостижимым человеку законам, наш мир и мир блистающий на время сближаются, на манер великого противостояния, - и серебряный свет начинает проникать к нам. Глазом его не увидишь – но легко почувствуешь сердцевинкой своей души, если та не омертвела в окоснении. Свет льется на Землю – и разгораются огоньки в наших сердцах, и хмурится пуще прежнего мрачный зимний великан, оттого, что тень его рассеяна и он теперь бессилен… Рассыпается свет по Земле – и вплетается в лунное кружево ясных морозных ночей, сверкает в бликах елочных шаров, играет в изморозных орнаментах, покрывающих окна, смешивается с яркими огоньками гирлянд (вот попробуйте гирлянду летом зажечь – совсем не то будет!)…

        Мрачный с виду, внутренне я счастлив. И хотя кто-то или что-то постоянно, как нарочно, норовит мне «капнуть на нервы» - я не реагирую. Закрываю глаза – где-то там, в глубине груди, мерцает ласковый, мягкий огонек – и бросает разноцветные всполохи. Я ловлю их внутренним зрением: красные, зеленые, голубые всполохи – точь-в-точь, как от старой советской гирлянды, до сих пор лежащей в пыльной кладовой.

        Всполохи ненадолго переносят меня в детство. Вот я сижу под пахучей сосной, заменяющей елку, и гляжу, как по-сказочному таинственно глядят сквозь хвою разноцветные электрические светлячки… Их дробленые блики сверкают на елочных игрушках, придавая им новый, почти мистический вид. Расцвечены бликами дутые шары и золоченые шишки, играют чешуей старинные рыбки (им, наверное, больше лет, чем моим родителям!); обезьянка, снеговичок, старый пингвин на прищепке, Деды Морозы и Снегурочки (их у нас аж две пары!) смотрят на меня, почти как живые… Серебряные нити блесток и бусы из стекляруса покачиваются предо мной. А советская гирлянда – чудесней всего! Она не только светится и бросает блики – она покрывает стены и потолок эдакими световыми пятнами, в которых три цвета смешиваются. И такой странный вид у этих пятен-всполохов: не то они колючие, как еловые лапы, не то пушистые, как снежок, не то на дивный лес похожи, не то на пятна инопланетного мха, не то на кристальные горы… Современные импортные гирлянды таких всполохов не дают – для этого особые фонарики нужны.

         И в душе у меня, совсем как в детстве, расцветают тихая радость, счастливое умиротворение, замирание сердца перед таинственной невидимой переменой… И мне хочется наивно верить, что странный и прекрасный искрящийся мир существует и находится совсем рядом, озаряя нашу планету.  Точно так же, как в детстве я хотел верить в то, что добрый Дедушка Мороз все-таки существует, вопреки всему обилию ряженых имитаторов…

        Даже жалко тех, кто не ощущает ни волшебного невидимого сияния, ни радостного огонька у себя в сердце. Может быть, у кого-то сердце омертвело, или горести наложили на него свою темную лапу – всяко в жизни бывает… И, хотелось бы мне, чтоб прочел кто-то из них про серебряный свет и искорки добрые – и чтоб смягчилась чуть-чуть ожесточившаяся душа, или пробилась хоть капля света сквозь завесу печалей… Хоть бы чуть-чуть… Хотя бы ненадолго!..

       С Новым же годом! С новым счастьем Вас!

26 декабря 2007

Зима пришла в середине декабря, незаметно – наверное, даже осень не сразу заметила, что ее кто-то потихоньку смещает. Незаметно удлинились ночи. Незаметно перестало греть солнце. Даже снег появился незаметно: день за днем он понемногу выпадал в виде мелкой пороши, на которую никто не обращал внимания, которая то таяла, то смерзалась, но в конце концов как-то умудрилась накопиться до белого покрова, устилающего газоны и обочины дорог. Точно так же незаметно подкралась и стужа, превратив слякоть в твердую массу, покрыв автострады тонким и опасным слоем невидимого льда.
Я не люблю зиму. Точней даже сказать – я ее терпеть не могу. Этот поганый мокрый снег, эти обмерзшие – будто кто нарочно водой полил, - дороги, короткие сумрачные дни, заполненные серой дремотой… Ну как это мож-но любить?.. Зима представляется мне в облике огромного угрюмого великана, дышащего холодным паром; этакого ётуна, приходящего из скандинавских мифов. Приходит этот невидимый великан на осеннюю Землю – и глядит на нее исподлобья, на все и всех тяжелую тень бросая. И давит на мир эта холодная тень, и ветры холодают, и вместо дождя снег сыплется, и мороз почву прессует.
И даже если нет, как теперь, ни буранов, ни морозов сильных, ни инея на ресницах, все равно чувствую я – здесь он, этот ётун проклятый, стоит над нашими душами, на полнеба плечи расправив. И не придет, как в старину, храбрый Тор, не прогонит гиганта, шарахнув своим громадным молотом… Эх, тоска, тоска, серая, зимняя…
…Тихо и неприметно пришла зима. Лишь к концу декабря мороз заставил людей надеть перчатки, и снег нако-нец-то выпал настоящий: пушистый, легкий, кружащийся в воздухе. Странно, но именно снег облегчил нашу зим-нюю тоску. И хотя не люблю я снега – тут даже я ему обрадовался. Особое настроение принес он с собой – точнее даже, не столько принес, сколько начало ему положил. Пляшут снежинки перед глазами, нежные ледяные кристал-лики, сияют своей белизной, посверкивают крошечными гранями, - и сердце начинает биться громче, ровнее, с за-таенной радостью. Как будто крошечная драгоценная искорка блестит у тебя в самом сокровенном тайнике сердца, играет лучиками и всполохами, и сердце от этого бьется веселей, и кровь в жилах немного теплеет – но не по-весеннему, а по-новогоднему. Сначала совсем мала эта искорка, так, что даже и не поймешь, есть она или нет; но понемногу разгорается этот огонек in profundum, набираясь сил, и светит все ярче и веселей; и главное тут – не за-тушить его ненароком. Если разгорится эта искра достаточно ярко – тогда весь мир начинаешь по-иному видеть, тогда и ветер, и холод становятся не такими неприятными, и мрачная тень вокруг тебя сразу разбежится. А еще не-много – и ощутишь, как и в сердцах других людей такие же звездочки светят; у кого – поярче, у кого – потусклее, у кого – совсем чуть-чуть, едва заметно.
Светят-сияют внутренние огоньки – и понемногу озаряется мир, помрачневший от зимней скуки. И вроде бы и снег по-прежнему лежит, и ветер тот же самый снег в лицо швыряет, и ноги точно так же по льду скользят – но все чуть-чуть иное, ничто внутренней благодати не нарушает. Словно и воздух, и земля, и небо каким-то незримым сиянием попропитались – тонким-тонким сиянием, астральным, что ли, каким-то… И откуда оно взялось-то?
Наверное, это наши искорки, слившись в созвездия, создали такую «иллюминацию». Наверное, это тот редкий случай, когда у большей части людей появляется хоть капелька общего настроения и пробуждается (хотя бы час-тично!) коллективное бессознательное.
Но мне хочется верить, что невидимое сияние, разливающееся по зимней Земле существует отдельно от нас, и что звездочки, в нас загоревшиеся – лишь его отблески, на манер отражения. Откуда же он тогда исходит, этот доб-рый новогодний свет?..
Мне грезится некий иной мир – мир, пронизанный серебряным свечением, заполненный светом и блеском на-столько, что ни в солнце ни в луне нужды нет. Мир, где есть неведомые города, сверкающие, будто изо льда высе-ченные, - но не холодные притом; где есть горы, похожие на стеклянные многогранники, и игольчатые заросли ле-сов, в глубине которых мерцают таинственные разноцветные огни… И всегда, круглый год царит там светлое, спо-койно-благодатное настроение, и нет места ни печали, ни гневу. Уж не об этом ли блистающем мире пел Друд из повести Грина?
И в канун Нового года, по каким-то непостижимым человеку законам, наш мир и мир блистающий на время сближаются, на манер великого противостояния, - и серебряный свет начинает проникать к нам. Глазом его не уви-дишь – но легко почувствуешь сердцевинкой своей души, если та не омертвела в окоснении. Свет льется на Землю – и разгораются огоньки в наших сердцах, и хмурится пуще прежнего мрачный зимний великан, оттого, что тень его рассеяна и он теперь бессилен… Льется свет на Землю – и вплетается в лунное кружево ясных морозных ночей, сверкает в бликах елочных шаров, играет в изморозных орнаментах, покрывающих окна, смешивается с яркими огоньками гирлянд (вот попробуйте гирлянду летом зажечь – совсем не то будет!)…
Мрачный с виду, внутренне я счастлив. И хотя кто-то или что-то постоянно, как нарочно, норовит мне «на нер-вы капнуть» - я не реагирую. Закрываю глаза – где-то там, в глубине груди, мерцает ласковый, мягкий огонек – и бросает разноцветные всполохи. Я ловлю их внутренним зрением: красные, зеленые, голубые всполохи – точь-в-точь, как от старой советской гирлянды, до сих пор лежащей в пыльной кладовой.
Всполохи ненадолго переносят меня в детство. Вот я сижу под пахучей сосной, заменяющей елку, и гляжу, как по-сказочному таинственно глядят сквозь хвою разноцветные электрические светлячки… Их дробленые блики сверкают на елочных игрушках, придавая им новый, почти мистический вид. Расцвечены бликами дутые шары и золоченые шишки, играют чешуей старинные рыбки (им, наверное, больше лет, чем моим родителям!); обезьянка, снеговичок, старый пингвин на прищепке, Деды Морозы и Снегурочки (их у нас аж две пары!) смотрят на меня, почти как живые… Серебряные нити блесток и бусы из стекляруса покачиваются предо мной. А советская гирлян-да – чудесней всего! Она не только светится и бросает блики – она покрывает стены и потолок эдакими световыми пятнами, в которых три цвета смешиваются. И такой странный вид у этих пятен-всполохов: не то они колючие, как еловые лапы, не то пушистые, как снежок, не то на дивный лес похожи, не то на пятна инопланетного мха, не то на кристальные горы… Современные импортные гирлянды, кажись, таких всполохов не дают – для этого особые фо-нарики нужны.
И в душе у меня, совсем как в детстве, расцветают тихая радость, счастливое умиротворение, замирание серд-ца перед таинственной невидимой переменой… И мне хочется наивно верить, что странный и прекрасный искря-щийся мир существует им находится совсем рядом, озаряя нашу планету. Точно так же, как в детстве я хотел ве-рить в то, что добрый Дедушка Мороз все-таки существует, несмотря на все обилие ряженых имитаторов…
Даже жалко тех, кто не ощущает ни волшебного невидимого сияния, ни радостного огонька у себя в сердце. Может быть, у кого-то сердце омертвело, или горести свою темную лапу на него наложили – всяко в жизни быва-ет… И, хотелось бы мне, чтоб прочел кто-то из них про серебряный свет и искорки добрые – и чтоб смягчилась чуть-чуть ожесточившаяся душа, или пробилась хоть капля света сквозь завесу печалей… Хоть бы чуть-чуть… Хо-тя бы ненадолго!..

С Новым же годом! С новым счастьем Вас!
26 декабря 2007